Online

Евангелие под рукой

Евангелие написано языком простых людей, чтобы научить их жизни по законам совести и заповедям Бога. Конечно, приятно видеть в музее Святые Книги в золоте и каменьях, но жизненно важнее иметь Книгу Книг у себя под рукой в каждый момент жизни, особенно в момент критический, когда своих сил уже нет и советы людей не помогают. Тогда вдруг открываешь, что все ответы есть и чудесная сила есть – все в этих святых страницах, нужно лишь читать их, серьезно и ответственно

Гортаючи сторінки Вічної Книги

Я вірю в Бога, але не є суто релігійною людиною – я не священник, не аскет, не пророк. Тому відкриваю Євангелію, щоб навчитись жити тут і тепер, а не тільки мріяти про вічне блаженство. Христос жив серед людей і для людей. В Його близькості я відчуваю справжню любов і співчуття, живу участь у долі кожної звичайної, тобто грішної і слабкої людини. Христова Бого-людська подвійна природа поєднує небо з землею, долає наше відчуження від Бога-Отця. Гортаючи сторінки Вічної Книги, людина наближається до Бога, відкриває духовний світ. Але я відчуваю й інше – Добра Новина повертає мене до себе і переображує навколишній світ, тобто живу серед грішних людей і ногами хожу по землі, але в серці маю нове життя, всюди бачу Божу Благодать, Його любов. Християнство вчить не бігти від світу, як релігії Сходу, а бачити світ і самого себе очими Бога, не зректися життя, а змінити його у найкращий спосіб

Внутренняя империя

Заглядывая внутрь

Внутри каждого из нас существует разветвленная система глубоких ходов, узких дорог, лесных тропок. За каждым поворотом невесть что встретишь. Кроме нас, которых мы знаем, есть еще кто-то. Кроме того, что мы знаем о себе, «есть много на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Кроме сценария, в котором мы живем, есть некая нестирающаяся, неизменная, неигровая реальность иного типа – нерациональная, неуправляемая, нечеловеческая. «Внутренняя империя» Дэвида Линча – об этом. Когда героиня фильма пытается вжиться в сюжет, она с ужасом замечает, что «Там есть кто-то еще».
Линч докопался до чего-то страшного. До конца фильма мы так и не узнаем, до чего именно. Страх беспредметен, неосязаем, невещественен. Это страх другого себя, своей тени. В своем последнем фильме Дэвид Линч окончательно отходит от классической композиции и раскладывает одному ему понятный пасьянс идей, образов, событий. Ему удается обыграть любого, потому что он играет внутри себя и по своим правилам. Фильм погружает нас в имманентное пространство личности героини, в ее сознание – сознание фрагментированное, изуродованное, больное.
«Женщина в беде» — вот как можно определить главного персонажа. Не то же ли можно сказать о каждом из нас? А откуда беда? От мистического проклятия из прошлого? От зловещих образов, неожиданно возникающих в нашей судьбе? Я полагаю, беда пришла с изменой. Лирическая линия оказывается тесно связана с мистической. Измена открывает дверь проклятию. Измена нарушает внутреннюю цельность личности, путает линию судьбы, провоцирует на неожиданные и опасные повороты. Внутренняя империя строится на измене и убийстве ребенка, семьи, любви. «Внутренняя империя» расползается все шире, ее границы достигают ада, на ее окраинах собирается зло… Дэвид Линч побывал там.

Опыт Присутствия

Опыт Присутствия куда более редкий, чем опыт отсутствия Бога. Я знаю, что такое оставленность. Но, когда припоминаю разные темные периоды, нахожу, что даже тогда боковым зрением я Его видел. А может не видел зрением, а чувствовал. Пусть на дистанции, но я всегда ощущал Бога. Мир, в котором я живу, который я могу понимать, в котором могу ориентироваться, немыслим без Бога. Бог — неоспоримый факт жизни. Он врожден в меня и в мир. До того, как мы начинаем спорить о Боге, Он уже существует как основание и условие существования нашего. Но Он также открывается как божественная личность в мистической встрече, когда в нашей человеческой реальности мы вдруг сталкиваемся с присутствием превосходящего нас. Для меня очень понятно и близко то, что описал митрополит Антоний (Сурожский): «Отец Сергий Булгаков говорил слишком громко и мне мешал думать свои думы; и я начал прислушиваться, и то, что он говорил, привело меня в такое состояние ярости, что я уже не мог оторваться от его слов; помню, он говорил о Христе, о Евангелии, о христианстве. Он был замечательный богослов и он был замечательный человек для взрослых, но у него не было никакого опыта с детьми, и он говорил, как говорят с маленькими зверятами, доводя до нашего сознания всё сладкое, что можно найти в Евангелии, от чего как раз мы шарахнулись бы, и я шарахнулся: кротость, смирение, тихость — все рабские свойства, в которых нас упрекают, начиная с Ницше и дальше. Он меня привел в такое состояние, что я решил не возвращаться на волейбольное поле, несмотря на то, что это была страсть моей жизни, а ехать домой, попробовать обнаружить, есть ли у нас дома где-нибудь Евангелие, проверить и покончить с этим; мне даже на ум не приходило, что я не покончу с этим, потому что было совершенно очевидно, что он знает свое дело, и, значит, это так… И вот я у мамы попросил Евангелие, которое у нее оказалось, заперся в своем углу, посмотрел на книжку и обнаружил, что Евангелий четыре, а раз четыре, то одно из них, конечно, должно быть короче других. И так как я ничего хорошего не ожидал ни от одного из четырех, я решил прочесть самое короткое. И тут я попался; я много раз после этого обнаруживал, до чего Бог хитер бывает, когда Он располагает Свои сети, чтобы поймать рыбу; потому что прочти я другое Евангелие, у меня были бы трудности; за каждым Евангелием есть какая-то культурная база; Марк же писал именно для таких молодых дикарей, как я, -для римского молодняка. Этого я не знал — но Бог знал. И Марк знал, может быть, когда написал короче других… И вот я сел читать; и тут вы, может быть, поверите мне на слово, потому что этого не докажешь. Со мной случилось то, что бывает иногда на улице, знаете, когда идешь — и вдруг повернешься, потому что чувствуешь, что кто-то на тебя смотрит сзади. Я сидел, читал, и между началом первой и началом третьей глав Евангелия от Марка, которое я читал медленно, потому что язык был непривычный, вдруг почувствовал, что по ту сторону стола, тут, стоит Христос… И это было настолько разительное чувство, что мне пришлось остановиться, перестать читать и посмотреть. Я долго смотрел; я ничего не видел, не слышал, чувствами ничего не ощущал. Но даже когда я смотрел прямо перед собой на то место, где никого не было, у меня было то же самое яркое сознание, что тут стоит Христос, несомненно. Помню, что я тогда откинулся и подумал: если Христос живой стоит тут — значит, это воскресший Христос. Значит, я знаю достоверно и лично, в пределах моего личного, собственного опыта, что Христос воскрес и, значит, всё, что о Нем говорят, — правда. Это того же рода логика, как у ранних христиан, которые обнаруживали Христа и приобретали веру не через рассказ о том, что было от начала, а через встречу с Христом живым, из чего следовало, что распятый Христос был тем, что говорится о Нем, и что весь предшествующий рассказ тоже имеет смысл».

Отсутствие Бога как факт жизни

Если быть предельно честным, то в своей жизни я больше переживал отсутствие Бога, чем Его присутствие. В жизни не так много Его следов, не так много добра, истины и красоты. В этом атеисты и эволюционисты правы – в «наилучшем из миров» идет яростная борьба за существование и царствует социальная несправедливость. К небу протягивают руки и обращают заплаканные лица, но ответом остается пугающая тишина, молчание бесконечного и пустого неба.
Один из моих оппонентов-атеистов ранее считался добрым христианином, а теперь он пишет о своих попытках «достучаться до небес» так: «Диалог всегда подразумевает наличие обратной связи. В случае с богом — это разговор с пустотой, а точнее, с самим собой. Я говорю не голословно, а на основе собственного опыта или «откровения». Около 10 лет я пытался верить в бога, разговаривать с ним, жить по евангелию. Но я никогда не ощущал его присутствия. Я молил его о даровании веры, иногда мне казалось, что он слышит меня, но вскоре я убеждался, что это — ни что иное, как мои фантазии, желания. Это продолжалось до тех пор, пока мне окончательно не осточертел этот спектакль. Я убедился в том, что нет никакого бога. И уж точно нет того справедливого, любвеобильного бога, о котором я читал и слышал».
Уверен, что отсутствие Бога надо прочувствовать, чтобы в этой жуткой пустоте понять утрату, ее причины и последствия. Я думаю, что отсутствие Бога это то, чего мы добились сами. Ведь мы же говорили о том, что Бог нам мешает, провозглашали Его смерть. А теперь остались одни и съедаем друг друга в бесконечной войне «всех против всех». Или еще хуже, просто тонем в темноте

Библия и культура как интертекст

Иногда я думаю, почему так мало читаю Библию, хотя считаю ее самой главной Книгой. Конечно, мешает суета. Но эта причина банальна. На самом деле я чувствую, что между миром Библии и миром моим пролегает пропасть. Пропасть историческая, культурная, экзистенциальная. И буквальность древнего текста мало интересна для современника, жизнь которого протекает здесь и сейчас и требует актуальных образов и идей. Поэтому я читаю Библию в многообразии ее связей днем сегодняшним. Я читаю сложный, но захватывающий интертекст Библии, истории и современной культуры в разных преломлениях, проекциях, символах. Читать Библию означает видеть мир духовной культуры и мир социальных связей через архетипы вечной Книги.
Только что я смотрел фильм Seven Pounds. Я думал о себе, своем отношении к людям. О том, что останется от меня после вычитания того, что я имею. О том, что я хочу быть хорошим, но никак не соберусь с силами. О том, что на самое главное в жизни все время не хватает времени. Такие фильмы вводят меня в глубину жизни, ее духовное измерение. Искусство говорит о Боге лучше, чем буквальность самого святого текста, и уж куда красноречивее, чем церковные моралистические проповеди

Открываются вакансии

Когда я думаю о ситуации в обществе, вспоминаю хорошую песню Вакарчука про веселые времена, когда солнца мало, рот закрыт, глухая стена перед глазами. Идти за «ними» не хочется, надо искать свой путь… В церкви такая же ситуация, ведь церковь и общество — сообщающиеся сосуды и кризис всепроникающий. В нынешнем кризисе все его действующие лица одинаково обречены, все они принадлежат прошлой жизни, «жизни до кризиса». А кто придет на смену? Откуда ждать прорыва, новой жизни, смелой инициативы? Так как кризис ударил в первую очередь по материальным основаниям жизни, то все, приросшие к политике, бизнесу, номенклатуре, окажутся банкротами. И неожиданно выйдут на первый план молодые, творческие, рисковые натуры. Кто верит вопреки рассчетам. Кто не отводит глаз под сверлящим взглядом начальника. Кто будет радоваться воде и бобам, потому что при этом удалось сохранить главное — веру, надежду, любовь…. Как во времена Ветхого Завета, Бог говорит: «Ищу человека»… Я смотрю по сторонам, гадая, о ком же идет речь…. А вчера моя знакомая неожиданно написала мне: «Не робей, у Бога нет других рук, кроме твоих…»

Веселі, брате, часи настали,
Нове майбутнє дарує день!
Чому ж на небі так мало сонця стало,
Чому я далі пишу сумних пісень?
Веселі, брате, часи настали,
Ми наближаємось до мети!
Чому ж тоді я шукаю іншу стежку,
Чому я далі з ними не хочу йти?
Веселі, брате, часи настали,
На грудях світить нам слави знак!
Нам очі ніжно закрили, губи медом змастили,
Душу кинули просто так…
Душа прокинулась, та й питає
Сама у себе — чому одна?
Немає в кого спитати — золото замість тата,
Замість мами — глуха стіна.
І тихо, тихо навколо стало…
Кудись поділися голоси…
Часи веселі настали, нас лишилось так мало,
Ну їх, брате, такі часи!
Та нам з тобою своє робити,
Відкрити очі і далі йти!
І зуби сильно стиснувши, маму ніжно любити
Хто ж тоді, як не ми, брати?!!

Мы ждем перемен

Мы вступили в удивительное время, когда никто уже не может жить так, как жил до сих пор. Глобальный кризис означает суд над всеми. Пока не дошло до нас, стоит самому взяться за себя. Мы должны радикальным образом переосмыслить себя. Я приветствую любые перемены, потому что они несут вызов и возможность обновления. Помните, как пел Виктор Цой? «Перемен требуют наши сердца, перемен требуют наши глаза. В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен: «Перемен! Мы ждем перемен!». Общество ждет перемен. Ему надоели безответственные политики, продажные чиновники, ожиревшие олигархи. Похоже, и церковь в ее нынешнем положении никак не удовлетворяет людей, не отвечает их нуждам. Люди хотят перемен. А церковь их хочет? Готова ли она вспомнить о своем призвании и снова служить людям духовной опекой, живым состраданием, нравственной опорой? Или церковь выйдет к людям из своих четырех стен, или она окончательно превратится в пыльный музей, быть может, немного интересный для самих же верующих…

Я и общество. Свой среди чужих

«Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла. Они не от мира, как и Я не от мира… Как Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир» (Иоанн. 17:15,16-17).

Христианин для общества никогда не был своим. Но он не может в ответ жить так, чтобы общество стало для него чужим. Он не от мира, но он послан в мир и служит для мира, его спасения и преображения. Христианин всегда свой среди чужих, чужой среди своих. Об этом очень хорошо сказал Иустин Мученик, известный также как Иустин Философ: «Христиане не различаются от прочих людей ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями. Но обитая в эллинских и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаям тех жителей в одежде, в пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем, как граждане, и все терпят как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество — чужая страна. Находятся на земле, но суть граждане небесные… Что в теле душа, то в мире христиане. Душа распространена по всем членам тела, и христиане по всем городам мира. Душа, хотя обитает в теле, но не телесна, и христиане живут в мире, но не суть от мира». Иустин был одним из первых апологетов христианства в среде современной ему культуры, известным учителем, интеллектуалом, признанным в греко-римском элитном обществе. Известно, что Иустин Философ был обезглавлен во время гонений на церковь при императоре Антонине (в 60-е гг. II в.). Он хранил себя от мира, но при этом активно участвовал в его судьбе, говорил на его языке, был духовным авторитетом для современников.
Говорят, что мы живем в куда худшее время, и потому опыт Иустина нам не подходит. Но я рискну высказать непопулярную мысль: общество, в котором мы живем сегодня, ничуть не хуже греко-римского мира и уж точно не хуже Содома и Гоморры. Поэтому никак нельзя списать свое бездействие и депрессию на «последнее время» и «безбожную культуру». Остается открытым вопрос: как же нам быть? В чем наше призвание по отношению к современному обществу? Какую позицию занять – оборонительную или наступательную? Что можно и нужно изменить в нас самих и в обществе? Что нам делать в обществе, которое пытается жить без Бога и в то же время погибает без Него?
Хранить себя от мира. Это главное, о чем переживал Христос – чтобы Его ученики не растворились в мире, не утратили себя. Ведь очень трудно не согласиться с большинством, быть принципиальным, когда процветает коррупция, узаконен грех, извращения становятся нормой; когда все позволено и о Боге приказано молчать. Хранить себя означает быть верным своим убеждениям и принадлежать другому, неземному Царству. Григорий Сковорода, украинский поэт и проповедник, просил написать на его надгробии: «Мир ловил меня, но не поймал». Мир всегда будет претендовать на молодых, красивых, умных. Но лучшее, что мы можем сделать со своей жизнью – посвятить ее Богу и быть верным своему призванию. Спасаясь от мира, мы пришли к Богу, и теперь снова возвращаемся в мир, не для того, чтобы стать его рабом, но чтобы рассказать о своей вере.
Слово мир имеет много значений. Мир – греховная реальность, дух времени, мода на удовольствия любой ценой. Христос ставит такому миру однозначно плохую оценку. Но мир – это также общество живых людей, на которое можно и нужно влиять. Именно об этом – о мире окружающих людей — хочется сказать подробнее. В чем состоит призвание христианина по отношению к обществу?
Участвовать в судьбе мира. Христиане – те, кому не все равно, те, кому не наплевать на то, что будет с этим миром, с их соотечественниками, соседями, коллегами, друзьями.
Христианин призван быть светом для всего мира, а не для себя самого. Он не имеет права присваивать себе то, что принадлежит всем. Божья любовь распространяется на добрых и злых, задача добрых – рассказать о ней злым
Состояние общества – наша ответственность. Евангелие не делит людей на плохих и хороших; ближний, каким бы он ни был, нуждается в помощи. Ближний – это любой человек, духовные поиски и нужда которого бросают мне вызов. Общество, его культура, мораль, духовность формируются как сумма наших усилий. Бросая общество на произвол, христиане не смеют удивляться, что все так плохо… Что наша страна лидирует по темпам развития эпидемии СПИДА. Что мы занимаем первое место по подростковому алкоголизму. Что Украина стала самой быстро вымирающей нацией на континенте.
Христиане верят в силу перемен. Если каждый христианин будет верить и бороться за «Украину евангельскую», то это сделает всех вместе непреодолимой духовной и общественной силой. Украина снова должна вспомнить о своих христианских корнях и на деле показать свою веру. Бог настолько любит нас, что даже после Голодомора и Чернобыля новое поколение христиан в Украине приковывает внимание всего мира. Постхристианская Европа и формально православная Россия нуждаются в добром примере. Бывшие республики СССР смотрят на Украину как шанс, который нельзя упустить. После всех неудачных революций нам нужна евангельская революция в духе и жизни каждого украинца.
Христианин в обществе – это надежда. Общество без христианина предоставлено самому себе — нет выхода из кризиса, нет критической оценки, нет свидетельства о надежде. В обществе, где все «достали», лишь Евангелие может ответить усталость и отчаяние. Разочарованные люди закрыли сердца, глаза, уши, как можно пробиться к ним?
Свидетельствовать на общем языке. Нам нужен честный диалог с обществом о наиболее острых духовных вопросах. Пытаемся ли мы понять людей, которые живут вокруг нас? Или мы видим их по аналогии с собой? Можем ли мы говорить с ними на общем языке, или каждый говорит на своем и другого не понимает? Известный христианский журнались и блоггер Павел Левушкан выделяет несколько важных принципов миссионерства: «Говорите с людьми на человеческом языке. Часто мы говорим и общаемся на религиозном «новоязе», своеобразном сленге, который большинство людей не вполне понимает, считает его вычурным и неестественным. Все эти «брат, сестра», «помазание», «благословение». Мы эти слова понимаем, но наши собеседники воспринимают их как маркер инаковости, а часто и как признак опасности: «Осторожно — вероятно секта!». Не надо бояться показаться недостаточно духовным. Надо говорить и общаться так, как вы это делаете в кругу своих друзей. Разговаривайте, а не пропагандируйте. Это не трибуна митинга, это прежде всего разговор. Прекратите писать штампами. Это еще одна беда и проблема верующих людей. Когда мы вступаем в диалог с неверующими, мы начинаем прятаться за привычные формулы, которые почерпнули из проповедей. В итоге наша беседа превращается в набор слоганов, речевок и лозунгов. Это отталкивает. Лучше сказать немного, но искренне. Если что-то знаете недостаточно глубоко — так и скажите, и вашу честность оценят по достоинству».
Христиане могут многому научиться у своих светских современников. Христос похвалил активность, изобретательность, предприимчивость мирских людей: «Сыны века сего догадливее сынов света в своем роде» (Лук. 16:8). Они более непосредственны, естественны, современны. Они активно живут, в то время как многие христиане боятся жить и лишь наблюдают за другими исподлобья. Надо не только критиковать политику, культуру, бизнес, но создавать свою альтернативу – снимать свои фильмы, писать свои книги, выдвигать своих лидеров, создавать свои организации, поощрять в церкви творчество и деловой подход.
Обществу нужен христианский взгляд на общественные и культурные процессы. Я полагаю, всем будет интересно, что думают христиане о культовых вещах современной молодежи. Они будут очень удивлены, узнав, что верующие люди интересуются их жизнью, смотрят их фильмы, слушают их музыку, читают их чтива, чтобы понять их мировоззрение и стать ближе к ним.
Можно и очень даже нужно увидеть во всем плохом, что происходит в современном мире, живые поиски смысла жизни и самого Бога. Вслушайтесь, о чем поют и кричат наши современники…
О серой массе бездумных людей: «Им нравится жить на колесах, им нравится пить вино, / В иллюзорном мире они живут давно. / Но, как только нагрянет завтра, я сам куплю динамит / И взорву их иллюзорный мир!» (Крематорий, «Иллюзорный мир»)
О своей потерянности в матрице современности и жажде исхода: «Я так хотел бы поверить, что это не плен / И, пройдя лабиринтами стен, Разыскать и открыть забытую дверь / В мир, полный любви… / В мир, полный любви… («Крематорий», «Мир, полный любви…»)
Перечитайте стихи безвременно ушедшей Янки Дягилевой: «Нарисовали икону — и под дождем забыли
Очи святой мадонны струи воды размыли
Краска слезой струилась — то небеса рыдали
Люди под кровом укрылись — люди о том не знали…
Солнышко утром встало, люди из дома вышли
Тявкали псы устало, правили люди крыши
А в стороне, у порога клочья холста лежали
Люди забыли бога,
Люди плечами жали…»
(1986)
Люди забыли Бога, а потому шагают «В рай без веры и в ад без страха»… Такое впечатление, что они не слышат нас, а, может, мы молчим, наблюдаем со стороны? Где мы должны быть?
Быть в гуще жизни. Христианин призван быть в эпицентре общественной жизни. Евангельская вера не замыкается в церковных стенах, но влияет на все стороны общественной жизни, преображает культуру и науку, бизнес и политику. Каждый может проповедовать на языке своей профессии, может быть христианином «по жизни», а не только в церкви или наедине.
Христос в Евангелиях говорит, что наш ближний – не сосед по лавочке в синагоге, но нуждающийся иноплеменник. Кто мой ближний? Мой соотечественник, живущий без Бога. Молодой, но уже конченый наркоман. Красивая, но уже испорченная девушка, с разбитым сердцем и потерянной судьбой. Школьники, подсевшие на пиво и «траву».
Что делать мне, как христианину? Посмотри вокруг и везде, где ты видишь нужду, там есть место твоему участию. Мы живем в страшном мире, но Христос посылает нас в мир. Никакая эпоха и никакие обстоятельства не отменяют Его поручения и нашего призвания

Бог являет Себя между мной и тобой

Свидетельствуя о своей вере, христиане любят прибегать к ссылкам на мнения известных ученых. Такие мыслители как Августин, Паскаль, Кант в равной степени авторитетны и для верующих, и для неверующих. Однако логические аргументы вряд ли могут убедить в существовании Бога, если они не подкреплены духовной интуицией и сердечным предчувствием Бога, изначальным доверием и глубинной любовью к благому Началу мира.
Интересно, что Блез Паскаль первую часть своих «Мыслей» посвятил естественному откровению – свидетельствам о Боге в природе и разуме человека. Сам Паскаль назвал эту часть «Человек, не обретший Бога», подразумевая, что рациональные доказательства лишь подводят к вере, но ее смысл открывается лишь в соприкосновении человека с Богом. Для Паскаля, как и для всякого верующего, Бог, – не бог философов, но Бога Авраама, Исаака и Иакова. Что это значит? Именно то, что приходит сразу на ум – Бог открывается как Бог обычных людей, а не мыслителей, как Бог, возлюбивший меня и тебя, а не Первопричина или Разумный Замысел.
Паскаль-ученый смиренно признает: «Метафизические доказательства бытия Божия так не похожи на привычные для нас рассуждения и так сложны, что, как правило, не затрагивают людские умы, а если кого-то и убеждают, то лишь на короткое время, пока человек следит за ходом развития этого доказательства, но уже час спустя он начинает с опаской думать, — а не попытка ли это его околпачить. Так происходит с каждым, кто пытается познать Бога, не воззвав к помощи Иисуса Христа… Как это замечательно, что канонические авторы никогда не доказывали бытие Божие, черпая доводы из мира природы. Они просто призывали поверить в Него. Никогда Давид, Соломон и др. не говорили: «В природе не существует пустоты, следовательно, существует Бог». Они несомненно были умнее самых умных из пришедших им на смену и постоянно прибегавших к подобным доказательствам».
Бог открывается человеку как премудрость, могущество, смысл. Но главным свойством, в котором наилучшим образом проявляется Его природа, есть любовь. Божественная любовь проявляется во всем творении, но ее средоточие – человек, для которого и создан весь мир и задумана вся история.
Даже любовь между людьми – несовершенная и изменчивая – выражает безусловную и вечную любовь Бога к человеку. Михаил Пришвин лучшим доказательством бытия Бога считал любовь, которую каждый хотя бы иногда чувствует в своем сердце. «Отойди от меня. Сатана! Единственный и настоящий Бог живет в сердце моей возлюбленной, и от Него я никуда не пойду. Когда я полюбил Л., то на вопрос о том, существует ли Бог, отвечаю: раз Л. существует, то, значит, и Бог существует. Я могу еще лучше ответить на этот вопрос: раз я в любви своей к Л. чувствую вечность, значит, Бог существует».
Можно доказывать существование Бога, опираясь на очевидную законосообразность мира, но гораздо действеннее чудеса, которые окружают нас повсюду. Чудо – и в том, что закон существует, и в том, что есть Некто выше закона. Любовь выше закона. В мире, где по закону, нам за наши проступки не положено ничего, Бог дарит нам любовь и любимых. Верить в Бога — значит верить в возможность чуда – неоправданного законом и незаслуженного морально. Любовь не продается и не приобретается в обмен, но приходит свыше как чудо в одинокое и страдающее сердце.
В мире природной необходимости законы справедливы, но настолько жестоки, что могут говорить скорее об отсутствии Бога, чем о Его присутствии, скорее о злом, нежели о добром Господине вселенной. Убеждает в существовании Бога не закон, а любовь, не разумный анализ жизни, а принятие ее как дара Божьего. В последнем женщины интуитивно более правы, чем мужчины – прагматики и рационалисты. По Пришвину, «Вся разница в нас, что я чувствую Бога больше как Творца видимых и невидимых, она же — как Бога человеколюбца. И замечательно, как соответствует то и другое понимание полу мужскому (творчество) и полу женскому (собственно любовь)».
На рациональном уровне большинство людей верят или, по крайней мере, признают высший разум и смысл, лежащие в основе нашего мира, но это не делает их верующими. Вера означает такое принятие мира, когда видишь и понимаешь не только сотворенную реальность, но и ее Творца, Автора. «Многие верят и потому только, что страшно не верить и остаться ни с чем. Вера в живого Бога у них давно перешла в привычку, охраняющую личное спокойствие. Им кажется — невозможно остаться без Бога, и они не видят, что живой Бог только и ждет, чтобы они вышли из пут своих привычек и стали к Нему лицом», напишет под занавес жизни в своем дневнике Пришвин.
Сегодня люди уже не боятся Бога, как в прежние века. Идея Бога нужна им не для того, чтобы возложить на него все страхи и слабости, а чтобы потребовать выполнения всех своих желаний, оправдать свой образ жизни. Немецкий пастор Дитрих Бонхеффер утверждал: «Бог, который позволил бы нам удостовериться в своем существовании, был бы не Богом, а идолом». Т.е. живой Бог не можем быть приручен, присвоен, объясним человеческим разумом. Тем более не может выполнять сиюминутные желания человека и угождать его любопытству.
Одинаково далеки от подлинно религиозного чувства трепет дикаря перед силами природы и наглость современных людей-потребителей. Помещая Бога на далекое небо и при этом превращая церковь в супермаркет, человек создает ложные образы, идолы, порождает призраки собственного воображения.
Нет другого слова, которое так точно и содержательно передавало бы природу Бога и способ Его присутствия в нашей жизни, чем любовь. В любви я и ты становятся близкими, но не поглощают, не присваивают друг друга. В любви относительное вырастает в абсолютное. В любви мы приняты во всем несовершенстве, но любя, совершенствуемся и преображаемся. В любви мы не должны друг другу, но дарим себя другому, отдаем без остатка, находя в отдаче радость и счастье.
Пять доказательств бытия Бога ничто по сравнению с любовью, в которой Бог являет себя между людьми. Чем больше мы растем в нашей любви к другому человеку, тем больше между нами проявляется Бог, становится зримым Его везде- и всегдаприсутствие.
Увидев мир глазами любящего человека, можно увидеть Бога в мире. Бог являет себя между мной и тобой, говорит на языке любви и открывается под этим именем. В знании Он объект внимания и исследования. В любви Он личность, близкая и понятная нам.
Богословие и философия XX в. совершили своего рода коперниканскую революцию, открыв для себя другого человека и Бога в этом другом. Другой это не враг в борьбе за существование, но мой ближний, за которого я отвечаю. В моем отношении к другому проявляется и отношение к Богу.
Ближний, в котором я смог рассмотреть образ Божий, открывает мне Бога. Принимая другого, я принимаю Бога. Тем самым мы не только любим людей и прославляем красоту этого чувства, но восходим от относительного к абсолютному, от человеческого к Божественному в человеческом. Если Бог присутствует между нами, насколько же дорог для меня каждый человек. В каждом ловлю отражение Его образа. Встреча с каждым убеждает: Бог есть. Но видеть это можно лишь силой любви. Любовь делает невидимое видимым, восстанавливает искаженный образ Божий в человеке, принимает и преображает всякого.
Чудеса внешнего мира, шедевры первых пяти дней творения лишь приближают нас к тайне мире, которая сокрыта в человеке. Лучшим свидетельством бытия Бога является бытие человека. В нем смысл мира и его оправдание. И когда человек пробуждается для любви и открывает свое сердце для единственного, когда преодолевает эгоцентризм и принимает ближнего, в нем проясняется образ Божий.
Религиозный философ Владимир Соловьев иронизировал над сторонниками теории эволюции: «Человек произошел от обезьяны, поэтому давайте любить друг друга». Т.е. на самом деле именно то, что мы любим и любимы, говорит о надприродном, сверхъестественном, Божественном в нас. Скажем проще: если мы любим, значит, есть Бог.