Online

Постсоветские церкви не нуждаются в миссиологии

Бурная миссионерская деятельность евангельских церквей после распада СССР постепенно сменилась стабильным спадом. Амплитуда колебаний даже при самых громких евангелизационных событиях выровнялась, угасла. Это похоже на запоздалую шоковую терапию – масштабные стадионные евангелизации или трансконтинентальные экспедиции уже не могут вернуть жизнь и энтузиазм миссии.
Что происходит? Где ожидаемые результаты? Почему при всех затраченных усилиях церквей и при огромных международных инвестициях миссия оказалась невыполнимой? Казалось бы, этот вопрос должен звучать на всех миссионерских конференциях и в христианских СМИ. Однако его старательно замалчивают, боясь признаться в допущенных роковых ошибках, в загубленных проектах, растраченных средствах, брошенных долгостроях. И все же об этом нужно говорить — не столько критики ради, сколько для осмысления и урока над ошибками.
Мы упустили шанс начать все правильно – с миссиологии. На деле начали с «миссии», как кто ее понимал. Т.е. начали с зажигательных девизов и стихийной работы. Увы, проекты оказались утопическими, а силы действительно посвященных и верных миссионеров подорванными. Теперь, когда неэффективность миссии стала очевидной, есть второй шанс начать правильно – с миссиологии, которая формулирует видение, стратегию, ценности, принципы миссии. Только то, что построено на твердом основании, устоит в часы нынешних и грядущих кризисов.
Так что же у нас с миссиологией? Нет не специалистов, не публикаций. И это при том, что открылся доступ к богатой литературе, контактам с западными миссиологами. Я помню, как все студенты-миссиологи школ, где мне довелось преподавать, признавались, что так и не смогли осилить даже классическую книгу Дэвида Боша «Преобразования миссии» — слишком сложной казалась. Да и преподаватели читали ее выборочно, отдельными разделами.
Уже два столетия русские баптисты говорят о себе: «у нас каждый баптист — миссионер». Но почему же тогда хорошие книги о миссии не спешат читать? Прекрасные книги Лесли Ньюбигина залежались на полках книжных магазинов. Зато сочинения против кальвинизма заказывают пачками.
А ведь названные имена – уже классика. Сейчас в миссиологии происходят глубочайшие трансформации, о которых следовало бы знать: раскрывается понятие «миссионерской церкви» и переосмысливается традиционная экклезиология, формулируются новые подходы к контекстуализации, принципы служения в глобальном, постмодернистском, постхристианском мире.
Тысячи служителей из постсоветских стран путешествуют по миру в поисках финансов. Они с удовольствием покупают технику и одежду, но не готовы тратиться на покупку идей. Загляните в чемоданы вернувшихся из Америки – там что угодно, но только не книги. Наши бедные лидеры купят новый iPhone, но даже не заглянут в книжный магазин, где хранится настоящее богатство.
Обидно, что за двадцать лет открытой границы наши церкви научились «доить» финансы простодушных американцев, но совершенно не обогатились их идеями и опытом служения.
Справедливости ради, стоит признать, что многие путешественники все же проведали церкви Рика Уоррена, Билла Хайбелса, Джона Макартура. Однако выводов не последовало, как будто наши посетители не тратили времени на серьезные вопросы: пришел, увидел… и забыл. На семинарах тех же лидеров, которые они проводили в наших странах, я не видел дискуссий по поводу их концепций, не слышал вопросов, откликов. Саммит Билла Хайбелса собирает все меньше и меньше участников. Более того, охранители местных традиций заговорили, что «это угроза для наших церквей не меньшая, чем харизматия». А в отношении Рика Уоррена некоторые русские баптисты заявили: «Нам сто сорок лет, нам нечему учиться у Рика, мы сами можем его научить». Получается, что наш интерес к другим странам, их церковному наследию – всего лишь христианский туризм. С таким комплексом самодостаточности и претензиями на мировую мессианскую роль можно вообще никуда не ездить и ничему не учиться, если бы не досадная необходимость фандрэйзинга.
В этом году мне посчастливилось поработать в библиотеке Wheaton college. Здесь собрана одна из лучших библиотек по миссиологии. Вот уж рай для исследователя, миссионера, преподавателя. Программа, по которой я смог приехать, работает больше десяти лет, но результаты для наших стран мало ощущаются. О миссиологии для Австралии, Африки, Японии, Индии, Китая, даже для Мадагаскара и Новой Гвинеи, — богатейшая периодика, специальные монографии, многолетние исследования. О постсоветских странах – лишь считанные публикации энтузиастов.
Мир стремительно быстро теряет интерес к евангельским церквям постсоветского пространства. Для этого есть причины – низкая эффективность предпринятых проектов при колоссальных затратах, межцерковные конфликты, чрезмерный консерватизм традиционных церквей, их маргинализация в обществе.
Я говорю об этих проблемах, надеясь пояснить нашим западным партнерам их причины и найти возможные пути выхода из кризиса. Диалог с нашими зарубежными братьями позволит оживить международное партнерство и почувствовать себя частью глобального христианства, частью большой и единой христианской семьи, в которой компенсируются и преодолеваются личные недостатки.
Но встречаю все чаще другие мнения, призывающие отказаться от попыток что-либо изменить и сосредоточиться на сохранении традиций. Гостеприимный Wheaton college открывает свои библиотеки и аудитории для лидеров самых разных стран. Они ищут здесь то, что можно использовать в служении на родине. Но в эти дни я слышал от моих друзей из Восточной Европы и бывшего СССР нечто другое: им ничего не надо, проблем у них нет, американский опыт им не к чему, культура у них более высокая и проч. Американскую миссиологию в самом деле есть за что критиковать, но при многих ошибках в ней есть еще больше того, чему стоит учиться. А учиться нам лень. У нас ведь даже в сказках Иванушка-дурачок получает все без усилий, даже ходить не надо – печка повезет.
Итак, миссиология нам мало интересна Мы, говорят наши лидеры, любим практику. А что такая практика? Работа миссионера с людьми? Здесь без знаний не обойтись – пригодится антропология, социология, культурология, история и т.д. Такая практика требует теории. Вот поэтому мой консультант по миссиологии Роберт Галлахер не только миссионер с многолетним опытом, но также профессор и признанный эксперт. Вот это настоящая практика – из этой практики родились статьи и книги, выросли ведущие концепции миссиологии. А что у нас выросло?
Вероятно, под практикой мы подразумеваем другое – обыденную жизнь без сложных вопросов. Проще говоря, практику обыденности. Тогда становится понятным, почему глаза постсоветских людей в Wheaton college загораются лишь тогда, когда появляется возможность посетить магазин. Правда, остается неясным, куда при этом испаряется наша особая славянская духовность и прославленная миссионерская страсть?