Online

Чем страшно племя Иудеев

Чем страшно племя Иудеев

Пока люди спят, Бог продолжает Свое дело и совершает
настоящие чудеса. Мы говорим: «Утро вечера мудренее». И в этом есть своя мудрость.
Но правда вовсе не в том, что за ночь само-собой что-то решится, или мы
проснемся более умными. Правда в том, что Бог дает нам отдых, и если мы верим и
доверяем Ему, то Он за ночь решает множество нерешаемых вопросов. Бог не спит.
Не спят и враги. Аман готовит дерево, на котором повесит
Мардохея. Его злые друзья точат ножи на Иудее.
В ту ночь не спит и царь. Мучаясь от бессонницы, он
вспоминает доброе дело уже приговоренного к смерти Мардохея и неожиданно для
всех решает почтить его.
За одну ночь все меняется.
Ирония в том, что оказать сугубую честь Мардохею поручено
именно Аману. Аману, который ненавидит Иудеев и уже приготовился праздновать
свою полную победу над ними.
Еще больше иронии в том, что даже близкие друзья Амана не
могут никак утешить его в этом страшном унижении. Они лишь добавляют ему горечи
и отчаяния:
«И пересказал Аман Зереши, жене своей, и всем друзьям
своим все, что случилось с ним. И сказали ему мудрецы его и Зерешь, жена его:
если из племени Иудеев Мардохей, из‐за которого ты начал падать, то не
пересилишь его, а наверно падешь пред ним» (Есфирь 6:13).
Теперь Мардохей вдруг оказывается страшным и сильным. Не
из-за своих связей при дворе. Но благодаря принадлежности к «племени Иудеев».
Чем же страшно это племя Иудеев? Почему Аман «не
пересилит», а «падет пред ним»?
Не подвигом Мардохея.
Не влиянием Есфири.
Но именем Господа Бога.  
По слову псалмопевца, «Свято и страшно имя Его!» (Пс.
110:9).
А Он Сам говорит о Себе так: «Я – Царь великий, и имя Моё
страшно у народов» (Малахия 1:14).
Как у разоренного и рассеянного народа может быть такой
страшный и сильный Бог? Разве боги победителей не сильнее богов побежденных?
Но наш Бог управляет и победителями и побежденными. Он
Сам рассеял Иудеев. Он использовал Вавилонян. Он использует персов.  
Мудрецы Амана говорят правду: никто не пересилит Иудеев,
если они послушны Своему Богу.
Всякий, кто захочет навредить племени Иудеев, неизбежно
падет. И своим падением послужит возвышению Божьего народа.
Племя Иудеев бывало не раз в рассеянии. Но всякий раз
возвращалось. Нет на картах Вавилона. И нет такого государства как Персия. Но
народ Божий живет и здравствует. Потому что Божий. И потому что история этого
народа включает в себя истории всех аманов и всех царей, подчиняя их Божьей
воле, разрушая коварные планы и обращая зло на добро.  

Большое чудо начинается с простого послушания

Большое чудо начинается с простого послушания

Когда два праведника согласны меж собою, непременно
начинаются чудеса. 

Как только Мардохей и Есфирь послушались друг друга, Бог начал
действовать самым чудесным образом.
Мардохей приказал Есфири умолять царя о спасении иудеев.
В ответ она приказывает поститься о ней. И Мардохей был послушен Есфири: «пошел
Мардохей и сделал, как приказала ему Есфирь (Есфирь 4:15-17).
И Есфирь была послушна Мардохею: 

«На третий день Есфирь
оделась по‐царски. И стала она на внутреннем дворе царского дома, перед домом
царя; царь же сидел тогда на царском престоле своем, в царском доме, прямо
против входа в дом. Когда царь увидел царицу Есфирь, стоящую на дворе, она
нашла милость в глазах его. И простер царь к Есфири золотой скипетр, который
был в руке его, и подошла Есфирь и коснулась конца скипетра. И сказал ей царь:
что тебе, царица Есфирь, и какая просьба твоя?» (Есфирь 5:1-3).

Разве это не чудо? Есфирь и Мардохей приказывают друг
другу, но и слушаются друг друга.
При их согласии объединяется весь народ. Все иудеи постятся.
Богатые и бедные, друзья и недоброжелатели, верующие и не очень.
Когда с нашей, человеческой стороны, есть такое взаимное
и всеобщее послушание, Бог, со Своей стороны, делает все остальное.
Мардохей всего лишь постится и молится. Есфирь всего лишь
является царю для одной-единственной просьбы.
И этого достаточно. Остальное совершает Сам Бог.
Хотя Есфирь идет «против закона» (Есфирь 4:16), Бог располагает
царя и «она находит милость в глазах его».  
Хотя Мардохею уготована смерть, Бог восстанавливает его
доброе имя:

«В ту ночь Господь отнял сон от царя, и он велел принести
памятную книгу дневных записей; и читали их пред царем, и найдено записанным
там, как донес Мардохей на Гавафу и Фарру, двух евнухов царских, оберегавших
порог, которые замышляли наложить руку на царя Артаксеркса. И сказал царь:
какая дана почесть и отличие Мардохею за это? И сказали отроки царя, служившие
при нем: ничего не сделано ему» (Есфирь 6:1-3).

Все, что могут делать верующие люди – молиться и
поститься, оставаться верными и послушными. 

Мы можем подготовиться к тому, чтобы Бог начал действовать через нас или без нас. 
Делай, что можешь. Делай, что должен. И жди Божьего чуда.
 

Спор Есфири с Мардохеем: как узнать «свое время»?

Спор Есфири с Мардохеем: как узнать «свое время»?

Первые три
главы книги Есфирь говорят нам о том, как она выполняет все советы и приказы
Мардохея. Она послушна и потому успешна. Она добивается высочайшего положения
во всей империи и даже любви самого царя.
Но вот ее
учитель проявляет непослушание и глупость – он отказывается поклониться
царскому фавориту Аману. И тем самым рискует своей головой. Более того, его
упорное желание «Господу Богу поклоняться и Ему одному служить» угрожает
гибелью всем Иудеям.
Даже узнав о
царском указе и готовящемся истреблении своего народа, Мардохей не спешит
кланяться и договариваться. Он продолжает безумствовать на виду у всех: 

«Когда
Мардохей узнал все, что делалось, разодрал одежды свои и возложил на себя
вретище и пепел, и вышел на средину города и взывал с воплем великим и горьким»
(Есфирь 4:1).

Он плачет и
взывает в Богу вместе со всеми иудеями. Он выражает протест. Он бунтует против
царского указа как несправедливого. Он призывает Бога вмешаться и остановить
грядущую резню.
Есфирь привыкла
вести себя иначе. Она призывает Мардохея успокоиться и не смущать людей своим
видом: 

«И пришли служанки Есфири и евнухи ее и рассказали ей, и сильно
встревожилась царица. И послала одежды, чтобы Мардохей надел их и снял с себя
вретище свое. Но он не принял» (Есфирь 4:1-4).

Роли меняются:
Есфирь наставляет Мардохея быть хорошим слугой во враждебной среде. А Мардохей
отвечает ней: нет, не сейчас, не в этом время.
Оказывается, на
каждое время можем быть свое поведение, свое понятие о должном и правильном.
Было время сидеть тихо, пришло время кричать. Было время приобретать
расположение, пришло время рисковать всем приобретенным.
Мардохей
рискует сам, и призывает к этому риску Есфирь. Он пытется вновь ей приказывать.
Обреченный Иудей в разодранной одежде приказывает царице: 

«Наказывал ей, чтобы
она пошла к царю и молила его о помиловании и просила его за народ свой»
(Есфирь 4:8).

Не тут то было.
Есфирь рисковать не спешит: 

«все, служащие при царе, и народы в областях
царских знают, что всякому, и мужчине и женщине, кто войдет к царю во внутренний
двор, не быв позван, один суд — смерть; только тот, к кому прострет царь свой
золотой скипетр, останется жив. А я не звана к царю вот уже тридцать дней»
(Есфирь 4:11). 

Для нее наконец настало время радоваться успеху и наслаждаться
положением.
Казалось бы, признание
со стороны сильных мира сего, «мир и безопасность» – вот знак того, что
наступило «это время», настал праздник и на нашей улице.
Но для Мардохея
такой успех – ничто. Голоса льстецов, подобострастие придворных, любовь царя –
это искушения. Они обманывают и лишают призвания. Узнать свое время можно по своей
нужности, по тому, что ты вдруг становишься очень нужен многим людям, что ты
можешь многих спасти, что твое заступничество может остановить гибель народа,
что твой голос в защиту слабых может быть услышан.
И вот здесь
Мардохей напоминает Есфири о ее особой роли, ради которой она проделала долгую
карьеру:

«Если ты
промолчишь в это время, то свобода и избавление придет для Иудеев из другого
места, а ты и дом отца твоего погибнете. И кто знает, не для такого ли времени
ты и достигла достоинства царского?» (Есфирь 4:14).

Мардохей
напоминает, что вот сейчас самое главное время ее жизни, самый ключевой момент.
А все остальное было подготовкой.
«В это время»
молчать нельзя. И не потому что народ погибнет. Нет, народ спасется каким-то
другим образом, с Божьей помощью. Но погибнет сама Есфирь. Погибнет для Бога и
своего народа. Хотя, быть может, проживет долгую и счастливую жизнь во дворце.
Но с разбитыми и пустым сердцем.
Пропустить свое
время, не исполнить предназначенное – это и значит погибнуть.
Вот чего нужно
бояться.
Есфирь это
поняла. В этот раз она слушает Мардохея, хотя и приказывает ему сделат ьнечто
взамен: 

«И сказала Есфирь в ответ Мардохею: пойди, собери всех Иудеев,
находящихся в Сузах, и поститесь ради меня, и не ешьте и не пейте три дня, ни
днем, ни ночью, и я с служанками моими буду также поститься и потом пойду к
царю, хотя это против закона, и если погибнуть — погибну. И пошел Мардохей и сделал,
как приказала ему Есфирь» (Есфирь 4:15-17).

Есфирь готова
послужить Богу и своему народу, но она нуждается в поддержке. В своей просьбе о
посте и молитве она вновь соединяется с народом и Богом. Спастись. Или
погибнуть. Но вместе.
Наступило то
самое время, когда решается судьба целого народа и даже целого мира. В это
время от Есфири зависит очень многое. Но не менее важно то, что в это время
проясняется ее собственная судьба, опрадываются многолетние унижения,
искупаются неоднозначные компромисси. Пропустить это время – страшнее всего,
нет ничего хуже. Нет так страшен царский гнев, как тихий голос совести и Бога.

Leaders in Trust: The Churches’ Social Activism in Post-Euromaidan Ukraine

Leaders in Trust: The Churches’ Social Activism in Post-Euromaidan Ukraine
Cherenkov, Mykhailo, and Tetiana Kalenychenko. «Leaders in Trust. Church Activism in Post-Euromaidan Ukraine.» In Civil Society in Post-Euromaidan Ukraine: From Revolution to Consolidation, ed. Natalia Shapovalova and Olga Burlyuk, 325-351. Stuttgart: iBidem-Verlag, 2018.
At times of crisis of Ukraine’s statehood, churches have proved to be trusted leaders who have promoted the consolidation of the emerging civil society. The Euromaidan protests and the war in Ukraine became catalysts for the revitalization of Orthodox churches and the revival of a volunteer movement, as well as demarcation between a pro-Ukrainian minority and a passive majority. Despite the continuous disputes regarding canonicity and church status, civilly active and patriotic church groups  have taken more civic initiative. The Ukrainian Orthodox Church of the Kyiv Patriarchate and the Ukrainian Greek Catholic Church led the national awakening movement. The Protestants also seized the opportunity to make history as they had a well-developed network of communities in the east of the country and used their resources for active social work in the context of the war. The churches’ social activism has changed the religious map of the country. The churches’ social ministry during the post-Euromaidan period became the main sign of its presence and the main criterion of its value as assessed by civil society. The churches’ activism in the communities helped the nation during a very difficult moment in its history, and also helped churches take the initiative to be a responsible part of civil society. 
This chapter focuses on the involvement of the churches in civic activism and volunteering, but also on the split in the churches along the canonical and political lines in the context of Russia’s intervention in Ukraine and the armed conflict.  At the same time, we also intend to show how churches can use “the bridging capital” to consolidate both the Christian community and the nation as a whole. For the Orthodox, the main focus of attention is the relationship between Kyiv and the Moscow Patriarchy in the context of the ongoing war and healing both the church and the civil split. The Greek Catholics explore the ways of applying the social teaching of the Catholic Church within the Ukrainian social setting and laying a spiritual foundation for the future. The Protestants aspire to have an active mission presence outside of the church walls. Our intention is to show how the Euromaidan followed by the war in Ukraine impacted the churches and their civic activity, and vice versa; that is to say, how the churches influence and are able to influence the processes within the civil society. Among all of the religious communities in Ukraine, the Christian ones are dominant, constituting 97%, of which the most numerous communities are the Orthodox (55.4% of the Christian denominations), the Protestants (29.9%), and the Catholics (14.7%) (Vladychenko 2016). This chapter is divided into three main parts, which reflect the social activism of these main three Christian denominations in Ukraine. The first focuses on the Orthodox Churches in Ukraine, as well as their splits and efforts to achieve unity. The second looks into the social activism of the Catholics, with a particular focus on the Greek Catholics. The third examines the social mission of the Protestants in Ukraine. 


Churches as the leading force of the civil society 
According to public opinion polls, since 2000,  the church has enjoyed the highest level of public trust (compared to other social institutions (Razumkov Center 2017, 40), but it was only during the Euromaidan protests and wartime that this trust was tested in practice. For the first time since Ukraine’s independence, churches gained their active role and real, not declarative, agency, and were able to fulfillin full their social potential in the relationship with the Ukrainian society. Whereas some surveys show that volunteers are the most trusted social institution in Ukraine, and others assign the leading role to church (DIF 2018; KIIS 2017), in all cases churches and volunteers are the most trusted social institutions in Ukraine, well above any other State institution. What is important is that only through interactions with community organizations and volunteer movements can churches fully develop their potential to carry out social ministry. Moreover, the churches are the biggest motivators and mobilizers in this link. Jose Casanova, a scholar in the sociology of religion, while predicting inevitable post-revolution losses and disappointments for Ukrainian society, expressed certainty regarding strong support from the churches: “Religious communities will be ready to accompany and support mobilized population” (Casanova 2017, 9).
However, the opinion polls do not reflect the whole picture because the churches not only guide civic activists and volunteers and support them, but also include themselves in that number. Many of those volunteers are parishioners of the same churches. 
We agree with the self-evaluation of volunteers: “The most significant result of the Revolution of Dignity – apart from the one where Ukrainians are recognizing the need to build a nation-state – has been an emergence of a volunteer movement which is the important component of the civil society and main driving force in reformation of the country” (Matyash 2017). Consequently, the present day sociopolitical reading of key ideas and values of Christian social teaching allowed the volunteer movement to gain a solid spiritual foundation and nationwide perspective. Since the Euromaidan, the development of civil society has gone hand-in-hand with the motivating and guiding role of the churches. Attempts by either secular or church leaders to control autonomous civic initiatives would both be damaging (as would control by the government or the third party). If the churches are able to develop and demonstrate to Ukraine’s society a model of peaceful Christian diversity, this model will be a basis for national reconciliation and unity in diversity. 
The main question for post-Euromaidan Ukraine is not whether the country will have enough strength to protect itself from aggressive Russian policies, but whether Ukrainians are generous enough to embrace diversity, accept it, and activate the potential of each church tradition to serve the common good. While Ukraine continues to strive for a unified autocephalous Orthodox church (RISU 2018a), Casanova  (2017, 14) as an outsider, advises Ukrainians to protect this diversity and appreciate this uniqueness and richness: 
The question is whether we can accept not only multiplicity as an inevitable social fact but also pluralism – religious and political – as worthy and good…. Although the lack of unity contradicts religious and nationalistic traditions that have been rooted in religion, in fact, it can be a benefit that will facilitate a formation of religiously tolerant, ethnically, language and culture pluralistic, and democratic Ukraine.
Friends and Foes: Orthodox Challenges for Post-Euromaidan Ukraine
The Euromaidan protests exposed the problems in the Orthodox milieu, which remain to this day the most numerous for those inhabitants of the country who consider themselves religious. In particular, the participation of religious activists and leaders in the protests, the attempts to restore the Orthodox unity in response to the ever growing demand among the faithful for a Single National Church in Ukraine, created a range of challenges and opportunities for the three basic Orthodox jurisdictions – the Ukrainian Orthodox Church (in unity with the Moscow Patriarchate, hereinafter UOC MP); the Ukrainian Orthodox Church of the Kyiv Patriarchate, hereinafter UOC KP; and the Ukrainian Autocephalous Orthodox Church (UAOC).[i]
The ecclesial systems of the UOC MP and UOC KP today appear as two alternative structures for the society (Moroz 2016, 8-9). Their conflict assumed a new character after the strengthening of the UOC KP during the Euromaidan events and the increase in public trust in this church and its leader Patriarch Filaret. The conflict not only developed in the form of antagonistic rhetoric and public hostility, but grew into a standoff in the form of inter-Orthodox transfers of parishes. Although less than 1% of the total number of parishes (between 30-35, according to official estimates, and 54, according to non-official accounts) have changed their allegiance from the UOC MP to the UOC KP,  as of November 2017,  these parishes serve as examples to other believers. Moreover, the transfers have also occasionally culminated in physical standoffs between parish members. The main reasons for the change in allegiance are related to the perception of the rhetoric and behavior of the UOC MP clergy as anti-Ukrainian. The events that served as  catalysts for the parish transfers include instances when a priest of the UOC MP refused to pray for Ukrainian servicemen, or when he refused to hold a funeral for fallen Ukrainian soldiers who had served in the Anti-Terrorist Operation (ATO) in the east of Ukraine; when a priest of the UOC MP refused to pray for “the Heavenly Hundred” – protesters who were killed during the Euromaidan; when he defended the actions of the Yanukovych regime and/or the actions of the Russian government or, of Vladimir Putin personally; when he condemned the Euromaidan activists, Ukrainian soldiers, volunteers, and Ukrainian politicians; when a priest praised the actions of the Moscow Patriarchate in Ukraine, of Patriarch Kirill, and his position on the conflict in Ukraine; or when he refused to conduct services in the Ukrainian language (Moroz 2016, 8-9). Also important are the influence and conceptions of the “Russian World” (russkiy mir), which Patriarch Kirill propagated, arguing for the defense of the Orthodox faithful beyond the Russian borders and calling on Ukrainian pastors to do likewise. 
Inter-Church Demarcation in Terms of Patriotism
As well as the question of religious identity, that of the nation, national identity and nationalism has also remained a persistent theme of interreligious opposition and social conflicts in Ukraine. This has manifested itself both in the attitude towards the “Russian World”, foreign policy orientations and the definition of patriotism. In the religious sphere, issues such as the establishment of a “single national church”, pro-Ukrainian and pro-Russian positions of priests, and “patriotic” and “unpatriotic” religious activists have become a powerful factor of contention. Ethnonationalism has also become more evident among Orthodox communities, for which the “symphony with the state” is traditional (Mitrokhin 2001). In this view, the very manner in which the Kyiv Patriarchate was established was among the types of development of ethnonationalism. A direct consequence of the consolidation of Ukrainians during the conflict was alienation from Russia (Kulyk 2016, 588).  The first cleavages in the society itself appeared during the Orange Revolution of 2004, for instead of an inclusive civic identity, an ethnocultural basis was proposed for Ukrainian society, in which the religious factor also played a role. 
Even taking into account these reasons and the pro-Russian or anti-Ukrainian rhetoric that some ministers utilize, one can see the distinct political or national orientation of such slogans. The majority of the priests that may potentially have pro-Russian opinions or may oppose the Ukrainian government do not make this public, and studiously avoid the topics of the war, the Euromaidan, or the conflict-related casualties, in order not to provoke conflicts in their parishes. Official spokesmen of the UOC MP, and protopresbyter Mykola Danylevych in particular, have chosen a similar strategy, justifying the church’s position by stating that the church’s faithful are to be found on different sides of the barricades and front lines:
They can criticize us, but we remain the congregation with the greatest presence throughout all the regions of Ukraine. And it reflects the social attitudes that exist in the different regions. In certain oblasts, the priests help the soldiers of the ATO, while their brothers in the same Church can be found on the other side of the barricades. We cannot assume a certain position because we have faithful everywhere. At the same time, we defend the ideas and values of the territorial integrity of the country, and believe that the Crimea and Donbas should be Ukrainian. We cannot speak very sharply lest we polarize society within our church. There are many different spaces and views. But the Church unites all people (Kalenychenko 2016). 
The protopresbyter also added that the causes of the schism and disunity among the Orthodox churches in Ukraine is their different attitudes towards autocephaly and the pride and ambitions of certain church leaders, but the main thing is that the UOC MP has always kept away from any kind of nationalism (Moroz and Kalenychenko 2016).
If, during the first months of the war, the position of the UOC MP was not entirely coherent, later, starting in 2015, local incidents became widespread – the refusal of priests to bury Ukrainian soldiers who had been killed in the ATO, according to Orthodox custom (because they “had killed Orthodox brethren” as explained in anonymous conversations); to conduct religious services in the Ukrainian language, to pray for the victory of Ukraine over Russia; and to stop commemorating Patriarch Kirill in services after his declaration of a “holy war” against Ukraine. Such incidents did not involve all of the clergy of this congregation, but they became vivid examples, well known through propagation by the media, which gave rise to a wave of negative attitudes and persecution of the “anti-Ukrainian church.” 
From time to time, public protests against priests of the UOC MP took place. For example, in the town of Lysychansk of the Luhansk oblast, people refused to pray with chaplains of the UOC MP on the first anniversary of the liberation of the town from the rebels of the self-proclaimed “Luhansk People’s Republic” and instead called a chaplain from the UOC-KP onto the stage (TSN 2015). The media reports on the facts of the detention by Ukrainian security forces of UOC MP priests, who were either fighting on the side of the separatists or assisting them (Relihiia v Ukraini 2014, 2015a), the distribution of Russian textbooks by UOC MP clergymen in Donetsk (Religiia v Ukraini 2015b) and symbolic actions such as a clergyman wearing a St. George’s ribbon that became one of the symbols of the “Russian Spring” in Ukraine  (RISU 2016b) or publicly calling the Ukraine flag a rag (RISU 2016d), provided arguments for a radical rhetoric about the importance of the prohibition or liquidation of the UOC MP. The church leadership managed to react to some of these incidents, forbidding the priests involved from holding services, but sometimes such actions remained without reaction.  In some cases, the choice of the UOC MP priests to hold services in the Ukrainian language, or to refuse to commemorate Patriarch Kirill during the service helped to reduce the tensions (Censor.net 2014).  Many pro-Russian priests simply left Ukraine for Russia or continued to serve in the territories under separatist control. The pro-Russian positioning of the part of the UOC MP clergy spurred an aggressive rhetoric on the part of UOC KP representatives, who called directly for support of the “patriotic Church” of the Kyiv Patriarchate and opposition to all pro-Russian phenomena. The actions of the UOC KP and its attempts to raise its status were supported by politicians too, who appealed for a “truly Ukrainian Church.” Oleh Tiahnybok, leader of the nationalist Svoboda party, proposed to “increase the influence of the UOC KP throughout Ukraine” (RISU 2017). These declarations were supported by Patriarch Filaret, who began to broaden his media presence, and also declared that “there would have been no war had there been a single Orthodox Church in Ukraine,” or that “without the Kyiv Patriarchate, Putin would have been in Kyiv long ago”: 
…because today, the Ukrainian Orthodox Church of the Moscow Patriarchate is called Ukrainian, but there is nothing Ukrainian there. Its services are not conducted in the Ukrainian language, its sermons are not given in the Ukrainian language, the history of the Ukrainian Church is taught in the seminaries in a form distorted to the advantage of Moscow and the Russian empire. So what kind of Ukrainian Church is it? (Espreso.TV 2017). 
In addition, the protest opened up the problem of the religious milieu, that is, the crisis of religious allegiance that did not correspond to social demands. The crisis lasted for the whole period of the beginning of the transitional stage of society (Shults 2014, 26), and the Euromaidan protests provoked an acute phase of transition to a new stage of development of communities in conditions of a critical situation, which later was only aggravated by external aggression and armed conflict. The incongruence of the institutional religious network and the corresponding demands of society continue to exist in the current conditions, which indicate potential new conflicts and their intensification. On the one hand, appeals non-violence, presence of clergymen among Euromaidan protesters and various services that churches provided to support the protesters brought about the renewal of the churches’ moral authority, which could permit them to influence the secular orientation in social transformations. On the other hand, the growth of conflicts and competition among religious structures after the Euromaidan, and the ambiguous positions of religious leaders during the protests, led to a certain loss of authority for the churches. 
The “Bridging Capital” of the Orthodox Churches
What is more important, churches and religious associations have capacity to generate social capital that may contribute to public security, including through assisting post-conflict stabilization and preventing an outbreak of violent conflict in the communities. Dragovic (2015, 34-37), using the concept developed by Beyerlein and Hipp of “bridging capital,” as a type of social capital that helps to build intercommunity links, suggests that in certain post-conflict contexts, religious institutions can “bridge” the societal divides along tribal, ethnic or political lines by providing an opportunity to those who may not otherwise come together to meet at a liturgy. That is, the social service and the social activity of churches remains the most developed sphere that permits the maintenance of a level of trust by the population in the religious organization and can even increase it in certain cases. After the Euromaidan protests ended, the religious milieu provided a number of responses to the social challenges. First, churches returned to the practice of social service and volunteering. Second, there a chaplaincy service for servicemen was developed and there was an intensification of the prison and medical chaplaincies. Third, informal horizontal networks of cooperation between churches and religious groups were broadened. The chaplaincy service became an exemplary manifestation of the phenomenon of renewed social service. This in turn allowed for access to closed institutions, contact with people who had participated directly in combat operations, and also the rehabilitation of soldiers who had returned home healthy or wounded, and the opportunity to work with their families. Such involvement of religious activists allowed them to work on the basic, often personal level, while at the same time maintaining contact and providing services to the military structures in general. 
The key question that arises in the aftermath of the Euromaidan is not whether it is necessary to preserve the principle of separation of state and religion, but rather, how one can regulate the balance between the religious groups in Ukraine and non-religious people, while guaranteeing equal rights and opportunities to all.  The weak legitimacy of the new government, together with the deep distrust in the state institutions, has given religious organizations the opportunity of take a special niche in society (Wanner 2015, 10). Such an opportunity has also had a reverse effect because it has resulted in heightened competition and conflict and triggered the rise of ethnonationalism in order to strengthen the positions of individual churches. Ukraine is faced with a choice of various models of implementing secular norms – the path of the USA, where the state is separated from religion, maintaining a balance of equal rights, or the path of Europe, where there are dominant confessions but the state ensures the maintenance of distance from religious authorities (Wanner 2015, 11). The concept of civic identity as a basis, which has already been voiced among clergymen during informal discussions, is a possible constructive resolution to the dilemma of national or “traditional” religion. What is meant here is that citizenship is stressed as the fundamental factor in allegiance to the state and patriotism, rather than the ethnonational factor. This dimension of the rhetoric can also be positive for religious organizations, which by virtue of this will distance themselves from the politicization of religion, preserving the social trust they have earned. The existence of this credit, and the utilization of the liberal path of religion in the public space, will provide the possibility of utilizing the peacemaking potential of religious actors, which could strengthen peacemaking attempts and civil society projects, and influence the conflict situation at different levels. For this reason, we propose to turn to the prospects for such a potential and to the analysis of the paths along which this could be realized. 
The utilization of “bridging capital” is promising for a constructive role for the religious element of the conflict. It makes its appearance through para-religious organizations, close cooperation with institutions of civil society, religious peacemaking and mediation. The existing experience of organizations connected with religious groups that actively and openly cooperate with secular partners permits the reinforcement of social and humanitarian initiatives and renders greater support for the conflict affected population. This will bring results not only in the form of higher social trust, but also in terms of practical changes that will be realized with the support of religious communities. 
Catholic Social Teaching in Action: the Euromaidan and the Social Mission of the Church
For Ukrainian Catholics the Euromaidan –  or as they themselves more often called it, the Revolution of Dignity – became yet another opportunity to implement their social concept, which provides for the right of Christians to protest against an unjust government. “Citizens are not obliged to conscientiously carry out the dictates of the government if they contradict the requirements of moral order, fundamental human rights, or the teaching of the Gospel,” states the Compendium of Social Doctrine of the Church (Kovalenko et al 2008, 246). Catholics, in particular Greek-Catholics, had every reason to take a negative attitude to the regime of Viktor Yanukovych, and did not conceal their antipathy. Just as the previous head of the Ukrainian Greek-Catholic Church (UGCC), Patriarch Lubomyr Husar,[ii]criticized the government, so his successor, Patriarch Sviatoslav Shevchuk, more than once condemned the methods of rule and the unequal attitude of this regime towards different confessions (RISU 2011).  At the same time, the Yanukovych regime sought to weaken the influence of the UGCC, supporting a group of ex-Catholic priests headed by Antonin Dohnal, who attempted to create a schism in the UGCC. It was later confirmed that this was an action directed from Moscow in order to weaken the UGCC, which had assumed the most anti-Kremlin position (InformNapalm. 2016).
From the beginning of the Euromaidan, and before the dispersal of the student protest on 30 November 2014, chief representatives of the UGCC supported the protest actions. Patriarch Lubomyr Husar was one of the first to address the youth, calling upon the people to support them. One must point out that such Eurocentrism of both Greek and Roman Catholics distinguishes them from other confessions of Ukraine. There are various reasons for this. First, the great mass of Catholics in Ukraine live mostly in the western part of the country, where a pro-European orientation generally prevails. Second, the Catholics are closely tied to their co-religionists in Central and Western Europe, which influences them greatly and makes them better informed about the state of the churches in Europe. Third, Catholics in Ukraine were never as closely tied to the government as the Orthodox, and therefore first of all sought support in civil society. Besides, it is worth remembering that among the Catholic clergy, especially the Roman Catholics, there are significant numbers of foreigners or persons educated in the diaspora, first of all Patriarch Lubomyr Husar, who laid a significant foundation of respect by the faithful for freedom as a value. It was precisely the former head of the UGCC who formed the general line of the social and civic activity of the UGCC, which members of other confessions take as a guide. 
The Authority of a Great Pastor
Already in March 2014, Lubomyr Husar, writing in his blog, set out three elements in the process of organizing social life, which comprise, so to speak, a program of civic harmony. First, leaders at different levels need to correspond to three 
“P” criteria. Elected or appointed public officials should have a high level of professionalism, decency (poriadnist in Ukrainian), and sincere patriotism. Second, after the state institutions have started to function properly and defined the tasks for every citizen, citizens must diligently perform their work, especially when it concerns service to their fellow citizens. Such a way of working should guarantee the citizen an appropriate wage. It is precisely the diligent performance of one’s duties by every citizen that creates the harmony that makes the entire nation viable. Third, it is important to control the performance of duties by citizens  (Husar 2014).
This strategic approach of Lubomyr Husar to many matters, not typical for post-Soviet clergymen, enabled him to be essentially different from the others. He was very inconvenient for the government, because he criticized it very acutely, and said things that the authorities found very unpleasant. He stressed the need to develop civil society in Ukraine. Husar was able to convince even the secular milieu that the Church could be a partner. His ability to communicate with different levels of society was phenomenal. He published several books in the form of interviews on various topics: government, politics, society, business, youth and the media. It is not surprising that according to various sociological data, Greek-Catholics number at most 8%, but trust in Archbishop Husar exceeded 30%. To a significant extent it is also due to him that the UGCC has the highest level of trust among other confessions – over 90% of citizens trust it (Bychenko 2016).
In the Revolution of Dignity, Lubomyr Husar saw a great opportunity to break out of the post-Soviet system of mutual relations in society. Upon his retirement in 2011, he authored a column in the authoritative online media outlet Ukrainska Pravda, in which he raised various socially important issues such as corruption, distrust in the government, economy and entrepreneurship, social morality, and the lack of unity. After the Euromaidan, he concentrated on questions regarding the construction of society, the challenges for young citizens, information wars , the judicial system, and attitudes towards the government. Altogether he wrote 48 articles after the Euromaidan, almost all on social themes, continuing the style of pastoral activity of his predecessor Metropolitan Andrei Sheptytskyi (1901-1944). His successor, Sviatoslav Shevchuk, has continued this practice in part, but he is not as active in the media.
Seen against the background of other churches, the UGCC of the times of Husar began to distinguish itself precisely by this social activism, in that it raised not only political or corporate questions of defense of the church’s interests, but also questions such as the development of civil society, corruption and trust in the government,  which made the church an active participant in the construction of this society. 
Challenges of the War and Military Chaplaincy
Since 2000, UGCC has worked in two directions: benefiting from Western experience, it has developed a theoretical and legislative basis for the military chaplaincy, and at the same time it has introduced spiritual care in military units and higher educational institutions. In fact, in recent years, based on this theoretical basis developed by UGCC together with  other confessions, the military chaplaincy has been institutionalized in Ukraine. The pastoral work of the UGCC has elicited a negative reaction from pro-Russian groups, in particular from Metropolitan Agafangel of Odesa of the Moscow Patriarchate, a well-known supporter of Vladimir Putin. After Viktor Yanukovych took presidential office in 2010, the Metropolitan demanded that UGCC priests be forbidden from influencing officer training at the Lviv Academy of Infantry Forces. 
The activation of the chaplaincy service took place after the opening of the garrison church in Lviv, where UGCC priests from the military academy were working, and where clergy of different confessions could pray. With time, this church also became the center of the volunteer movement for the collection of aid in support of the army. In his report on the first year of activity, the church’s pastor, Fr. Stepan Sus, observed, “We are a garrison church. Thus, we know many soldiers personally. We know about their needs during the various phases of mobilization, and we consider it our obligation to help them.” In 2014, over 8 million UAH (approximately 500,000 USD) were collected at the church (Skits 2015).
In addition, various churches have felt the need for spiritual and psychological care for those soldiers who are returning from combat. Rehabilitation and Support Centers have been organized at several monasteries in the west of Ukraine for such people. Catholic monasteries in several countries, for example Poland, have joined in this effort. During the summer, various church-related organizations set up camps for the children and families of ATO soldiers. Foreign experts have rendered valuable assistance in training professionals who provide psychological and physical rehabilitation for soldiers. 
Service to the Needy
Having experience with different forms of social service, and with the support of their Western colleagues, the UGCC and the Roman Catholic Church are organizing centers for providing assistance to internally displaced persons, first of all in the eastern regions. In Kharkiv and Odesa, the charitable Caritas foundation has organized support centers for displaced persons where they receive financial, material, and legal aid, employment consultations, and so on. These two centers were recognized in the “Charity of the Year” competition, while the Caritas of Ukraine foundation was recognized on the national level (Association of Charities of Ukraine 2016). A major center for the provision of social services was opened in 2016 in Dnipro, where many displaced persons from Donetsk had settled (RISU 2016a).
The most grandiose project for aid to the victims of Russian aggression against Ukraine was started at the Holy See. In 2016, in response to Pope Francis’ appeal to help the Ukrainians, over 16 million EUR were collected, and the Pope himself contributed 5 million EUR. The Vatican Secretary of State himself, Cardinal Pietro Parolin, came to Ukraine to open the project in June 2016 (RISU 2016c). Then a technical committee of the “Pope for Ukraine” action, headed by Roman Catholic Bishop Jan Sobilo, began work, gathering data about the needs of the displaced persons from various organizations working with them. In 2017, the secretariat of the mission, headed by Roman Catholic Bishop Edward Kawa, began its activity. The largest grant – 500,000 EUR – was received by the Protestant charitable organization “Emmanuel” for the rendering of various forms of assistance in the frontline areas. With these funds, the full-scale refurbishment of a medical clinic in Kramatorsk in eastern Ukraine was carried out (RISU 2018b). The assistance project “Pope for Ukraine”[iii]is carried out under the supervision of the papal nuncio in Ukraine, Archbishop Claudio Gugerotti, who also visits the separatist-controlled territories  and gives spiritual support to Catholics in these lands. He also informs the Vatican about the situation and the humanitarian needs in Ukraine. 
Thus, since the Euromaidan, the two Catholic churches in Ukraine – the UGCC and the Roman Catholic Church – have activated social service in its various dimensions. On the one hand, this is direct aid to those in need (soldiers, the resettled, victims of war), and on the other hand, this has also been an investment in rebuilding the infrastructure on the territories close to the contact line, as well as the provision of opportunities for the needy to take care of themselves. This direct assistance has been supplemented by social-political activism by the leaders and spokespersons of the churches regarding the reform of the system of state administration, the representation of the situation in Ukraine abroad, and the struggle with the Russian propaganda machine, which actively exploits religious topics. Thus, Catholic social teaching has become not only a mobilizing factor of the church in practical aid to the nation in wartime, but also a unifying conceptual platform for the self-organization of civil society.
Church Without Walls. War as an Opportunity for Protestants
Ukrainian Protestants are a religious minority that is rather consolidated and mobilized. Most of them belong to the “second wave” of the Reformation (second half of the nineteenth and beginning of the twentieth century), so the mainstream of Ukrainian Protestantism is formed not by Lutherans or Reformers but by Baptists and Pentecostals. All of them call themselves “evangelical,” and this way of presenting themselves says a lot: they believe the church has to go back to evangelical truths; it has to reform and renew itself before changing society. Cited above, Casanova sees them as agents of ferment for cultivating religious and cultural diversity: “Although Ukrainian Catholics and Protestants make up no more than 10% of the Ukrainian population, their number in churches on Sundays is no less than that of the Orthodox, provided that the number of the Orthodox in Ukraine is approximately 6 times more” (Casanova 2017, 258). Because of their social activity, the difference between ‘churches’ and ‘sects’, ‘national confession’ and ‘religious minority’ has been disappearing. According to Casanova, “This interreligious recognition and mutual respect was enhanced by the Euromaidan experience, where priests, pastors, rabbis, and representatives of almost all Ukrainian communities served others side by side during the course of a few months” (Casanova 2017, 259). At the same time, Protestantism (as much as it can be “evangelical”) can serve as a factor not only for diversity but also for unity because it appeals to broadly Christian origins. 
In all fairness we have to recognize that Protestantism is not thoroughly patriotic and civilly active due to its pacifist and pietist origins. The Euromaidan drew active minorities, including Protestant minorities. Generally speaking, the Protestant communities were divided and were not mobilized prior to the outbreak of hostilities in Donbas. Donbas was their almost “canonical” territory; it was the most Protestant region. Hence it is natural that when the conflict moved to their territory, it posed the question of how Ukrainian they were and how they could serve a Ukrainian nation.
The war changed many Protestant leaders in that region. A well-known pastor from Mariupol said at the beginning of war in a private conversation: “It doesn’t matter in which soil potatoes are planted – Ukrainian or Russian,” but in a matter of a few days he was digging trenches defending his hometown. 
A pastor of a Baptist church from Pervomaisk (Luhansk region) said that, to him, the war was almost like “being born again”: “When I came face to face with war, I realized it had made me different” (Pronin 2015, 210). Their church building was ruined, but the church community carried on with their ministry, saving the wounded and feeding the hungry, evacuating people from the front lines to safety, and taking care of scattered refugees. The church went out beyond its burnt walls to be with people and serve them, and that was creating a new community: “Now our people have a chance to build a new society – a country everyone would want to live in, and a country that we would not be ashamed to pass on to our children. But it is impossible to start building it without having knelt before God first, and without being broken-hearted” (Pronin 2015, 206). 
These ministers perceive that the war has become an opportunity for the nation for spiritual renewal and consolidation based on Christian values, and also an opportunity for the church to go beyond its walls and get closer to the people. British theologian Joshua Searle writes about “Church Without Walls” as a vision that Ukrainian Protestants have. He has a separate chapter on this under the title Church Without Walls: Reimagining Church and Post-Soviet Society:
A church that wants to work in tandem with the humanizing forces of civil society will be concerned not to consolidate a religious institution based on order and hierarchy, but will be much more involved in building authentic communities of grace. The success of this kind of mission is expressed not in triumph of Christianity over society, but in compassion for and involvement in society (Searle 2016, 38).
Church Without Walls is more than just a metaphor; it is a reality of frontline territories where churches with similar names are emerging. Protestants go to the abandoned and half-dead places with practical help and a message of bringing “bread for life” and “bread of Life,” gathering frightened people into communities of faith. They see the battlefield as the mission field. In their mission strategy, outreach and social ministry always go hand-in-hand. Due to this holistic approach to ministry, Protestant churches have not lost their influence; rather, they have strengthened it. As analysts confirm, “It was they who have become the most active social groups during the turbulent events in the east of Ukraine. The Protestants managed to collect the entire convoys of food and humanitarian aid, evacuate over 55,000 people from war zone, take care of and resettle more than 30,000 refugees from Donbas throughout Ukraine” (Asotsiatsia Poklyk 2017, 13).
Social activity was not limited to traditional humanitarian aid but evolved into other forms: soup kitchens were opened, social bakeries were established, and shelters were started. The Protestants had to learn the ministry of chaplaincy from their Western brothers, which was unfamiliar to them. Modest estimates indicate that two hundred ministers of evangelical churches work as chaplains today (Asotsiatsia Poklyk 2017, 16).
Diverse social activity has changed the image of Protestant churches in the region and the entire country, and has also changed the churches’ self-image. The Protestants were used to their marginal status; now they are getting used to their status of fully-fledged members of an interchurch Christian community. The Protestants were used to being the “citizens of heaven”; now they have to discover Ukrainianness. As a pastor from a frontline area witnessed:
 Now the church gives more than it receives. The church is quite active; it takes part in people’s needs and works very closely with volunteers. The first thing that we did was painting the bridges into yellow-blue color…. We say that we are citizens of heaven … but the country awaits you… (Solovyova 2015, 27).
But patriotism has not been (and will not be) the last word in the way Protestants view themselves and their place in society. Even the most patriotic leaders of Protestant churches talk about reconciliation as church ministry: 
We believe that the process of reconciliation should start with churches. This is our challenge and our responsibility…. Are we looking for security and a peaceful life simply by building a wall between our offenders and us? This is not the mission of the church” (Bandura 2015, 24). 
This means that the church does not only see the war and the opportunity to assume its role in the conditions of war and gain public recognition. It sees beyond war; it sees its mission from the perspective of reconciliation.
Obviously, the ministry of reconciliation is not as popular in Ukrainian society as chaplain or volunteer ministries are, but it is these ministries that are not so popular that distinguish the church from the more current civil initiatives and offer the prospect of universalism to the society – one that does not abolish patriotism but corrects regional, political and ethnic particularities. 
Unlike the more ancient and influential “historical” church, “mother church,” and “national” churches, Ukrainian Protestants are not building upon history, tradition, and canon law, and do not claim an exclusive and granted influence from the post-Euromaidan community. They remain religious minorities and accept this status. They are building upon the Gospel and evangelical values, and by doing so they are setting the most inclusive and social religious vision for Christianity in Ukraine and for Christian Ukraine. While references to history divide churches and society, the Protestant appeal to a broadly Christian and evangelical foundation is, in the words of C. S. Lewis, “mere Christianity” that is showing the way to consolidation.
Conclusions
Ukrainian churches turned out to be a key factor in mobilizing civil society during the Euromaidan and the war. The trust that society has placed in churches is demanding and carries with it high expectations. There is still the risk that in the strife over canonicity, the churches may lose society’s trust and become a “weak link” in civil society. At the same time, a clearly pro-Ukrainian inter-church consensus has emerged. It was approved by the decision of the All-Ukrainian Council of Churches and Religious Organizations and practical joint ministry in the war zone. In caring for the country and for the common good, the churches can set an example of reconciliation and consolidation. And as the civil society follows this example, it will be able to grow stronger and open up. One way or another, it was Ukrainian churches that were the backbone of civil society in the post-Euromaidan period of Ukrainian history. But the question remains as to whether they will continue to show initiative, use all of their potential for the good of society, and show a model of unity. All the while, there is every opportunity to do so. 
         
Churches and civil society are defined in their mutual bond. The critical political situation and high expectations of the civil society have accelerated the transformational processes in the religious environment. Orthodox churches have separated from each other to the highest degree, yet in this separation they have outlined a new consolidation – one that is not based on the externally defined canonicity, but rather on serving people in practical ways. The Greek Catholic Church was able to weave the key ideas and practices of its social ministry into the fabric of the social life and national identity. The Protestants showed that the church can overcome its barriers and live out its mission among the people, seeing the battlefield as their mission field. While each of these denominations remains unique, they are one in their social orientation and civil responsibility. And that is what makes them leaders in public trust and key agents of social change. 
References
Asotsiatsia Poklyk. 2017. Protestanty – nadbannia Ukraiiny [Protestants — Ukraine’s Heritage].”  Kyiv: AsotsiatsiaPoklyk.   
Association of Charities of Ukraine. 2016. “Peremozhtsi natsionalnoho konkursu ‘Blahodiina Ukraiina – 2015’ [The Winners of the National Competition ‘Charitable Ukraine – 2015’].” March 25, 2016. http://vboabu.org.ua/news/2164.html
Bandura, Igor. 2015. “Imagining Reconciliation.”  The London Consultation: Focus on Ukraine.Proceedings from the London Consultation on Ukraine.London: Mission Eurasia.
Bychenko, Andrii. “Relihiia i Tserkva v ukraiinskomu suspilstvi: konfesiinyi rozpodil [Religion and the Church in Ukrainian Society: Confessional Distribution].” Razumkov Center, May 31, 2016. http://razumkov.org.ua/napryamki/sotsiolohichni-doslidzhennia/relihiia-i-tserkva-v-ukrainskomu-suspilstvi-konfesiinyi-rozpodil?highlight=WyJcdTA0M2FcdTA0M2VcdTA0M2RcdTA0NDRcdTA0MzVcdTA0NDFcdTA0NTZcdTA0NTciXQ.
Casanova, Jose. 2017. Po toi bik sekuliaryzatsii[On the Other Side of Secularization]. Кyiv: Dykh i Litera.  
Censor.net. 2014. “UPTs (MP) na Cherkaschine poslushalas’ prikhozhan i ne pominaet Patriarkha Kirilla na bohosluzheniakh [The UOC MP in the Cherkasy Region Listened to the Parishioners and Does Not Commemorate Patriarch Kirill in Its Services].” Censor.net, August 29, 2014. https://censor.net.ua/news/300120/upts_mp_na_cherkasschine_poslushalas_prihojan_i_ne_pominaet_patriarha_kirilla_na_bogoslujeniyah.
DIF (Ilko Kucheriv Democratic Initiatives Foundation). 2018. “Hromadska Dumka, hruden -2017: vyborchi reitynhy i reitynhy doviry [Public Opinion December 2017: electoral rankings and trust rankings].” January 23, 2018. http://dif.org.ua/article/reytingijfojseojoej8567547
Dragovic, Denis. 2015. Religion and Post-Conflict Statebuilding: Roman Catholic and Sunni Islamic Perspectives.Palgrave Macmillan.
Espreso.TV. 2017. “Patriarkh Filaret: Viiny na Donbas i aneksii Krymu ne bulo b, jakby bula edyna ukrainska pravoslavna tserkva [Patriarch Filaret: There Would Be No War in the Donbas or Annexation of the Crimea if There Were a Single Ukrainian Orthodox Church].” Espreso TV, February 13, 2017. http://espreso.tv/article/2017/02/13/filaret.
Husar, Liubomyr. 2014. “Pravyla suspilnoho zhyttia, jaki maiemo realizuvaty v novii Ukraiini [The rules of social life that we have to follow in the new Ukraine].”Ukraiinska Pravda, March 21, 2014. https://life.pravda.com.ua/columns/2014/03/21/159427/. 
InformNapalm. 2016. “FrolovLeaks. Tserkovni intrygi. Epizod III. [FrolovLeaks: Church Intrigues. Episode III].” InformNapalm,December 10, 2016. https://informnapalm.org/ua/frolovleaks-epizod-iii/
Kalenychenko, Tetiana. 2016. “Vyznachennia roli tserkvy na tli podviinykh standartiv — ekskurs danymy Tsentru Razumkova [Defining the Role of the Church against the Background of Double Standards – an Excursus with Data of the Razumkov Center].”  RISU (Religious Information Service of Ukraine), May 27, 2016. https://risu.org.ua/ua/index/exclusive/reportage/63516/.
KIIS (Kyiv International Institute of Sociology). 2017. “Dovira sotsialnym instytutsiam[Trust in Social Institutions].”   February 1, 2017. http://kiis.com.ua/?lang=ukr&cat=reports&id=678&page=1.
Kovalenko, Lesya, ed.; Olga Zhyvytsia, trans.; Papska Rada za Myr i Spravedlyvist. 2008. Kompendium sotsialnoii doktryny tserkvy [Compendium of the Social Doctrine of the Church]. Kyiv: Kairos, 2008.
Kulyk, Volodymyr. 2016. “National Identity in Ukraine: Impact of Euromaidan and the War.” Europe-Asia Studies68(4): 587-608.
Matyash, Mykhailo. 2017. “Ukrainske volonterstvo – yavyshche unikalne. Yomu zavdiachuiemo suverenitetom [Ukrainian voluntarism is a unique phenomenon. Our sovereignty is due to it].” Ukrininform, October 14, 2017.  https://www.ukrinform.ua/rubric-society/2324579-ukrainske-volonterstvo-avise-unikalne-jomu-zavdacuemo-suverenitetom.html.
Mitrokhin, Nikolai. 2001. “Krov ili Bibliia. Etnonatsionalism i religioznyie organizatsii: opyt SNG [Blood or the Bible. Ethnonationalism and Religious Organizations: The Experience of the CIS countries].” Nieprikosnovennyi zapas3 (17). Accessed on May 12, 2018. http://magazines.russ.ru/nz/2001/3/mitroh.html.
Moroz, Volodymyr, and Tetiana Kalenychenko. 2015. “Konflikt za khramy i dushi: yak yoho bachat u UPTs (MP) i UPTs KP [The Conflict for Churches and Souls: How the UOC (MP) and the UOC KP See It].” RISU (Religious Information Service of Ukraine), February 18, 2016. https://risu.org.ua/ua/index/expert_thought/open_theme/62549/.
Moroz, Volodymyr. 2016. “‘Druhyi front’. Mizhpravoslavnyi Konflikt v Ukraiini [‘The Second Front: The Inter-Orthodox Conflict in Ukraine].” Patriarkhat1(453):.8-9.
Pronin, Yelisei. 2015. Khroniki neobiavlennoi voiny. Ukraina. Voina.. 2014 [Chronicles of the Undeclared War. Ukraine. War. 2014]. Кiev: Dukhovnoie Vozrozhdenie.   
Razumkov Center. 2017. Tserkva, suspilstvo, derzhava u protystoianni vyklykam I zahrozam siohodennia (informatsiini materialy) [Church, Society, State in Confronting the Challenges and Threats of Present Day (information material)].  Кyiv: Razumkov Center.
Relihiia v Ukraiini. 2014. “Komandirom otriada boevikov na Luhanshchine okazalsia sviashchenik UPTs (MP) [The Commander of a Rebel Unit in the Luhansk Region Turned Out to be a Priest of the UOC MP].” Relihiia v Ukraiini, May 27, 2014. http://www.religion.in.ua/news/ukrainian_news/25917-komandirom-otryada-boevikov-na-luganshhine-okazalsya-svyashhennik-upc-mp.html.
Relihiia v Ukraiini. 2015a. “Pogranichniki zaderzhali sviashchenika UPTs iz battaliona separatistov ‘Vostok’ [Border Guards Detained a UOC Priest from the Vostok Separatist Battalion].” Relihiia v Ukraiini, August 12, 2015. http://www.religion.in.ua/news/ukrainian_news/30060-pogranichniki-zaderzhali-svyashhennika-upc-iz-batalona-separatistov-vostok.html.
Relihiia v Ukraiini. 2015b. RPTs I UPTs obespechivaiut rossijskimi uchebnikami shkoly v ‘DNR’ [The ROC and the UOC Provide Schools in the ‘DPR’ with Russian Textbooks].” Relihiia v Ukraiini, August, 28 2015. http://www.religion.in.ua/news/vazhlivo/30195-rpc-i-upc-obespechivayut-rossijskimi-uchebnikami-shkoly-v-dnr.html.
RISU. 2011. “Yepyskopy UHKTS zaiavyly pro nedalekohliadnist i bezvidpovidalnist polityky nunishnioho kerivnytsva derzhavy [The UGCC Bishops Called the Policy of the Country’s Present Leadership Short-sighted and Irresponsible].” RISU (Religious Information Service of Ukraine), October 5, 2011. https://risu.org.ua/ua/index/all_news/state/church_state_relations/44713/.
RISU. 2016a. “Sluzhyty Blyzhniomu Jak Samomu Khrystovi – u Dnipropetrovsku Osviatyly Tsentr Sotsialnykh Posluh [To Serve One’s Neighbor as Christ Himself – in Dnipropetrovsk, a Center for Social Services Was Blessed].” RISU (Religious Information Service of Ukraine), April 26, 2016. https://risu.org.ua/ua/index/all_news/community/charity/63221/
RISU. 2016b. “U Melitopoli vidstoronyly vid sluzhinnia sviashchenyka UPTs (MP), jakyi nosyv heorhievsku strichku [In Melitopol, a Priest of the UOC MP Who Wore a St. George’s Ribbon Was Suspended].” RISU (Religious Information Service of Ukraine), May 12, 2016. https://risu.org.ua/ua/index/all_news/community/religion_and_policy/63381/.
RISU. 2016c. “U Zaporizhzhia Derzsekretar Vatykanu ofitsijno oholosyt’ pro pochatok humanitarnoi aktsii ‘Papa dlia Ukraiiny’ [In Zaporizhzhia, the Vatican Secretary of State Will Officially Announce the Beginning of the Humanitarian Action ‘The Pope for Ukraine’ ].” RISU (Religious Information Service of Ukraine), June 15, 2016. https://risu.org.ua/ua/index/all_news/catholics/vatikan/63678/.
RISU. 2016d. “Volynskyi sviashchenyk UPTs (MP) nazvaie ukrainskyi prapor hanchirkoiu [A Volhynian Priest of the UOC MP Called the Ukrainian Flag a Rag].” RISU (Religious Information Service of Ukraine), June 27, 2016. https://risu.org.ua/ua/index/all_news/community/religion_and_policy/63807/.
RISU. 2017. “Tiahnybok khoche poshyryt vplyv UPTs KP na vsiu Ukrainu [Tiahnybok Wants to Increase the Influence of the UOC KP throughout Ukraine].” RISU (Religious Information Service of Ukraine), April 10, 2017. https://risu.org.ua/ua/index/all_news/community/religion_and_policy/66645/.
RISU. 2018a. “Ecumenical Patriarchate Decided To Closely Communicate and Coordinate with its Sister Orthodox Churches Concerning Granting Autocephaly to Ukraine.” RISU (Religious Information Service of Ukraine), April 23, 2018. https://risu.org.ua/en/index/all_news/orthodox/constantinople_patriarchy/70907/.
RISU. 2018b.  “Over UAH 2 Million Allocated To Repair the Burn Care Facility in Kramatorsk in Eastern Ukraine.” RISU (Religious Information Service of Ukraine), February 21, 2018. https://risu.org.ua/en/index/all_news/community/charity/70173.
Searle, Joshua.  2016. Church Without Walls. Post-Soviet Baptists after the Ukrainian Revolution, 2013-14 : The Whitley Lecture 2016:. The Whitley Lecture. Oxford: Whitley Publications. 
Shults, Eduard E. 2014. “Teoriia i praktika sotsialnykh dvizhenii: problemy teorii i praktiki [Theory of Social Movements: Problems of Theory and Practice].” Vestnik Severnogo (Arkticheskogo) federalnogo universiteta4: 23-30.
Skits, Iryna. 2015. “Harnizonnyi Khram u Lvovi zibrav dla armii ponad 8 milioniv pozhertv [The Garrison Church in Lviv Has Collected over 8 Million in Donations for the Army].”  ZAXID.net, January 25, 2015. https://zaxid.net/garnizonniy_hram_u_lvovi_zibrav_dlya_armiyi_ponad_8_mln_pozhertv_n1338404.
Solovyova, Olga. 2015. “Misiia Tserkvy v umovakhviiny [Church Mission in the Conditions of War].” Yevangelska Nyva  1. 
TSN. 2015. “Skandal u Lysychansku: mistevi vygnaly moskovskykh sviashchenykiv iz molebniu za zagyblymy vijskovymy [Scandal in Lysychansk: City-Dwellers Expelled Muscovite Priests From a Requiem Service for Fallen Soldiers].” TSN, July 24, 2015. https://tsn.ua/ukrayina/skandal-u-lisichansku-mistyani-vignali-moskovskih-svyaschenikiv-iz-molebnyu-za-zagiblimi-viyskovimi-462164.html.
Vladychenko, Larysa. 2016. “Relihiina merezha Ukraiiny: analiz dynamiky stanom na pochatok 2016 roku [The Religious Network of Ukraine: an analysis of the dynamics as of the beginning of 2016].” RISU (Religious Information Service of Ukraine), April 12, 2016. http://risu.org.ua/ua/index/expert_thought/analytic/63066/.
Wanner, Catherine. 2015. “Orthodoxy and the Future of Secularism After the Maidan.” Euxeinos17 (Issue on Religion and Political Crisis in Ukraine): 8-12.


[i]
            [i]According to the annual statistical report on state-church relationship in 2016 approved by the order of the Ministry of Culture of Ukraine from March 3, 2017 (accessed at May 12, 2018, http://mincult.kmu.gov.ua/control/uk/publish/article?art_id=245234272), the Ukrainian Orthodox Church of the Moscow Patriarchate counts 12,653 religious communities. The Ukrainian Orthodox Church of the Kyiv Patriarchate has 5,264 religious communities. The Ukrainian Authocephalous Orthodox Church has 1,239 religious communities and the Ukrainian Authocephalous Orthodox Chruch (renewed) has 32. 
[ii]
            [ii]Lubomyr Husar (1933 – 2017) was the Patriarch of the Ukrainian Greek-Catholic Church (also elected as a Major Archibishop of the Ukrainian Catholic Church in 2005) till his reassignment due to poor health in 2011.
[iii]
            [iii]Detailed information on the “Pope for Ukraine” mission can be found on the site popeforukraine.com.ua

Serving together in 2019

Serving together in 2019
Dear Friends!
We are grateful to God for having entrusted us with the opportunity to be part of His mission. All that we were able to achieve in the past year we did it for Him. But we didn’t do it alone, we did it together with you.
This year we also desire to walk with God, we desire to be part of His mission throughout Eurasia and beyond. 
My family and I have been with Mission Eurasia for the last 15 years coordinating field ministries and, starting last year, developing new international partnerships. Why do we continue to do this with joy and inspiration? Here are the reasons:
We want to be involved in God’s work of planting new churches in far away Siberia and in the Arctic Circle, in the ravaged by war Eastern Ukraine and difficult regions of Central Asia and Caucasus.
We want to be involved with Him in preparing thousands of young leaders through School Without Walls ministry in 13 post soviet countries and Israel.
We want to work with God in building His Kingdom among young professionals in their workplaces and through starting Christians associations for people in different professions as they give Christian witness through them.
We want to be part of His work in the new generation — with children and young people in summer bible camps, bringing relief aid, in outreaches, evangelistic events and training.
We want to see God’s Kingdom sprouting amidst all our present day hardships, and new leaders arising to serve Christ and His Kingdom.
We would love for you to be part of this as well and we really can’t do it without your support.
Thank you for the privilege of serving together and participating in God’s mission through Mission Eurasia!
Michael and
Nina, Carolina, Vasilisa, Michelle, Sara Stefani
***
If you wish to support the ministry of the Cherenkovs family online, please visit: https://missioneurasia.org/donate/. Select the “Other” designation from the project list, and write “Michael Cherenkov” in the text box below.
To make a gift by check, please  make checks out to Mission Eurasia, write “Michael Cherenkov” on the memo line, and send to the address below. Thank you for your generous support. 
For more information about the ministry of the Cherenkovs or Mission Eurasia, please contact:
Mission Eurasia
P.O. Box 496
Wheaton, IL 60187
630-462-1739

Против течения

Против течения

Несколько раз меня попросили
вкратце поделиться своей личной историей, и это кажется сложнее, чем поделиться
мыслями на любой другой счет.
История ведь еще
продолжается, и я не вижу весь маршурт целиком. Но что-то можно сказать уже
сейчас.
Всю свою жизнь я
шел против течения. Был белой вороной. Был вечным диссидентом, вечным
оппозиционером. Даже работая внутри системы, я пытался сохранить за собой
свободу на несогласие, право на особое мнение.
Вначале это было
даже интересно. Но потом все сложнее, потому что цена за особое мнение все
время повышается.
Мои дети очень
любят песенку:
Row, row, row your boat,                                            
Gently down the stream.
Merrily, merrily, merrily, merrily.
Life is but a dream.
Я тоже люблю этот
напев. И очень хотел бы согласиться с текстом песни.
Но все же жизнь
это не сон. И чтобы остаться собой нужно идти против течения, прилагая все
усилия, весело это или не очень весело.
Я вырос в Советском
союзе, где все ходили одной колонной и под одни и те же песни. Сохранить свое
лицо в массе было непросто. Тем более, если у тебя большая семья. Тем более,
если эта семья верующая. Тем более, если твои родили были врагами народа и были
репрессированны. Все это привлекает внимание общества. И общество хочет, чтобы
твоя семья и ты сам отказались от своих особенностей и жили как все. Поэтому я
помню, как полиция приходила к нам домой для обысков и бесед, как разгоняли
молитвенные встречи, как отца забирали из дома в полицейский участок. Поэтому я
не мог быть частью общества, я был в оппозиции. В школе всех принимали в
октябрята, а затем в пионеры – в организации юных коммунистов. Я один стоял в
стороне и плакал от обидных слов, которыми осыпали меня учители. И я не хотел
быть частью их общества. Не потому что так учили родители или церковь. Они
оставляли мне право на выбор. И этот был мой выбор – идти против течения.
Когда пришла
религиозная свобода, я вдруг понял, что даже в свободном обществе нужно
сохранять курс против течения. Нужно быть разборчивым, критичным; следовать за
своим призванием, а не за большинством.
В те голодные
годы был интересный феномен: длинные очереди в магазинах. Люди спешили занять
очередь, и лишь потом интересовались: «А за чем стоим?».  Все спешили получить хоть что-то. Это лишало
человека достоинства, приучало его к суете, жадности, зависти.
Мои родители
никогда не суетились. Они предпочитали что-то упустить, но не бежать, не
хватать, не терять достоинства. Часто они делились с другими, не проходили мимо
нуждающихся, хотя дома их ждали семеро своих полуголодных детей.
Только сейчас я
понимаю, чего им это стоило. Но лучше остаться без куска хлеба, чем остаться
без совести. Они всегда выделялись, они не были как все.
Даже в церкви мои
родители не были как все. Я рос в очень фундаменталистской подпольной церкви.
Считалось, что во внешнем мире нет ничего доброго и что все другие церкви
находятся в отступлении. Но наша семья сохраняла общение с другими верующими, в
нашем доме всегда было много гостей и друзей. И в нашем доме всегда любили
книги, не только Библию, но и качественную литературу, художественную,
научно-популярную, справочную.
Я много читал.
Можно сказать, что я учился не в школе, а в библиотеках. Также я знал все
соседей, у которых были хорошие книги, они охотно делились со мной.
Когда я поступил
в университет, я столкнулся с непониманием в моей церкви. Там считали, что я
должен быть проповедником, ведь я проповедовал с десяти лет, и это служение
было востребованным. А за что жить? Мне советовали работать в шахте, повторяя
путь моего отца. Мне прямо говорили, что университетское образование – это путь
в сторону от Бога и церкви.
Сейчас я могу
согласиться с тем, что это рискованный путь. Но разве есть безопасные пути? На
каждом из путей нас ждут свои особые искушения и трудности. На своем пути я
сделал много ошибок, но я шел дальше и дальше, не оглядываясь. Получив
образования историка, я защитил две диссертации по философии и религиоведению.
И я продолжаю этот путь особым образом. Я совмещаю своей научный интерес к
религии с практической работой в миссии. Это сочетание мне кажется просто
чудесным. В конце концов, наука – это тоже миссия, это способ познавать Бога и
говорить о Нем людям книжным, совопросникам века сего.
Сейчас наша
Миссия Евразия активно развивает служение молодым профессионалам. Мы называем
это «миссия в профессии», т.е. это миссиональный подход к своим дарам, работе и
карьере. Это тоже против течения. Ведь обычно люди ограничают свое служение
Богу церковью или благотворительностью. А здесь мы предлагаем посмотреть на все
свои профессиональные возможности в контексте миссии Бога и своей роли в этой
миссии.
Я руководил
несколькими образовательными проектами, и это был интересный опыт, в котором
было место и творчеству, и бизнесу, и духовной войне. Некоторое время я
возглавлял Донецкий христианский универститет, который сейчас захвачен
российскими наемниками и превращен в военную базу.
Когда в столице
Украины начались акции протеста против тоталитарной власти президента
Януковича, мы с моей женой Ниной были среди протестантов. Мы хотели быть с
людьми, которых избивали и расстреливали. Мы хотели быть с людьми, защищая их
свободу и достоинство. Те события так и вошли в историю – как «революция
Достоинства». Многие верующие говорили: мы не должны бунтовать, будет только
хуже; надо идти по течению. Но мы следовали за голосом совести и были с людьми,
наша «молитвенная палатка» стала символом мирного протеста.
Сегодня я
продолжаю свой путь против течения. У меня четверо детей. Я служитель церкви.
Профессор университета. Директор миссионерской организации. По-прежнему люблю
проповедовать. Люблю Библию больше всех книг, но люблю и другие хорошие книги.
Люблю хорошие фильмы.
В каком-то
смысле, моя жизнь – это проект. Божий проект меня. И я должен в чем-то
постоянно меняться, развиваться в новых направлениях. Например, мне было трудно
привыкнуть к роли отца семьи или роли руководителя. Ведь здесь много
нетворческих, рутинных задач. Здесь всегда есть финансовые сложности и
постоянные нужды, напряженные отношения и необходимость продолжать путь вместе,
ограниченные ресурсы и неограниченные требования. И здесь всегда есть место
творчеству, но также терпению, смирению, мужеству.
Не хочу стоять на
месте и не хочу плыть по течению. Хочу преодолевать себя, свои привычки, свои
слабости, свою усталость, свое Я. Я благодарю Бога за свою жизнь и с интересом
всматриваюсь с будущее.

«ШКОЛА БЕЗ СТЕН» НА НОВОМ ЭТАПЕ: от отдельных инициатив к целостному лидерству

«ШКОЛА БЕЗ СТЕН» НА НОВОМ ЭТАПЕ: от отдельных инициатив к целостному лидерству
В бывшем СССР существует множество программ по подготовке лидеров. Однако мало кто решается анализировать их эффективность. В этом смысле приятным исключением является доклад «Программа «Школа без стен». Оценка эффективности» (School Without Walls Program Impact, April 27, 2018). Этот доклад подготовлен независимым экспертом Скотом Фридрихом (Scott Friderich, Clarity Research, http://www.clarity-research.net) специально для Mission Eurasia.
Данный документ уникален, потому что он создает прецедент. Теперь столь масштабная оценка эффективности наших программ по подготовке лидеров должна проводиться регулярно.
Программа «Школа без стен» – это инициатива Mission Eurasia, ранее известной как Ассоциация «Духовное возрождение». Данная инициатива возникла еще в 2004 как ответ на нужду церквей и миссий в новых лидерах. «Школа без стен» – это неформальный подход к обучению лидеров для новых миссионерских инициатив.
Она предлагает не столько знания, сколько актуальные модели служений в самых разных сферах. На сегодняшний день программа «Школа без стен» действует в 14 странах и охватывает тысячи студентов и выпускников.
Очень важно, что миссия решилась на независимую оценку по собственной инициативе. Безусловно, это не первый анализ наших программ, но впервые этот анализ носит настолько целостный и глубокий характер. Это значит, что в миссионерской среде возникает спрос на качественные исследования программ и объективные оценки их эффективности.
Данные названного отчета могут быть интересны не только лидерам «Школы без стен» и Mission Eurasia, не только их партнерам и спонсорам, не только студентам и выпускникам «Школы». Уверены, что эта информация заинтересует гораздо более широкий круг пользователей – церковных служителей, преподавателей, миссионеров и даже рядовых членов церкви.
Метод и охват исследования
Исследование проводилось методом опроса и охватывало шесть стран и регионов Евразии: Россию, Молдову, Беларусь, Украину, Закавказье, Среднюю Азию. Выборка включала анкеты 304 выпускников и 419 студентов программы «Школа без стен».
Поставленные вопросы были связаны с измерением эффективности в четырех сферах: (1) социальное влияние; (2) лидерство; (3) евангелизм и ученичество; (4) духовное формирование. Фиксировались изменения в знаниях, отношении, способностях и поведении.
Первое впечатление: последовательный общий рост
Первое и общее впечатление от результатов опроса – вполне позитивное. Нет перекосов, есть стабильный рост почти по всем основным показателям.
Вот некоторые результаты, которые позволяют сделать позитивный вывод об эффективности «Школы без стен».
Во-первых, половина выпускников стали лидерами команд, в то время как среди студентов лидерами была лишь третья часть.
Во-вторых, 72 % выпускников участвуют в наставничестве, в то время как среди студентов таковых было 61 %.
В-третьих, число выпускников, еженедельно занятых в социальном служении, на 10 % выше, чем среди студентов.
«Школа без стен» – это программа, которая была разработана для активизации миссионерского и лидерского потенциала молодых поколений в их служении церкви и обществу. Поэтому очевидно, что названные выше показатели демонстрируют успех программы.
Под влиянием «Школы без стен» создаются новые команды, формируются новые отношения наставничества, развиваются новые служения за пределами церковных стен.
Динамика в деталях и противоречиях
Выше мы назвали некоторые общие тенденции. Но если посмотреть на «Школу без стен» более пристально, можно увидеть любопытные противоречия и региональные отличия.
Во-первых, большинство украинских выпускников научились наставлять друг друга (79 %), но духовное формирование среди них не настолько популярно.
Во-вторых, в России евангелизационная активность не снижается (43 % опрошенных выпускников делятся своей верой, среди студентов – 38 %), но влиять на общество решаются меньше (40 % выпускников против 43 % студентов).
В-третьих, в Закавказье активно служат обществу, но после учебы активность снижается (57 % выпускников и 65 % студентов участвуют в еженедельном служении).
В-четвертых, самые высокие показатели в евангелизме и ученичестве отмечены среди выпускников Средней Азии, но успехи в духовном формировании впечатляют куда меньше.
В-пятых, Беларусь показывает успехи в лидерстве (около половины выпускников ведут свои команды) и низкую активность в евангелизме (36 % среди студентов и 22 % среди выпускников).
В-шестых, в Молдове хорошо развито наставничество (42 % выпускников), но лишь треть выпускников развивают эти отношения в рамках командной работы и становятся лидерами
собственных команд и служений.
Частично эти противоречия можно объяснить специфическими целями программы. Ведь «Школа без стен» изначально ставила задачу мобилизовать и снарядить к активному лидерству в миссии «по ту сторону церковных стен», в рамках своих программ всегда поощряла местное творчество и старалась избегать общих схем. Поэтому многие студенты и выпускники действуют по принципу «война план покажет». Другими словами, они начинают делать то, что умеют и как умеют, упуская из виду другие направления и задачи.
И все же не все различия можно объяснить вышеназванными факторами. Для того чтобы полностью осмыслить региональные различия, нам придется «подкрутить резкость», присмотреться к деталям. Эти детали нуждаются в дополнительной настройке, чтобы при всех нужных акцентах и столь необходимой концентрации на местных потребностях программа культивировала целостное развитие лидеров и целостное понимание миссии.
В частности, нужно показать:
– как духовное формирование связано с долгосрочным успехом всех других «активностей»;
– как евангелизм связан с более масштабным видением миссии церкви в обществе;
– как христианское лидерство оживляется практическим благовестием и состраданием;
– как «первая любовь» и энтузиазм студентов развиваются в целостное служение выпускников.
Творческие противоречия
Ряд противоречий могут и должны сохраняться, поскольку предусматривают динамику и стимулируют дальнейший рост программы и ее участников. Одно из таких противоречий мы уже упоминали – это противоречие между личной духовностью и внешней активностью.
Поскольку программа «Школа без стен» всегда делала упор на активизацию молодых людей, духовное развитие несколько отставало. Предполагалось, что духовное развитие – это прежде всего ответственность церкви, а также процесс, который будет продолжаться всю жизнь. И это отчасти верно. Вряд ли возможно духовно сформировать лидера за два года учебы. В то же время очевидно, что базовые истины и принципы духовного формирования должны быть заложены с первых дней учебы. Даже если учеба нацелена исключительно на миссионерскую практику. Один из возможных механизмов – ученика постоянно должен сопровождать личный наставник. Такой наставник должен пребывать с учеником от первых дней учебы и до последних дней практики.
С этим связаны и другие творческие противоречия. Например, студенты показывают более высокую активность, зато выпускники проявляют больше зрелости и выдержки. Для студентов характерен поиск себя и своего места в Божьем замысле. Поэтому во время учебы они более отзывчивы, активнее задают вопросы и выполняют задания. А выпускники преимущественно стремятся адаптироваться к реалиям служения, к трудностям настоящей жизни. В отличие от студентов, выпускники менее самоуверенны и более посвящены, последовательны, верны.
Интересное противоречие отмечено в тех регионах, где религиозная свобода ограничена, а миссионерская деятельность наказуема. Здесь мы встречаем и гонения, и высокую миссионерскую активность. Как оказывается, гонения со стороны государства и враждебность со стороны общества не парализуют церковь и ее миссию. Они дают импульс к появлению особых, творческих и гибких подходов к проповеди Евангелия.
Интересные факты
Исследование открывает для нас ряд интереснейших фактов. Назовем наиболее важные из них.
Первое. Средний возраст обращения к Богу среди опрошенных студентов и выпускников «Школы без стен» – 15 лет. Это прямо указывает на целевую группу, с которой можно начинать «Школу». Молодежь раннего возраста (14–15 лет) – это именно та группа, с которой должны работать миссионеры и пасторы общин, пополняя свои команды.
Второе. Выпускники не всегда и не во всем лучше студентов. Например, выпускники показывают рост во всех пяти показателях относительно социального влияния, во всех шести показателях относительно лидерства, в трех из четырех показателей относительно евангелизма. Но в отношении духовного формирования выпускники и студенты показывают схожую регулярность, их уровень примерно одинаков.
Последнее обстоятельство – это большой вызов для программы. Лидеру просто необходим постоянный духовный рост. Поэтому надо отчетливо показать перспективу духовного роста тем, кто уже почувствовал успех в учебе и лидерстве.
Здесь проявляется хорошо знакомая проблема «следующего шага». Студенты и выпускники, начинающие и опытные, молодые и постарше, должны видеть перспективу, постоянно идти вперед, особенно в вопросах личной духовности. Иначе мы рискуем готовить слишком активных и слишком уверенных «лидеров». Они будут постоянно думать о новых достижениях, но забудут о невидимой для других стороне лидерства – о молитве и Писании, Богопознании, смирении, простоте, глубине и верности.
На пути к целостности
Данные исследования «Программа «Школа без стен». Оценка эффективности» свидетельствуют о том, что программа выполняет свою основную цель. Тысячи новых лидеров вливаются в миссионерскую работу, начинают новые инициативы, раскрывают свой лидерский потенциал, расширяют пределы церковного влияния в обществе. При этом имеют место церковные, культурные и региональные акценты в отношении того, как понимать миссию и как развивать программу. Сегодня для «Школы без стен», как и для многих церквей, миссий и лидеров в бывшем СССР, основной задачей становится выравнивание всех показателей эффективности. Пришло время перейти от ярких акцентов к общему балансу, от успеха одиночек к подготовке успешных команд, от развития талантов к формированию характера, от стихийной деятельности к согласованию всех служений в рамках единой и целостной миссии Бога.

Spirituality and Mission in the Workplace: New Missional Initiatives in Eurasia

Spirituality and Mission in the Workplace: New Missional Initiatives in Eurasia
“Mission in profession” has become one of the most notable
missionary trends in the post-Soviet space; i.e. mission of Christians in
professional communities. 
Questions remain about how these missional initiatives
will be consistent with ecclesiastical trends, as well as how missionary
activity itself will correlate with spirituality. It is obvious that in these
territories new ecclesiastical formats will arise. How can these professional
Christian communities organize themselves professionally and ecclesiastically?
Will the church be able to use this potential, or will this blur the boundaries
of the church and threaten its “canonical territories”? 
Obviously, these ideas need
a holistic theological reflection and wide discussion with church ministers.
Especially about spirituality and its implications for the mission in this
area. What forms of spirituality are possible in the workplace so that it is
not “too religious”? How can Christian spirituality manifest itself in the
workplace and how can it serve the mission? 
As our studies show, there is
controversial correlation between missionary activity and spiritual growth, and
sometime activity harms spirituality. So we believe that our understanding of
spirituality and mission needs to be corrected, and they must be parts of a
holistic Christian life, in which vita activa and vita contémplativa are
complemented and strengthened. 
Without paying special attention to
spirituality, our missionary activity in the workplace risks remaining one more
attempt “to change the world”, without renewing Christian identity and
missional ecclesiology. Based on the experience of Eurasia Mission and our
partners we want to offer some key points
that can stimulate discussion about raised questions and then show how these
new missional initiatives become stimulus of new reformation in the direction
of holistic spirituality and holistic mission.

Духовность и миссия на рабочем месте: новые миссионерские инициативы из Еврази

Духовность и миссия на рабочем месте: новые миссионерские инициативы из Еврази

За последние годы одним из наиболее заметных миссионерских трендов в
постсоветском пространстве стала «миссия в профессии», т.е. миссия христиан в
профессиональных сообществах. В 2010 году с этой инициативой выступила «МиссияЕвразия». Несколько позже подобные инициативы стали развивать Институт Ходос
(Санкт-Петербург) и Евроазиатская богословская семинария (Москва). Эти три
основных партнера специализировались на разных задачах: Миссия – на мобилизации
церкви и молодых христиан для миссии в профессии, Ходос – на исследованиях и
консультациях отдельных лидеров, Семинария – на дополнительном обучении. В
результате их совместных усилий и активной издательской работы идея «миссия в
профессии» получила развитие и признание в качестве наиболее актуального
миссионерского тренда.  Не будучи
кадровыми миссиологами, идейные вдохновители этого движения (в частности Денис
Гореньков, Александр Негров и Михаил Дубровский) внесли значительный вклад в
миссиологическую разработку этого направления 
и развитие «идей всеобщего священства». Возможно, это был наиболее
значительный евразийский богословский вклад к 500-летнему юбилею Реформации.
При этом остаются вопросы о том, как дальнейшее развитие этой миссионерской
инициативы будет согласовываться с трендами в развитии евангельских церквей, а
также как собственно миссионерская активность будет коррелировать с
духовностью. На мой взгляд, очень символическим является рукоположение Дениса Горенькова
(лидер служение «миссия в профессии» в МЕ) на служение благовестника,
совершенное лидерами украинского союза баптистов. Под его руководством форумы
«миссия в профессии» прошли в Молдове, Украине, Беларуси, России, Кыргызстане и
Грузии. Это говорит о признании со стороны церквей и о желании церквей
использовать эту миссионерскую возможность. 

Но речь идет о гораздо большем – о
таком расширении и переосмыслении миссионерских территорий, когда
профессиональная среда уже не только объект миссии, но и контекст, в котором
можно жить и развивать христианскую духовность. Очевидно, что на этих
территориях будут возникать новые форматы церковности. Тем самым, миссионерские
инициативы стимулируют самостоятельное движение в этой среде, в надежде, что
оно будет принимать позитивные творческие формы.  Сможет ли это сообщество найти поддержку в
церкви? Как эти профессиональные христианские сообщества могут
самоорганизоваться профессионально и церковно? Сможет ли церковь использовать
этот потенциал? Или же это будет размытием границ церкви и угрозой для ее
«канонических территорий»? Очевидно, что эти миссионерские инициативы нуждаются
в целостном богословском осмыслении и широкой дискуссии с участием церковных
служителей.
Не меньше вопросов вызывает напряжение между темой духовности и акцентов на
миссии в этой сфере. Какие формах возможна духовность на рабочем месте, чтобы
она не была «слишком религиозной» и тем самым оскорбительной для других? Как
миссия может быть эффективной и в то же время не агрессивной и не навязчивой? В
какие формах возможно индивидуальное свидетельство в профессиональной среде? Как
возможно коллективное христианское свидетельство в профессиональной сфере? Как христианская
духовность может проявляться на рабочем месте и как она может служить делу
миссии? Могут ли эти новые миссионерские инициативы стать двигателями новой
реформации в направлении к целостной духовности и целостной миссии?
В конце концов, насколько активная миссия способствует росту в духовности,
а насколько препятствует ему? Как показывают исследования, проведенные Скотом
Фридрихом и МЕ, между миссионерской активностью и духовным ростом нередко обнаруживается
обратная связь (см. 
Школа
без стен: новые ресурсы для подготовки лидеров. – Киев, 2018. — С. 6-11)
И здесь есть два возможных объяснения: во-первых, наше
понимание духовности и миссии нуждается в корректировке; во-вторых, духовность
и миссия должны быть частью целостной христианской жизни, в которой
vita activa and vita contеmplativa дополняются и усиливаются, пусть даже и ценой
творческого напряжения.
Без внимания к духовности миссионерская активность на рабочем месте рискует
остаться еще одной попыткой изменить мир, без того, чтобы начать с себя, с
обновления христианской идентичности и миссиональной церковности.  

Будь непослушен как Мардохей

Будь непослушен как Мардохей

Мардохей
учит Есфирь послушанию и терпению. Он «приказывает» ей молчать о своем
происхождении, и она молчит. Она готовится к важной роли и не спешит открывать
себя.
Но сам Мардохей
ведет себя иначе. Он отказывается поступать как все, отказывается кланяться
перед новым фаворитом царя. Но самое страшное, он открывает причину своего
упорства, он разоблачает себя как Иудея:

«После сего
возвеличил царь Артаксеркс Амана, сына Амадафа, Вугеянина, и вознес его, и
поставил седалище его выше всех князей, которые у него; и все, служащие при
царе, которые были у царских ворот, кланялись и падали ниц пред Аманом, ибо так
приказал царь. А Мардохей не кланялся и не падал ниц. И говорили служащие при
царе, которые у царских ворот, Мардохею: зачем ты преступаешь повеление царское?
И как они говорили ему каждый день, а он не слушал их, то они донесли Аману,
чтобы посмотреть, устоит ли в слове своем Мардохей, ибо он сообщил им, что он
Иудеянин» (Есфирь 3:1-4).

Мардохей
научился молчать и терпеть. Но вот наступил момент, когда его вера и верность
должны были пройти испытание. 
Или ты веришь в Бога как Единственного Бога и
поклоняешься только Ему, или ты поклоняешься царским фаворитам и тем самым отказываешь
Богу в Его единственности.
Это не был
каприз. И это не был приступ героизма. Ему напоминали каждый день, но он оставался непреклонным. И он пояснил
свою позицию: «Ничего личного. Я Иудей. Я не могу иначе».
Тем самым
Мардохей подверг опасности не только себя, но и весь народ Иудейский.
Аман увидел
эту прямую связь: если этот народ верит в Единого и Единственного Бога, то они
все бунтовщики, они не будут кланяться нам, смертным.
Вот уже и
указ царский готов: истребить и разграбить мятежный народ Иудейский.
Мардохей,
что ты наделал? Ты ли это, который учил Эсфирь жить тихо и смирно, приобретать
расположение и влияние? Что с тобой случилось?
С Мардохеем
случилось то, что однажда случится с каждым из нас. Каждый должен пережить тот
момент, когда верность Богу и лояльность к власть имущим столкнутся лбами. И
более того, нам придется сделать тяжелый выбор между верностью Бого и желанием
помочь своему народу.
Поклонись
Аману – и останешься при дворе, и сможешь сделать для Иудеев еще много добрых
дел. Будь послушен, будь хорошим рабом, и всем будет только лучше.
Не
поклонишься – потеряешь все и погубишь всех, из-за твоего упрямства пострадают
невинные.
Это было
величайшее искушение – поклониться Аману, чтобы спасти себя и свой народ.
Но Мардохей
знал, что народ, который поклоняется чужим богам и царским фаворитам, уже
погиб.
И он знал,
что поклоняясь Богу как Единственному Богу, он вверяет себя и свой народ под
Божью защиту.
Иногда
послушание Богу требует нашего непослушания царям и князьям, богам и божкам.
В моменты
подобных испытаний мы должны помнить и повторять: «Господу Богу твоему поклоняйся и
Ему одному служи».