Михаил, судя по вашим книгам, статьям и интернет-публикациям, вы много пишите о жизни церкви и ее влиянии на общество. Какую бы вы дали сегодня оценку протестантской церкви в Украине, её влиянию на общество?
Если говорить о протестантизме в целом, то можно сказать, что протестантизм ищет себя по отношению к обществу. Церкви, которые являются традиционными для Украины, которые пережили преследования, жили в катакомбной, пещерной реальности. Когда пришла религиозная свобода в эпоху перестройки, они начали медленно разворачиваться лицом к обществу, но отношение это было скорее миссионерское, чем социальное: вот есть новое поле, которое мы можем осваивать, что раньше нам запрещали, теперь можно, давайте пойдем, будем говорить. Это были дни массовых евангелизаций, на лестничной площадке, в кинотеатрах, в дворцах культуры, на стадионах проводилась активная миссионерская работа. Потом начали думать о большем: хорошо, мы пришли на время и ушли. А как бы постоянно присутствовать, может быть, с помощью учебных заведений, издательств, миссий, создать такие очаги влияния в обществе, т.е. за стенами церкви, но от её имени, что бы были постоянные представители в обществе, к которым можно было бы обратиться, например, реабилитационные центры, центры консультирования, какие-то молодёжные клубы, спортивные кружки… Возникла целая сеть таких организаций, т.е. церковь понимала, что нужно социализироваться – стать постоянным членом общества, занять своё место в обществе, что нельзя постоянно оставаться на обочине, скажем так, на окраине общественной жизни. Не все церкви выбрали такой путь, и даже те, кто выбрал, много ошибок сделали, мне кажется. Может быть, слишком далеко пошли, пошли в те сферы, которые являются наиболее «грязными», в которых скомпрометировали себя, и сегодня, уже обжёгшись, пытаются найти приемлемое, безопасное место в пределах общества, в контексте его жизни. А некоторые церкви сознательно выбрали себе катакомбное существование на веки вечные, т.е. они понимают, что сегодня еще свобода, а завтра вернутся преследования, поэтому лучше никуда и не ходить, будем сидеть, где сидели… для них сохранить себя – главное.
Михали, скажите, евангельское общество в своём большинстве сознаёт свою миссию, выполняет ли то, что поручено им Господом?
Трудно ответить однозначно. Наверное, каждый выполняет в меру своего понимания, но конечно хочется большего. Я думаю, что большинство христиан участвует в миссии Божьей, так называемом великом поручении. Они говорят о своей вере, хотя бы уже фактом своей жизни, своего существования, своей принадлежностью к церкви. Но есть возможность большего, есть возможность не просто жить, но жить жизнью с избытком, о чём говорил Христос, т.е. есть христианство от полноты, христианство радостное, христианство вдохновляющее, христианство позитивной вести. Большинство живёт образом закрытого христианства, а есть открытое христианство, христианство, которое идёт в мир без страха, идёт в мир с радостью, христианство, которое завоёвывает новые территории не просто организационной или агрессивной деятельностью, а несёт радостное пасхальное послание, и это, конечно же, удел не многих (хотя должно быть уделом всех). Давайте посмотрим на наши лица, ведь очень мало людей, которые способны улыбаться, смеяться, радоваться, а это на самом деле очень важно. Когда мы приглашаем людей в церкви, то должны понимать, что приглашаем их стать такими как мы. Какими мы являемся? Радостное христианство, побеждающее, вдохновляющее, это удел не всех, и поэтому задача тех, кто понимает этот кризис, кризис разобщённости между меньшинством торжествующим и большинством удручённым, депрессивным, задача меньшинства, которое понимает суть этого кризиса, идти в народ и сеять это разумное, доброе, вечное, показывать альтернативу, что христианство может быть разным, многоразличным и многообразном.
Можно ли сказать, что тот образ христианства, который Господь нам предлагает через Своё Слово и через откровение от Духа, что бы верующие были солью и светом миру, затмевается сегодня в христианстве теми учениями, которое проповедуется в церквах и теми личностями, которые стоят над ними и предлагают ту форму и тот образ христианства, которые не делают христианство сильными, как мы и призваны служить Господу?
Конечно, во-первых это лидер, который заслоняет часто Христа, путь ко Христу, радость от встречи с Христом; во вторых, опыт самого верующего заслоняет; а в-третьих, историческая традиция самой церкви, т.е. мы склонны абсолютизировать тот образ церкви, с которым мы встретились впервые, тот опыт в котором мы формировались. Мы склонны канонизировать того предстоятеля или пресвитера, который стал первым пресвитером для нас, к которому мы пришли, в церкви которого мы встретились с Богом. И вот эти образы, эти опыты, они заслоняют от нас новизну и живость ежедневной и ежечасной встречи с Богом, которые всегда дают нам чувства радости, свежести, избытка. Поэтому на самом деле тут стоит проблема различения в более широком плане, проблема состоит в различении веры и религии, благодати и религиозных традиций, церкви как живого сообщества и церкви как организации и конфессии, вот это всегда не совпадает.
Какой вы видите выход для христианства, и для каждого верующего в частности из положения о котором мы сейчас говорим, чтобы прийти в то состояние, в котором бы Господь мог бы их использовать и они могли ходить в славе Божьей?
Конечно, здесь нужно начать с уважения к традиции, с уважения к церкви, в которой Бог являет себя, или, по крайне мере, впервые мы там встретились с Ним. Но при этом нужно понимать, что можно идти дальше. Когда мы читаем Новый Завет, мы узнаем о Христе, что Он редко был в Храме, Он всегда был там, где люди, т.е. Христос идёт дальше. Он не только Бог истории, вчерашнего дня, но Он Бог дня сегодняшнего, не нужно Ему отводить какое-то каноническое место или какой-то иконный образ. Нужно всегда, оставаясь в традиции, искать всё время её Господина, искать Бога, переживать заново это чувство встречи с Ним. И очень важно, что бы наша вера не приняла какую-то закосневшую, устоявшуюся форму, в которой нам будет самим тесно и скучно жить. Нужно искать образа Божьего, искать лица Его.
Вы, как я понимаю, вращаетесь в разных кругах христианской общественности, с разной христианской окраской и верующими с разным положением — от служителей церкви до рядовых членов. Что вам доводится слышать чаще всего о положении церкви в обществе от самих верующих, и насколько отличается характеристика ЦЕРКВИ у рядовых членов и у служителей высшего ранга?
Согласно неписанному обычаю, служители высшего ранга должны всегда показывать уверенность, что все под контролем, т.е. им нельзя подавать какие-то знаки кризиса, создавать паническое настроение, они должны говорить, что всё в порядке, что идём верной дорогой. Я могу их понять: это церковные дипломаты, это люди, которые ответственны за общую ситуацию. На низовом уровне люди больше выражают своё недовольство, у них есть право обсуждать избанников, они могут позволить себе критиковать того, кто стоит наверху, своего руководителя, и это нормально, в том числе, потому, что эта критика даёт стимул для развития, для дискуссии в рамках церкви. Поэтому оценка сверху и снизу отличается. Сегодня предстоятели всех христианских церквей говорят, что всё хорошо, мы развиваемся, но люди на местах, люди в поместной церкви, прихожане, простые члены, говорят совсем другое, они говорят, что так дальше жить нельзя, нужно что-то менять. Но я хочу сказать и другое: различия оценок – на уровне риторики. А чувство перемен живет у всех. Это понимают и на верхнем уровне, и на нижнем, а именно, что необходимо глубокое обновление, обновление церковной жизни, руководства, видения. Мне кажется, что в формате честного диалога, когда можно общаться без галстуков, мы встретим больше искренности и больше правды.
Из истории мы знаем предпосылки всякой революции или реформации в обществе: верхи уже не могут, а низы уже не хотят жить по-прежнему. Не думаете ли вы, что служители, боясь откровенно признавать проблемы своего христианского общества, будучи служителями в самом высоком ранге, тем самым провоцируют низы к революции, или, говоря христианским языком, к реформации, когда сами служители откровенно не исповедуют проблемы своих церквей, а церковь, тем не менее, видит эти проблемы?
Я думаю, что руководство просто-напросто не адекватно динамике головокружительных перемен, они не могут понять всю быстроту всю логику, всю динамику времени, поэтому обвинять их в чём-то трудно. Это люди, которые выросли в стабильной ситуации, устоявшемся образе церкви, в советское размеренное время, время застоя. Они не хотят в принципе ничего менять, они боятся менять себя, потому что не понимают, куда ведут перемены и как ими управлять. Мало кто понимает динамику перемен, поэтому нельзя обвинять представителей старшего поколения. Сегодня максимальная задач, которая по плечам этим людям, — по крайне мере, перевести это чувство недовольства, эту необходимость перемен, в конструктивное русло, найти тех людей, которые смогут предложить грамотный богословский диалог о путях развития.
Не говорит ли их видение ситуации, что они потеряли связь с Главой и не получают откровение от Бога о данной ситуации, а потому ничего и не предпринимают?
Они верят так, как были научены ранее. Они с трудом могут анализировать, они люди своего времени. Мы должны им быть признательны, но на них лежит ответственность дать следующему поколению место, потесниться…
Интервью взял Юрий Щербанюк
