Послушаем ангелов

• 23 декабря, 2013
• Статьи

«Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!»
(Лук. 2:14)

Хватит говорить, послушаем ангелов.
Я устал слушать проповеди людей, использующих Библию как цитатник для подкрепления собственных измыслов или корпоративных теорий. Каждый из них говорит о Библии так, будто она на его стороне. Каждый обвиняет других в уклонах, искажениях и отступлениях. Так было и в дни Рождества – люди спорили о Боге и не заметили Его. В гуле проповедей и авторитетных мнений легко упустить главное, пропустить чудо.
***
Давайте в канун этого Рождества помолчим и послушаем проповедь ангелов.
Это даже и не проповедь, а песня – светлая, радостная, торжествующая.
Суровое небесное воинство сопровождало рождение Бога и пело о Его славе, мире и любви.
Закрытое темное небо неожиданно открылось, засветилось, зазвучало.
***
О чем поют ангелы?
Они прославляют Бога, будто нет «иродов» и вселенная принадлежит только Ему.
Они возвещают мир, будто нет войн, социальных конфликтов и позорной оккупации.
Они провозглашают доброе отношение, любовь Бога к людям, будто далекому Богу есть дело до маленьких людей.
***
Давайте и мы в этот раз не будем выдумывать новые слова о Рождестве, а просто передадим ближним и дальним смыслы ангельской вести:

— вся слава принадлежит Богу, Он правит миром и реализует Свой план, помешать которому не смогут ни ироды, ни пилаты, ни первосвященники, ни иуды;
— Бог объявляет земле мир, примиряет с Собой мир посредством Сына Своего; мы снова можем быть вместе, для вражды больше нет причин, кроме нашего упорства в грехе и самовольстве;
— Бог благоволит к нам, относится с любовью, по-доброму; в Его планах только хорошее, и эти планы обязательно связаны с человеком.

Желаю всмотреться ввысь и увидеть открытое небо.
Желаю вслушаться и услышать поющих ангелов.
Желаю следовать их словам и найти Рожденного Бога.

Счастливого Рождества!

Рабы Христа свободны от «господ»

• 10 декабря, 2013
• Статьи

Мы живем в падшем мире, в котором остро ощущается тоска по утерянному. Мы тоскуем по свободе, по достоинству, по цельности личности. И не можем все это вернуть. Злые силы присвоили все это себе, лишили нас того, что делает нас нами.
Рабство – когда твоя свобода не в твоих руках. Это покушение на человеческое достоинство и образ Божий в человеке.
Бог задумал человека свободным и равным по достоинству среди других людей. Рабство – не Божье установление, но злое изобретение людей. В результате грехопадения человек пал, не удержал своей свободы, и вместо управителя мира стал рабом – себя и других.
Рабство – форма зависимости и неравенства людей. Родился рабом – обречен им оставаться. Проиграл войну – стал рабом победителя. Задолжал – продали в рабство.
В том или ином виде рабство было всегда. Раньше – как личная зависимость. Сейчас – как экономическая, политическая, культурная, духовная.
Уже во время апостолов Церковь определила свое отношение к рабству как неоднозначное: осуждалось насилие со стороны господ и поощрялось смирение со стороны рабов; и те и другие призывались не к разрушению общественного строя, но к христианскому преобразованию отношений между людьми разных категорий.
«Рабы, повинуйтесь своим земным господам со страхом и трепетом, от всего сердца, как если бы вы служили Христу. И не напоказ, как это делают подхалимы, а как рабы Христа, исполняющие волю Бога, от всей души. И с охотой, как если бы служили не людям, а Господу. Знайте, что Господь вознаградит за всякое доброе дело, кто бы его ни совершил, раб или свободный. И вы, господа, относитесь так же к рабам. Оставьте угрозы. Помните, что и у них, и у вас один Господин на небесах, а Он никому не оказывает предпочтения» (Эф. 6:5-9)
Из этих слов апостола Павла можно извлечь несколько важных идей, которыми стоит руководствоваться в богословских рассуждениях и нашей социальной позиции.
Во-первых, настоящий Господин всех – и рабов, и свободных, — Христос. Все принадлежат Ему в абсолютном смысле, а отношения между людьми становятся относительными, условными. «Рабы Христа» — самые свободные люди. А «господа без Христа» — рабы себя, власти, славы, денег.
Во-вторых, между рабами и господами оказывается Христос. Он разделяет их, спасая от искаженных грехом отношений господства-подчинения. Он же и объединяет в Божью семью, где нет «ни раба, ни свободного».
В-третьих, мотив послушания чужой воле – исполнение через все это «воли Божьей». «Служение людям» становится «служением Богу». Т.е. христиане все делают «как для Господа», зная, что для реализации Своей воли он иногда использует «господ».
В-четвертых, повиновение и служба «господам» ограничивается Божьим законом. Апостол говорит о «добром деле», никак не о злом. Злой приказ не только не запрещается не выполнять, но запрещается выполнять согласно Десяти заповедям и этике Нагорной проповеди.
В-четвертых, отношения между рабами и господами строятся на взаимной ответственности, а также на ответственности обеих сторон перед Христом.
Рабы должны качественно, от души и без подхалимства выполнять свою работу. Господа должны искать добра и справедливости, управлять без угроз, помня о своем подчинении Господу и о равенстве всех перед Ним.
Мы не живем в эпоху римского рабства, поэтому не можем твердо сказать, как звучала бы проповедь Павла для нашего времени, когда у рабства иные формы, но вполне можем руководствоваться этими принципами для формирования нашей социальной позиции.
Что мы скажем народу, который порабощен кучкой сказано богатых олигархов? Что мы скажем рабам, имеющим паспорт свободного, но работающим за копейки, без всяких прав и защиты? Что мы скажем тем гражданам, выбор которых игнорируют, а голоса фальсифицируют? Скажем ли только о повиновении? Или напомним их господам об ответственности?
Что мы скажем восставшим рабам, уставшим от кровожадных господ-насильников, преступников в законе? О страхе и трепете? Или о Божьей защите? О Господине, который может вмешаться и наказать несправедливых господ?
Осмелимся ли мы напомнить «господам» апостольские слова «Оставьте угрозы. Помните, что и у них, и у вас один Господин на небесах, а Он никому не оказывает предпочтения»?
Итак, все мы рабы, так как подчинены друг другу и соподчинены Христу. Все мы ответственны служить и подчиняться. А некоторые – руководить и наказывать. Но все при этом ограничены «добром», преступление против которого лишает легитимности отношения между господствующими и подчиненными. Мы рабы Христа и слуги добра. Мы освобождены от служения злу и подчинения власти зла. «Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5:1). Мы свободны от зла (мы не «рабы греха») и свободны для добра (мы «рабы Христа»).

Христианские ценности в европейской перспективе

• 23 ноября, 2013
• Статьи

Открытая лекция в Международном экономико-гуманитарном университете имени академика Степана Демьянчука (21 ноября 2013, г. Ровно)

Наша встреча в университете совпадает с пиком общественно-политических дискуссий о европейских перспективах Украины. Еврооптимисты спорят с европессимистами, но общественный консенсус уже сложился: больше половины – за евроинтеграцию.
Конечно же, университет должен держаться в стороне от политики в ее специфическом смысле – т.е. он должен сохранять дистанцию от государства как отчужденной формы власти, от политических партий, от идеологий и движений. В то же время университет – часть гражданского общества, один из его опорных институтов, где мысль испытывает все, в том числе и кажущуюся очевидной правоту и естественность власти, ее соответствие народной воле.
Предметом моих рефлексий будут не политические, а культурные, духовные, религиозные аспекты нынешних дискуссий о возможной евроинтеграции Украины, а также возможные последствия возможного выбора в пользу Европы: какие вызовы для украинских кульрных и духовных традиций несет в себе проевропейская (или антиевропейская) перспектива; как меняются формы христианского присутствия в обществе в условиях постсекулярности; насколько обоснован тезис об особой «русской» духовности и духовном «загнивании» Европы; каким может стать актуальный образ веры в условиях бесконечно плюралистичного общества?
Тема отношений мира постсоветского и мира европейского – многогранна. Уже давно и с переменным успехом идет спор о политическом векторе развития и его туманных последствиях. Лишь недавно подключились экономисты, и сегодня они более тщательно подсчитывают плюсы и минусы возможного выбора. Но самые жаркие баталии сегодня ведутся вокруг ценностей и традиций.
Причем все ценности путаются в одно – крича о защите «православной веры», на деле защищают советское наследие, замешанное на коррупции, теневых схемах, популизме, криминале, сервилизме, коллективизме и проч.
В этих спорах самыми ярыми защитниками «наших» «духовных» традиций выступили коммунисты. Уточним, «православные коммунисты». Но и народ не отстает, защищая «традицию»: «Зачем нам Европа – украсть не выйдет, договориться не получиться, а жить по закону не умеем».
Щедро проплаченная реклама «Украинского выбора» предупреждает о подоражании, утрате рабочих мест и наступлении геев. Но на самом деле это вовсе не «украинский» выбор и вовсе не «выбор», это лишь попытка задержать нас в душных объятих постсоветских «братских» республик, и еще хуже – в плену собственного печального прошлого.
Благодаря совместной работе коммунистов, христианских «традиционалистов» и партии власти украинцам представляются контрастные картинки духовной жизни «у них» и «у нас»: Европа загнивает, она бездуховная и нехристианская, у нас же пока еще вера жива, поэтому надо держаться в стороне от растленных европейцев.
Так ли уж хорошо у нас и так ли уж плохо в Европе? А если уж мы и в самом деле так духовны, то что не так с нашей верой, если мы не можем ее конвертировать в общественные блага, в экономическое чудо, хотя бы в независимость судов и преодоление коррупции, хотя бы в элементраное уважение друг ко другу и народную солидарность?
Если даже согласиться с особой нашей духовностью, то как мы можем и как должны ее защищать? Здесь можно сравнить два нашумевших дела – итальянское «дело Лаутси» (семья Лаутси против присутствия христианской символики в школах) и российское «дело Pussy Riot» (государство и православная общественность против участниц панк-молебна).
И в том и в другом случае шли бои за судьбу христианских ценностей, но «дух» этих споров был отличным. В «секулярной» Европе итальянские суды, а затем и Европейский суд по правам человека говорили на языке права и культуры. В «православной» России говорили языком ксенофобии. Вот как говорили итальянцы: да, распятия — это христианский символ, но он давно стал частью теперь уже секулярной культуры, так что он никого не обижает и не провоцирует, лишь манифестирует собой наше культурное наследие. Вот как защищали свою веру «православные» россияне: «Надо было выволочить из храма бл*д*щ за волосы и посадить всю мразь на кол, чтоб не смели издеваться над русской православной верой. …Не обижайтесь, если в следующий раз вам переломают ноги. Христиане устают быть слабыми. На месте храмовых служителей я бы раздел их до белья, обвалял в меде и пухе, обрил на лысо и выгнал на мороз под собравшиеся к тому времени телекамеры. За осквернение храма — сжечь… ПУБЛИЧНО !.. это твари. За такое вешать надо. Интересно, они завтра подохнут или сначала помучаются?» [1].
Разница в вере, в ценностях, в традициях ярче всего проявляется в способах их защиты. А также в способах их (ценностей) присутствия. Об этом хорошо говорит проректор Украинского католического университета Мирослав Маринович: «Мы считаем, что на Западе вера в упадке, с ужасом говорим, что там закрываются храмы, потому что для нас самыми важными являются внешние атрибуты. Однако в отличие от нас в Западной Европе мы видим «инкультурированное христианство», инкультурированное в человеческие отношения» [2].
Безусловно, европейская перспектива открывает серию вызовов для нашей «духовности», для украинских христианских традиций. Вот лишь некоторые из них:
вызов плюрализма: мы не одни со своей традицией, наш авторитет не очевиден, а претензии на эксклюзивность сомнительны;
вызов толерантности: никто не должен слишком серьезно относиться к своей вере, чтобы другие не чувствовали себя дураками;
вызов тотального контроля на фоне беспрецедентной свободы: никто не собирается умирать за свои принципы, никто не собирается убивать; но тех, кто готов и может – нужно изолировать;
вызов памяти: вспомнить и восстановить свою традицию, чтобы не потеряться в “большом мире”;
вызов личной веры, личному интеллектуальному мужеству: учись жить без железного занавеса, ориентироваться самостоятельно, доказывать преимущества своей веры и защищать свою позицию на языке дискуссий, а не с позиций силы и власти.
Возникает вопрос: почему все это важно, почему, зная об этих вызовах, мы должны решиться идти вперед?
Потому что нужно модернизировать страну, время постсоветского транзита закончилось. Все что оставалось от советского наследия, уже использовано и растрачено.
Потому что мы не целое, не самодостаточное целое, но часть европейского культурного пространства, и прежде всего его стержневой, центральной традиции – христианства.
Потому что вне Европы мы будем оставаться в некоей серой зоне, где власть имущим можно спекулировать на традициях, но при этом обладать полнотой политического и экономического своеволия, используя народ как рабов. Вне Европы нас ожидает новое издание крепостного права – ни судов, ни выборов, ни образования, ни медицины, ни свободы передвижения.
Потому что только в открытом диалоге, в свободном мире проникающих культурных связей мы можем преодолеть свою культурную и научную изоляцию, осталость, тупиковость. Это нужно нашему Православию. Это нужно нашим чиновникам. Это нужно нашим университетам.
Потому что «принцип Европы» — принцип сосуществования, многообразия и единства в многообразии. Об этом говорил и наш Тарас Шевченко: «И чужому учитесь, и своего не стыдитесь». Принцип «и, и» — европейский, отвечающий ценностями плюрализма, но сохраняющий за каждым свое особое место и неповторимую роль. Мы пытались объяснить это России, что хотим быть и в ЕС, и в ТС, но они не понимают и тем самым подтверждают свою несхожесть. Мы интуитивно выбираем простор свободы. Там есть риски, но еще больше возможностей. Там есть кризисы, но есть и опыт их преодоления. Там будущее с его неизвестностью, но прошлое уже нас не удержит
Остается еще один вопрос: что будет с нашими христианскими традициями в европейском перспективе?
Они будут свободно конкурировать, не ссылаясь на власть, но завоевывая авторитет.
Церковь и вера станут открытыми, а не закрытыми институтами.
Люди будут знать, что христианство больше того, что мы о нем знаем, что оно разнообразно, что его разнообразие нужно ценить и защищать, а не упрощать и унифицировать под себя, под свою традицию.
Вера не будет бояться самых страшных вопросов, будут сомнения и диспуты, но благодаря им будут и осознанные выборы.
Индивидуальность не будет подавляться, Церковь будет состоять из свободных людей, осознанно выбравших христианскую традицию, знающих и продолжающих ее.
Наши ценности перестанут быть только духовными и будут воплощаться или конфликтовать с социальной, культурной, политической, экономической реальностью.
Мы будем жить в более сложном мире, где мало кто с нами сразу же согласится, но эта конкуренция сделает нас сильнее.
Христианская традиция получит шанс обновиться и стать более актуальной, а ценности доказать свою конкурентность.
Из резервации мы попадем в настоящий, большой мир, где много опасностей и еще больше перспектив. Одно знание своей местной культуры не спасет от ассимиляции. Нужно знание христианства из первоисточников, нужны убеждения, нужна страсть, нужна личная вера, за которые стоит бороться или даже умереть. Вот почему нам нужно не только отмечать 450-летие Пересопницкого Евангелия, но и читать его, знать его, знать свою традицию из первоисточников.
Наше будущее не в Европе, а вместе с ней. Сейчас нам нужна эта встреча. Не потому, что мы входим в чужой счастливый дом. А потому что мы вновь соединяемся для соместного трудного и при этом перспективного пути. Об этом хорошо сказали предстоятели украинских Церквей в своем обращении к украинскому народу по поводу евроинтеграции: «Понятно, что современная объединенная Европа имеет не только достижения. Немало в ней того, что требует изменений или исправлений – так же как и наш украинский дом. Традиционные религиозные, культурные, семейные и моральные ценности, на которых веками основывалась жизнь народов Европы, — драгоценное сокровище, которое мы должны ценить, совместно оберегать, защищать и приумножать. Знаем, что в этом деле в Европе у нас есть много единомышленников, с которыми мы готовы объединить усилия» [3].

Отстаивая европейскую перспективу, свой итоговый тезис я сформулирую все же с некоторой отстраненностью от «европейской темы»: не так важно, где мы окажемся с нашими традициями и ценностями, мы должны помнить их, хранить им верность и быть готовыми к их защите в любом пространстве и любой ситуации.
Об этом я писал ранее в своем эссе «Из Европы ли дьявол?» [4], об этом же хорошо сказал протоиерей Георгий Коваленко, пресс-секретарь митрополита Владимира: «Мне кажется, что наши политики преувеличивают значение вопроса геополитической интеграции. Для церкви вопрос возможного подписания Соглашения об ассоциации с ЕС – ни Страстная Пятница с ее страданиями, ни Пасха с ее радостью»[5].
Главное – оставаться собой и не менять свои ценности в зависимости от переменчивого политического курса.

PS
Уже после лекции стало известно, что в этот же день, 21 ноября 2013 года украинское правительство распорядилось приостановить процесс подготовки к подписанию соглашения об ассоциации с ЕС, которое планировали подписать 29 ноября на Вильнюсском саммите «Восточного партнерства».
Волей президента Украина останется в серой зоне, где нет законов и контроля, прозрачности и ответственности. Странным образом “черный четверг” стал победой коммунистов, партии власти и христиан-”традиционалистов”. Последние работали, не покладая рук, доказывая, что Европейский Союз – это однополые браки, ювенальная юстиция, “утрата веры”, “греховная толерантность” и прочее. Теперь понятно, на кого эти христиане работали, на кого работал их консерватизм. Теперь “еврофобы” могут радоваться – европейские опасности нас миновали, с нами все будет хорошо, наша традиция нас “сбережет”. Вот только эта традиция – никакая не христианская, а советская.

Примечания
1. Узланер Д. Дело «Пусси Райот» и особенности российского постсекуляризма // Государство. Религия. Церковь. – 2013. — №2 (31). – С. 106.
2. Мирослав Маринович «Аутентичность восточного христианства может обогатить Западную Европу» http://risu.org.ua/ru/index/expert_thought/interview/54232/
3. Звернення Церков і релігійних організацій до українського народу http://www.irs.in.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=1281%3A1&catid=50%3Azv&Itemid=78&lang=uk
4. Михаил Черенков. Из Европы ли дьявол? http://www.religion.in.ua/main/daycomment/23518-iz-evropy-li-dyavol.html
5. Прот. Георгий Коваленко: Политики преувеличивают значение геополитической интеграции http://www.pravmir.ru/prot-georgij-kovalenko-politiki-preuvelichivayut-znachenie-geopoliticheskoj-integracii/

О строгой правильности и щедрой гуманности

• 7 ноября, 2013
• Статьи

Пока в Сирии и Египте, Узбекистане и Пакистане идет охота на исповедующих Христа, остальной христианский мир сотрясают споры о вопросах куда более важных – спорят фундаменталисты и модернисты, кальвинисты и арминиане, европеисты и евразийцы, республиканцы и демократы…

Я сам неоднократно становился мишенью неожиданных христианских атак – то за апологию гуманизма, то за более осторожный подход в креационизме, то за критику традиционалистского протестантизма, то за симпатии к Европе, то за теологизацию науки, то за философизацию теологии…

От меня требовали, чтобы я признал постмодернизм сплошной гнилью, а гуманизм – антихристианским. Вымогали лжесвидетельств на других людей, опровержений в печати. Выливали ведра грязи, шантажировали. Одни называли детищем «советской атеистической науки», другие – слугой постмодернизма. Одни обвиняли в поддержке националистов, другие – в работе на мировое закулисье.

Самые страшные из предъявленных обвинений – в измене вере, евангельскому богословию, традиции, в смешении Церкви и мира, в размытии оснований, в эрозии богословской идентичности.

С праведным и не очень праведным гневом обвинители доказывали, что Христос – на их стороне, и лишь они правильно понимают Библию, хранят догмы и вправе считаться Церковью.

Я был их «героем» в том смысле, что в меня всегда было удобно бросить камнем или грязью, а может яйцом или помидором, что вероятно, было бы мягче, по-христиански.

Но вот у меня случилась тревога и беда. Моя дочь Василиса попала в больницу, боли в животе, подозрение на аппендицит. Я поездке, далеко. Жена с Василисой два дня в больнице. Трехлетняя Мишель и восьмилетняя Каролина – у соседей.
Я прошу друзей по Фейсбуку о помощи – о молитвенной поддержке. Прошу и своих оппонентов. Но те, кто рады биться за веру, молчат. Тут бы и проявить христианскую солидарность – даже с грешниками и еретиками. Но это не интересно. Это обсуждать не хочется. А молиться – не можется.
Это мои пояснения, субъективные и эмоциональные. А может все еще проще. Другие люди интересны нам поэтому, что на них мы можем отточить меч критики, показать свой ум, сделать заявку на признание. Чужая боль непонятна, зачем открывать ей?

Не все так плохо. Десятки людей написали о своей поддержке. Они желают выздоровления Василисе, молятся о нашей семье. Их участие в моей нужде не означает полного согласия с моими идеями, симпатии или дружбы. Это самая обычная, встроенная Богом в человека человечность. Щедрая – потому что не спрашивает, кто я и каких я взглядов.

Щедрая человечность – христианский ответ на просьбы своих и нужды чужих. Это тот самый свет, который светит для всех. То самое солнце, что восходит для добрых и злых. Это выражение Божьей любви, не спрашивающей о нашем достоинстве и не проверяющей нашу догматическую правильность.

Если христианство, озабоченное правильностью, воюющее за догматы (ладно бы за догматы, чаще всего за мелочи), не вспомнит о щедрой человечности как своей первейшей, минималистской ответственности, если не увидит в ней знак и условие щедрости Божьей, вряд ли кому будут интересны история Церкви или ее систематическая теология.

Когда спящий проснется?

• 3 ноября, 2013
• Статьи

Я постоянно недосыпаю, и этому рад. Пока спишь, жизнь проходит мимо. Но еще страшнее, когда жизнь проходит во сне. Жизнь слишком дорога, чтобы ее проспать. Пока мы спим, происходит что-то важное, что наверстать будет сложно
***
«Когда спящий проснется» — так назывался роман Герберта Уэллса, проглоченный мной в раннем школьном возрасте и оказавший большое влияние на мое воображение.
Пока главный герой спал, мир полностью изменился. Каково это – проснуться в мире будущего, в мире, который вовсе не похож на привычный и в котором у тебя совершенно новая роль?
А каково нам, христианам, оказаться в постхристианском мире, где за Христа никто не готов умереть и никто не намерен убивать; где вопросы смысла, веры, вечности устранены обилием «хлеба и зрелищ»; где никто не думает о завтрашнем дне, растрачивая свою жизнь «здесь и сейчас»; где никто боится Страшного Суда, потому что «все покупается и продается»?
Позаимствовав у писателя-фантаста название своего выступления, я хочу задаться вопросом о сне христианства, о затяжном периоде пассивности и расслабленности, охватившем мировое христианство. Конечно, не везде христиане могут себе позволить спать – в Египте и Сирии, Пакистане и Афганистане за ними идет настоящая охота. Но в странах относительного благополучия народ предается потребительству, а пресытившись отдается власти сны.
«Общество потребления» усыплено изобилием вещей, комфортом, миром и безопасностью, и даже своей богатой христианской истории.
Само христианство может быть снотворным – если мы самоуверенно считаем себя духовно богатыми, исторически состоявшимися, избранными, особенными и проч.
Пока мы спали, мир стремительно менялся. Даже если наблюдать в режиме онлайн, все равно эти перемены понять будет сложно. Тем более сложно понять мир будущего христианину из прошлого.

Христиане находят себя в странном мире. Они готовились свидетельствовать о вере – а слушать их некому. Они готовились страдать, а их просто-напросто игнорируют. Все улыбаются и все проходят мимо.
Мир вокруг нас – глобальный супермаркет, где хорошо живет тот, кто не задает лишних вопросов, покупает доступное и получает от этого удовольствие здесь и сейчас. За серьезность можно поплатиться – о своих принципах говорить не принято, это никому не интересно, зато может раздражать носителей иного мировоззрения.
Обязательной стала толерантность – искусственная терпимость к тем, кто не углубляется и не бывает принципиальным, консенсус и принцип жизни потребительского общества.
Пока все спят, все всех терпят. А вот бодрствующих впору считать врагами народа. А пробудившихся от сна – нарушителями общественного порядка, клиентами исправительных изоляторов и психушек.
Всеобщий сон смертельно опасен. Никто не знает, что происходит. Никто не может предупредить, ударить в тревогу. Сон переходит в смерть.
В Священном Писании сон связывается с опасностью от воров и убийц, с нерадением и ленью слуг, с наказанием со стороны хозяина. Напротив, бодрствование одобряется и всячески поощряется. При этом в текстах встречаются ситуации, когда сон одолевает и позитивных героев, но они пробуждаются в состоянии полной готовности.
Слово «пробуждение» может указывать на ответственность человека, но также и на «пробуждающее» действие Бога. Неспроста мощные духовные события, охватывающие многих людей, называются «пробуждениями».
Но пробуждения не происходят сами по себе, должны быть бодрствующие и пробуждающие. Я помню со студенческих лет, что в XVIII-XIX веках в чешских, словацких, болгарских землях распространилось движение «будителей» (буквально — «пробуждающих»). Эти люди мечтали о национальном и духовном возрождении своих народов, и будили их к активной жизни, труду, творчеству, солидарности.
Сегодня русский народ спит. Спит, сытый, очарованный, убаюканный своей исторической и географической величиной, запасами углеводородов и ядерных ракет, самоуверенностью Кремля и золотом Церквей. Кто его разбудит? Кто разбудит христианство, чтобы оно разбудило народ?
Сможет ли христианство, когда решит наконец проснуться, понять происходящее вокруг, дать надежду для мира будущего, разбудить людей к настоящей жизни? И когда же оно проснется?
Я хотел закончить свои мысли на этом вопросе, но пришла еще одна мысль. А что, если спящий – не мы, не христиане, а Он, Христос. Что, если мы – при всей нашей сумбурной миссионерской активности, надсадных усилиях и агитационных кампаниях, — как те ученики в лодке? Мы уже проснулись и видим себя в страшной ситуации – мы среди моря, а лодку заливают волны.
Мы проснулись, мечемся, суетимся, кричим, но спасти себя не можем. Нужно разбудить Христа среди нас, Он может успокоить мятущийся мир и повести нас за Собой.
Разбудить в христианстве Христа – значит пробудить христианство, пробудить христианство – значит пробудить мир. Лишь пробужденное и бодрствующее христианство может разбудить мир, спящий у края пропасти

Теология как наука среди наук

• 30 октября, 2013
• Статьи

В канун Дня Реформации

За последние годы теология стала привычным словом, но до сих пор ее боятся как в Церкви, так и в Университете.
Отвечая на страхи и критику, предлагаю несколько тезисов о теологии как науке.

1. Теология – осознанная вера Церкви, опыт Богопознания, выраженный в словах; наши слова в ответ на Божье Слово и в разъяснение Слова.
Теология возникает в Церкви как результат соборного опыта веры. Конечно, религиозный опыт может быть индивидуальным и внецерковным, он может рождать инсайты и рефлексии, но христианская теология – церковна и соборна (общинна и сверх-индивидуальна). Теология как выражение веры Церкви не обязана становиться наукой.
2. Теология, желающая стать наукой среди наук, вступает в научное содружество, где есть свои нормы, этос, категории, критерии рациональности. Она не обязана соглашаться со всем, но должна быть готовой подтвердить свои научные притязания на соответствующем языке и в соответствующих жанрах, аргументировать свою картину мира и демонстрировать свои объяснительные возможности.
3. Теология как наука среди наук может быть представлена верующими учеными, являющимися частью Церкви и в силу этого представляющими ее опыт веры. Для «просто ученых», невоцерковленных людей, сторонних наблюдателей, «теология» отчасти может быть понятна и доступна как близкий род занятий – в форме философии религии или феноменологии религии.
4. От теолога как ученого среди ученых ожидается двойная подотчетность – университету в части научной компетенции и Церкви в части знания и верности полученному там опыту веры. Теолог как ученый среди ученых должен подтвердить свой статус, демонстрируя профессиональные знания и навыки. В то же время он ответственен и перед Церковью – достойно и без искажений представлять ее традицию в научном мире, облекая опыт веры в форму теоретического знания, понятного и полезного для других наук.
5. Теология могла и может оставаться опытом веры Церкви, ее внутренним делом. Но в истории Церкви она неоднократно делала свой выбор в пользу интеграции в большую науку, не стыдясь своей веры и не боясь интеллектуальных испытаний. Наше время предоставляет очередной выбор, очередную развилку – оставаться исключительно внутренним делом Церкви или сделать шаг в мир университетов и академий, отвечая им, развиваясь в диалоге с ними и преображая их своим присутствием

Осенний декаданс

• 10 октября, 2013
• Статьи

Слышу музыку падения
В листьях — шорохи бытия
В этой осени, приходящей без спроса, — очарованье ежегодной неповторимости и неизбежность очередной потери
*
Прощания грусть. Будто не с осенью, а собой, миром, жизнью.
С молодостью, с молодым взглядом на мир, с молодым миром.
С мечтами о долгом интересном пути, который всего лишь начинается.
*
В запустении мира – трагическая обреченность природы.
Немая покорность идущих на смерть.
Смирение приговоренных.
И при все том робко чающих воскресения
*
Как жизнь природы осыпается листьями, так мир людей опадает жизнями
*
Есть жизни осень. Есть в осени жизнь.
Жизнь есть везде и всегда. А вот смерти нет, хотя есть ее страх и непонятная грусть — быть может, от ее возможности, от ее настойчивых попыток стать реальностью
*
Итог времени скоро. Но пока еще время итога. В нем можно жить, в нем нужно жить – торопясь, дорожа, полной мерой
*
Холодны воды последней реки. Мы еще на этом берегу, но уже зябко. Назад нельзя. Неведомое пугает.
Что там, в этих туманах, за темными лесами, за пустыми полями?
*
Приближаемся к краю. О, эти чувства предела. Невместимость конца. Звон пустой пустоты.
Леденящий страх остаться в облетевшем лесу, вымершем городе, заброшенном парке. Кричать без ответа. Звать тишину.
Эй, есть ли там кто Живой?

Из Европы ли дьявол?

• 4 октября, 2013
• Статьи

religion.in.ua

При всем своем загнивании Европа для постсоветских стран остается центром – и притяжения, и отталкивания.
«Европа» – это и европейский вектор развития, политический выбор; это и стандарты жизни; это и тип культуры. Относительно первого спорят политики. Относительно второго никто не спорит, все этого хотят. Относительно третьего спорят все, особенно люди религиозные. Обсуждение толерантности, прав меньшинств, свободы и достоинства человека легко переходит в спор о судьбе традиционных ценностей и христианского наследия, от которого лишь один шаг до демонизации современной Европы.
Странно, что «антихристов лик Европы» так плохо прикрыт и легко заметен. Странно и то, что «Святая Русь» не затронута плохим влиянием, хотя согласно Священному Писанию, тьма покроет всю землю, святые будут побеждены и власть зверя распространится на все народы (Откр. 13:7).

Уже в этом упрощенном делении на святые и несвятые территории видится отчасти наивное, а отчасти предвзятое отношение. Фанатичные борцы с «тлетворным Западом» забывают, что «Господня земля и что наполняет ее, вселенная и все живущее в ней» (Пс. 23:1). Хотя вот вам другой пример — православный подвижник, соратник и ученик Серафима Саровского Николай Мотовилов в записках “служки Божией Матери и Серафимова” оставил пророчество о рождении антихриста «между Петербургом и Москвой, в том великом городе, который по соединении всех племен славянских с Россией будет второй столицей царства Русского и назван будет “Москво-Петроградом”, или “Градом конца”».

Как антихрист действует по всей земле, обольщая живущих на ней, так и Дух Святой действует всюду, сохраняя святой остаток и доброе влияние. Это более сложная картина мира, в которой нет пяди чистой, христианской территории, зато везде и всюду есть присутствие Божье. Такая картина гораздо более христианская, чем простое деление на Запад и Восток, Европу и Русь, на антихристовы и святые земли.
Вспомним, что Павел, «апостол язычников», шел с Востока на Запад, от Иерусалима до культурного центра — Афин, а затем и до имперской столицы — Рима.
«Требую суда кесарева» — сказал он после того, как иудеи обвинил его в святотатстве и нарушении законов. Чужой Рим, а не «святой» Иерусалим стал для него местом суда и прений. Используя свое гражданское право, апостол апеллирует к власти императора и справедливости суда. На вопрос Феста «Хочешь ли идти в Иерусалим?», Павел отвечает: «Я стою перед судом кесаревым, где мне и надлежит быть судиму. Иудеев я ничем не обидел, как и ты хорошо знаешь. Ибо, если я неправ и сделал что-нибудь, достойное смерти, то не отрекаюсь умереть; а если ничего того нет, в чем сии обвиняют меня, то никто не может выдать меня им. Требую суда кесарева» (Деян. 25:10-11).
В Иерусалиме распяли Христа. Праведника умертвили ради защиты традиционных ценностей. В Риме больше религии ценили право. Но и там умирали христиане – на аренах амфитеатрах или на крестах.
Демократическая Европа и традиционно религиозный Восток – одинако опасны для христиан, дерзнувших следовать за своим Учителем, а не за традиционными ценностями или переменчивой имперской модой.

Не так давно черкасское издательство Коллоквиум выпустило перевод книги христанского философа Джеймса Смита «Кто боится постмодернизма?» (Смит Дж. Церковь и постмодернизм. – Коллоквиум, 2012). Автор постмодернизма не боится, и не советует бояться другим. Напротив, он демонстрирует хороший пример позитивных христианских прочтений постмодернистских тезисов. Первая глава книги – «Из Парижа ли дьявол?» — призывает отнестись к парижской «несвятой троице» без гнева и пристрастия. Деррида, Лиотар и Фуко – не могут быть христианизированы, но и не должны быть демонизированы.
Вопросы Джеймса Смита могут быть распространены не только на постмодернизм как господствующее умонастроение, но и на весь современный мир, пока остающийся европоцентричным: «Кто боится Европы?», «Из Европы ли дьявол?».

Бояться не нужно. В конце концов, не так страшна Европа…
Не так страшна Европа, как ее представляют «православные» кликуши и «протестантские» фундаменталисты.
Не так страшна Европа, как ее азиатская альтернатива в формате «таежного союза».
Всюду страшно без Бога. А с Ним жить можно везде.

Христиане в университете?

• 3 октября, 2013
• Статьи

«

Спаси Господи!», — скажут на это чиновники от минобрнауки. Еще глубоко советские и уже слегка православные чинуши читают заученные мантры, продолжают повторять совнаркомовские заклинания об отделении Церкви от государства и школы.
Тот самый «Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви» был принят Советом Народных Комиссаров РСФСР 23 января (5 февраля) 1918 года и до сих пор выполняется, словно советы остаются при власти, а народ под их сапогом.
Вот некоторые интересные пункты этого декрета. Положение первое: «Провозглашение светского характера советского государства — церковь отделяется от государства». Положение второе: «Запрет любого ограничения свободы совести, или установления каких бы то ни было преимуществ или привилегий на основании вероисповедной принадлежности граждан». Положение седьмое: «Школа как государственное образовательное учреждение отделяется от церкви — запрет преподавания религии. Граждане должны обучать и обучаться религии только частным образом».
Документ противоречивый – с одной стороны, утверждаются демократические принципы свободы, равных возможностей, невозможности привилегий; с другой стороны, запреты и санкции относятся только к Церкви и религии. Надо понимать, что свобода – это благое пожелание, добрая воля советской власти, разрешить которую было можно (для очковтирательства), но реализовать никогда и никак нельзя. Более того, свобода по-советски – это свобода от религии, для защиты такой свободы нужны ограничения свободы всяческих мракобесов и оголтелых церковников. Так это и понимали: полная свобода атеизма лишает свободы всех остальных – не только свободы, но и вполне осязаемых прав. Cогласно положений 9 и 10, все церковные и религиозные общества лишались своей собственности в пользу народа, и не могли получить права юридического лица.
Уже нет совнаркома и СССР (слава Богу!), но до сих пор школа остается сферой монопольного влияния государства (вот уж действительно: «спаси Господи!»).
Усмиряя несогласных, не допуская альтернативных подходов, не считаясь с мировоззренческим выборов студентов и их родителей, школа продолжает воспроизводить атеистическую матрицу сознания. Конвейер, запущенный совнаркомом, продолжает работать и штамповать homo soveticus. Постсоветское образование остается едва ли не последней цитаделью совка и атеизма.
Справедливости ради, стоит сказать, что не только советское прошлое, но и европейское будущее отводит (резервирует) для христиан место в резервациях, никак не в университетах.
Государственная монополия атеистического влияния сменяется монополией секуляризма и всеядной толерантности. Позволено все, кроме веры. Можно исповедовать что-угодно, но верить нельзя. В том смысле, что нельзя воспринимать свою веру серьезно, т.е. свидетельствовать о ней и предупреждать других об опасности иных религий.
Христиане призваны оспорить эти “естественные” монополии, показать противоестественность любых монополий, в том числе и христианских. В университете они могут присутствовать не как “церковь” (это разные социальные институты, призванные взаимодействовать, но не поглощать друг друга), а как обычные члены общества, студенты или преподаватели, отличающиеся не профессиональными качествами, но своим мировоззрением, этикой, духом.

Вызовы отделения церкви от государства (по-советски) или ограничения публичной активности верующих (по-европейски) следует принимать как призыв к творчеству: не стоит ссылаться на исторические заслуги и пытаться по праву старших снова занять авторитетное место в университетах (которые создавались и развивались именно христианами), не стоит требовать преференций в части идеологического содержания или философии образования. А вот что действительно нужно – быть готовым и способным выдержать конкуренцию в профессиональной среде, представить аргументы в защиту своей картины мира, наконец, проявить те самые христианские качества личности, которые всегда значили больше, чем логические доказательства. Быть человеком, быть хорошим студентом или преподателем, быть самокритичным и при этом убежденным, уважать различные подходы и при этом следовать своим принципам – это личное “мужество быть” в университете сегодня важнее и убедительнее, чем политические или клерикальные битвы за сферы влияния. Такой возможности лишить не в силах никакие декреты, ни советские (уже знаю), ни европейские (надеюсь).