Normal
0
false
false
false
RU
JA
X-NONE
/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}
Современный человек далек от примитивности, далек от начала
истории и своих корней. Назвать современного
человека
примитивным – значит оскорбить его, вывести за границы цивилизации в
пространство доисторического, первозданного мира.
истории и своих корней. Назвать современного
человека
примитивным – значит оскорбить его, вывести за границы цивилизации в
пространство доисторического, первозданного мира.
Отношение к примитивному показывает факт прогресса и его цену. Человек создал свой
мир, вторую природу, но утратил изначальную простоту, естественность отношений
с жизнью, особенно с ее сакральными измерениями.
мир, вторую природу, но утратил изначальную простоту, естественность отношений
с жизнью, особенно с ее сакральными измерениями.
Примитивный человек более близок к началу. Primitivus — и простой, и первый, самый ранний. Простой – значит более
естественный, правдивый, безыскусный. Первый – значит еще не испорченный, не
переделанный, не искаженный.
естественный, правдивый, безыскусный. Первый – значит еще не испорченный, не
переделанный, не искаженный.
Примитивный человек видел, чувствовал, переживал, понимал
сакральность мира как естественность, данность. Не-примитивный, цивилизованный
человек смотрит на мир с недоверием, он заражен подозрительностью и упрямой
установкой на неприятие, отторжение сакрального.
сакральность мира как естественность, данность. Не-примитивный, цивилизованный
человек смотрит на мир с недоверием, он заражен подозрительностью и упрямой
установкой на неприятие, отторжение сакрального.
Простым и в этом смысле естественным выглядит представление о
священном, которое есть, присутствует рядом с мирским. Сложным и неестественным
представляется взгляд на мир как светский, лишенный сакральности. В последнем
случае разум человека делает более сложную операцию с образом мира, лишает его
того, что до сознательного усилия десакрализации было само собой разумеющимся.
священном, которое есть, присутствует рядом с мирским. Сложным и неестественным
представляется взгляд на мир как светский, лишенный сакральности. В последнем
случае разум человека делает более сложную операцию с образом мира, лишает его
того, что до сознательного усилия десакрализации было само собой разумеющимся.
В христианской теологии и философии религии сложилось особое
понимание простоты как свидетельства истинности и подлинности (на этом держится онтология Ансельма, по этому принципу работает «бритва Оккама», так
выстраивается апологетика Суинберна). Идея о существовании Бога
является более простой, чем мысль о Его возможном отсутствии (если следовать в русле логики «простоты», сама мысль
о невозможности существования Бога окажется невозможной).
понимание простоты как свидетельства истинности и подлинности (на этом держится онтология Ансельма, по этому принципу работает «бритва Оккама», так
выстраивается апологетика Суинберна). Идея о существовании Бога
является более простой, чем мысль о Его возможном отсутствии (если следовать в русле логики «простоты», сама мысль
о невозможности существования Бога окажется невозможной).
В первом случае мысль движется позитивным путем, принимая
очевидность существования Бога на основании других очевидностей –
гармонического устройства мира, «тонкой настройки» вселенной под человека,
соразмерности физических и нравственных законов. Во втором случае человеческий
разум начинает с не-очевидности, которую упорно выбирает как основание для
собственного проекта мирского как де-сакрализации, т.е. отрицания того
сакрального, что уже было предложено как очевидность и естественность, того изначального, что уже было.
очевидность существования Бога на основании других очевидностей –
гармонического устройства мира, «тонкой настройки» вселенной под человека,
соразмерности физических и нравственных законов. Во втором случае человеческий
разум начинает с не-очевидности, которую упорно выбирает как основание для
собственного проекта мирского как де-сакрализации, т.е. отрицания того
сакрального, что уже было предложено как очевидность и естественность, того изначального, что уже было.
В первом больше простой, изначальной, и в этом смысле
примитивной веры, живого благоговения, детского доверия. Во втором случае
больше философии. Не случайно Мирча Элиаде начинает свои
рассуждения о «священном и мирском» с отсылки к Рудольфу Отто, который
«прочитал Лютера и понял, что означает для верующего «живой Бог». Это не Бог
философов и не Бог Эразма, это не какая-то идея, абстрактное понятие,
простая моральная аллегория, это — страшная мощь» (Элиаде
М. Священное и мирское / Пер. с фр., предисл. и коммент. Н.К. Гарбовского. —
М.: Изд-во МГУ, 1994. — С. 15-17).
примитивной веры, живого благоговения, детского доверия. Во втором случае
больше философии. Не случайно Мирча Элиаде начинает свои
рассуждения о «священном и мирском» с отсылки к Рудольфу Отто, который
«прочитал Лютера и понял, что означает для верующего «живой Бог». Это не Бог
философов и не Бог Эразма, это не какая-то идея, абстрактное понятие,
простая моральная аллегория, это — страшная мощь» (Элиаде
М. Священное и мирское / Пер. с фр., предисл. и коммент. Н.К. Гарбовского. —
М.: Изд-во МГУ, 1994. — С. 15-17).
Сакральное встречает нас посреди жизни, оно присутствует в
жизни как ее основа, глубина и смысл. Оно присутствует до философского
отношения к жизни и сохраняется внутри пафоса философского отрицания.
жизни как ее основа, глубина и смысл. Оно присутствует до философского
отношения к жизни и сохраняется внутри пафоса философского отрицания.
Отсюда формулируется необходимость
такого философско-религиозного отношения к сакральному, которое не отказываясь
от наработанной культуры критического мышления, вернуло бы это самое мышление к
его же началам, к началам простым, первым, очевидным.
такого философско-религиозного отношения к сакральному, которое не отказываясь
от наработанной культуры критического мышления, вернуло бы это самое мышление к
его же началам, к началам простым, первым, очевидным.
Надлежит осмыслить сакральное не
как помеху современному мышлению, а как его изначальное условие, «точку опоры»
для человека, стремящегося к «самостоянью». Тогда развитие культуры и
цивилизации будет строиться не на отрицании сакрального как «примитивного»
(первобытно-отсталого мышления «наивного дикаря», «религиозного человека»), но
на принятии примитивного (изначального, простого, естественного) как
сакрального.
как помеху современному мышлению, а как его изначальное условие, «точку опоры»
для человека, стремящегося к «самостоянью». Тогда развитие культуры и
цивилизации будет строиться не на отрицании сакрального как «примитивного»
(первобытно-отсталого мышления «наивного дикаря», «религиозного человека»), но
на принятии примитивного (изначального, простого, естественного) как
сакрального.
Если угодно, сакральное – это
самое необходимое, самое простое, примитивное (!) условие мышления, культуры,
цивилизации. Забвение же сакрального угрожает антропологической катастрофой, забвением начал, забвением себя.
самое необходимое, самое простое, примитивное (!) условие мышления, культуры,
цивилизации. Забвение же сакрального угрожает антропологической катастрофой, забвением начал, забвением себя.
