«Пожалуйста, не умирай. Или мне придется тоже. Ты, конечно, сразу в рай, а я не думаю, что тоже…». Очень люблю эти строки. Не разделяя многое в творчестве Земфиры, все же резонирую с ее готической настроенностью на смерть как правду и суд бытия, как способ разрешения абсурда жизни. Смерть – та черта, за которой открывается подлинная реальность, выход из матрицы. Но стоит ли перепрыгивать через ступеньки, которые к ней ведут? Может пока вкусить сладких апельсинов, послушать музыку, утихомирить мешающих спать соседей, подумать о себе, встретить любовь, поверить в чудо?
Я не их тех, кто читает мораль. Все, что могу сказать тем, кто стоит у последней черты, «пожалуйста, не надо…». Это дружеская просьба человека, который вроде «сам такой», но при этом видит Свет, чувствует Любовь, слышит Бога, а потому при всей абсурдности человеческой жизни продолжает жить, питаясь свыше.
Вовсе не обязательно выпрыгивать из нашего мира, духовная реальность совсем рядом – рукой подать, и открывается она не через радикальный протест, а через смиренное покаяние. Хотя протест может вести к покаянию, а спор с Богом к примирению с Ним. От утраты Бога к поиску Его — именно таким путем шли многие культовые герои нашего времени.
Христос призывал внимательно слушать тех, кто еще имеет уши. Но что остается, когда голос Бога больше не слышен, когда звонкая пустота внутри – там, где совесть и Бог должны быть и звучать? Остается наш болезный крик, стон души, вопль ужаса от того, что «боги удалились». Способны ли мы это расслышать за шумом музыки и свистом обалдевшей толпы? Невдумчивые поклонники, слушая музыку, не слышат ни автора, ни себя. «Правильные» люди затыкают уши, чтобы не слышать музыки, которую не понимают, закрывают глаза, чтобы не видеть того, что не вмещается в их одномерное сознание. Особо религиозные вообще ускоряют шаг, проходя мимо, спеша в свои церкви – убежища, тихие гавани и зоны комфорта.
Я слышу в звуках и словах, в тревожной какофонии мира живой поиск и духовную борьбу, крик о помощи и зов к отсутствующему Богу. «Перед входом в бессмертье свою душу / Вложил в песню, которую в небе / Не услышал никто, / И в ожидании тщетном святым камнем / Написал свое имя на песке / И канул в лету / Мой брат во Христе!» (группа «Крематорий», «Мой брат во Христе»). Я вижу, как волны времени смывают многие имена, написанные на песке. Мир их забывает, церковь осуждает. А кто возьмет на себя смелость вместить все эти голоса, звуки, письмена и переварить, осмыслить, прочувствовать? Чтобы был услышан каждый, чтобы ни канул в лету никто. Говорят, что юный Паганини, услышав звон колокола, затыкал в ужасе уши – так сильно резонировали звуки в его внутреннем мире. Вряд ли можно собрать всю боль мира, мировую скорбь, но о Weltschmerz нужно знать, с ней нужно считаться. Прозрения пророков и память ушедших – ответственность ныне живущих, уроки жизни и темы молитв. Есть особые люди, которые переживают на себе весь ужас мира, его падшесть, богооставленность, опустошенность. Они выражают то, что другие чувствуют на подсознательном уровне. Они говорят не о себе только, но о всех нас. Вот почему бояться их – бояться себя, не слушать их – не слушать себя.
До неприличного молодая (в 19 лет!) и до трагизма талантливая Янка Дягилева высказала на заре «перестройки» то, что назрело в больной обществе, что витало в воздухе тяжелым трупным запахом:«Порой умирают боги — и права нет больше верить
Порой заметает дороги, крестом забивают двери
И сохнут ключи в пустыне, а взрыв потрясает сушу…Огонь пожирает стены, и храмы становятся прахом
И движутся манекены, не ведая больше страха
Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином
Теперь больше верят погонам и ампулам с героином
Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин
Фолклором народным станет убивший Авеля Каин
Погаснет огонь в лампадах, умолнут священные гимны
Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут
Так иди и твори, что надо, не бойся, никто не накажет
Теперь ничего не свято…»[1] (1985).
Сама Янка ушла из жизни 9 мая 1991 г. Но что-то умерло в ней задолго до этой даты. Свет ее звезды рано померк. Еше в 1987 г. она скажет: «Наивные созвездия за медицинской ширмою / Накроет покрывалом мой безвременный уход». А что-то осталось жить и после ее ухода, ее переживая, объясняя, оправдывая для нас, живущих почти два десятилетия спустя, в другой эпохе, в другом «кино». Это что-то – искренность и нежность ищущей души, ее тонкость, хрупкость, но также и честность, принципиальность. В сумме это можно назвать правдивостью, подлинностью, какой бы жуткой в своей откровенности она не была.
Легендарный Александр Башлачев воплотил в себе и своих песнях те же острые ощущения жизни неподлинной и мечту, глубокую интуицию о жизни иной:«Как ветра осенние подметали плаху
Солнце шло сторонкою да время — стороной
И хотел я жить, и умирал — да сослепу, со страху
Потому, что я не знал, что ты со мной…
Как ветры осенние жали — не жалели рожь
Ведь тебя посеяли, чтоб ты пригодился
Ведь совсем неважно, от чего помрешь
Ведь куда важнее, для чего родился
Как ветра осенние уносят мое семя
Листья воскресения да с весточки — весны
Я хочу дожить, хочу увидеть время
Когда эти песни станут не нужны[2]».
По собственному признанию он умирал, не зная, что «ты» всегда с ним. Это о ком? О любви, о Боге, о божественной любви? Ведь все это одно и то же. 18 февраля 1988 СашБаш выбросился из окна девятого этажа. Наиболее чувствительные души, одаренные острой восприимчивостью, часто гибнут от «передоза» жизнью, когда мыслей и чувств, боли и тоски — взахлеб. Души же деревянные живут долго и тупо.
И все же надо сказать правду, хотя страшно ее сказать: для тех, кто не знал света, прыжок в небытие будет встречей с беспросветной тьмой. Я не знаю, что было с Янкой и Башлачевым, я говорю не о них, говорю о нас, о тех, кто еще бредет в свето-тенях, обдумывая свой итог.
То, что я хотел передать стоящим на краю и заглядывающим в бездну, случайно прочитал в «сети» в готовом виде, а потому повторяю чужое как свое: «Я знаю, что ты будешь говорить о моем напрасном волнении, о том, что ты выбрался бы сам… Но… знаешь… я сегодня впервые молюсь за несколько лет… Молюсь, чтобы ты выжил… Странная это молитва: «Боже, пусть он живет, Боже, он же не грешник, а всего лишь ищущий истину… Боже, прошу тебя, пусть он живет!»[3]
[1] Русское поле экспериментов. Егор Летов, Янка Дягилева, Константин Рябинов. – М.: Дюна, 1994.
[2] Как ветра осенние // Александр Башлачев. Стихи. – М., 1997.
[3] Фудр. Пожалуйста, не умирай… // http://www.goneliterate.ru/libro/read.text-3960.xml
