Церковь завтрашнего дня: открытое христианство

• 14 апреля, 2014
• Статьи

www.religion.in.ua

Церковь завтрашнего дня – образ, который мы пред-видим. А в зависимости от пред-виденного мы видим и Церковь сегодняшнюю. В самом последнем пункте будущего мы пред-видим Церковь в ее идеале, состоявшуюсь, сбывшуюся, встретившую Христа, обретшую себя в Нем. Эти последние черты мы видим весьма туманно, но знаем, что будет победа и брачный пир, что врата адовы не одолеют. Предпоследние же пункты показывают это движение к идеалу, поэтому всякий момент будущего приближает нас к полноте понимания и со-бытия Церкви. Предпоследние пункты мы видим яснее. Исходя из того, что мы видим сейчас, а также из наших обязательств и чаяний, мы видим Церковь, свободную в использовании социокультурных форм своего присутствия в мире; способную жить в гонениях, быть в меньшинстве; творчески обращающуюся с возможностями и материалом; избегающую ангажированности и долгих симфоний. Т.е. мы видим Церковь свободную, творческую, открытую.
Церковь завтрашнего дня: открытое христианство
Далее надлежит присмотреться внимательнее, как ближайшее будущее встречает Церковь, каким может быть характер взаимодействия будущего мира и неотмирной Церкви в условиях так называемой постсекулярности, глобальной прозрачности и невиданного скепсиса.

Стоит также задать вопросы о возможном влиянии Церкви на переопределение будущего, его реформирование. Поскольку будущее является открытым, и последнее будущее принадлежит Главе Церкви, именно Церковь может пере-определять ход событий, выбирать ветвь развития.

Тенденции нашего времени сходятся в том, что ближайшим будущим будет востребован радикально открытый образ христианства и Церкви. Этот тезис звучит повсеместно и выражает требование мира быть настоящим, честным, доступным, понятным, а также удобным, выгодным, комфортным. Очевидно, что в этом требовании можно найти логику рынка, диктующую, что религиозный сектор рынка должен действовать по общим правилам и ориентироваться на потребителя, а не на корпоративные интересы. В пожелании открытости можно видеть и большее – долгожданное выяснение отношений между Церковью и обществом, ультиматиум честности, усталость от церковной бюрократии. Спросом пользуется не опиум для народа, а глоток чистой воды, настоящее, «простое христианство».

Итак, открытости требует рынок, ее же требует новый уровень отношений с обществом. На мой взгляд, аутентичное христианство может без страха и угождения удовлетворять требованиям рынка и общественному спросу на достойные отношения. Подлинное христианство не боится испытаний рынком, так как обладает эксклюзивным предложением, уникальными качествами, содержит в себе всегда больше, чем вся сумма конкурентных рыночных предложений. К сожалению, Церковь, представляющая христианство как основной дистрибютор, свою эксклюзивность понимает с трудом и в рассуждениях о ней постоянно переходит в режим чужих дискурсов – власти, исторического права, политического влияния, собственности на вещи и души. Между тем Церкви стоит прислушаться к требованию рынка и сформулировать достойный ответ о своем предложении: какова настоящая цена предложенного и в чем его действительно уникальные характеристики.

Еще более важным, критически важным представляется запрос общества на прозрачные, откровенные, честные отношения с Церковью. Необходима сверка и согласование спроса и предложения, взаимных ожиданий и ответственностей. Слишком часто, говоря о спасении души и вечности, Церковь занималась политикой и бизнесом. Нередко, предлагая свое смиренное служение, Церковь затем начинала властвовать над людьми. Случалось, что интересы собственного выживания ставились выше истины и помощи нуждающимся.

Время требует радикальной открытости Церкви перед вездесущим рынком и как никогда требовательным обществом. Это требовательное настроение выражается в активной форме – в ожесточенной критике традиционных форм Церкви, и в пассивной форме – в массовом расцерковлении, когда люди голосуют «ногами», уходя из Церкви.

Реакцией Церкви на внешнюю критику и внутреннюю пустоту может быть либо обновление, экспериментирование c новыми формами «открытого христианства», либо углубление, поиск ответов в глубине истории. Первый подход представлен движением «возникающей Церкви» (emerging Church)1, второй – различными реставрационными движениями в духе «Назад к отцам!». Есть и третья позиция, которая избегает новизны и глубины и предпочитает держаться на безопасной поверхности недавней истории, т.е. сохраняет статус кво, пытается удержаться на плаву без дальнейших планов. К сожалению, эта безыдейная позиция стала позицией большинства.

Возможна и четвертая позиция, которая, не отказываясь от сложившихся церковных форм, предложила бы способы их переосмысления, нового смыслового наполнения, оживления. Такая позиция отчасти сближалась бы с первым, экспериментаторским подходом, но акцентировала бы не создание нового, а обновление старого посредством привнесения нового. Сохранение и синтез всегда предпочтительнее уничтожения и простой замены. «Поэтому всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое» (Матф. 13:52).

Подобный подход предлагает лидер движения «Слово Жизни» Ульф Экман. В своей книге «Духовные корни» шведский пастор призывает преодолеть «детские болезни» харизматического движения и обратиться к историческим традициям Церкви. Его понимание сущности и миссии Церкви, литургики и единства продиктовано в большей степени влиянием католической традиции, чем собственно Реформацией. В значительной степени его последний труд посвящен разоблачению стереотипов о «христианском учении до Реформации»2 и обогащению современного протестантизма дореформаторской традицией : «От прошлого можно бежать, а можно, если проявить достаточную смелость, извлечь из него ценные уроки – уроки, которые откроют для нас «старые колодцы» и «заросшие тропы». Тропы могут вести как назад, так и вперед. Как написано в книги пророка Исаии (58:12): «И застроятся потомками твоими пустыни вековые: ты восстановишь основания многих поколений, и будут называть тебя восстановителем развалин, возобновителем путей для населения». Здесь Исаия призывает нас думать как о будущем (строить будут потомки), так и о прошлом (развалины восстановятся)»3.

Книга Экмана выразила то, что переживают и думают, но боятся сказать вслух многие лидеры протестантских движений. Отношение к истории Церкви должно быть критичным, но при этом благодарным за уже данное, уже открытое. Должно быть восстановлено не только единство ныне существующих Церквей, но и единство в истории – преемственность церковной традиции. «Открытость» Церкви предполагает открытость и к будущему, и к прошлому.

Итак, обновление церковных форм становится возможным через открытость к прошлому, т.е. углубление истории, возвращение забытых смыслов, их актуализацию. Очевидно, что этого недостаточно, потому что сейчас появились вопросы, о которых еще вчера не думали. В прошлом нет всех ответов еще и потому, что там нет всех вопросов. И дело не только в новых вопросах, но и в новом опыте, новой структуре общества, новых форматах жизни.

Не стоит недооценивать значение общественной эволюции на отношение людей к Церкви. Индивидуализация человека не должна игнорироваться или отвергаться как грех против общины. Если современный человек требует приватности, то в этом требовании нужно увидеть все, что можно, в том числе и прогресс, меру личной зрелости, самостоятельности. Лишь в свободе быть собой человек может осознанно выбрать принадлежность к общине.

Церковь может предложить формы совместной жизни, не подавляя при этом индивидуальности, но дополняя и развивая ее. Об этом хорошо говорит энциклика «Свет веры»: «Бытие верующего становится бытием церковным, экклезиальным. Образ тела не желает свести верующего к роли безымянной части некоего целого, детали какого-то большого механизма, но скорее подчеркивает жизненное единство Христа с верующими и всех верующих между собой (Рим 12,4-5). Христиане суть «одно» (Ср. Gal 3,28), без потери своей индивидуальности и в служении другим каждый достигает полноты собственного бытия. Вера имеет форму необходимо церковную, исповедуется внутри тела Христова как конкретной общины верующих»4.

При этом отмечается не-единственность Церкви как места и сообщества веры: «вера является благом для всех, это общее благо, ее свет сияет не только внутри Церкви и полезен для созидания грядущего вечного града»5.

Если свет веры сияет не только внутри Церкви, то требования к ней возрастают, ее роль оспаривают, с ней конкурируют. Согласно новейшим исследованиям молодежной среды6, около 30 % из так называемых millennials перестают ходить в Церковь, потому что встречают Бога и опыт духовной жизни за пределами Церкви. 35% не посещают Церковь, потому что она не кажется им релевантной, и еще 17% расцерковленных молодых людей полагают, что они могу сами научиться тому, чему учат в Церкви. Эти данные Barna Group свидетельствуют, что Церковь перестает быть эксклюзивным местом встречи, которое изменить нельзя. Место встречи изменить можно, и таких мест становится много. Вызов к Церкви формулируется таким образом: желает ли она упорно сохранить себя как особое место, или дерзнет проявить себя во всех других местах, распознавая их как сферы действия Бога и выражения Царства Божьего?

Именно обо этом говорил Дитрих Бонхеффер, призывая отвергнуть «пространственное мышление»: «Если мы говорим о пространстве церкви, мы должны быть уверены, что это пространство в каждое мгновение уже пронзено, снято, преодолено благодаря свидетельству церкви об Иисусе Христе. При этом все ложное пространственное мышление исключается как пагубное для понимания церкви»7. Почему? Потому что «Мир не поделен на части между Христом и дьяволом, это целостный мир Христов, знает об этом сам мир или нет»8. Беда в том, что не только мир не знает и не принимает целостность мира под господством Христа, не решается на это признание и церковь, сохраняя за собой часть и не решаясь взять ответственность за целое.

Отстаивать нормативную единственность Церкви, в упор не замечая и упорно не принимая ее фактическую не-единственность – значит решиться на оборонительную и заведомо проигрышную стратегию. Почему бы Церкви не признать все места, гда люди ищут Бога или собираются ради Него, своими представительствами? Почему бы не расширить свою географию присутствия? Иногда наши парламентарии ставят палатки в местах скопления людей и называют их «пунктами приема граждан народным депутатом». Почему бы Церкви не ставить такие палатки или не признать своими уже поставленные кем-то палатки? Вместо того, чтобы воевать за свое место на старой карте, лучше воевать за влияние везде и всюду. Как бы ни изменилась карта, «господня земля и все, что наполняет ее», а потому у Церкви нет собственной территории, есть лишь территория влияния, и она охватывает каждую пядь земли и каждый аспект жизни.

Миссия «открытой Церкви» — провозглашать Евангелие Царства, распознавать, благословлять, соучаствовать в его многоразличных проявлениях, направляя поиск людей церковных и нецерковных к встрече с Христом, где бы эта встреча не состоялась. Церковь теряет свое особое место, чтобы присутствовать везде. В каких новых формах выразиться это вездеприсутствие? Какой внутрицерковной «перестройки» это потребует? Подобные вопросы должны быть включены в богословскую повестку дня уже сейчас, чтобы «церковь без своего места» не оказалась «церковью неуместной всюду».

1 Идеи «возникающей Церкви» хорошо проанализированы в статьях Романа Соловия и его монографии «Виникаюча Церква» (Черкаси:Колоквіум, 2014).
2 Экман У. Духовные корни. – М.: Золотые страницы, 2012. — С. 18.
3 Там же. — C. 7.
4 Энциклика «Свет веры» (Lumen Fidei). Параграф 22.
5 Там же.
6 https://www.barna.org/barna-update/millennials/635-5-reasons-millennials-stay-connected-to-church#.UtPLcmRdW4t
7 Бонхеффер Д. Этика. – М.: ББИ, 2013. – C. 38.
8 Там же. — С. 39.

Мир без правды?

• 10 апреля, 2014
• Статьи

Все хотят мира, но не все хотят правды. Всем нужен мир – одним для доброй жизни, другим – для стабильно плохой. Мир без правды – прикрытие для зла.
Я хотел было сказать, что мир без правды хуже войны, но не посмел, так как не знаю, что такое большая война и что ее жертвы готовы заплатить за ее окончание. Но точно знаю, что если мир покупается ценой правды, но это не надолго и не серьезно, ведь никто не будет держать слово сам и не будет верить другому.
Против Украины, а по сути, против всего мира развязана война. Россия хочет восстановления империи в советском духе и советских границах. Украина вынуждена защищаться. И тут же со стороны россиян звучит обвинение: «Как вы можете так плохо относиться к нам, мы же братья, мы же хотим вам помочь справить с внутренними проблемами, обуздать Майдан и оголтевших бандеровцев, спасти вас от разложившегося Запада! И вообще, мы за «мир во всем мире»!».
Многие российские священнослужители повторяют как мантры: «Братья-славяне. Общая судьба. Мир и единство навеки». Все возражающие записываются в нацисты, бандеровцы, разжигатели войны.
Неужели мы, украинцы, не хотим мира? Хотим. Неужели мы против российских братьев? Боже упаси. Мы готовы дружить со всеми. Готовы мириться с вчерашними врагами. Готовы прощать.
Но примирения нет без правды. А прощения – без покаяния.
Без признания проступка, без раскаяния в содеянном будет лишь имитация.
Дьявол всегда прикрывается красивыми и святыми словами. Агрессоры говорят о мире. Миротворцы – «зеленые человечки» с автоматами – готовы захватить не только Крым, но и Киев, и «пол-Европы, пол-Земли», чтобы «принудить к миру».
Дьвол – обезьяна Бога. Любит все перевернуть, над всем насмеяться. Как хорошо описал Оруэлл, в тоталитарном мире все меняется местами: «Война это мир. Свобода это рабство. Незнание — сила».
Об этом хорошо писал пророк Иеремия: «Все творят неправду! Разве они излечат раны народа Моего? Пустословят они: Мир, мир!» — но нет мира!» (Иер 8:10-11).
Давайте не будет обманывать себя и друг друга. Нам нужна правда. Без нее не будет мира, будет прикрытый обман, будет замаскированное насилие. Не будем искать легких путей, замалчивая правду и прикрывая зло.
Настоящий путь миротворчества связан с нищетой духа, плачем, кротостью, жаждой правды, милостью, чистотой сердца, страданием за истину (см. Матф. 5). Не будем терять из вида эту связь.

После Майдана началась новая эпоха

• 10 апреля, 2014
• Статьи

Интервью “Христианскому мегаполису”, 8 апреля 2014 г.

Михаил, что произошло на Украине? Как получилось, что, не успели мы обернуться, как в Украине произошло столько всего: Евромайдан, Майдан, столкновения с Беркутом, бегство В.Януковича из страны, потеря Крыма. Многих эти события застали врасплох. Каковы причины этих событий? Как вы оцениваете произошедшее?

События и в самом деле развивались стремительно. Много было неожиданностей, хотя это не значит, что за всеми этими событиями не было какого-то плана или направляющей воли. Началось все с демарша: правительство Украины накануне вильнюсского саммита заявило о том, что приостанавливает подписание соглашения об ассоциации с Европейским союзом. Это было волевым, даже волюнтаристским решением В.Януковича и его команды, перечеркнувшим все задекларированное и сделанное ранее. Если раньше была надежда, что криминальный режим ради интересов своего бизнеса будет адаптироваться под требования ЕС и интегрироваться в цивилизованное пространство, а тем самым откроются возможности и для простых людей жить и работать в Европе, то после разворота от Европы к Евразии “свет в конце туннеля” исчез. Народ был готов к трудностям ради надежды. Когда надежда исчезла, средний класс, студенты, журналисты вышли Европейскую площадь и начали Евромайдан.

После разгона студентов 30 ноября 2013 года народ выступил уже не за ассоциацию с ЕС, а против насилия со стороны власти. А дальше пошло по нарастающей – предательский штурм Майдана силовиками, диктаторские законы от 16 января 2014 года, противостояние на улице Грушевского и полномасштабная кровопролитная война. Как оказалось, даже силовики не были готовы поддерживать курс на силовое подавление протестов, поэтому режиму не на кого было опереться. Когда начала разваливаться пропрезидентская коалиция в парламенте, когда счет жертв пошел на сотни, а народ все стоял, нервы у В.Януковича сдали.

Теперь понятно, что все случившееся было частью плана президента России В.Путина по дестабилизации страны и установлению полного контроля над ней. Что не сработало? Украинцы оказались сильными и солидарными, для чекистов это не понятно: почему они стоят, почему не бегут, почему не боятся? Также оказался слабым режим Януковича. Он, при всем желании, не мог действовать более жестко, негодяев и палачей оказалось не так много. Ну и еще один фактор, сплотивший народ и давший ему силы – позиция церквей, которые молились и стояли до конца вместе с народом.

События в Киеве развивались довольно стремительно. От Евромайдана все пришло к Майдану, затем начались столкновения с Беркутом. Вы были в гуще событий. Каким было влияние христиан на Майдане. Почему принцип ненасильственных протестов был отвергнут? Что привело к радикализации протестов?

Христиане на Майдане были свидетелями о Боге, Его силе и любви, милости и доброте. Если бы они не возвысили авторитет Христа, то люди ориентировались бы на авторитет Т.Шевченко и С.Бандеры, проповедников «зла против зла». Христиане были вместе с людьми, но служили своему народу и как защитники, и как миротворцы. Я уверен: если бы не активное участие христиан, протест быстро превратился бы в бессмысленный и беспощадный бунт.

Принцип ненасильственных протестов действовал до тех пор, пока не было угрозы жизни людей. Когда начали стрелять на поражение, избивать и добивать людей, протестанты стали защищаться. Это естественная реакция людей. Я не оправдываю случаи, когда радикалы провоцировали силовиков и нападали на них. К сожалению, были и такие горячие головы. Но я оправдываю сопротивление, которое оказывалось при нападении силовиков на мирных и беззащитных людей. Это моя четкая внутренняя убежденность: нельзя нападать, но нельзя не защищать стоящих за тобой.

Как Вы понимаете термин “национализм”? Можно ли говорить о “здоровом национализме”? Что значит по вашему “быть украинцем”?

Национализм – это любовь к своему народу, нацизм – ненависть ко всем другим. Здоровый национализм сосредоточен на позитиве – на труде для блага своей страны. Нездоровый национализм скатывается к нацизму и фокусируется на негативе – на поиске врагов и борьбе с ними.

Чтобы быть украинцем, не обязательно иметь украинскую кровь и не обязательно говорить на украинском языке. Достаточно осознавать, что эта земля и этот народ – твои, что Бог поселил тебя сюда не случайно, что ты несешь ответственность за мир и процветание людей. Я не устаю повторять тем, кто обвиняет украинцев в экстремизме: на Майдане было от 30 до 50 процентов русскоговорящих, и никто из этого не делал проблемы. Солидарность в труде в мирное время и в беде во время лихое – вот маркер единства. То есть, сегодня “украинство” – не этническое, а социально-политическое понятие. Украинцы – это этнические русские, крымские татары, евреи, греки и все те, кто может сказать: это моя страна, это мой народ, я уважаю и люблю их историю, я осознаю себя их частью и готов служить их общему благу.

Как Вы думаете, понимает ли Запад, что произошло в Украине? У меня сложилось впечатление, что понимание довольно поверхностное. Обращаясь к аудитории на Западе, поделитесь, что люди там должны знать о ситуации в Украине?

На Западе люди с трудом понимают, почему нужно идти на противостояние и жертвы, чтобы отстоять то, что черным по белому написано в Конституции. Часто западные люди проявляются удивительную наивность: почему бы просто не дождаться очередных выборов, почему бы не подать в суд, почему не написать заявление в милицию? Беда в том, что у нас в стране давно были попраны все законы и надежды на естественную смену власти и возвращение в правовое поле уже не было. Запад должен понимать, что постсоветское пространство – серая зона, где народ (по Конституции – «источник власти») изначально был отчужден от власти; где правит право силы, а не сила права; где живут по “законам джунглей”. Поэтому здесь мы видим «реальную политику» грубой силы и обмана. Это мир с демократической витриной и джунглями внутри.

Who is Mr. Turchinov? (Кто такой Александр Турчинов, спикер Верховной Рады?) Кто-то говорит, что он пастор баптистской церкви в Киеве, кто-то – что он и не является христианином вовсе. Какова его роль в этот нелегкий для Украины период?

Александр Турчинов – прихожанин баптистской церкви, где он время от времени проповедует, но не является пастором и не несет другого ответственного служения. Это естественно, учитывая его занятость в политике. Я не идеализирую его, но вижу определенную искренность в его вере. От своей связи с протестантами он ничего не выиграл, нажил лишь проблемы и обвинения в сектантстве. В это страшное время ему выпала важная роль антикризисного государственного менеджера, от действий которого зависит судьба 46-миллионного народа. Иногда мне кажется, что он недостаточно решителен, но я при этом понимаю цену возможных ошибок и необходимость выдержки в экстремальной ситуации. Пока я вижу, что он на своем месте и хорошо справляется со своими обязанностями.

Удивляет ли Вас реакция многих россиян на произошедшее вокруг Крыма? Как насчет реакции верующих? Насколько сильно влияние пропаганды на сознание обывателя в России?

Реакция россиян не просто удивляет, а шокирует. При доступе к альтернативным источниками информации, они выбирают то, что подогревает примитивные чувства национальной исключительности, имперского величия, ложного мессианства, ксенофобии, антизападничества. Государственная пропаганда оказалась очень эффективной, но это не объясняет масштабов слепоты и зомбирования. Я подозреваю, что в русской крови уже был некий вирус, предрасположенность к “национальной болезни”. Это страшные вещи: речь идет о действии национальных бесов, об уязвимости к антихристовым провокациям. Если от Калининграда до Владивостока рукоплещут президенту-агрессору, если церкви это благословляют, если интеллектуалы оправдывают – это больше чем результат пропаганды, это, так сказать, национальная одержимость.

Организация Peter Deyneka Russian Ministries ( в СНГ – “Духовное возрождение”) выступила с заявлением, осуждающим агрессию России. Как Вы думаете, должны ли местные церкви и церковные объединения ясно выразить свою позицию по данному вопросу или им лучше оставаться вне политики?

Если церкви не осуждают войну, значит они ее поддерживают. Аполитичность – это позиция страуса, а не человека. Человеку всегда предстоит выбор – или помогать жертве, или соучаствовать в преступлении.

Каким образом произошедшее вокруг Крыма повлияет на взаимоотношения христиан России и Украины? Почему потерпела неудачу идея организации встречи лидеров евангельских христиан двух стран? В чем, по вашему мнению, истинные причины отсутствия диалога?

Диалог невозможен, потому что российские церковные лидеры видят в украинцах бунтовщиков против власти, отказывают в легитимности действующему руководству страны, говорят о коварных планах Запада и т.д. Иными словами, российские церкви разделяют позицию Кремля и хотят встречи, чтобы эту позицию донести. Поэтому они вызывают на встречу украинских церковных лидеров как вызывают провинившихся для выговора. Понятно, что это никакой не диалог. Украинские лидеры уже заняли свою позицию вместе с украинским народом, и вряд ли они изменят ей ради сомнительных дипломатических успехов.

Что означают события на Украине для евангельский церкви. Как Вы думаете, произойдут ли фундаментальные перемены в понимании христиан в Украине, что такое церковь и какова ее роль в жизни страны? Каким Вы видите будущее украинского евангельского христианства?

После Майдана началась новая эпоха для церкви. Мы открыли простые истины: без солидарности с народом не будет открытости к благовестию. Церковь в Украине и украинская церковь – не совсем одно и то же. Мы учимся служить людям в их действительных нуждах и тем самым учимся быть собой, быть верными своему настоящему призванию. Вот один пример. Пасторы евангельских церквей посетили военные части на границе с Крымом и предложили им рассказать о Боге. Солдаты ответили, что очень заняты: нужно готовить позиции, окапываться в голой степи. Пасторы взяли лопаты в руки и работали вместе несколько дней. После этого офицеры сказали: «Мы видим, что вы наши, что любите своей народ и действительно переживаете за нас. Поставьте вот здесь молитвенную палатку, мы будем молиться вместе с вами». Я был в том месте и молился вместе с протестантами, православными, католиками и вооруженными солдатами. Это чудо наших дней. Чудо солидарности, открытости. А еще чудо мира – мы молились не о том, чтобы украинское оружие разило врага, а о том, чтобы его не пришлось использовать.

Будущее украинского евангельского христианства связано с пониманием верующими своей ответственности за народ, страну, эпоху. Почему мы здесь живем? Чем мы можем послужить своему народу? Как церковь может преобразить общество? «Быть в любви у всего народа» (Деян.2:47) – этот пример апостольской церкви может быть для нас хорошим ориентиром. Тогда можно выстроить достойные отношения с россиянами. Мы выбрали лояльность народу, россияне выбрали лояльности власти. Если они увидят сильную церковь в Украине, пользующуюся любовью и авторитетом среди народа, они будут приезжать к нам, дружить, учиться. Сам Бог будет радоваться такой церкви.

Виникаюча Церква

• 4 апреля, 2014
• Статьи

«Виникаюча теологія» для «виникаючої Церкви»

Я сердечно вітаю книгу Романа Соловія, нашого брата по Церкві та колегу по богословському цеху. Автор осмислює взаємні впливи культури і Церкви на зламі модерну-постмодерну-постпостмодерну. На жаль, останній перехід випав з уваги автора, залишивши відчуття незавершеності, не-зовсім-актуальності. Якщо дослідник тільки збирається аналізувати те, що теологи «виникаючої Церкви» думають про «перехід від модерну до постмодерністської епохи», — то він збирається шукати учорашній день. На жаль, After-Postmodernism в тексті не фігурує, ані як вже сталий концепт, ані як передчуття. Проте, з подальшого тексту, стає зрозумілим, чому і в якому сенсі автор розглядає постмодерн як стадію модерну, тобто продовження минулого, а не міст у майбутнє.
Роман Соловій пише для Церкви, що лишається пережитком модерну, в той час як світ живе у постмодерні. Він пише про Церкву, яка намагається адаптуватись до постмодерну і перерости модерні форми. Він вдається до аналізу євангельського протестантизму як феномену модерну, а також відповідних модерних рудиментів у євангельській теології. Очевидно, автор йде не від часу, а від стану, в якому знаходить себе теологія євангельських протестантів. І саме тут багато чого не збігається, адже більшість євангельських протестантів залишається на стадії іншого переходу — від традиціоналізму до модерну; а «виникаюча Церква» – на переході від модерну до постмодерну; а далі постмодерну Роман Соловій у своїх розвідках не йде. Можливо і пішов би, якби не обмежився євангельським протестантизмом, а описував би процеси в євангельському християнстві, що і передбачала перша назва рукопису. На жаль, як не все євангельське християнство вміщується в євангельський протестантизм, так як не все з аналізованих тенденцій знаходить пояснення в переході модерн-постмодерн.
Автор демонструє наукову грамотність, філософську ерудицію, теологічну компетенцію. Його цікава, самостійна і цілісна монографія заповнює відчутну дослідницьку лакуну, і перериває позірне мовчання «завідомо-правильних-теологів». Щоправда, він не пропонує власної теолого-філософської програми, лише аргументи інших, вже відомих і поважних учасників дискусії про християнство доби постмодерну. Pro et contra щодо постмодерну непомітно трансформується в pro et contra того, що кажуть про постмодерн харизматичні ідеологи “виникаючої Церкви”, чи їх менш яскраві критики. Можливо, несвідомо, але автор стає об’єктом тієї самої постмодерної гри, яку так відважно збирався проаналізувати. Деконструкція теології постмодерну перетворилась на деконструкцію лише однієї з деконструкцій. Немає нічого поза текстом, і автор доводить своїм прикладом цю постмодерну тезу.
На жаль, автор не скористався широким колом теологічних джерел та релігієзнавчої літератури національних авторів. Віддаючи данину модним західним підходам, Роман Соловій залишив без уваги цікавий матеріал про схожі тенденції в пострадянському духовно-культурному просторі. Зрозуміло, що тут ще не буде масштабних концепцій та численних опусів, але «процес пішов», і цікаво було б його дослідити вже на цих початкових стадіях.
Можливо, це зроблено свідомо, щоб досліджувати предмет на дистанції, і не підставити під критику радикальні ідеї з найближчого кола. Адже варто відмітити, що автор монографії є не тільки релігієзнавцем і теологом-теоретиком, але живим учасником внутрішніх церковних дискусій. Він коректно вказує на небезпечний радикалізм теологів «виникаючої Церкви» (а інакше монографія потрапила б до індексу заборонених книжок!), але з помітною симпатією передає далі – в український церковний контекст – їх основний message: «Cумнів і таємниця є невід’ємною частиною християнської віри, яка не обмежується одними лише словами, інтелектом і концепціями, а включає в себе символи, мовчання, почуття і уяву». За логікою тексту, цей імпульс має сприяти дискусіям, а не руйнувати існуючі традиції.
Не можна не погодитись з автором, що основні проблеми теології «виникаючої Церкви» походять з її протестних інтенцій та елітарної ізольованості від повноцінного церковного життя. Те, з критики чого починався рух, стало його проблемою.
Отже, «виникаюча Церква» має бути відкритою до «Церкви, вже існуючої», до багатого досвіду її традицій і також до критики з її боку. По той бік модерністської раціональності і постмодерністського релятивізму народжується нова теологія і нова Церква, Церква майбутнього.
Завдячуючи Роману Соловію, ми знаємо більше про «виникаючу теологію» для «виникаючої церкви». Сподіваємось, що незабаром в Україні побачимо те, про що наразі можемо лише читати. Інтуїція нового, передчуття змін, стурбованість майбутнім – з цим залишає нас автор, не розставляючи крапки і не даючи рекомендацій.

Пари Майдана

• 3 апреля, 2014
• Статьи

Пари Майдана

Есть два величайших пари, через которые вынуждены пройти постсоветские люди – пари о Боге и пари о свободе и достоинстве. Они связаны между собой и друг друга предполагают.
Во-первых, все начинается с пари о Боге. Устав от споров по поводу существования Бога и веры в Него, Блез Паскаль предложил пари: что предпочтительнее – верить или не верить? Если не верить, то при всей беззаботности временной жизни появляется риск величайшего проигрыша. Если верить, то придется себя смирять и ограничивать, но возможность вечного вознаграждения, да и простая перспектива достойной жизни, эти издержки с лихвой перекрывают.
Только веруя в Бога можно осмысленно жертвовать сиюминутным ради вечного, материальным ради духовного, личной безопасностью ради благого дела.
И здесь пари о Боге переходит в пари о свободе и достоинстве. Вроде бы вполне очевидно, что вера в Бога обосновывает и защищает свободу и достоинство. Но молчаливое и покорное «большинство» так не считает. Они принимают существование Бога, но используют этот факт лишь для успокоения души насчет вечности. Более того, им кажется, что Бог должен и здесь, на земле, их обеспечивать и прикрывать. Именно поэтому президенты Украины и России считают себя очень даже верующими людьми: Он якобы дал им власть и право делать все, что угодно. «Большинство» — это маленькие «януковичи» и «путины», давно продавшие свое достоинство и потому ненавидящие свободных и достойных.

Сторонники и противники Майдана столкнулись с рационально неразрешимой дилеммой – покоряться «порядку», «легитимной» и при этом явно «беззаконной» власти «семьи», или протестовать и бороться за права, свободу и достоинство человека. Майдан назвали «революцией достоинства», но для большинства стабильность оказалась ценнее собственного достоинства, а чужого – и подавно.
Подчиняться, терпеть, молчать и потреблять то, что падает с царского стола? Или подняв высоко голову, напомнить власти и себе о высших ценностях, утвержденных Богом и неотъемлемых?
Те, кому «порядок» и «стабильность» дороже свободы и достоинства, вряд ли читают законы и отстаивают справедливость, «порядок» для них нечто иное – возможность паразитировать за счет стабильной ренты с углеводородов или за счет личных связей с власть имущими. Понятно, почему сегодня большинство россиян поддерживают агрессию против Украины – они боятся утратить такого рода «стабильность» и остаться без «трубы», и будут защищать ее даже ценой братоубийства. Понятно, почему многие церковные иерархи поддерживали режим Януковича, по словам одного епископа, «Нам удобно жить в условиях коррупции, есть стабильность, мы знаем, что и кому нужно дать, чтобы решить вопрос». Будем честны: «стабильность» в нашем падшем мире означает прежде всего стабильность зла и смерть надежды, закрепощение и бесправие.

Майдан стал для меня вторым – после вопроса о Боге – величайшим пари. Я понял, что не могу избежать этого вызова, потому что он касался не внешних событий, а моего внутреннего выбора.
Чем я рисковал? Безопасностью, комфортом, карьерой, статусом, здоровьем, возможно – жизнью своей и своих близких. Что я приобретал? Внутреннюю цельность, братство свободных людей, чувство народного единства, шанс на другое будущее.
Я понял, что Майдан – это шанс измениться самому и искупить свои грехи, вернуть чувство достоинства и свободы, вновь научиться верить в идеалы и бороться за них.
Был день, когда я написал о своих переживаниях так: «Лучше ошибиться, чем проспать».
Был другой день, когда я взвешивал возможности и понял, что могу домой не вернуться, что все мои планы могут оборваться сегодня. Тогда я сказал себе: «Если я уйду, мне всю оставшуюся жизнь будет стыдно».
Бог милостив, я не ошибся в своем выборе. Не потому, что был тверд, а потому что Бог был благ.

Уверен, что пари Майдана прошли и выиграли светлые люди Небесной сотни, которых нет среди нас, но их смерть стала нашей победой. Выиграл каждый, кто участвовал, жертвовал, рисковал, поддерживал, молился.
Сожалею, что большинство сторонников «порядка» и «стабильности» (по библейски, «мира и безопасности», при которых внезапно приходит пагуба, — см. 1 Фес. 5:3) в очередной раз проиграли и ничего не поняли, лишь ожесточились.
Они успели захватить Крым и эйфория легкой добычи пока скрывает печальную правду проигрыша. Это «пиррова победа», после которой не остается сил на борьбу, и даже на жизнь. Можно украсть имущество друга, но потеря друга всегда будет дороже захваченной добычи. Увы, это не все понимают, как написал один «христианский деятель» из Москвы, «Зато мы у вас отжали Крым и нам никто ничего не смог сделать».
Уже нет ста друзей. А скоро не будет и ста рублей. Мудрый Юрий Шевчук ошибся: «когда закончится нефть», не будет «объема души», останется одна ненависть. Ненавистью сыт не будешь, а счастлив – тем более. Никто не придет утешить клятвопреступника, никто не поделится с братоубийцей. Мне искренне жаль, но противники Майдана жестоко ошиблись в своем пари и будут пожинать последствия своего выбора. Особенно жаль россиян, одобряющих оккупацию Украины. Они потеряли Украину (т.е. отношения с украинцами) навсегда – вместе с остатками совести, достоинства и благоразумия. Дай им Бог очнуться и раскаяться.
Пари Майдана адресуется нам: что делать с собой, своей свободой, своей жизнью? Думаю так: пусть будет больно, лишь бы не было стыдно; пусть будет риск, а с ним надежда; пусть мы потеряем все, лишь бы не потеряли веру в Бога и собственное достоинство.

Война и мир

• 30 марта, 2014
• Статьи

Война и мир

Меня обвинят в «герменевтике войны», но апостольские слова «Обуйте ноги ваши в готовность благовествовать мир» (Эф. 6:15) кажутся очень даже уместными в нашем контексте. Тысячи украинских христиан христиан молятся о мире и о тех, кто его защищает, т.е. о воинах. Наивный пацифизм более не уместен. За считанные часы, проведенные на позициях, я встретил протестантских пасторов, священника УПЦ КП с группой волонтеров, католических активистов… Нам нужно не только благодушно воздыхать о мире, но укреплять и защищать его. Пусть оружие наших солдат не будет никогда использовано, пусть не прольется ничья кровь! Гарантия этого — наша активная поддержка, наше единство. Если агрессоры будут знать, что все мы, вся страна, будем стоять за нашими солдатами, они вряд ли решаться на вторжение. Но даже если и решаться, 46 миллионов будут стоять «за други своя»

Церковь, общество и государство: о видах и формах ответственности

• 25 марта, 2014
• Статьи

Церковь, общество и государство: о видах и формах ответственности

Чем упорнее Церковь молчит о политике, тем больше к ней вопросов: что она прикрывает или оправдывает своим молчанием, что она думает на самом деле, на чьей она стороне, если ли у нее слово на злобу дня, готова ли говорить о проклятых вопросах, а не только о вечных и далеких? Прошло время чистой политики, сейчас она смешана с экономикой, общественной моралью, религией. Поэтому сказать, что Церковь предпочитает оставаться вне политики, означает признать, что Церковь сторонится общественной жизни, боится ввязываться в сложные вопросы нашего времени, избегает ответственности.
Для формирования моей общественно-богословской позиции хорошо послужили две книги, изданные в начале 90-х годов: «Социально-политическое измерение христианства» (1994) и «Революция в Церкви? Теология освобождения» (1990). Я читал их двадцать лет назад и думал, неужели когда-то мы сможем мыслить подобным образом, неужели мы дерзнем на нечто похожее? Как оказалось, нужны не только мысли, нужны особые события, чтобы теология могла выразиться в происходящем, в переживаемом. Теперь я чувствую и понимаю социально-политическую теологию через четыре истории – борьбу Мартина Лютера Кинга, сопротивление Исповедующей Церкви Германии, служение Церкви на киевском Майдане и державничество российских протестантов. Первые две истории прочитаны (и я опираюсь не только на живые истории, но и на тексты Мартина Лютера Кинга, Карла Барта, Дитриха Бонхеффера), вторые две – пережиты (здесь я опираюсь на личный опыт и опыт моих современников, а также на тексты, которые родились из этого опыта – см. «Философско-религиозные тетради»). Первые две показали примеры, мы на них будем всегда оглядываться. Вторые две задают контекст, в котором мы живем. Поэтому буду оглядываться на первые две истории, но говорить изнутри вторых. Выскажу лишь две мысли — об ответственности Церкви перед властью и о ее же ответственности перед обществом, а также о формах этой ответственности.
Мы уже привычно исповедуем, что Церковь ответственна перед властью. В чем состоит эта ответственность? В покорстве, т.е. в соблюдении порядка и выполнении законов. Церковь и отдельные христиане покорны властям, если те выполняют свои функции согласно законам страны и в соответствии с высшим, нравственным, Божьим законом правды и справедливости. Покорность заканчивается там, где начинается зло, даже чинимое от имени власти. Не власть определяет, что есть добро и зло. Люди могут судить о добре и зле сами, основываясь на внутреннем нравственном законе. Также и Церковь призвана различать добро и зло, и таким образом легитимизировать власть, защищающую от зла, или делегитимизировать власть, служащую злу. Там, где власть нарушает свои законные и нравственные границы, ей должно быть отказано в повиновении и ей должно быть оказано сопротивление (о «сопротивлении и покорности» см. одноименную книгу Дитриха Бонхеффера).
Таким образом, различая добро и зло, Церковь ответственна за покорство законной власти (действующей в соответствии с конституцией и нравственным законом) и в то же время за сопротивление беззаконной власти (переписывающей законы под себя и нарушающей нравственные запреты). К большому сожалению, о покорстве мы слышим чаще, чем о сопротивлении. Но если внимательно перечитать Библию, мы увидим, множество примером непокорства власти. Покорство безбожной и беззаконной власти не только позорно, но и преступно, поскольку нарушает естественный порядок добра и зла и называет черное белым.
В чем выражается покорство? В уплате налогов. В подотчетности органам власти. В соблюдении законов. В уважении вышестоящих. В чем выражается непокорство или сопротивление? В критике нарушений. В обличении несправедливости. В недавании взяток. В мирных митингах и маршах. В отказе направлять оружение против мирных граждан.
Мне кажется, что Церковь увлекается лоялизмом и забывает о сопротивлении. Наше время востребует сопротивление, и если мы не хотим, чтобы это сопротивление приняло разрушительный характер, мы должны дать ему христианское содержание, неоходимые ограничения и адекватные формы.
Далее, Церковь ответственна не только перед властью, но и перед своим народом. Я уже указывал в других своих текстах на опасный перекос в отношениях Церкви с государством и обществом (см. «Церковь на Майдане»). В то время как Церковь строила сепаратные отношения с государством, обещая ему свою лояльность в обмен на блага, покровительство и преференции, общество теряло уважение и к государству, и к Церкви, точнее — к их связке. Обществом пренебрегало государство, которое обособилось от него и стало самодостаточным. Обществом пренебрегала и Церковь, ориентированная на отношения с тем, кто может что-то дать, кто сильнее, кто «наверху», кто принимает решения.
Так вот, политическая система общества включает и государство, и гражданское общество. По идее, Церковь должна быть частью гражданского общества, но она до сих пор предпочитает быть якобы самостоятельным субъектом отношений, а на деле быть соправителем государства. Я думаю, что место Церкви – в обществе, но на правах расширенной автономии, потому что она не принадлежит обществу (тем более не принадлежит государству), а служит ему, подчиняясь непосредственно Богу.
В отношениях ответственности Церкви перед государством и обществом заложена естественная ассиметрия: сперва ближним, а затем государству, и государству ровно столько, насколько оно защищает и обеспечивает благо ближних и общее благо народа. А если вспомнить ответственность Церкви перед Богом, то порядок ответственности будет таков: Богу, обществу, государству.
Ответственность перед обществом может выражается в солидарности (помощи, поддержке, соучастии) и несогласии (критике, дистанции, альтернативе). Мне кажется, что Церковь увлекается несогласием и забывает о солидарности.
Я предложил свои краткие тезисы о двух видах политической ответственности Церкви – перед государством и перед обществом, а также о двух формах этой ответственности — позитивной (покорство и солидарность) и негативной (сопротивление и несогласие). Полагаю, что нам нужно восстановить естественный порядок ответственности: во-первых, перед Богом; во-вторых, перед обществом; и лишь в-третьих, перед государством; а также вспомнить о забытых формах ответственности – о возможности и даже необходимости сопротивления государству и доброй солидарности по отношению к обществу.

No Empathy, No Truth

• 23 марта, 2014
• Статьи

No Empathy, No Truth
Regarding William Yoder’s “Commentary”

By Michael Kuznetsov

Dr. William Yoder, representing the interests of the Russian Baptist Union, came to the defense of Russian policy regarding Ukraine.

In his mailing on March 18th, 2014 he criticized the Ukrainian Maidan protesters and their defenders for not being democratic enough, and not waiting for the next elections, but instead seizing power and provoking the secession of the Crimea.

Additionally, Yoder compares Ukraine’s claims to the Crimea to a former spouse, who was never actually legally married, but after splitting up claims a right to the other’s belongings. Crimea was given away by Khruschev illegally in 1954, therefore no one owes Ukraine anything.

Justifying Russia’s aggression towards Ukraine, Yoder criticizes Ukrainian church leaders who have come to the defense of the territorial integrity and sovereignty of their country. He corrects of the vice president of the Ukrainian Baptist Union, Valery Antonyuk, and states that Kiev Protestants have no right to talk about their country’s integrity because the eastern part of the country wants to be part of Russia.

He also commented on the “illegal” interim government of Ukraine and acting president Oleksandr Turchynov, a Baptist, who is supposedly hurting the reputation of Baptists in Russia. William Yoder defends Yanukovych’s regime from accusations of cruelty by saying, “Was Yanukovich’s administration more despicable than Cambodia’s Khmer Rouge?” It seems that all regimes any less despicable than the Khmer Rouge must be acknowledged as fully democratic.

But the height of cynicism from Yoder’s side was his criticism of a Christian organization for supporting the family of Alexander Khropachenko, who was killed by a sniper on the Maidan. Yoder believes that this is evidence of one-sided sympathies. Yoder suggests equal assistance for the families of police who lost their lives (who killed over 100 Maidan activists and injured hundreds more), in order to show a non-partisan and peacemaking front. And because some of the ministry’s leaders took a clear stand on the side of the unarmed protesters instead of the armed killers, Yoder accused them of criticism of Russia and anti-Russian viewpoints. However there is a distinction between disagreement between Russia’s policy, which is natural for the civilized world, and truly unacceptable Russophobia.

The commentary of Dr. William Yoder is a mix of naïve faith in the authority of Russia, loyalty to his employers, and lack of understanding in the sphere of politics, history, and culture. You cannot talk about peacemaking while avoiding the truth and failing to distinguish between the aggressor and the victim, right and wrong. Peace can only be achieved after truth – acknowledgement of and repentance from crimes committed. Therefore the comments of William Yoder should have begun with an acknowledgement of the obvious fact of Russian intervention, without which everything written is a manipulation of facts. But what is even more noticeable and sad is his lack of empathy and sympathy for the tragic events in Ukraine. It is a bad sign – without empathy you cannot hope to come to the truth, let alone achieve peace.

Condolences for the Dead on Both Sides
————————————————————
Thoughts regarding the struggle in Ukraine

Commentary

M o s c o w – One could attribute the current crisis in Ukraine to the lack of sympathy for democratic practice. Repeated fisticuffs in Ukraine’s parliament were one indication of that deficit. And why was it not possible for the protestors on Maidan Square to wait for upcoming elections? They had been set for March 2015, then moved forward to December 2014. Was one too uneasy regarding the possible outcome? Henry Kissinger noted in his article for the “Washington Post” on 6 March, that East- and West-Ukraine had never gotten around to appreciating compromise. Both parties “have not been willing to share power”. For a while, the Eastern party was on top, then the Western one. Under Yanukovich, the East was on top, but EuroMaidan inverted the power structure once more. So the East responded by splitting off the Crimea. Which brings us to the next crisis: East-Ukraine.

In the German magazine “Der Spiegel”, ex-German chancellor Gerhard Schröder conceded on 9 March that lopping off Crimea from Ukraine had been a clear infraction of international law – as had also been the case in Kosovo. He sees it as multiple-layered illegality: The “power grab” on Maidan was illegal as well as the resulting independence drive in Crimea. One injustice caused the next. I believe Russian Christians now celebrating the apparent return of Crimea to the fatherland dare not forget the unfortunate chain of illegalities which caused it.

The West has every cause to beat its own breast. Is it proper to demand that one half of a profoundly divided nation take sides at the expense of the other half? Schröder stated in “Der Spiegel”: “I ask myself if it was correct to force a culturally divided nation like Ukraine to choose between association with the EU and a customs union with Russia.” It was this either-or lternative which finally capsized the ship. Kissinger one again: “Any attempt by one wing of Ukraine to dominate the other would lead eventually to civil war or break up.” In early March he was still of the opinion that Ukraine should attempt to fulfil the role of a bridge between East and West.

Only the Eastern military bloc was abolished after 1990. That’s at the core of the continuing division between East and West, which has now come home to roost in Ukraine. The West decided to create a European security net against – and not with – Russia. That has consequences.

I find the explanation of a Moscow Baptist helpful: He compared the presentation of Crimea to Ukraine on 19 February 1954 with a modern-day wedding ignoring the need for a marriage contract. In the early goings, the groom promises his beloved heaven and earth. But when the time for a divorce rolls around, the man suddenly demands that a portion of his gifts be returned. Some reports claim the presentation of Crimea to Ukraine was brought about by the self-serving conniving of Nikita Khrushchev. Precisely during that month, Politburo members were engulfed in a power struggle and the future General-Secretary hoped to curry favour among the Ukrainians by presenting them with a token gift. Who would have thought, that 60 years later a divorce would be imminent?

The political orientation of Protestants
Even the most conciliatory statements from the leadership of Ukraine’s largest Baptist union exhibit a clear political preference. A helpful statement on 24 February from Valery Antonyuk, the leading vice- president of this union, reads: “We supported the nation’s demand to put an end to the tyranny of the authorities and repressions by the police.” Yet this “nation” is divided. Kiev’s Protestants speak of “Ukraine”, yet usually they are speaking only in terms of West- and Central-Ukraine. Those truly concerned about national unity would express themselves differently.

Russians have the impression that West-Ukrainians can only think in terms of their own side. Demands out of Kiev that Russians form forces opposed to Putin reminds me of life in the former East Germany. Westerners would say: “You must raise your voices, you must protest against the misdeeds of your government!” Easterners would respond: “What, don’t you have a few issues yourselves? Have a look at Hiroshima, Korea, Vietnam, Chile, Nicaragua, etc. Let us take care of matters in the GDR ourselves. We live here and it’s our necks that are on the block – not yours.”

More than a few Protestant articles in the West are euphoric regarding the naming of Alexander Turchinov (Oleksandr Tyrchinov in Ukrainian) as Acting President of Ukraine. Turchinov occasionally preaches in a Baptist congregation in Kiev. Billy Graham’s “Decision” magazine stated on 6 March: “God is mightily at work in Ukraine”. Yet Russia’s faithful are more sober regarding developments: A Baptist heading a coup-instigated “illegal” government with at least five far-right ministers does not make for great Baptist PR in Russia. Russia’s tiny Baptist flock is worried about the long-term consequences.

But is it really the Baptists and Protestants who are calling the shots in Ukraine? In the British “Globe and Mail” on 8 March, Olga Bogomolets, who attained acclaim as a doctor attending to Maidan’s casualities, explained the reasons for her distance to the Kiev government. She accused the new government of having brought very few “new faces” into play. Turchinov of course belongs to the “old faces”: For 20 years he served as the right-hand-man of the oligarch and politician Yulia Timoshenko.

Possible moves forward
Would you permit a non-prophet to prophesy? The “Russian Union of Evangelical Christians-Baptists” and Russia’s other larger Protestant denominations will not be going to bat for the new Kiev government at the expense of Putin’s administration. And this is not primarily because they fear Vladimir Putin, but rather because they don’t recognise any clear moral superiority on the part of the Kiev government. And this is the case even though Russians are clearly in-the-know regarding the local sins and shortcomings of their own government.

A very wordy statement from the RUECB on 13 March (see text below) reads: God “accepts them all as his children. Let us not claim that God is on our side and against the others! God is above and beyond our petty preferences and loyalties. In the political sphere, God is not for one side at the expense of the other.”

In short: Despite the unavoidable contradictions in our political assessments, being one in Christ has consequences which express themselves in public life. What could some of these consequences be?

1. The heated atmosphere at present results in belligerent and unbridled language. In a release from „Christianity Today“ on 24 February, Turchinov speaks of the “unprecedented cruelty and brutality of the dictatorial regime”. Was Yanukovich’s administration more despicable than Cambodia’s Khmer Rouge? Cries of “fascism” are volleyed to-and-fro. A prominent Crimean election placard essentially stated: “Nazism or a Free Crimea”. But such exaggerations happened on both sides of the barricades and traveled at least as far as Washington.

We need linguistic disarmament. Only a cautious and respectful diction can point the way towards peace.

2. Putin-Bashing does not sit well on a Christian frame. Henry Kissinger stated it differently: “The demonization of Vladimir Putin is not a policy; it is an alibi for the absence of one.” Ex-chancellor Gerhard Schröder is lambasted for being a friend of Putin. But should not every Christian have at least a few friends who would not be welcome at most Pentagon parties? That could serve the cause of peace; more than a few contacts could be struck up via the Schröder-Putin connection.

3. The webpage of the Wheaton/Illinois-based “Peter Deyneka Russian Ministries” appeals for donations to the family of 26-year-old Alexander Khrapachenko. This young Baptist from Rovno was tragically killed during the shootings on Maidan. But why should the mission not also start an appeal for the bereaved family of a policeman? The death total of roughly 90 including something like 15 state-supported policemen. That would underline the non-partisan peacemaking character of the Gospel. This would allow the mission to better fulfil the task stated in the page’s heading: “Healing and Reconciliation in Ukraine”.

This would also demand a significant change in course for the mission. A primary representative of this mission in Ukraine, the young Baptist professor Michail Cherenkov, is struggling mightily in cyberspace for EuroMaidan and against Russia. Is “Russian Ministries” willing to voluntarily abandon its ministry on the ground in Russia for the sake of this? That would be a great pity, for RM has done good work in gathering the new, young “evangelical intelligentsia” in the former USSR. Irpen near Kiev has until now functioned as a kind of Wheaton and think-tank for the evangelical movement in Russia and beyond. Is that role now over? It is difficult to reconcile myself with such an eventuality.

Yet the political-strategic aspect dare not remain central. More important is the question: How does God think and what is he expecting from us? In the interview with “Decision”, Alexander Turchinov quotes Romans 8:31: “If God is for us, who can be against us?” Yet the RUECB statement sounds otherwise: God is impartial and finds himself beyond the battle. He does not struggle for West-Ukraine against East-Ukraine — nor vice versa.

Of course: Acting President Turchinov is in need of our prayers! Can he at least keep the remainder of the country (without Crimea) in one piece? Can he defend moderate forces against the onslaught of the radical right? His task is not an enviable one.

A note regarding myself: Why do I formulate relatively political commentaries on the present danger? I’m being asked to do this – most Russian Protestants will remain silent for psychological, educational and linguistic reasons. Which doesn’t mean they aren’t thinking. I hope that Western Christendom will notice the existence of other, alternative perceptions. I believe that recognition is vital for future co-existence. We can make progress only if we first of all understand how things really are.

William Yoder, Ph.D.
Moscow, 18 March 2014
Mobile for Yoder when in Moscow: +7-916 874 5868
Journalistic release #14-02. 1.653 words.

Кому принадлежит будущее?

• 22 марта, 2014
• Статьи

Каждый день может стать последним, если мы не думаем о будущем, если цепляемся за вот-сейчас, за уходящее и почти прошедшее. Если же думаем о вечном и живем им, то даже смерть не может лишить нас будущности и надежды, потому что смерть — не конец, не последнее, не окончательное.
Недавно один друг из Германии, владеющий бизнесом в Москве, написал мне, что хотел бы жить в Киеве, причем именно сейчас, в это опасное время. Я удивился, почему не в Москве? Потому что Украина проходит через кризис и может воз-родиться, т.е. родиться заново; а Россия возвращается в давно отжившее могильное прошлое, символом чего является полуразложившийся труп в мавзолее.
Ценой больших жертв мы избавляемся от скелетов в шкафу — от памятников Ленину, от страха перед властью, от рабской пассивности, от колониальной зависимости, от псеворелигиозности и лжемессианского самообольщения.
Лучше пройти через смерть и жить новой, полноценной, свободной жизнью, чем цепляться за призрачное существование как Ленин или за власть как Янукович.
Не стоит держаться за свое прошлое, за уже неактуальный опыт, за статусы и вещи, за привычки и стабильность. Гораздо лучше отдать все это, послужить всем этим, пока оно еще имеет хоть какую-то цену. Нам кажется, что это накопленное — наше владение, но на самом деле оно владеет нам, держит возле себя и лишает нас будущего. Наше прошлое тянет нас на дно, нужно избавиться от него, чтобы с благодарностью принять рискованное будущее. Рискованное будущее лучше, чем стабильное прошлое. Смерть всегда позади, жизнь — впереди.
«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Иоанна 12,24-25).

Ни сочувствия, ни правды

• 20 марта, 2014
• Статьи

Ни сочувствия, ни правды

По поводу «комментариев» Вильяма Йодера

Доктор Вильям Йодер, представляющий интересы РС ЕХБ, выступил в защиту российской политики относительно Украины.
В своей рассылке от 18 марта сего года он обвинил украинский Майдан и его защитников, что они не достаточно демократичны, не смогли дождаться следующих выборов, захватили власть и спровоцировали отделение Крыма.
Более того, Йодер сравнивает претензии Украины на Крым с ситуацией, когда бывший супруг, не заключивший в нужное время брачный контракт, претендует после развода на часть имущества, поэтому, Крым был отдан Хрущевым в 1954 году незаконно, и Украине никто ничего не должен.
Оправдывая агрессию России против Украины, Йодер критикует церковных лидеров Украины, выступивших в защиту народного протеста, а также целостности и суверенитета своей страны. Он поправляет вице-президента ВСО ЕХБ Валерия Антонюка и заявляет, что киевские протестанты не имеют права говорить о целостной нации и стране, поскольку Восток тяготеет к России.
Досталось и временному “нелегальному” правительству Украины и исполняющему обязанности президента баптисту Александру Турчинова, который якобы вредит имиджу баптистов в России. Вильям Йодер защищает режим Януковича от обвинений в жестокости: неужели администрация Януковича была хуже камбоджийских кхмеров? Похоже, что все режимы, уступающие красным кхмерам в жестокости, должны быть признаны вполне демократичными.
Но верхом цинизма со стороны аналитика стало обвинение христианской миссии в поддержке семьи Александра Хропаченко, убитого снайпером на Майдане. Йодер считет, что тем самым выражается симпатия к одной стороне конфликта. Йодер требует оказать равнозначную помощь пострадавшим беркутовцам (убившим более ста активистов Майдана и покалечившим многие сотни), чтобы показать непартийный и всемиротворческий характер миссии. А поскольку некоторые лидеры миссии позволили себе занять четкую позицию и быть на стороне безоружных протестантов, а не вооруженных убийц, Йодер обвинил их в критике России и антироссийских взглядах. Видимо, автор не различает естественное для цивилизованного мира несогласие с агрессивной политикой России и действительно неприемлемое русофобство.
Комментарии доктора Вильяма Йодера представляют собой смесь наивной веры в мессианскую роль России, восторга перед сильной властью и имперскими амбициями, слепой лояльности своему руководству и абсолютной некомпетентности в региональной политике, истории и культуре.
Нельзя говорить о миротворчестве, избегая правды, не различая агрессора и пострадавшего, скрывая различия между добрым и злым. Мир достижим после правды – признания и покаяния в совершенном преступлении. Поэтому комментарии уважаемого Вильяма Йодера стоило начинать с признания очевидного факта российской интервенции, без чего все написанное представляется подтасовкой фактов. Но еще более заметным и печальным фактом является отсутствие в его комментариях сожаления и сострадания по поводу трагических событий в Украине. Это плохой знак: без сочувствия к правде не приблизиться, а к миру – тем более

Михаил Кузнецов
http://www.christianmegapolis.com/

Condolences for the Dead on Both Sides
————————————————————
Thoughts regarding the struggle in Ukraine

Commentary

M o s c o w – One could attribute the current crisis in Ukraine to the lack of sympathy for democratic practice. Repeated fisticuffs in Ukraine’s parliament were one indication of that deficit. And why was it not possible for the protestors on Maidan Square to wait for upcoming elections? They had been set for March 2015, then moved forward to December 2014. Was one too uneasy regarding the possible outcome? Henry Kissinger noted in his article for the “Washington Post” on 6 March, that East- and West-Ukraine had never gotten around to appreciating compromise. Both parties “have not been willing to share power”. For a while, the Eastern party was on top, then the Western one. Under Yanukovich, the East was on top, but EuroMaidan inverted the power structure once more. So the East responded by splitting off the Crimea. Which brings us to the next crisis: East-Ukraine.

In the German magazine “Der Spiegel”, ex-German chancellor Gerhard Schröder conceded on 9 March that lopping off Crimea from Ukraine had been a clear infraction of international law – as had also been the case in Kosovo. He sees it as multiple-layered illegality: The “power grab” on Maidan was illegal as well as the resulting independence drive in Crimea. One injustice caused the next. I believe Russian Christians now celebrating the apparent return of Crimea to the fatherland dare not forget the unfortunate chain of illegalities which caused it.

The West has every cause to beat its own breast. Is it proper to demand that one half of a profoundly divided nation take sides at the expense of the other half? Schröder stated in “Der Spiegel”: “I ask myself if it was correct to force a culturally divided nation like Ukraine to choose between association with the EU and a customs union with Russia.” It was this either-or lternative which finally capsized the ship. Kissinger one again: “Any attempt by one wing of Ukraine to dominate the other would lead eventually to civil war or break up.” In early March he was still of the opinion that Ukraine should attempt to fulfil the role of a bridge between East and West.

Only the Eastern military bloc was abolished after 1990. That’s at the core of the continuing division between East and West, which has now come home to roost in Ukraine. The West decided to create a European security net against – and not with – Russia. That has consequences.

I find the explanation of a Moscow Baptist helpful: He compared the presentation of Crimea to Ukraine on 19 February 1954 with a modern-day wedding ignoring the need for a marriage contract. In the early goings, the groom promises his beloved heaven and earth. But when the time for a divorce rolls around, the man suddenly demands that a portion of his gifts be returned. Some reports claim the presentation of Crimea to Ukraine was brought about by the self-serving conniving of Nikita Khrushchev. Precisely during that month, Politburo members were engulfed in a power struggle and the future General-Secretary hoped to curry favour among the Ukrainians by presenting them with a token gift. Who would have thought, that 60 years later a divorce would be imminent?

The political orientation of Protestants
Even the most conciliatory statements from the leadership of Ukraine’s largest Baptist union exhibit a clear political preference. A helpful statement on 24 February from Valery Antonyuk, the leading vice- president of this union, reads: “We supported the nation’s demand to put an end to the tyranny of the authorities and repressions by the police.” Yet this “nation” is divided. Kiev’s Protestants speak of “Ukraine”, yet usually they are speaking only in terms of West- and Central-Ukraine. Those truly concerned about national unity would express themselves differently.

Russians have the impression that West-Ukrainians can only think in terms of their own side. Demands out of Kiev that Russians form forces opposed to Putin reminds me of life in the former East Germany. Westerners would say: “You must raise your voices, you must protest against the misdeeds of your government!” Easterners would respond: “What, don’t you have a few issues yourselves? Have a look at Hiroshima, Korea, Vietnam, Chile, Nicaragua, etc. Let us take care of matters in the GDR ourselves. We live here and it’s our necks that are on the block – not yours.”

More than a few Protestant articles in the West are euphoric regarding the naming of Alexander Turchinov (Oleksandr Tyrchinov in Ukrainian) as Acting President of Ukraine. Turchinov occasionally preaches in a Baptist congregation in Kiev. Billy Graham’s “Decision” magazine stated on 6 March: “God is mightily at work in Ukraine”. Yet Russia’s faithful are more sober regarding developments: A Baptist heading a coup-instigated “illegal” government with at least five far-right ministers does not make for great Baptist PR in Russia. Russia’s tiny Baptist flock is worried about the long-term consequences.

But is it really the Baptists and Protestants who are calling the shots in Ukraine? In the British “Globe and Mail” on 8 March, Olga Bogomolets, who attained acclaim as a doctor attending to Maidan’s casualities, explained the reasons for her distance to the Kiev government. She accused the new government of having brought very few “new faces” into play. Turchinov of course belongs to the “old faces”: For 20 years he served as the right-hand-man of the oligarch and politician Yulia Timoshenko.

Possible moves forward
Would you permit a non-prophet to prophesy? The “Russian Union of Evangelical Christians-Baptists” and Russia’s other larger Protestant denominations will not be going to bat for the new Kiev government at the expense of Putin’s administration. And this is not primarily because they fear Vladimir Putin, but rather because they don’t recognise any clear moral superiority on the part of the Kiev government. And this is the case even though Russians are clearly in-the-know regarding the local sins and shortcomings of their own government.

A very wordy statement from the RUECB on 13 March (see text below) reads: God “accepts them all as his children. Let us not claim that God is on our side and against the others! God is above and beyond our petty preferences and loyalties. In the political sphere, God is not for one side at the expense of the other.”

In short: Despite the unavoidable contradictions in our political assessments, being one in Christ has consequences which express themselves in public life. What could some of these consequences be?

1. The heated atmosphere at present results in belligerent and unbridled language. In a release from „Christianity Today“ on 24 February, Turchinov speaks of the “unprecedented cruelty and brutality of the dictatorial regime”. Was Yanukovich’s administration more despicable than Cambodia’s Khmer Rouge? Cries of “fascism” are volleyed to-and-fro. A prominent Crimean election placard essentially stated: “Nazism or a Free Crimea”. But such exaggerations happened on both sides of the barricades and traveled at least as far as Washington.

We need linguistic disarmament. Only a cautious and respectful diction can point the way towards peace.

2. Putin-Bashing does not sit well on a Christian frame. Henry Kissinger stated it differently: “The demonization of Vladimir Putin is not a policy; it is an alibi for the absence of one.” Ex-chancellor Gerhard Schröder is lambasted for being a friend of Putin. But should not every Christian have at least a few friends who would not be welcome at most Pentagon parties? That could serve the cause of peace; more than a few contacts could be struck up via the Schröder-Putin connection.

3. The webpage of the Wheaton/Illinois-based “Peter Deyneka Russian Ministries” appeals for donations to the family of 26-year-old Alexander Khrapachenko. This young Baptist from Rovno was tragically killed during the shootings on Maidan. But why should the mission not also start an appeal for the bereaved family of a policeman? The death total of roughly 90 including something like 15 state-supported policemen. That would underline the non-partisan peacemaking character of the Gospel. This would allow the mission to better fulfil the task stated in the page’s heading: “Healing and Reconciliation in Ukraine”.

This would also demand a significant change in course for the mission. A primary representative of this mission in Ukraine, the young Baptist professor Michail Cherenkov, is struggling mightily in cyberspace for EuroMaidan and against Russia. Is “Russian Ministries” willing to voluntarily abandon its ministry on the ground in Russia for the sake of this? That would be a great pity, for RM has done good work in gathering the new, young “evangelical intelligentsia” in the former USSR. Irpen near Kiev has until now functioned as a kind of Wheaton and think-tank for the evangelical movement in Russia and beyond. Is that role now over? It is difficult to reconcile myself with such an eventuality.

Yet the political-strategic aspect dare not remain central. More important is the question: How does God think and what is he expecting from us? In the interview with “Decision”, Alexander Turchinov quotes Romans 8:31: “If God is for us, who can be against us?” Yet the RUECB statement sounds otherwise: God is impartial and finds himself beyond the battle. He does not struggle for West-Ukraine against East-Ukraine — nor vice versa.

Of course: Acting President Turchinov is in need of our prayers! Can he at least keep the remainder of the country (without Crimea) in one piece? Can he defend moderate forces against the onslaught of the radical right? His task is not an enviable one.

A note regarding myself: Why do I formulate relatively political commentaries on the present danger? I’m being asked to do this – most Russian Protestants will remain silent for psychological, educational and linguistic reasons. Which doesn’t mean they aren’t thinking. I hope that Western Christendom will notice the existence of other, alternative perceptions. I believe that recognition is vital for future co-existence. We can make progress only if we first of all understand how things really are.

William Yoder, Ph.D.
Moscow, 18 March 2014
Mobile for Yoder when in Moscow: +7-916 874 5868
Journalistic release #14-02. 1.653 words.