Online

Evangelical Christians and the Orthodox Church

Recently Russian Prime Minister Vladimir Putin said that the Orthodox Church is closer to Islam than to Catholicism . I hope that not all Orthodox Christians think so, and that they did not delegate the right to identify them to the prime minister of their country (not the Church!). And what do Evangelicals think about other confessions? Are Orthodox Christians closer to them than atheists, whom more historical confessions are always accusing them of sympathizing with?

Common ground

I decided to speak for myself, and name a few things that both Evangelical and Orthodox Christians in Ukraine have in common:

Communalism, unity, collective identity as a way of life and understanding of the church (the universality of the historical church is correlated with Protestants’ invisible church; individual beginnings and local traditions are always second to “brotherhood” or the Church as a collective authority).

Mysticism, devoutness in antithesis to witchcraft and profanation (No one will throw the Bible on the floor or into a crowd).

Brotherhood, asceticism, forms of monastic commitment (Ukrainian Baptists are very close to European Anabaptists, known for their asocial way of life. Anabaptist theologian Thomas Finger thinks that “Anabaptism can be seen as a sixteenth- century expression of an ascetic impulse originating in Eastern cenobitic monasticism.” ).

Anthropology and ontology are more important than jurisprudence.

Submission and humility, developed by the Church under pressure from the government.

Intense eschatological consciousness.

A “miraculous” understanding of grace (grace is understood as a life- transforming energy, and not a mechanical or legal action).

An emphasis on faithfulness to the apostolic patristical tradition (a widespread feeling that the era of the Church Fathers has ended and now we must simply re-read them and preserve their legacy).

The idea of the local church (national and cultural particularities of individual churches; the temporary nature of the church’s existence in the world).

Theocentrism, as opposed to ecclesiocentrism (unity is possible in God, not in the visible catholic church; spiritual unity in God covers the truth of its implementation and its social manifestations).

An accent on a conservative understanding of faith (an emphasis on a return to, a restoration of true faith, getting rid of heresy and wrong teaching, where the main thing is preservation, not growth and development).

Polyphony of faith, perception of the diversity within orthodoxy (in Christianity differences emerged not in distinguishing between orthodoxy and heresy, but among different views on orthodoxy).

Respect for history and traditions (when responding to new challenges of the times, it is preferable to preserve unharmed that, which has already been discovered and addressed by Church Fathers and councils).

Confronting questions led to dialogue

You may come across resentment of Protestants’ supposed lack of respect for traditions, their lack of knowledge of the Church Fathers, their “non-historicity,” “lack of love” towards the Orthodox church, etc. I agree that the apostolic patristic tradition is not part of the Baptist Church’s vocabulary. But that is de facto the foundation of the Baptist legacy. It’s just that for Protestants, what is most important is the “apostolic” portion of the apostolic patristic tradition— they claim to have reconstructed the apostolic church, often ignoring the Church Fathers. And for the Orthodox Church, the Church Fathers are almost more important than the apostles as systematizers and classical voicers of teaching. But all of this is one tradition, which modern Christians want to return to through differing readings of the same material.

Ignorance of their roots can be met with not only among Protestants, but at the lowest level of the Orthodox and Catholic churches, where it is even more widespread than among Protestants. A village priest will be genuinely surprised if you ask him a few clarifying questions about Athanasius. Therefore ignorance on the common level is characteristic of all confessions.

Pavel Rogozhin’s anti-Orthodox book Where This All Came From is not read much in Protestant circles any more—anti-Orthodoxy among Protestants should not be exaggerated (there is a lot more xenophobia from the other side). However criticism of “folk Orthodoxy” (and not Church Fathers) is fully reasonable.

Interestingly, I first became acquainted with historical church texts while reading a copy of the Bulletin of Truth (a magazine published by unregistered underground Baptists during the USSR) from the 1970s, which contained fragments of the writings of John Chrysostom and Saint Augustine. Today it is Baptist students that defend dissertations on patristics. The interest of students at Western seminaries and colleges in patristics is widespread and genuine. But they seek there not the roots of Russian Orthodoxy, but the roots of Christianity. Going back to the source—that is the fundamental theological aim of Evangelical churches. The fact that not all heads of churches are held accountable for their personal theological identity is another matter.

Therefore for Evangelicals, Orthodoxy is closer than the post-Christian thinking of the West or its “new atheism,” but is complemented by individuality, a presumption of freedom, creativity and novelty, which Western thinking has expressed in secular form. What makes the Evangelical worldview unique is that it brings together the immutable truths of Eastern Christian traditions with Protestant experience of growth and the reformed traditions of the West. Worldwide Orthodoxy and Evangelical Protestantism are part of one big history of a united Church. But they have no relation to “Putin-style Orthodoxy,” which is a completely different story.

Orthodox and Protestant Christianity has Shared Roots and Shared Problems

Shared History
The Orthodox, Catholic, and Protestant churches have a shared past, which includes both the experience of past church unity, and a rich jointly-created theological legacy.

Both Orthodox and Protestant Christians frequently make references to the ancient nature of Orthodox Christianity and the youth of Protestantism. But in reality, while Protestantism became an independent confession in the 16th century, it did not evolve out of thin air, but traveled the same path together with the Catholic Church, which had been one church until then. The canon, Church Fathers, councils—these are achievements of a united Church, not yet divided into East and West. The first millennium of Church history—from Pentecost to the schism in 1054 AD—is shared by all.

In public disputes Orthodox apologists try to claim for themselves parts of history that belong to all Christians. It’s strange that seemingly serious Orthodox theologians call the Church Fathers their own, knowing full well that Orthodox Christianity did not exist as an independent confession at the time. It is even stranger that Evangelical Christians sometimes agree to this privatization and confess to a later birth and a lack of involvement in medieval history. It’s possible that this acquiescence is another instance of the well-known neglect of history which has become a negative distinctive of Protestantism. Or it’s possible that a modest admission of its minority status before the historically influential churches is a conscious rejection of argument with the more privileged confessions.

One way or the other, the millennium that was most important for the future development of Christianity, during which a foundational orthodoxy, the main theological schools of thought, and the unity and diversity of the Church were formed, is shared by all major confessions.
The Church Fathers can be considered not only Orthodox, but also Catholic and Evangelical. These are all good words, applicable to the Church, and reflecting various aspects of her. But when these words become the property of particular confessions, they divide and isolate that which they are meant to unite.

Not only is the past shared, but also the present and the future. To the degree that the Orthodox and Evangelical churches recognize their membership in a single worldwide Church, they should consider shared not just the first millennium of Church history, but all following centuries as well. God is Lord of all history, and His intellectual work did not stop with the Church Fathers. That which was revealed to Byzantine theologians and Western scholars was meant not just for their benefit, but for the whole Church. The main theses of the Reformation were addressed to the whole Pax Christi—not just Protestants. All of history, in which first one church, then another, serves the rest, fulfilling their unique missions and using the gifts given them for the enrichment of all, should be considered shared. Such a view of history reveals a holistic panorama, where everyone has their own special spot, and that spot does not encompass the whole. The Church Fathers, who are so treasured by the Orthodox scholars; the scholarship which Catholics are rightly proud of; and Reformation theology, on which Protestants “stand, and cannot do otherwise,” are all part of one history. In other words there are always forerunners and successors, whom we should be grateful to. But it does not stop with that. In the opinion of a majority of theologians, the next paradigm will be an ecumenical paradigm, in which the participation of the three major churches will not take the form of changing eras and parallel traditions, but of a shared table and common fellowship. Thereby historical precedence is unimportant and culminates in serving one another and the world.

Shared Cultural Context
The Orthodox and Protestant churches live side by side in the same nations and cultures. Their cultural context transforms both Orthodox Christianity and Protestantism into unique national spiritual cultures.

It would be simpler if each church had its own accompanying culture. But while churches are different, a society’s spiritual culture is one, composite, complex. If a church understands the importance of the cultural factor, it willingly engages in contextualization of its internal principles.

In countries of political Orthodoxy one often hears of their “Orthodox culture.” Equating Orthodox culture (the culture of the church) with the culture of the entire nation is not just an intellectual error, but a dangerous theological-political doctrine. A nation’s culture is influenced by religion, but it also includes other components, the importance of which can vary at different periods.

Culture is independent of religion. I don’t wish to act as an apologist for secular culture, but I would like to note that the autonomy of culture is a constructive and conciliating factor in polyreligious societies. Christians who have lived in countries with a non-Christian majority can appreciate the autonomy of culture. On the contrary, it is more difficult to come to terms with autonomy for those who live in Christian areas, and seek to create a single religious standard of socio-cultural life for all of society. Either we recognize the well-known autonomy of culture and the right of various confessions to form their own sub-cultures, or we hand our culture over to one of them, thereby discriminating against the rest, and limiting the cultural potential of “unofficial,” “non-historical” churches. A majority of our nations are polyreligious, and their cultures have been influenced by a variety of faiths. A view of culture as of a heterogenic sphere will help reveal not only the socio-cultural possibilities of various confessions, but will also direct them in a constructive direction, instead of in defense of their “canonical territory” against “outside” influences.

Shared Problems
We will focus on the two main problems shared by the Orthodox and Protestant churches. An old and unresolved problem is related to the syncretistic nature of “Orthodox” spirituality. “Rus was baptized, but not enlightened.” The idea of a Holy Rus is a myth. In reality it contains elements of complex syncretistic paganism, ritualism, and Sovietism. This presents a challenge to the Church, which needs to be addressed through Christian teaching.

A new global problem is aggressive Islamization. This challenges Christian unity, and when faced with it our differences no longer seem so insurmountable. Is it not strange that the enemies of Christianity see it as united, while to Orthodox Christians a Baptist is worse than a non-Christian?

A shared history and culture create a foundation, experience, and a precedent for unity in diversity to be renewed again and again, especially in the face of shared problems, which can’t be solved independently.

«Исполнилось». Иисус – синагоге, священникам, церкви

«Исполнилось». Иисус – синагоге, священникам, церкви


16 И пришел в Назарет, где был воспитан, и вошел, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу, и встал читать.
17 Ему подали книгу пророка Исаии; и Он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано:
18 Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу,
19 проповедывать лето Господне благоприятное.
20 И, закрыв книгу и отдав служителю, сел; и глаза всех в синагоге были устремлены на Него.
21 И Он начал говорить им: ныне исполнилось писание сие, слышанное вами.
22 И все засвидетельствовали Ему это, и дивились словам благодати, исходившим из уст Его, и говорили: не Иосифов ли это сын?
23 Он сказал им: конечно, вы скажете Мне присловие: врач! исцели Самого Себя; сделай и здесь, в Твоем отечестве, то, что, мы слышали, было в Капернауме.
24 И сказал: истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве.
25 Поистине говорю вам: много вдов было в Израиле во дни Илии, когда заключено было небо три года и шесть месяцев, так что сделался большой голод по всей земле,
26 и ни к одной из них не был послан Илия, а только ко вдове в Сарепту Сидонскую;
27 много также было прокаженных в Израиле при пророке Елисее, и ни один из них не очистился, кроме Неемана Сириянина.
28 Услышав это, все в синагоге исполнились ярости
(Лук.4:16-28)

Самый жестоковыйный народ – народ святой и избранный
Мать Тереза спросила архиепископа Нью-Йоркского, почему Бог призвал его. Он ответил: «Вероятно, у Бога есть чувство юмора». Она добавила без всякого юмора: «Бог выбирает самое негодное и являет на нем Свое чудо»
Самый ответственный тот, кому больше явлено милости Божьей
Самые большие ожидания народа – от церкви
Церкви доверяют больше всего, поэтому и разочарования самые большие
То, что простительно быку, не позволено Юпитеру. Народ простит измену политиков, но не простит измены церкви
В церкви ищут ведения, любви и единства, а находят пустоту и междоусобные распри
Ныне исполнилось время – покайтесь и проповедуйте лето благоприятное, доколе не пришли дни тяжкие
Не время ссор, борьбы, интриг, манипуляций, корысти.
Время прощения, примирения, исцеления, единения, восстановления, обновления

1 Итак для вас, священники, эта заповедь:
2 если вы не послушаетесь и если не примете к сердцу, чтобы воздавать славу имени Моему, говорит Господь Саваоф, то Я пошлю на вас проклятие и прокляну ваши благословения, и уже проклинаю, потому что вы не хотите приложить к тому сердца.
5 Завет Мой с ним был [завет] жизни и мира, и Я дал его ему для страха, и он боялся Меня и благоговел пред именем Моим.
6 Закон истины был в устах его, и неправды не обреталось на языке его; в мире и правде он ходил со Мною и многих отвратил от греха.
7 Ибо уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Господа Саваофа.
8 Но вы уклонились от пути сего, для многих послужили соблазном в законе, разрушили завет Левия, говорит Господь Саваоф.
9 За то и Я сделаю вас презренными и униженными перед всем народом, так как вы не соблюдаете путей Моих, лицеприятствуете в делах закона.
10 Не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас? Почему же мы вероломно поступаем друг против друга, нарушая тем завет отцов наших?
(Мал.2:1-10)

Недоразумение года

Недоразумение года

Как обычно, в конце года журнал «Власть» проводит «конкурс лучших подхалимских изречений в адрес президента и премьер-министра». Уже привычным делом стали признания в любви к власти со стороны госчиновников и «звезд». Но в этом году в список льстецов попали и религиозные лидеры – главный раввин России Берл Лазар и… председатель Российского союза евангельских христиан-баптистов Алексей Смирнов. Последний поздравил Владимира Путина следующими словами: «Вы, как никто другой, уже испытали бремя и ответственность первого руководителя нашего государства, но, отвечая вызовам времени, продолжаете самоотверженно трудиться на благо страны… Господь щедро наделил вас талантами разумного лидера и творческого организатора, которые вы используете для созидания и укрепления экономического потенциала нашей страны» (Лизость к телу-2010 // Власть. Аналитический еженедельник. — №50. – 2010. — С. 36).
Известно, что Алексей Смирнов испытал на себе и своей семье преследования за веру от советской власти, формировался в среде «отделенных», нерегистрированных баптистов; а также всегда подчеркивал свою принципиальность и нонконформизм.
На фоне других протестантских лидеров, прославившихся беспринципной лояльностью к политическому режиму, пастор Смирнов выглядел исключением, достойным продолжателем свободной и бескомпромиссной линии своего предшественника Юрия Сипко.
В 2010 от видных лидеров возглавляемого Алексеем Смирновым РС ЕХБ уже звучали фразы о любви к премьеру, великой России, русском мире, хорошем Сталине. Но все это казалось перегибами отдельных персон. Теперь же возникает вопрос, что на самом деле думают российские баптисты и в чем состоит их «принципиальная» позиция?
Быть может, Алексею Смирнову стоит поменять спичрайтеров, которые пишут поздравления и тексты выступлений. А может быть, все гораздо хуже, и все фразы о хорошей власти складываются в одну последовательную политику. Но как-то не красит все это российских баптистов. Особенно когда едва заметные заслуги власти с избытком перекрываются ксенофобией, побоищами, терактами, милицейским (теперь уже полицейским) беспределом, процессом Ходорковского, «усмирением» шахтеров Распадской, ужасами в Кущевской, грабежом страны несколькими олигархическими кланами, репрессиями оппозиции, наконец, нагнетанием антипротестантской истерии. Прямо, какое-то недоразумение…

Время реформ

Время реформ

Сегодняшний день дает основания для большой тревоги за будущее евангельской церкви в России, но при этом сохраняет, продлевает возможность для анализа и реформирования.
Сегодня «время собирать» людей, идеи, ресурсы.

Нехватка подготовленных лидеров очевидна на всех уровнях. Для союза жизненно важно сформировать кадровый резерв для разных уровней руководства. Диплом признанных школ и рекомендации известных служителей должны открывать дорогу для профессионального роста молодежи даже среди зрелых и опытных лидеров.
Идеи должны стать ценностью для руководителей-практиков, занимающих сегодня ключевые места в структуре служений. В качестве первых шагов можно сделать банк идей, виртуальный аналитический центр, объединить интеллектуальное сообщество церквей ЕХБ, активизировать внутрицерковную богословскую дискуссию по самым острым темам.
Взаимоотношения с зарубежными и национальными партнерскими организациями. Обсуждение стратегии развития с возможными партнерами должно предшествовать обращению к ним за помощью. Партнеры должны быть частью общего служения, а не внешним источником временных ресурсов. Для союза важна не только финансовая, но и экспертная, информационная, консультационная помощь.
Развитие структуры служений. Структура должна развиваться не в качестве управленческой вертикали, а через укрепление горизонтальных связей, сетевого взаимодействия, создание сообществ вокруг объединяющей цели.
Важно обратить внимание на сферы, традиционно закрытые для служений церквей ЕХБ – работу со студенчеством, интеллектуальное творчество, культурное просвещение. Актуально проведение серии конференций для христианской интеллигенции общин ЕХБ, которые помогут направить творческий потенциал на развитие внешнецерковного служения.
Межцерковные отношения должны строиться на паритетных основаниях и уважении собственных принципов. То, что можно выиграть ради конъюнктурного момента за счет принципа, в долгосрочной перспективе окажется компрометирующим и разрушительным. Отношения должны строиться на основании документа, содержащего принципиальную позицию, а не на основании субъективного фактора и личных отношений.

Сегодня — время реформ для РС ЕХБ, которое может быть либо бережно и эффективно использовано, либо растрачено и упущено. Возможно, церкви и не готовы к серьезным и масштабным реформам, но само время, его логика, его «знамения» вынуждают к переоценке и переменам. Это время не всегда популярных, но эффективных действий и принципиальных решений.

Люди і події минулого року

Люди і події минулого року


Коментарі для РІСУ

1. Душпастир року (духовна особа, священнослужитель, українець чи іноземець, який особливо позитивно проявив себе у 2010 році в релігійному житті України).
Глава УГКЦ Любомир Гузар займаючи принципову позицію, далеку від конформізма та політиканства, залишався духовним авторитетом не тільки для греко-католиків, але й для православних і протестантів. Постать українського кардинала є об’єднуючою для проукраїнських сил з усіх конфесій; є уособленням євангельського духу, соціальної відповідальності, християнського патріотизму, а не вузько конфесійних, чи приватних корисних інтересів
2. Мирянин року (світська особа, українець чи іноземець, який особливо позитивно проявив себе у 2010 році в релігійному житті України).
Богослов, філософ Юрій Чорноморець у своїх численних дослідженнях, виступах, публіцистичних статтях показав інший образ православ’я, пов’язаний не з традицією РПЦ, а з контекстом православ’я світового, новими прочитаннями патристики, православним «євангелізмом». Присутність Юрія Чорноморця та цілої плеяди молодих богословів всередині УПЦ (МП) відображає різновекторність ідентифікаційних процесів та багатовимірність богословської думки найбільшої православної конфесії України. Різноманітність православ’я відповідає конфесійному плюралізму України та історичному досвіду Церкви. Інакомислячі християни є багатством Церкви, а не її проблемою
3. Найбільш позитивна подія (процес, тенденції) в українському релігійному житті 2010 року
Деполітизація конфесійного життя більше дає, аніж забирає. Всі українські конфесії, окрім УПЦ (МП), нині позбавлені потужної державної підтримки та політичного впливу. Отже, церква volens nolens має спиратись не на політичний ресурс, а на властивий їй духовний авторитет, плекати, виборювати саме його, а не преференції з боку держави
4. Найбільш негативна подія (процес, тенденції) в українському релігійному житті 2010 року
Монополізація та синкретизація політичної та релігійної сфер життя країни, демонстративне наближення УПЦ (МП) до влади, тінізація державно-конфесійних відносин. Особисті зв’язки ієрархів УПЦ (МП) та чільників «нової держави» визначатимуть принципові питання на власну користь, нехтуючи міжконфесійною злагодою та інтересами вірян інших конфесій

Я не можу згадати досягнень

Я не можу згадати досягнень

Коментарі для порталу Релігія в Україні http://religion.in.ua/

1. Які найбільш значущі події релігійного характеру в Україні Ви можете назвати за підсумками 2010 року?

Найбільш резонансними подіями в релігійному житті країни стали візити патріарха Кирила. Якщо вони й були задумані як пастирські, то де факто стали візитами політичними. Увага патріарха РПЦ до України зробила очевидними, неприхованими наміри Москви використати церкву як інструмент політичного впливу, поширення «руського міра».
Резонансною стала також ліквідація Держкомнацрелігій. Українські конфесії втратили посередника. Тепер влада сама буде обирати суб’єкта партнерських відносин в царині релігії. Більшість конфесій тим самим була позбавлена доступу до влади.

2. Цього року відбулася зміна політичної влади України. Які, на Ваш погляд, упущення і досягнення старої і нової влади на релігійному полі?

Попри щире бажання, я не можу згадати досягнень нової влади в жодній сфері, особливо в релігійній. Нова влада позиціонує себе як прагматичну, в своїй діяльності спрямовану на стабільність та добробут. Зазвичай, в релігійних питаннях прагматики мало чого розуміють. Але зашкодити можуть, що й було зроблено.
За останні місяці аналітики спостерігали послідовну монополізацію впливу на державно-конфесійні відносини однією конфесією. Влада зробила все, щоб віддячити своїм політично-релігійним партнерам. А також все для того, щоб дискримінувати та відвернути від себе всі інші церкви.

3. Виходячи з цього, які прогнози і перспективи Ви можете дати на майбутній, а може, і наступні роки?

Я можу спрогнозувати нову ескалацію міжцерковного напруження. На жаль, ієрархи церков все ще сподіваються на успіх політичних переговорів з владою, замість того, щоб гуртувати своїх вірних і готувати широкі соціальні заходи, протидіючі монополізації влади. Ніяка делегація до президента не вирішить принципових питань. Влада має побачити у церквах неполітичну, але потужну соціальну та духовну силу.
З приходом нової влади більшість конфесій втратила свої політичні лоббі. Отже, маємо очікувати на посилення внутріцерковної активності, консолідації конфесій, міжцерковної дипломатії заради захисту плюралістичної моделі конфесійного життя.
Наші північні сусіди спробують використати Україну як експериментальне поле для імплементації неовізантійських ідей. Очевидним є ексклюзивізм симпатій влади на користь церкви Московського патріархату, що може проявитись в кулуарно-конкордатних домовленостях. Загостриться питання наступника в УПЦ МП; не виключено, що святе місце за сумісництвом може посісти сам патріарх Кирило. Отже, основні тенденції релігійного життя країни визначатимуться конфліктом української плюралістичної моделі та агресивною експансією «руського міра»

Розвиваючи діалог з владою, Церкви мають служити народу і Правді

Розвиваючи діалог з владою, Церкви мають служити народу і Правді

Текст виступу на круглому столі «Діалог між владою та конфесіями» 20 грудня

Якщо Україна і має чим пишатися, то це стосується надто високих сфер життя, де аналіз та оцінки висотою ускладнюються. Попри всі суспільні негаразди українці вважають себе духовними. А церкви, не дуже зважаючи на реальні суспільні проблеми, продовжують довгограючий діалог між собою та владою.
Україна дійсно багата на різні міжцерковні ради (є Нарада представників християнських конфесій, Українська міжцерковна рада, Рада євангельських протестантських церков України тощо), але найбільш впливовою та всеохоплюючою за складом є Всеукраїнська рада Церков і релігійних організацій (ВРЦіРО). Досвід міжконфесійного розуміння та церковно-державного партнерства, накопичений за її багаторічну діяльність, став важливим прецедентом для розвитку діалогу з владою.
Слід визнати, що ВРЦіРО вдалось налагодити ефективну взаємодію з Державним комітетом України у справах національностей і релігій, якій не заважали навіть зміни керівництва комітету.
Проте існуючий баланс міжконфесійних та державно-конфесійних відносин порушений нещодавним рішенням президента про скасування Держкомнацрелігій. Ця подія викликала резонанс і всередині церков, і в експертному середовищі.
І конфесії, і незалежні експерти закликають владу переглянути рішення про ліквідацію Держкому та не вносити новий закон про релігійні організації, тобто зберегти наявний статус кво.
Проте небагато хто з церковних очільників наважувається прямо сказати про реальні наслідки волюнтаристського рішення влади. За політкоректністю, спеціальною термінологією, дипломатичною риторикою, виваженістю і точністю юридичних формулювань десь загубилась правда.
Можна й треба апелювати до права і закону, але слід визнати, що нова влада законів не дотримується, поважає право сили, а не силу права. Можна цитувати слова президента від 13 травня цього року, що «всі Церкви рівні і релігійні організації рівні і водночас рідні»; але варто подивитись на реальні кроки нової влади. За останні місяці аналітики спостерігали послідовну монополізацію впливу на державно-конфесійні відносини однією конфесією. Влада зробила все, щоб віддячити своїм політично-релігійним партнерам. А також все для того, щоб дискримінувати та відвернути від себе всі інші церкви.
На жаль, ієрархи церков все ще сподіваються на успіх політичних переговорів з владою, замість того, щоб гуртувати своїх вірних і готувати широкі соціальні заходи, протидіючі монополізації влади. Ніяка делегація до президента не вирішить принципових питань. Влада має побачити у церквах неполітичну, але потужну соціальну та духовну силу.
З приходом нової влади більшість конфесій втратила свої політичні лоббі. Отже, маємо очікувати на посилення внутріцерковної активності, консолідації конфесій, міжцерковної дипломатії заради захисту плюралістичної моделі конфесійного життя.
Церкви мають виборювати ту неполітичну, непартійну, нерозділену, цілісну й абсолютну Правду, про яку мовчать корумповані політики та підконтрольні ЗМІ; транслювати свою позицію в суспільство, на вулиці та площі.
Приховуючи правду про реальні загрози міжконфесійній злагоді, не дуже часто згадують і суспільство, якому згідно конституційному обов’язку мала б служити влада і якому добровільно служать церкви.
Зрозуміло, що конфесії занепокоєні новим податковим кодексом (хочу вичитали там тільки те, що стосується їх – «оподаткування церков, комп’ютерний облік, єдиний номер»), так само як і ліквідацією Держкомнацрелігій, але варто було б подивитись ширше, на увесь суспільний контекст. Адже податковий кодекс, ліквідація наметового містечка на Майдані, ліквідація Держкомнацрелігій, побиття опозиціонерів в стінах парламенту – явища одного порядку. Ці події поєднує одна авторська логіка – плани влади, яка хоче стати владою абсолютною.
Ліквідація Держкомнацрелігій як посередницької ланки у відносинах церков і влади відкриває можливість монополізації доступу до владних кабінетів однією з конфесій. Так само доступ до президента вже монополізований олігархічними кланами. Церкви втратили те, що вже давно втратив український народ.

Наступают дни жажды

Наступают дни жажды


«Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда Я пошлю на землю голод, — не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних. И будут ходить от моря до моря и скитаться от севера к востоку, ища слова Господня, и не найдут его (Ам. 8:11-12).
В IX в. до н.э. пастух Амос проповедовал израильскому народу об ответственности за дарованное знание Единого Бога и недостойную жизнь вопреки этому знанию. Пророк признавал исключительность, избранность народа, которому было доверено откровение, слово Бога. Но эта же блаженная избранность оборачивалась наказанием за безразличие к Богу, неверность Ему, уклонение от веры, забвение Слова.
Долготерпеливый Бог открыл Амосу, что наступает время, когда Он перестанет прощать тех, кто «алчет погубить бедных» (8:4), наживается на нищете, «покупает неимущих за серебро» (8:6). Пророк предвидит день, когда «истаявать будут от жажды красивые девы и юноши, которые клянутся грехом Самарийским и говорят: «жив бог твой, Дан! и жив путь в Вирсавию!» — Они падут и уже не встанут» (8:13-14).
Разве не трагедия для богоизбранного народа, что красивые и молодые, девы и юноши, сыны и дочери Бога служат идолам, молчаливо одобряющим их беззакония, вверяют свою красоту и молодость богопротивным силам? Почему нас не пугает то, как легко отдаются бывшие церкви Европы под ночные клубы, бары, мечети; как быстро забывают «христианские» народы Божье Слово и Его заповеди?
Спустя почти три тысячи лет после Амоса христианский мир, переполненный знаниями, словами, откровениями, текстами, гибнет без Слова, от внутренней пустоты.
Интересно, кто из сильных мира сего, из государей христианских наций мог бы сказать вслед за Давидом «Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому» (Пс.41:3)? Не забыто ли имя Божье в тени пустеющих храмов, не вытеснено ли оно в анналы истории?
Пророчество Амоса справедливо и в отношении народа российского. Жажда власти, славы и богатства превратилась в культ. И на этом фоне массово процветают несправедливость, бесправие, бедность. «Гибель народу, гибель народу без Слова Божия», — говорит старец Зосима у Достоевского.
Исаия, современник Амоса, звал к Богу, Который принимает и напояет: «Жаждущие! идите все к водам; даже и вы, у которых нет серебра» (Ис.55:1). Амос же говорил о страшном времени, последних днях, когда жажда Бога останется безответной. Услышат ли люди эти пророческие голоса? Дни великой жажды наступают

Есть ли будущее у баптизма в России?

Есть ли будущее у баптизма в России?


Христианство в его духовной значимости и общественной актуальности связано не только с прошлым, определяется не только им. Христианство вырастает из ткани истории, но не остается ее заложником. Горизонт будущего является основным фоном для самопонимания христианства и его интерпретаций внешними исследователями. В наше время происходит заметный переход от определений посредством прошлого к переопределению посредством будущего. Именно будущее становится точкой отсчета, максимумом, эсхатологическим экстремумом, от которого читается вся история христианства, в том числе и день сегодняшний.
На III Лозаннском конгрессе в Кейптауне (октябрь 2010) много говорилось о росте церквей в регионах глобального Юга, а некогда христианской Европе была посвящена лишь секция с характерным названием «Есть ли будущее у христианства в Европе?».
Для России, богатой христианскими традициями (и не только православными), такая постановка проблема может показаться преувеличением или доведением до абсурда, но именно в такой постановке открывается разница между действительным и номинальным, приоткрывается правда реальности.
Есть ли будущее у баптизма в России? Это сложный вопрос, не предполагающий простых ответов. Очевидно, что ссылки на историю не являются аргументами в вопросе о будущем. Прошлое может быть сколь угодно богатым, но оно не гарантирует будущего. Кризис европейского христианства – хорошая иллюстрация того, как не следует злоупотреблять духовным наследием, полагая, что им покупается некий иммунитет.
И все же, определенные проекции из прошлого на будущее, проекции опыта и памяти строить можно. Тогда вопрос о будущем формулируется так: каким видится будущее баптизма в России, исходя из уже пройденного исторического пути? Продолжение уже пройденного отрезка пути может быть разным, но динамика дальнейшего пути будет определяться уже заложенными противоречиями, выбранными изначально ориентирами. Я попытаюсь назвать несколько основных узловых вопросов для истории евангельских христиан-баптистов в России, перспективных с точки зрения будущего. Это вопросы, положенные у основания не только евангельского движения, но и самой России как государства и социокультурной традиции – вопросы о религии, государстве, народе в их связи и взаимной значимости.
Учитывая тот исторический факт, что евангельское движение возникает в уже сформировавшемся духовном и социальном контексте, идентификация себя и поиск своего особенного пути осуществлялись через отношение к господствующему, нормативному, общепринятому – через отношение к референтной для того времени триаде «православия, самодержавия, народности» (т.е. отношение к титульной религии, государству и народу-обществу).
Для евангельских христиан-баптистов отношение к любой идеологеме было негативным, как к названной выше триаде, так и к коммунистической связке атеизма-партии-пролетариата. Если на место православия или атеизма в триаду поставить протестантизм, отторжение вызвал бы и он. Сама связь веры с политической системой, встраивание веры в общественный порядок, неприемлемы для церквей ЕХБ. Любая триада, независимо от слагаемых, покушается на свободу совести, неподвластность церкви, втягивает их в тотальность политического.
Неприятие триады не означает, что церкви ЕХБ отмежевались от православия, государства и общества, заняли антиправославную, антигосударственную, антиобщественную позицию. Неприятие триады означает, что церковь строит отношения не в плоскости идеологической, где субъекты отношений неразличимы, а с каждым субъектом в отдельности, с учетом их специфики: с православием в контексте истории церкви (а не самодержавной политики или национал-шовинизма), с государством через отношения гражданские (а не духовного прислуживания или рабства), с народом как его часть (а не чужеродный элемент и не «продукт злокозненной немецкой пропаганды»).
Итак, сознание христианина из традиции ЕХБ разделяет то, что в сознании идеологическом, гомогенизированном, тоталитарном накрепко увязывается в нераздельность. Так отношение к православию становится намеренно неполитическим, деполитизируется. То, что само православие стало частью политической системы, воспринимается как его внутренние проблемы, старые византийско-московские комплексы. Для верующих из церквей ЕХБ православные, прежде всего, братья и сестры единой, хотя и разделенной Вселенской Церкви. Православие видится не в политической перспективе (хотя именно она навязывается извне), а в церковно-исторической ретроспективе.
Если мыслить православие как государственную церковь, титульную религию всей страны, то церкви ЕХБ оказываются в известной оппозиции – не столько в силу сознательного противопоставления, сколько в силу собственной природы, положения религиозного меньшинства, «народной», «простой», «бедной» церкви.
В связи с этим примечательно, что самоопределение российских баптистов между западным протестантизмом и российским православием происходит не путем выбора одного из двух, но путем синтеза двух традиций. Причем синтезируется не все со всем, подход к традициям избирательный. Более того, внутри традиций встречается и то, что нельзя ни принять, ни отбросить, но предстоит углубить, развить, дополнить.
Именно на пути избирательного синтеза, очищения традиций, их пересмотра с позиций евангельских, апостольских, перед церквями ЕХБ открываются широкие экуменические перспективы. В мире, разделенном на сферы конфессиональных влияний, евангельское движение может быть местом встречи, диалога, общения. Такое здоровый экуменизм означает не больше и не меньше, чем принятие реального церковного многообразия, добрососедство, сохранение себя в открытости другим.
В контексте вышеобозначенной деидеологизации видится иным и отношение к государству. Отношение к власти освобождается от опасной сакрализации, в определенном смысле секуляризируется, становится социально-политическим, гражданским. Даже такие опасные по степени влияния на религиозные массы идеологемы как «Москва – Третий Рим» или «русский мир» лишаются для евангельских христиан-баптистов своей значимости, потому что они не воспринимаются как священные, религиозные. То, что для старца Филофея представлялось сакральным архетипом, для баптистов всего лишь политическое, человеческое, даже «слишком человеческое».
Для протестантов понятна и приемлема автономия политического, когда в межконфессиональной стране права человека обосновываются Конституцией, а не «Основами учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека».
Из истории церкви хорошо известно, чем оборачивалась слишком близкая связь официальной церкви и государства, что ожидало негосударственные, «неисторические» конфессии и религиозные меньшинства.
Евангельские христиане-баптисты прошли трудный путь к легализации своей церкви в условиях правового государства. Их надежды на будущее должны связываться с правовым, а не сакральным характером государства; с его конституционными обязанностями, а не с опасными амбициями соединить политическое и религиозное начала в тотальность единой власти.
Отношение к народу (обществу) освобождается от привязки к религии и политике. Архетипы «народ-богоносец», «Святая Русь», «православный народ» лишаются для евангельских христиан своего привычного магизма. За вычетом государственно-церковных манипуляций в них нет ничего, в остатке пусто. Народ оказался не религиозным, а в страхе перед властью одинаково податлив и православному монархизму, и атеистическому коммунизму, и нынешнему авторитаризму.
Уже в деятельности первых евангельских общин выразилась и близость к народу, и правда о нем. Служа окружающему обществу, евангельские верующие откровенно порицали его социальные и духовные язвы. Данная православными миссионерами оценка баптистов как «социалистов» красноречиво выразила народный и социальный характер церквей.
У евангельских христиан-баптистов есть свобода от прошлого и мощный реформаторский потенциал. Возникнув на фоне социально-экономических реформ традиционной крестьянской общины, российский баптизм отразил чаяния новой жизни, идеалы модернизации отсталого общества. То, что триада «православия-самодержавия-народности» пыталась сохранить, «подморозить» (К. Леонтьев), евангельские христиане своей жизнью опровергали и преодолевали. Успешные хозяйства, механизация труда, крепкие общины, распространение книг, грамотности, просвещения, христианские общественные партии создавали полноценную социальную альтернативу, которая пугала и монархистов, и коммунистов.
Вместе с тем, возникнув в народной среде, евангельские общины с народом не слились, отчасти, благодаря образу христианства аскетического, уравнительно-братского, активно-трудового; отчасти благодаря гонениям со стороны государства, осуждению со стороны православия.
Оставаясь очагами инаковости в простонародной среде, евангельские христиане сохранили влияние на низовые социальные группы, но этим же уровнем были ограничены. Сегодня формулируется задача демаргинализации евангельских христиан-баптистов, восстановления их полноценного присутствия в обществе, во всех его сферах и уровнях.
Евангельские верующие добились своей легализации, но правовой статус не гарантирует реального места в социальной структуре. От легализации к социализации путь долгий и непростой, начинать его нужно как можно скорее, и с ясным пониманием перспективы – преобразования всех сфер общества в соответствии с евангельским учением.
Итак, идеологемы и мифологемы прошлого господствуют над массовым сознанием и предлагают коллективную идентичность вокруг строго определенного типы веры, государства и общества. В круге «строго определенного», «того же самого» развития нет.
Евангельские христиане уже фактом своего полуторавекового существования в России доказывают возможность иного способа жизни, иного отношения к слагаемым триады. Быть русским вовсе не обязательно означает быть православным, и совсем не означает быть монархистом. То, что вслед за Уваровым в XIX в., к сожалению, повторял гениальный Достоевский, евангельские христиане тогда не повторяли, не должны повторять и сейчас.
Будущее открывается не за многозначительными, туманными, пусть и гениальными фразами, но за крепкими семьями, устойчивой нравственностью, добросовестным трудом, осознанной личной верой, принципиальной верностью своим убеждениям. Евангельские верующие не создают своих идеологических триад, но их уважение к православной традиции, гражданская ответственность перед государством, служение окружающему обществу всем известны. Евангельская идентичность предполагает сосуществование с иной церковной традицией, верность своим убеждениям в условиях любого государства, контекстуализацию в любой социальной среде. Присутствие евангельских церквей обогащает и духовную, и социальную жизнь страны, вносит в нее фактор динамики.
Многовековая тождественность любой из триад означает воспроизводство прошлого, топтание на месте, замкнутость в мифологизированной старине. Удерживая вместе, сопрягая понимание своей конфессиональной особенности и ответственность за общность исторической судьбы, российское гражданство и принадлежность Божьему Царству, евангельские христиане-баптисты пережили две великие империи, две сложные эпохи. Не ассимилируясь, сохраняя свою инаковость, церкви отстояли свою свободу и свое будущее. Свобода совести и церкви, социальная ответственность, межцерковный диалог – верные ориентиры для развития церквей ЕХБ, испытанные историей и крайне актуальные в современной России.
Евангельские христиане-баптисты не видят будущее светлым и легким, у них нет оптимистичного видения грядущего мира, есть лишь видение себя, своего призвания. Мир закрашивается в эсхатологические тона, но церковь от этого не смущается.
Конечно, церковь хочет быть свободной в свободном государстве; равной в религиозной свободе среди других конфессий; признанной и авторитетной в обществе. Но даже в тоталитарном государстве, при гонениях со стороны официальной церкви и маргинализации в обществе, евангельская церковь не только выживала, но и находила возможности для активного служения. Опыт истории показал, что будущее церкви связано не с благоприятными внешними условиями, но с себетождественностью, с верностью своему пути, Богом врученной миссии.
Апокалиптические страницы Нового завета приоткрывают образ церкви как гонимой, малочисленной, но влиятельной. Такое будущее налагает ответственность не столько за изменение обстоятельств, борьбу за права и возможности, сколько за прояснение собственной идентичности. Для евангельских христиан-баптистов вопрос самоидентичности и отношения к миру (другим конфессиям, государству, обществу) важнее отношения миру к церкви. Именно в вопрос об идентичности и стоит транспонировать вопрос о будущем.

Откроет ли кризис в РАИ новые перспективы?

Откроет ли кризис в РАИ новые перспективы?


После встречи Совета попечителей Русско-Американского института в Чикаго 12-13 ноября, было обнародовано решение о перефокусировке миссии. Отныне РАИ берет курс на новые образовательные программы, предлагающие тренинги и семинары по английскому языку или психологии. В тексте резолюции есть слова о новом поколении лидеров, укреплении гражданского общества, сближении Русской Православной Церкви с евангельскими церквями. Закрывая дневное отделение, руководство РАИ подчеркивало оптимизм по поводу нового этапа развития. Вместе с тем решение Совета попечителей вызвало бурную реакцию студентов и выпускников института, которые выразили свое недоумение и разочарование действиями руководства. Откроет ли кризис в РАИ новые перспективы?
Ситуация в РАИ симптоматична для христианского образования в целом. Институт был флагманом христианского гуманитарного образования, доступного для молодежи из евангельских церквей. В то время как другие христианские школы пришли к идее христианских гуманитарных программ относительно недавно, РАИ изначально был нацелен на профессиональное образование, государственное и общественное признание, сочетание христианского мировоззрения с требованиями научной и образовательной среды. То, о чем другие лишь мечтают, РАИ успешно выполнял не один год. Последнее время лишь подтвердило, что курс РАИ был верным, а положение среди других школ действительно уникальным. Почему же, ориентируясь в правильном направлении, затрачивая на движение к столь достойной цели огромные усилия, РАИ оказался в кризисе?
Есть, по меньшей мере, две группы факторов, осложнивших жизнь института – факторы внешние (окружающая среда, в которой довелось работать) и внутренние (ресурсы самого института). О первой группе частично можно прочитать в резолюции Совета попечителей РАИ, где говорится о социально-демографических проблемах российского общества. Известная политкорректность не позволила сказать о неблагоприятном политическом климате, давлении «православной» общественности, непосильном налоговом бремени, чиновничьем произволе, коррупции. Эти трудности известны, хотя изменить эти макропоказатели одному отдельно взятому институту не под силу. Поэтому я скажу чуть больше о второй группе факторов, о которых в резолюции не сказано ни слова. Именно они, на мой взгляд, были определяющими в нынешнем кризисе, и, тем не менее, они управляемы, т.е. поддаются изменениям при наличии воли руководства и консенсуса внутри коллектива.
Среди внутренних факторов стоит специально выделить кадры, программы, имидж. Руководство и профессорско-преподавательский состав остаются самым слабыми звеньями действующих в России христианских школ. Надо признать, РАИ удалось привлечь нескольких хороших специалистов, имеющих ученые степени, признанные в России. Но в целом коллектив не сложился, как и то, что с ним связано – академический дух, исследовательские группы, собственные научные направления, высокий уровень менеджмента образовательных программ. Примечательно, что за все годы существования РАИ не удалось найти яркого и компетентного ректора из числа национальных кадров. На фоне растущих антизападных настроений лидерские позиции оставались за американцами, что вызывало раздражение у недоброжелателей и недоумение у симпатиков. Ректор и ректорат оставались чужими и непризнанными в российской образовательной среде и даже среди христианских школ.
Программы института были ориентированы на рынок образовательных услуг, учитывали меняющийся спрос, конъюнктуру. Тем не менее, при отсутствии постоянно действующих, фундаментальных, узнаваемых программ, курируемых известными специалистами, складывалось впечатление раздробленности, отсутствия целостной концепции. Программы формировались с учетом текущего момента, но без учета долгосрочной перспективы, без учета возможного социального заказа со стороны общества и церквей, христианских организаций и бизнеса. О программах РАИ трудно сказать, что это «всерьез и надолго». Закрытие дневного отделения стало очередной ошибкой. Без постоянного, длящегося учебного процесса институтский дух выветривается очень быстро, после чего даже самые хорошие семинары напоминают бизнес-тренинги.
Обособленность, некоторый волюнтаризм в принятии судьбоносных для РАИ решений, сформировали специфический имидж «не нашего» института в глазах российского общества и евангельских церквей. Отказ от слова «христианский» в названии института не сделал первых его друзьями и окончательно рассорил с ним последних. Принципы подбора кадров, состав руководящих органов, механизмы обратной связи не отвечали интересам церкви, не включали ее в сферу жизни института; в результате чего целевая аудитория была растеряна. Последняя резолюция также была принята без широких консультаций с экспертами и представителями церквей, что подводит к мысли о системных ошибках руководства, о стратегических просчетах.
Что делать сейчас, чтобы кризис перерос в новые перспективы для РАИ? Нужны активные консультации с экспертами и партнерами, поиск харизматичных и подготовленных национальных лидеров, разработка целостной концепции образовательной деятельности института, серия вдохновляющих конференций для выпускников, студентов, потенциальных абитуриентов. Но началом процесса должны стать откровенное и серьезное признание сделанных ошибок, а также воля к решительным действиям, радикальным переменам. Пусть слово «христианский» отсутствует в названии, но христианский дух в институте присутствовать должен. Он должен выразиться в смирении, вопрошании, откровенности, взаимопонимании, доверии. С этого начинается выход из кризиса и открываются новые перспективы