Online

Волшебство в Аэндоре

Волшебство в Аэндоре
Саул обречён. Его конец близится. Царь мечется. Слабеющая рука судорожно сжимает
оружие. Ради царства царь готов на все — предавать, обманывать, колдовать.
Но круг сужается. При виде Филистимлян его сердце дрогнуло.
Он ищет поддержки у Бога, вопрошает Его.
А Бог молчит. Ни сны, ни урим, ни пророки. Никто и ничто не
может восстановить утраченную связь. 
Лишь Аэндорская волшебница сжалилась над переодетым царем.
Умерший Самуил вновь нужен царю. Но что пророк может сказать? Он уже все сказал
раньше, он предупреждал Саула. 
Лишь теперь царь готов его слушать, и отчаянно хватается за
последнюю связь — вызывает дух Самуила. 
«Тяжело мне очень; Филистимляне воюют против меня, а Бог отступил
от меня и более не отвечает мне ни чрез пророков, ни во сне, [ни в видении];
потому я вызвал тебя, чтобы ты научил меня, что мне делать. И сказал Самуил:
для чего же ты спрашиваешь меня, когда Господь отступил от тебя и сделался
врагом твоим?» (1 Царств 28:15-16).
Самуил не скажет ничего нового. Он служил лишь вестником Бога.
Он не спорит с волей Всевышнего, не меняет судьбу. 
Саул ещё может говорить с духом умершего. Но уже не может
говорить с Богом. Он приближается к миру мертвых. И уже завтра будет там, где
Самуил.
Бог отступил от Саула не раньше, чем Саул отступил от Бога. 
Волшебство бесполезно, духи могут говорить что угодно, Божий
приговор уже вынесен.
Если Бог молчит, духов спрашивать не только бесполезно, но и
опасно. 
Бежать некуда. Обвинять некого.
Но ведь можно разорвать эту линию обреченности. Можно восклинуть
к Богу на виду у всего народа. Можно исповедовать свой грех, свое отступление.
Можно пойти и умереть – но раскаявшимся.
Нет, Саул дрожит, но идет к своему концу. Что это за
обреченность, что за упорство гибнущих? Он знает, что погибнет и его сын
Ионафан. Но ничего не делает, чтобы спасти хотя бы его.
Страшнее волшебства волшебниц может быть лишь заколдованность самим
собой.





Опротивел народу своему

Опротивел народу своему
Давид устал
убегать и сказал: «Когда-нибудь попаду я в руки Саула, и нет для меня ничего
лучшего, как убежать в землю Филистимскую» (1 Царств 27:1).
Но вот беда:
второй раз пустить слюну по бороде не удастся, придется угождать Анхусу, царю
Гефскому. Как угождать? Воюя на его стороне, в том числе против своих, против
Израиля.
Это страшный
выбор, который вынужден делать беглец.
Быть чужим среди
своих, своим среди чужих.
Давид был жесток.
Забирал все. Свидетелей не оставлял.
Он впечатлил Анхуса
и завоевал его расположение. «И доверился Анхус Давиду, говоря: он опротивел
народу своему Израилю и будет слугою моим вовек» (27:12).
Тот, кто вел
«войны Господни» за Израиля, стал военачальником и телохранителем вражеского
царя.
В этом опыте Бог
сокрушает патриота, обнажает все противоречия, и готовит к новому этапу.
В этом опыте
рождается новый Давид.
Национальный
герой становится предателем.
Слуга Саула
становится слугой Анхуса.
Победитель
Голиафа – разорителем Израильтян.
Давид многое увидел
и понял со стороны.
Он еще будет
служить своему народу.

0
0
1
176
1007
ASR
8
2
1181
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Но сейчас у него
есть лишь Бог, и он проходит свой кривой путь в полной зависимости от Бога.

Реформация в постконфессиональной перспективе

Реформация в постконфессиональной перспективе
Мы можем сохранить верность Реформации
лишь тогда, когда принимаем и творчески продолжаем ее линию, в том числе,
исправляя прежние ошибки и неудачи. 

Едва ли не основная неудача – конфессионализация
христианства. Соответственно, нет более важной задачи, чем открытие
постконфессиональной перспективы для продолжения Реформации. 

На мой взгляд,
такая перспектива открывается не через смешение или отмену конфессиональных
границ, но через понимание их условности и прозрачности. Самым простым и самым
важным открытием может быть открытие своей неединственности, открытие своей
открытости, незавершенности, частичности. 

В этом смысле присутствие
протестантизма как конфессионального выражения Реформации является необходимым
условием для обновления исторических церквей. В лице протестантизма Реформация
обрела свою конфессиональную субъектность. Но продолжиться она может лишь
тогда, когда все субъекты-конфессии смогут открыться друг другу в совместном
обращении к Евангелию. 

Протестантизм должен послужить обновлению исторических
церквей, но также, в свою очередь, должен обновиться в приобщении к их богатому
наследию. Вот почему будущее протестантизма в Украине неразрывно связано с
судьбой православия.
Здесь я хотел бы обратиться к идеям
реформатского богослова Питера Лейтхарта и наследию православного мыслителя
отца Александра Меня.
В своих размышлениях о  “конце протестантизма”
богослов Питер Лейтхарт открывает постконфессиональную перспективу Реформации
именно в свете этого конфессионального конца: “Реформация еще не завершена, но
протестантизм уже, или должен быть завершен”. 

Он характеризует протестантизм как “негативную теологию”, согласно которой быть
“протестантом означает быть не-католиком”. Вместо такого негативизма “протестантизм
должен дать дорогу реформированной версии католицизма”, в котором не будет
место крайним притязаниям папизма, мессе, молитвам Марии или святым; но который
будет настаивать на спасении как Божьем даре по вере и на том, что все традиции
должны соответствовать Писанию. 

Более того, такой реформированный католицизм
сможет обогатить и протестантов, акцентируя роль общины, ценность традиции, место
литургики, силу экстетики, аспект сакраментализма, герменевтику почтения (толкование
Писания с уважением к преданию), публичные и национально-культурные формы
свидетельства.
Идеи Питера Лейтхарта очень важно услышать
и осмыслить. Потому что без преодоления родовой травмы европейского
протестантизма – я имею ввиду антикатолический запал – Реформация как дело
общецерковное вряд ли возможна. Но для протестантизма украинского есть своя
родовая травма – «православная», связанная с целым комплексом противоречий в
отношениях с православной традицией. К сожалению, даже на сегодняшний день,
очень мало общений почвы и точек соприкосновения. 

Православие понемногу
становится украинским, но никак не становится евангельским. Иногда у меня
возникает впечатление, что КП и МП в самом деле отличаются лишь одной буквой.
Национализировать христианство еще не значит его реформировать.
Пока я не могу назвать более близкого
православного родственника для евангельских протестантов, чем отец Александр
Мень. 

Что из его наследия может быть интересным? На этот вопрос хорошо отвечает
биограф отца Александра Владимир Илюшенко: “Мы наследуем традицию открытого
христианства, которую отец Александр развил и обновил. Христианства, понятого
не как теория, не как свод правил, запретов и повелений, а как новая жизнь,
преображающая человека. Христианства, открытого всем ветрам истории,
распахнутого навстречу человеку, говорящего с человеком на понятном ему языке,
открытого миру и его проблемам. Оно, это христианство, основано на вере, любви
и свободе… Для этого христианства характерны терпимость, восприимчивость,
чуткость к иными традициям, уважение к личности, диалог с миром и людьми,
поиски общехристианского и общечеловеческого единства. Открытое христианство
мало похоже на «бытовое, обрядовое православие с его стилизацией, елейностью и
«вещанием» (слова отца Александра). И оно неизбежно сталкивается с иной, закрытой
моделью христианства – «христианством» косным, мертвящим, унижающим человека,
умеющим только возводить стены, строить баррикады, ставить границы. Его
приверженцы – это духовные пограничники или конвойные караульщики, закон
которых: шаг вправо, шаг влево – открываем огонь. Везде им мерещатся ереси,
уклоны… Для закрытой модели христианства характерны узость, шовинизм,
агрессивная религиозность, культурный эгоцентризм, духовный сепаратизм. Это
конфронтационная модель, которая не может существовать без врага. Поиски и
уничтожение врага становятся смыслом жизни. Любовь терпимость, открытость – это
все связано, это все едино. Ненависть, нетерпимость, закрытость – это тоже
связано, это тоже единый комплекс» (
Владимир Илюшенко. Отец Александр Мень. Жизнь, смерть, бессмертие. — М.: ЭКСМО, 2013).
Открытое православие – часть открытого
христианства, в котором есть место и открытому католицизму, и открытому
протестантизму. Они все открыты к Евангелию как Слову Божьему, к служению
людям, к полноте и разности церковных традиций.
Задача Реформации не в том, чтобы все
православные и католики стали протестантами, но в том, чтобы все они стали
евангельскими. Задача в том, чтобы украинские протестанты были евангельскими
протестантами, а украинские православные были евангельскими православными. 

В
самом деле, если протестанты знают, что значит быть евангельскими, то почему бы
не поделиться этим опытом, этим знанием, этим реформаторским импульсом? 

И если
украинские православные христиане способны увидеть себя частью разнообразного
христианства, то почему бы им не принять этот импульс всерьез, как дар и шанс
собственного обновления?

Реформація. Постконфесійна перспектива

Реформація. Постконфесійна перспектива

risu.org.ua 25.04.2017

Ми
можемо зберегти вірність Реформації лише тоді, коли приймаємо і творчо
продовжуємо її лінію, в тому числі, виправляючи старі помилки і невдачі.
Основна невдача — конфесіоналізація християнства. Відповідно, немає більш
важливого завдання, ніж відкриття постконфесійної перспективи для продовження
Реформації. На мій погляд, така перспектива відкривається не через змішування
або скасування конфесійних кордонів, але через розуміння їх умовності та
прозорості.
Найпростішим
і найважливішим відкриттям може бути відкриття своєї відкритості,
незавершеності, частковості. У цьому сенсі присутність протестантизму як
конфесійного вираження Реформації є необхідною умовою для оновлення історичних
церков.
В
особі протестантизму Реформація знайшла свою конфесійну суб’єктність. Але
продовжитися вона може лише тоді, коли всі суб’єкти-конфесії зможуть відкритися
один одному в спільному зверненні до Євангелія.
Протестантизм
повинен послужити оновленню історичних церков, але також, в свою чергу, повинен
оновитися в залученні до їх багатої спадщини. Ось чому майбутнє протестантизму
в Україні нерозривно пов’язане з долею православ’я.
Тут
я хотів би звернутися до ідей реформатського богослова Пітера Лейтхарта (Peter Leithart) і
спадщини православного мислителя отця Олександра Меня.
У
своїй книзі «Кінець протестантизму» богослов Пітер Лейтхарт відкриває
постконфесійну перспективу Реформації саме в світлі цього конфесійного кінця:
«Реформація ще не завершена, але протестантизм вже, або повинен бути
завершений».
Він
характеризує протестантизм як «негативну теологію», згідно з якою
бути «протестантом означає бути не-католиком». Замість такого
негативізму «протестантизм повинен дати дорогу реформованій версії
католицизму», в якій не буде місця крайнім домаганням папізму, месі,
молитвам Марії або святим; яка буде наголошувати на спасінні вірою як Божому
дарі і на тому, що всі традиції повинні відповідати Святому Письму. Більш того,
такий реформований католицизм зможе збагатити і протестантів, акцентуючи роль
громади, цінність традиції, місце літургіки, силу естетики, аспект
сакраменталізму, герменевтику поваги (тлумачення Писання з повагою до
передання), публічні і національно-культурні форми свідоцтва.
Ідеї
​​Пітера Лейтхарта дуже важливо почути й осмислити. Тому що без подолання
родової травми європейського протестантизму — я маю на увазі антикатолицький
запал — Реформація як справа загальноцерковна навряд чи можлива. Але для
протестантизму українського є своя родова травма — «православна», пов’язана з
цілим комплексом протиріч у відносинах з православною традицією. На жаль,
навіть на сьогоднішній день, дуже мало спільного грунту і спільних позицій.
Православ’я потроху стає українським, але ніяк не стає євангельським. Іноді у
мене виникає враження, що КП і МП справді відрізняються лише однією літерою.
Націоналізувати християнство ще не означає його реформувати.
Поки
я не можу назвати ближчого православного родича для євангельських протестантів,
ніж отець Олександр Мень. 
Що з його спадщини може бути цікавим? На це питання
добре відповідає біограф отця Олександра Володимир Ілюшенко: «Ми
успадковуємо традицію відкритого християнства, яку отець Олександр розвинув і
оновив. Християнства, що сприймається не як теорія, не як звід правил, заборон
і наказів, а як нове життя, що перетворює людину. Християнства, відкритого всім
вітрам історії, розкритого назустріч людині, що говорить з людиною на
зрозумілій їй мові, відкритого світу і його проблемам. Воно, це християнство,
засноване на вірі, любові і свободі… Для цього християнства характерні
терпимість, сприйнятливість, чуйність до інших традицій, повага до особистості,
діалог зі світом і людьми, пошуки загальнохристиянської і загальнолюдської
єдності. Відкрите християнство мало схоже на «побутове, обрядове православ’я з його
стилізацією, єлейністю і «віщуванням» (слова отця Олександра). І воно неминуче
стикається з іншою, закритою моделлю християнства — «християнством» відсталим,
мертвущим, що принижує людину, яке вміє тільки зводити стіни, будувати
барикади, ставити кордони. Його прихильники — це духовні прикордонники або
конвойні караульники, закон яких: крок вправо, крок вліво — відкриваємо вогонь.
Скрізь їм ввижаються єресі, ухили…  Для
закритої моделі християнства характерні вузькість, шовінізм, агресивна
релігійність, культурний егоцентризм, духовний сепаратизм. Це конфронтаційна
модель, яка не може існувати без ворога. Пошуки і знищення ворога стають сенсом
життя. Любов терпимість, відкритість — це все пов’язане, це все одне.
Ненависть, нетерпимість, закритість — це теж пов’язане, це теж єдиний комплекс».
Про
таке відкрите християнство можна сказати словами отця Олександра: “Християнство
лише починається”. І це означає не тільки перспективу (можливість відбутися,
розвинутися), але також невдачу того, що вже було. Після двох тисячоліть
історії християнство лише починається. Після п’ятисот років власної конфесійної історії протестантизм лише починається. І тисячолітнє
православ
я лише починається.
В цьому сенсі історією не варто вихвалятися. Все, що є закритим в своїй історії;
все, що не може чи не хоче відкритися до загальнохристиянського масштабу і
загальнохристиянського євангельского джерела, не має перспективи.
Відкрите
православ’я — частина відкритого християнства, в якому є місце і відкритому
католицизму, і відкритому протестантизму. Вони всі відкриті до Євангелія як
Слова Божого, до служіння людям, до повноти і різноманіття церковних традицій.
Завдання
Реформації не в тому, щоб всі православні та католики стали протестантами, але
в тому, щоб всі вони стали євангельськими. Завдання в тому, щоб українські
протестанти були євангельськими протестантами, а українські православні були
євангельськими православними.
Справді,
якщо протестанти знають, що значить бути євангельськими, то чому б не
поділитися цим досвідом, цим знанням, цим реформаторським імпульсом?

0
0
1
904
5157
ASR
42
12
6049
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

І
якщо українські православні християни здатні побачити себе частиною
різноманітного християнства, то чому б їм не прийняти цей імпульс всерйоз, як
дар і шанс власного оновлення?

Да воздаст Господь каждому

Да воздаст Господь каждому
И вновь Давиду
представляется случай отмстить. Вот копье, вот сонный и жалкий Саул, вот войско
храпящее и беззащитное. И вроде разумно говорит храбрый соратник Авесса:
«Предал Бог ныне
врага твоего в руки твои; итак, позволь, я пригвожду его копьем к земле»
(1 Царств 26:8).
Но что-то
останавливает Давида.
Что именно? Понимание
того, что царь – помазанник Божий, что сложившаяся ситуация – промысел Божий, а
не досадное недоразумение или произвол Саула.
Раз Бог дал добро
на царствование Саула, то Он Сам будет судить Своего ставленника.
Поэтому Давид
отдает Богу суд и месть:
«Путь поразит его
Господь, или придет день его, и он умрет, или пойдет на войну и погибнет; меня
же да не попустит Господь поднять руку мою на помазанника Господня»
 (26:10).
А Саулу он задает
главный вопрос – где Бог во всем этом и где интриги людей.
«Если Господь
возбудил тебя против меня, то да будет это от тебя благовонною жертвою; если же
– сыны человеческие, то прокляты они пред Господом»
(26:19).
Давид готов
смириться с любой волей Бога, даже с худшим для себя сценарием. Почему? Потому
что это часть Божьего плана.
Если Богу угодно
поставить Давида царем, то пусть к трону может вести через пустыни и пещеры,
унижения и утраты. Рано или поздно,
«воздаст Господь
каждому по правде его и по истине его»
(26:23).
Не стоит спешить
с судом и мщением, обидой и гневом. То, что мы считаем несправедливостью
властей, ударами судьбы и кознями врагов, может быть от Бога, может готовить
нас к царству.

0
0
1
234
1339
ASR
11
3
1570
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Иногда дорога к
успеху ведет через пустыню.

За пазухой у Бога

За пазухой у Бога
Давид прячется в
пустынях. Бог скрывает его от мести Саула. Но люди, ради которых он вел «войны
Господни», не спешат ему помогать.
Показательна
история с богачом Навалом. На просьбу о помощи пропитанием в обмен на услуги
защиты, Навал отвечает: 



«Кто такой Давид и кто такой сын Иессеев? Ныне стало
много рабов, бегающих от господ своих» 

(1 Царств 25:10).

Давид в силах
покарать этого наглеца. Но на его пути возникает жена Навала – прекрасная и
разумная Авигея.
Авигея называет
себя рабой, а Давида – господином. Поведение своего мужа списывает на безумие: 



«Пусть господин мой не обращает внимания на этого злого человека, на Навала;
ибо каково имя его, таков и он. Навал – имя его, и безумие его с ним» 

(25:25).

Авигея – полная
противоположность Навалу. Она пала и поклонилась, принесла щедрые дары, вспомнила Господа,
просила прощения. Более того, она пророчески говорила о будущем царстве Давида
(и даже его династии!).
Авигея спасала не
только жизнь своего безумного мужа, она спасала будущее Давида – чтобы лишнее
убийство не мучило его совесть.
Она ободрила
Давида и говорила с «беглым рабом» как с царем. Давиду не о чем переживать,
потому «душа господина моего будет завязана в узле жизни у Господа» (25:29). 

Еще выразительнее в другом переводе: 


«Твой Бог спрячет твою жизнь словно за
пазухой» 

(перевод РБО-2015).

0
0
1
217
1238
ASR
10
2
1453
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Бог Сам все
устроит. Зачем же брать на себя кровь? 

Навал умрет уже через десять дней («Господь сразил его намертво», РБО-2015)
А
красавица Авигея станет женой Давида.

Евангелие не заковать

Евангелие не заковать
Евангелие – это радость
и дар. Но для тех, кто согласился служить Евангелию, это может стоить дорого.
Апостол Павел пишет Тимофею, что его беды связаны с Евангелием, это все из-за
Евангелия: «Помни Иисуса Христа, потомка Давида, воскресшего из мертвых, как
гласит Радостная Весть, которую я проповедую. Ради нее я в беде – даже в цепях,
как преступник. Божью весть в цепи не заковать!» (2 Тим. 2:9). Но эта беда
служит распространению Евангелия. Цепи на руках апостола помогают Евангелию
торжествовать и побеждать империю.
«Помни Иисуса Христа,
воскресшего из мертвых» — это апостольское увещание Тимофея нужно услышать всем
нам, лидерам XXI века. Если смерть не могла удержать Христа, то как это сделают
железные цепи и тюремные стены, границы и спецслужбы? Если Христу пришлось
умереть, то почему бы нам не потерпеть некоторые беды, зная о скором
воскресении и несомненной победе?
В чем состоит эта Божья Весть, которую не могут сдержать
никакие цепи?
Не столько в знаниях о Боге и Его спасении, сколько в самом Иисусе Христе.
Я очень люблю свидетельство митрополита Антония Сурожского. Он решил «покончить
с Евангелием», почитать его и убедиться, что оно не стоит веры. Но открыв
Евангелие, он встретил Христа. «
Я сидел, читал, и между
началом первой и началом третьей глав Евангелия от Марка, которое
я читал медленно, потому что язык был непривычный, вдруг почувствовал, что
по ту сторону стола, тут, стоит Христос… И это было настолько разительное
чувство, что мне пришлось остановиться, перестать читать и посмотреть.
Я долго смотрел; я ничего не видел, не слышал, чувствами ничего не
ощущал. Но даже когда я смотрел прямо перед собой на то место, где никого
не было, у меня было то же самое яркое сознание, что тут стоит Христос,
несомненно. Помню, что я тогда откинулся и подумал: если Христос
живой стоит тут — значит, это воскресший Христос. Значит, я знаю
достоверно и лично, в пределах моего личного, собственного опыта, что
Христос воскрес, и значит, все, что о Нем говорят, — правда. Это
того же рода логика, как у ранних христиан, которые обнаруживали Христа
и приобретали веру не через рассказ о том, что было от начала,
а через встречу с Христом живым, из чего следовало, что распятый
Христос был тем, что говорится о Нем, и что весь предшествующий рассказ
тоже имеет смысл”
.
Если наша проповедь Евангелия не помогает людям встретить
Христа, то все остальное лишается смысла. И здесь я хочу предложить четыре
важных характеристики того, как мы должны воспринимать Евангелие и
свидетельствовать о нем.
Доступность. Очень важно, чтобы мы могли быть доступными. Но не
для всех сразу. Нет универсальных людей и нет универсальных ключей к душам
людей. Я не могу быть доступным для всех. У меня есть свои аудитория. Если я
профессор, я должен быть доступным для университетских студентов и профессоров.
Доступность не обязательно простота, это соответствие. В случае с университетом
это предполагает высокий уровень интеллектуальной культуры.
Если вы работаете с
молодежью улиц, а не университетов, то очевидно, что в этом случае уровень
должен быть ниже, здесь нужно не восходить, а снисходить.
Но во всех случаях мы
должны говорить так доступно (когда проще, когда сложнее, но всегда понятно),
чтобы не искажать Евангелие, не подправлять Христа. 
То, что действительно
бесценно, доступно для всех – и для чванливых профессоров, и для потерянных
беженцев. Разве не все мы измучены жаждой и голодом по Богу? «Приходите же к
воде, все, кто измучен жаждой! У кого нет серебра, приходите, получайте еду,
ешьте! Приходите, получайте вино и молоко, не за серебро, бесплатно!» (Ис.
55:1). Разве не все мы измучены тяжкой ношей и нуждаемся в отдыхе? «Придите все
ко Мне, измученные тяжкою ношею! Я дам 
вам отдых» (Матф. 11:28).
Целостность. Очень важно, чтобы мы видели Евангелие целостным
и позволили ему сказать свое слово для каждой сферы, каждой минуты и каждого
вопроса нашей жизни. Мы должны проповедовать не только спасение души с наших
кафедр или в наших группах по изучению Писания, но также — истину в
университетах, красоту в творчестве, добро в милосердии. Нам нужно связать эти
вещи и показать доброту и красоту Божественной Истины. А также показать
целостность и всеохватность Евангелие, которое не спасает нас по частям,
разрезая по сегментам, обрекая на боль противоречий, но охватывает всю жизнь, потому
что Евангелие и есть новая жизнь (Деян. 5:20), а не какая-либо ее часть.
Апостолы вполне могли ограничиться домами или церковью, но он сделали Евангелие
публичным, видимым, вызывающим. Евангелие претендует на полноту нашей жизни, и
если наша проповедь не может передать эту целостность послания Бога и новой
жизни в Боге, мы не только ограничиваем силу Евангелия, но и грешим против его
Автора.
Аутентичность. Мы ничего не придумываем, не обманываем, не
манипулируем. Ведь есть своя опасность в умности наших речей, в нашем
интеллектуализме, в стремлении завоевать внимание, продать своей товар. Апостол
Павел умел впечатлять. Настолько, что правитель Фест «громким голосом сказал:
«Безумствуешь ты, Павел! Большая ученость доводит тебя до сумасшествия», на что
получил ответ: «Нет, достопочтенный Фест, я не безумствую, но говорю слова
истины и здравого смысла» Деян. 26:25.
«Слова истины и здравого
смысла» — именно так мы должны отстаивать Евангелие. Мы ведь много говорим о
полном Евангелии, теперь нужно так же понять и его аутентичность, настоящесть,
естественность. Настоящее Евангелие — не искусственное, не насильственное, не
скучное, не гламурное.
Я до сих пор помню
конфуз, пережитый в детстве, когда пригласил свою учительницу музыки в церковь.
«Ну что, как вам?», — я надеялся впечатлить ее хорошей программой праздничного
служения. Она мне ответила: «Приторно. Слащаво. Но концерт неплохой». И это
все.
Кому-то в церкви будет
скучно, кому-то весело. Но и то, и это – не жизнь, а добавки к ней. Это не
Евангелие, это наши приправы, картинки, украшения к нему. Неужели наше
Евангелие не является захватывающим само по себе?
Апостол Иоанн, хотя и
назван богословом, но говорит о Евангелии Христа как о Жизни, не теории и не
глянцевой картинке. Он говорит лишь о том, что видел и пережил сам. Вот это
свидетельство! Из первых рук, из первых уст. «О том, что было от начала, что мы
слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о
Слове жизни» (1 Иоан. 1:1 ). Он знает это на себе, поэтому сохранил в своем
Евангелии слова Христа «Я есть путь, и истина, и жизнь» (Иоан. 14:6).
Сегодня важно не столько
быть умными, сколько настоящими. Нам придется не только провозгласить истину,
но показать, как она становится жизнью; не только показать путь, но идти по
нему и жить им. Нам не нужно казаться, нам нужно быть.  
Избыток. Тот же Иоанн говорит о Христе как о дающем жизнь с
избытком. И сравнивает Его с другими, которые ничего не дают, лишь воруют. «Вор
приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того,
чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Иоан. 10:10).
Наши современники так
много были обмануты, что не верят, когда им что-то хотят дать. И даже христиане
прославились манипуляциями и обманом. Если мы забираем больше, чем даем, то мы
воры.
Если мы показываем лишь
обложку Евангелия, лишь рекламируем его, но так и не открываем всей полноты и
всего избытка для людей, мы обкрадываем их – их надежды, время, чувства, веру,
деньги.
Если мы чем и можем
удивить людей сегодня, так это щедростью, избытком благ и благости.
Атеизм был нулем. Был физикой
и метафизикой дефицита. Был верой в пустоту. Чем может быть настоящая
евангельская вера? Только избытком.
Эту Радостную Весть –
доступную, целостную, настоящую, изобильную – Бог передал нам, чтобы мы поделились
ей дальше с другими людьми. Для такой новости нет цепей и ограничений. Она бьет
фонтаном радости, света, жизни. Кто может удержать ее? Кто может помешать ей?
Кто хочет усомниться? Кто хочет проверить?

0
0
1
1178
6715
ASR
55
15
7878
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Человек и царь

Человек и царь

Саул продолжает
гоняться за Давидом. В этом надуманном противостоянии, в навязчивых страхах, в
одержимости завистью и местью проходит время первого царя. Два величайших воина
тратят свою жизнь на выяснение отношений.
При этом Саул
считает себя величайшим, а Давида – всего лишь рабом своим, который «строит
ковы» (1 Царств 22:8). Впрочем, коварство этого раба таково, что он угрожает
всему царству (20:31).
Давид же отдает
должное царю и не позволяет себе оскорблений. Он мог убить Саула в пещере, но
лишь отрезал край одежды – чтобы показать царю чистоту своих намерений и
остановить его безумную ярость.
Давид поклонился
царю и называл его «господином», «отцом», «помазанником Господа». А себя самого
– «мертвым псом», «блохой».
Все, что хочет
сказать Давид – что он не ищет смерти царя и присвоения царского трона.  Он отдает суд Богу: «Господь да будет судьею
и рассудит между мною и тобою» (24:16).
И вновь сердце
Саула сокрушено. Он приходит в себя. «Твой ли это голос, сын мой Давид?»
(24:17). Он кричит и плачет. Он признает свою неправоту: «Ты правее меня, ибо
воздал мне добром… Ты непременно будешь царствовать» (24:18, 21).
То, что мы
воспринимали как историю раба и господина, оборачивается более сложной историей
отца и сына, а также конфликтом сердца и трона, человека и царя, человечности и
царственности.
В Сауле осталось
еще что-то живое. Но корона сводит его с ума. 

0
0
1
233
1331
ASR
11
3
1561
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

И в этом смысле
пророчество «ты будешь царствовать» звучит плохо: ты сам узнаешь на себе что
такое власть, как она сводит с ума, ты поймешь меня уже вскоре.

Ионафан укрепил Давида

Ионафан укрепил Давида
Саул искал Давида
«всякий день», но Бог скрывал беглеца. В то же время как Саул «вышел искать
души» Давида, «встал Ионафан, сын Саула, и пришел к Давиду в лес, и укрепил его
упованием на Бога, и сказал ему: не бойся, ибо не найдет тебя рука отца моего
Саула, и ты будешь царствовать над Израилем, а я буду вторым по тебе; и Саул,
отец мой, знает это» (1 Царств 23:15-17).
Саул ищет – не
может найти. А Ионафан приходит прямо к Давиду без всяких поисков.
На Саула работали
тысячи сыщиков, соглядатаев и предателей. С Давидом – по пальцам пересчитать.
Ему и вестника послать – некого.
Но для добрых
людей путь друг ко другу прям. Ионафан легко находит Давида и укрепляет его
ободряющими словами.
Ионафан чувствует
волю Божью: Давид – будущий царь. Так же хорошо он видит падение своего отца.
Но он не видит
своей скорой гибели, он мечтает дружить и царствовать с Давидом.
Его дружеская
любовь слепит, закрывает собой вид приближающейся смерти.
Интересно, что Ионафан
подтверждает и то, что царь Саул знает волю Божью о себе и Давиде, но идет
против этой воли, отчаянно борется за свое уже потерянное царство.

0
0
1
184
1053
ASR
8
2
1235
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Ионафан не видел
своего будущего. Но он послужил будущему Давида. Так может только настоящий
друг.

Предадут

Предадут

Давид и Саул
разнятся во многом. Первый готов жертвовать личным ради народа, второй видит
все как сугубо личное дело. Первый доверчив. Второй подозрителен. Первый ищет общего
блага. Второй личной власти и мести.
Даже после того,
как Доик поразил род священника Ахимелеха, после страшных предательств и
зверств, Давид готов идти на риск. Он скорбит о своих решениях: «Я виновен во
всех душах» (22:22), но не может видеть несчастье своего народа из безопасной
пещеры.
Так Давид не
может остаться безразличным к беде города Кеиля. Филистимляне напали и грабят.
Те, кто с Давидом, — «все притесненные, и все должники, и все огорченные душою»
(1 Царств 22:2), — боятся выступать против Филистимлян. Но Господь отвечает:
«Иди в Кеиль, Я предам Филистимлян в руки твои» (23:4). Давид послушал Господа
и нанес врагу «великое поражение», «и спас жителей».
Саул движим
другими мотивами. Он не пришел на помощь Кеилю, зато едва услышав, что Давид
там, спешит осадить город и схватить ненавистного зятя.
И вновь Давид
вопрошает Господа через священника Авиафара:
«- Придет ли
Саул?
— Придет.
— Предадут ли
жители Кеиля меня и людей моих в руки Саула?
— Предадут»
(23:11-12).
Предадут. Те,
которых Давид спас. Те, ради которых он рисковал жизнью .

0
0
1
222
1271
ASR
10
2
1491
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Эта горькая
правда отныне будет в сердце Давида навсегда. Он должен служить людям, зная об
их непостоянстве. 
Это откровение сокрушает. После него становятся либо циниками,
либо верующими. 
Давид верил и пел Господу. А с народом было все ясно.