Online

The Mission as a Challenge

The Mission as a Challenge

The mission of the Church is a challenge to the Church itself. Not a right, but a duty. Not property, but an objective. Not a whole, but a part. Not a given, but a target.
The mission of the Church makes sense only in the context of the mission of God, and the Church itself – only in the light of the Kingdom. That is, the Church and its mission exist only in the perspective of movement towards the Kingdom, but not in the centripetal area of special religious interests.
The mission calls upon us to remember not only all that we as the Church are in and of ourselves, but that we are sent forth, called upon to set out, we are en route, in motion, in service. If we are en route, then we have to be willing to serve in every place and seize every opportunity, clearly aware that the situation is constantly changing and that we are changing, too.
In response to this thought, there are several aspects of the mission, which make us uncomfortable, but at the same time, which wake us up and return us to ourselves, to our calling.
First, the mission should be targeted, meaning it should target a particular place; it should be germane, adapted to that place. As we move forward, we should not hurry, we should not disregard the place. Most effective missionaries saw «men as trees» (Mark 8:24), that is, the places were indistinguishable, unrecognizable, anonymous. It can be worse still, when we don’t even see trees, because we’re looking at the world as if from the window of a high-speed express train, rushing into eternity, and therefore all we see outside the window is an indistinguishable mass of colors flying past.
Second, our mission should be both modest and bold – we are called upon to be an influential minority. A minority, but influential. This realization came to me in 2008, and in 2010 my collection of the same name was published. To me, this way of putting things seemed honest, truthful and cautiously optimistic, but it struck our church leaders as defeatist, obviously flawed. Thus, I was surprised and cheered to hear similar sentiments at the Third Lausanne Congress in Cape Town.
We have no choice – we have to recognize that we are in the role of the minority. Not only as regards our circumstances, but also before God Himself. We have no choice when it comes to being the minority or the majority. Our choice lies elsewhere – namely, to be an influential minority or to accept assimilation.
What does it means to be influential? How can we maintain ourselves among the more powerful groups and titular cultures? We need to be aware of our advantages, offer that which is exclusive, be strong with a power that is light and soft, meet the needs of all, be different, other-worldly, principled, and at the same time wise.
In a hostile environment, we need to be ready not only to develop our structures and ambitious projects, but also to be the church in the church, the evangelical sect in the face of Orthodoxy and Islam, to be steadfast in our convictions and strong in our love as the marginalized. On the one hand, what is required of the minority is a readiness for persecution and a willingness to be fools: “For I think that God has exhibited us apostles as last of all, like men sentenced to death, because we have become a spectacle to the world, to angels, and to men. We are fools for Christ’s sake.” (1 Corinthians 4:9-10). On the other hand, what is required is energy and optimism: «Behold, now is the accepted time; behold, now is the day of salvation. We give no cause for offense in anything, so that the ministry will not be discredited, but in everything commending ourselves as servants of God, in much endurance, in afflictions, in hardships, in distresses…” (2 Corinthians 6:2-4). And then the minority becomes influential: “We are unknown, and yet well-known; as dying, and behold, we live; as punished, and yet not killed; as sorrowful, yet always rejoicing; as poor, yet making many rich; as having nothing, yet possessing everything.” (2 Corinthians 6:2-4).
Third, our mission is to be diverse and inclusive. We need to see all aspects of each side, to choose the best course, but to not lose sight of the whole. What kind of mission is expected of us today? Testimonies? Christianization? Transformation? Compassion? Reconciliation? Solidarity? Conviction? Think about where we hurt the most. The mission will be the answer to this pain.
Be conciliators – today, I regard this undertaking as imperative for Ukrainian Christians. Not only Ukraine, but the entire world is fragmented – socially, politically, culturally, religiously. A mission of reconciliation creates a community of peace, abolishing borders and front lines. «Therefore, if anyone is in Christ, the new creation has come: The old has gone, the new is here! All this is from God, who reconciled us to Himself through Christ and gave us the ministry of reconciliation: that God was reconciling the world to Himself in Christ, not counting people’s sins against them. And He has committed to us the message of reconciliation. We are therefore Christ’s ambassadors, as though God were making His appeal through us. We implore you on Christ’s behalf: Be reconciled to God. God made Him who had no sin to be sin for us, so that in Him we might become the righteousness of God.» (2 Corinthians 5:17-21)
Fourth, the mission must to be ecumenical. I would employ yet another word: catholic. What this means is that it needs to be universal in scope, all-embracing, united. How is it that the Church is such? It can accommodate all only when it abandons its walls. It can become boundless and fit within its limits in the Kingdom only when it abandons boundaries and limits.
Confessional boundaries limit our options and bar us from the scope of God’s acts in the world. If we can ask the question, «Where are the boundaries of the Church?», then it is easy to find an immediate answer: «There are none, nor should there be.» What the people of the Church, aware of themselves as the people of the Kingdom, face before them is the most important discovery: we have more allies than we expect. No matter where we are, we can hear the voice: «I have many people in this city» (Acts 18:9-10).
Fifth, the mission is necessary not only to them, but also to us, not only to the world, but to the Church itself. Not only do we give as much as we receive, we do not so much sacrifice as we triumph, and we do not teach as much as we learn.
In the end, we need to understand: our presence among the people is much more important than their presence in our church. Therefore, we must be careful and look for the kingdom of God in the streets.
Sixth, the mission should be prepared for constant change; not a single trial should be “something strange” (I Peter 4:12). We need to learn to live in a state of constant instability, where there is no safe place, no Christian territory, no forecasts and finely-honed plans, there are no guarantees and assurances.
We must answer the question of how the dizzying changes in society are changing our self-understanding, our topics of discussion, and the shape of the mission. How is God revealed and how does He act in this? How does this help us better understand His mission and our place in it?
Of course it is easier and more interesting to note our successes and progress and to talk about the Kingdom of God from within this situation. But today we must think about and respond to something else, namely how do we effect God’s will in times of war, injustice, chaos, moral decadence, religious conflicts? What is the shape of the future that is emerging through these dark days? It is said that he who knows the future controls history. How can social developments be to us a celebration of the Kingdom in history? What optics help us to see events in the right light? How is the mission of God manifested in these contradictory processes, and what we can do from our side?
Seventh, the mission as a challenge confronts us with the impossible possibility of the Meeting and the Gift, which transforms us and which may become a uniquely valuable component of our evangelistic words and deeds. What does it mean for the Christian and the Church as a whole to fulfill its mission? It means to be a witness to the events of the Meeting and the transforming experience of the Presence. Experience is valuable like never before, and abstract arguments worthless like never before.
All that we can say is to tell about the reception of God’s gift, the miracle of the redeeming and transformational Grace of God. The essence, the subject and the task of the mission are beyond historical logic, economic benefits and political expediency. The Gift is what brings about the rupture, gives rise to wonder, and reveals the impossible as somehow real. If I have no clear understanding, effective strategy and solid plans, I still have the Gift received from above, and which I can share. If I do not have forgiveness as my forgiveness, I still have forgiveness as a gift I have received. If I do not have understanding as my understanding, I still have understanding as a gift I have received. My emptiness and my poverty are filled and replenished by the Gift. All that I can do is share the Gift and bear witness to the Giver.
I have identified seven characteristics of the mission as a challenge that are key to the times. Of course, many more are possible. But this seven-branched candlestick gives us enough light to see our vocation and how we diverge from it. But the main thing is not in us, rather, in this light, we need to think about God and His mission, to better understand it and to be a part of His coming Kingdom.

Тренды 6. Глобализация христианства

Тренды 6. Глобализация христианства

Глобализация политических, экономических и культурных отношений ставит на повестку дня глобализацию христианской миссиологии – выработку целостного представления о миссии Церкви в глобальном мире, в планетарных масштабах.
В 2006 году в Киеве основные евангельские школы Украины провели Богословский форум «Богословие в евангелизме», доклады которого предложили обновленные подходы к целому ряду миссиологических проблем, упуская при этом глобальный контекст из виду. Сооветственно, не было предложено целостной миссиологической парадигмы, учитывающей глобальные тренды и локальные особенности. Примечательно, что в пленарном выступлении епископа Евангельского христианского миссионерского союза Алексея Еропкина «Проблемы современного евангелизма в России» первой проблемой была названа «слабость веры», второй – «разобщенность церквей», и лишь третьей «отсутствие концепции современного евангелиста».
Эта последовательность хорошо отражает наиболее распространенное мнение о проблемах современной миссии: «мы все знаем и верно понимаем, но постоянно что-то мешает».
Не учитывая этого опыта, в 2013 году баптистские церкви Украины провели Миссионерский форум (по мнению организаторов, «первый»), на котором также предложили перспективу различных миссионеских служений, не связав их в целостное представление о миссии и не сказав ни слова о глобальном контексте (несмотря на присутствие лидеров крупнейших христианских объединений и миссий – Евангелической ассоциации Билли Грэма, Всемирного баптистского альянса, Европейской баптистской федерации).
Христианским аналогом «пропаганды» глобализации служит Лозаннское движение; его манифесты, дискуссии и встречи помогают постсоветским миссионерам хотя бы отчасти чувствовать глобальный контекст. Именно в рамках данного движения возникает представление о «миссии как трансформации» и «миссии в контексте трансформации» в «глобально-локальной перспективе».

Тренды 5. Христианство в положении меньшинства

Тренды 5. Христианство в положении меньшинства

Христианской религии приходится смиряться с новым статусом: христиане оказываются в положении меньшинства во многих регионах мира. У нас на глаза происходит радикальное изменение в оценке христианских прав и возможностей на присутствие и влияние в обществе. Лозунги христианизации в смысле воинственного захвата власти во всех сферах и всех регионах уступили место более трезвому анализу – не только статистики, которая последние десятилетия начала беспокоить миссиологов, но и богословских оснований для претензий на место и роль главной религии в мире.
За последние сто лет в миссиологии и миссионерских планов относительно глобального влияния произошли головокружительные перемены. Всемирная миссионерская конференция, состоявшаяся в Эдинбурге в 1910 году, дала старт экуменическому движению за глобальную евангелизацию и провозгласила лозунг о «евангелизации всего мира уже в этом поколении». Председательствовал на ней американский методист Джон Мотт, лидер христианской молодежной ассоциации (YMCA) и Всемирной студенческой христианской федерации (WSCF), за деятельность которых он впоследствии станет лауреатом Нобелевской премии мира.

Спустя сто лет в Эдинбурге подобную юбилейную конференцию завершал англиканский архиепископ Джон Сентаму родившийся в Уганде и бежавший оттуда от преследований.
Организаторы конференции Эдинбург-2010 сознательно противопоставили это событие Эдинбургу-1910: конференция прошла одновременно в нескольких местах, Эдинбург был лишь одним из них; отказывась от привязки к региону Северной Атлантики, они признали смещение центра христианской гравитации на Юг; целенаправленно был расширен круг участников, включая католиков, православных, пятидесятников; соблюден гендерный и возрастной баланс. Эдинбург-2010 стал событием смиренного прославления Бога за успехи миссии и спокойного осмысления ее новых контекстов. Никто больше не предлагал лозунги о «евангелизации уже в этом поколении».
В том же году в Кейптауне состоялся третий Лозаннский конгресс, в его программе встречались формулировки о «христианском меньшинстве», «положении меньшинства» как новом статусе, который надлежит принять как новую реальность.

Статус «меньшинства» обязывает к серьезному переосмыслению христианской идентичности в современном мире, поскольку затрагивает не только миссиологию, но и многие другие разделы богословия – экклезиологию, богословие культуры, политическое и социальное богословие. Вполне возможно, что известные неудачи миссии, которые привычно списываются на слабую активность христиан, отсутствие дерзновения и изобретательности в миссионерской практике, проистекают из более глубоких и серьезных богословских ошибок относительно миссии Церкви в мире.
Одной из таких ошибок может быть представление о «Великом поручении» как Божьем мандате для социального и культурного господства, для претензий на особый статус главной, «культурообразующей» религии мира. За свою долгую историю христиане привыкли считать себя самой авторитетной общественной силой и самой крупной почти политической партией; в их глазах границы цивилизации совпадали с границами христианского влияния. Рецидивы этих представлений встречаются и в постсоветских церквах – в учениях о «новом мировом порядке» или «христианской политике», в наивной радости от фотографий с президентами и патриархами, в стремлении быть причисленными к «традиционным конфессиям», в амбициозных планах «удвоения численности».
«Программа максимум», предполагавшая зримое и бесспорное покорение мира Евангелию, сегодня сменяется «программой минимум», предлагающей смиренное и в то же время щедрое свидетельство «влиятельного меньшинства».

Тренды 4. «Глобальное потепление»

Тренды 4. «Глобальное потепление»

Продолжается «глобальное потепление» — глобальный сдвиг христианства с севера на юг.
Очевидно, что этот сдвиг несет с собой не только перемещение христианских центров и переселение христианской общины, но и драматические события умирания старого христианского света, захвата и передела зон влияния, храмов и символов.
Более того, смещение на юг приведет к впечатляющим демографическим диспропорцим, к новой структуре глобального христианства.
Но еще более серьезными, хотя и глубинными, не видными на первый взгляд, станут изменения в христианской идентичности, проповеди и богослужении, богословии и миссиологии, социальной позиции, иерархии, схемах управления и финансирования.

Lessons from the Maidan

Lessons from the Maidan

Missio Dei: God, where are you?

Christians understand their objectives and church mission in various ways. It ranges from direct outreach, inviting people to come Church to mission as solidarity, co-participation, and compassion. Like ‘yeast’, Church changes the very structure of social work. We cannot do everything. Therefore, it is important to stay focused and to understand, what mission direction in the range is the most relevant one for today. Where does it hurt most? What is needed most?
When we talk about Church mission, we also mean God’s mission, Missio Dei.
Church is taking part in what God is doing. Thus, before planning our direction, we should understand where God is, and join him. For instance, no one had expected that God would be working in Maidan. It was a revelation to Church. We are so accustomed to the idea that we should bring people to Church. God, however, revealed himself outside Church walls. When we saw that, we intuitively understood that it was something God was at work with, we could not help joining. So Church got involved. Therefore, Church mission is derived from Missio Dei and it focuses on the most important aspect: what God is doing, and not what we can generally do.

Only forward

We have to think about prospects. We have way out only in front of us. In all troubles we have to keep in mind that perspective: where are we going forward to? We do not want to live in deception. Nobody can buy us with bread or meat. I do not claim that life has become easier nowadays, but we are holding to that perspective, we fight for that perspective. We have no right to go backwards. We are not allowed to do that. At least because thousands of Christians had paid a high price with their blood and sacrifice so we can move forward. Therefore, anyone, who compares the present with the past, is neglecting that sacrifice, which has been done. We cannot do it. There is only way forward.

The battle of images of future

During the bloody events in Donetsk, several Christians put a prayer tent there. They were dispersed, beaten up, kidnapped, and tortured. But they got together again and again and prayed for unified and peaceful Ukraine. These people in Donetsk have shown that Donetsk is not uniform. They showed another image of Donetsk. In the same way, our goal is also to show what our society can look like if it is built on Christian values. We should not expect immediate changes, though. Today there is competition of images of future. Most of them have their roots in the past. However, if we win the war for the image of future, we will win the future. And we have to begin with ourselves.
You see, we do not have any buttons or devices to turn the starts on or make sunrise shorter, so the night is over sooner. They simply do not exist. Sometimes, this thought can be depressive, because we want some quick changes. What can we do about it? We have no political parties, no oligarchs, no resources. What do we have? A candle, which I can put on fire. If you are able to put on fire yours, there will be more of us, and the night will get lighter. We cannot make sunrise come sooner, but we can create such places of light of God’s Kingdom, so there is more light. We have candles, not searchlights, but we are able to do make difference with such minimalism. I doubt that we can drastically change the situation in the whole world, but we can make oases of God’s Kingdom, so that people, tired of wondering in the dessert, in darkness, would say ‘At last, there is a place where we can come, have rest and be restored.

From privatization to nationalization

There is a concept of ‘religion privatization’. That is, Jesus is my personal Savior, personal faith, personal spirituality, and personal holiness. Now we can notice that we read the Bible through the glasses of nationalization and socialization. When we think not of personal relationship, but about God’s relationship with nations, his people Israel, with gentile structures. He addresses certain communities. Church is a community as well. For Ukrainian nation there is a question of whether we see God to be our God with such collective and national perspective.

Reform or lose

The civil society in Ukraine hardly existed, because the state dominated it. So, Maidan was the last desperate protests, because people had been experiencing restrictions from all sides. In the same way, church structures were dominated by the government. There is hardly any community nature in the Church. By the term ‘Church’ we mean bishops, particular people, who appropriated it. Where is the sense of community in it? There were numerous different structures. The state faced a newly born civil society, and the Church realized that within the Church there is another Maidan going on. To some extent, it frightened those small ‘yanuvokiches’, who were living in all of us. Therefore, the same processes took place in the Church. And now, we are facing a choice: will the Church manage to be rebuilt from the downward pressure or not? Is the Church a structure or a community? Is it a brotherhood or a bishop institute? Will the Church have its own Christian civil community? It is a very serious question, and if the Church does not respond to it, the credit given to the Church by the society in Maidan, will end up with the feeling of deep disappointment. Everything, which good for status quo or causing hesitation, is doomed.

Opportunity for Christians

We all agree by default that Christians must be proactive and responsible as far as social and political issues concerned. We used to have discussions before. Nowadays, this idea is a starting point for discussion. The process has been launched. Of course, we would like things to change quickly, but we have to keep in mind the long-term perspective. And we also have to be aware that every attempt to change something is always a risky enterprise. It seems to me, we sometimes refuse to admit or accept those risks. Surely, we wanted to return the taken away dignity, lost freedom, rights, and we supported those desires among the people. How could we stay aside and say that it’s better to keep a low profile? By all means, we had to support that pursuit. What did it lead us to? To the destruction of our conventional lifestyle. We ended up in a desert, but there is hope!
At this time, I see that there is a window of opportunities still open for Christians. Eventually, it will be closed. When the situation is settled, there will be fewer opportunities to participate. Stability means there will be a group of people who know: who is doing, what is being done, what outcomes to expect, who is in charge, who are following. Ukrainian identity is open now, and Christian churches are components, or active factor of that identity taking on shape. When it has been shaped, it will be too late for us. Nobody will ever ask us. The narrative will be written by someone else, and all we will be able to do is to comment. If you agree with it – do it! If you disagree – go and look for better things elsewhere. We will not have a chance, unlike Israel, to build our own state in the wilderness. The Kingdom of God is on the earth. Currently in Ukraine we still can incorporate our values, integrate them, add them up, make them happen, while the window remains open. It is getting smaller and gradually shuts down. We abuse patience. To a certain degree, this uncertainty in the country works on our side. God is patient. He is addressing us: while this thing is still going on and the invitation is still valid, are you going to use it or not? That will be it. No place for regrets in future. The door will close, the window will be shut, and you will remain in your sectarianism, being the outcasts of the society and you will keep grumbling and feeling discontent. You did not cease your chance, so now do not scold those who have used it.

Тренды 3. «Структуры закрытого мира»

Тренды 3. «Структуры закрытого мира»

Продолжается переструктурирование общества, мозаика сфер подчиняется неумолимой логике глобального секулярного порядка
Если раньше угрозой для христианской веры считалась автономия сфер, т.е. отсутствие всепроникающего порядка, возможность исповедовать разные мировоззрения в соответствующих сферах, то теперь вере, претендующей на целостность и вездеприсутствие, угрожают подобные претензии со стороны глобальной секулярной системы. Новая гомогенность мира строится не на индивидуальной или посферной свободе для религии или от религии, а на подчинении всех сфер секулярной форме религии.
Мир стал глобальным не только в том смысле, что все его регионы стали взаимосвязанными частями целого «глобуса», но и в том смысле, что все сферы его жизни оказались завязанными в один узел, подчиненными одному порядку. В этом мире не верить в Бога стало легче, чем верить; установки неверия действуют по умолчанию и блокируют любой серьезный разговор о Боге.
Тезис о существовании Бога стал проблематичным, в то же время Его отсутствие стало едва ли не очевидным. Техника восполняет нужды, ранее адресованные Богу; демократия оправдывает столь широкую толерантность, что декалог и христианская этика преставляются антидемократическими; потребитель довольствуется возможностями богатого и щедрого рынка; посмодерн ограничивает жизнь поверхностью, горизонтом видимого и телесного. В этом порядке исчезает необходимость в Боге, для трансцендентного не остается свободного места, разве что среди экзотики.
В универсальном порядке секулярного меняется восприятие Церкви – она больше не принимается как священная, святая или освященная, но лишь как социальный институт, один из многих и подобный другим. От людей церкви ожидают следования общим правилам, общения на общем языке, служения общему благу, и все это «общее» понимается, конечно же, совершенно секулярно.

Тренды 2. Подчинение различий

Тренды 2. Подчинение различий

2. Глобальная духовная ситуация нивелирует региональное многообразие

Глобальное определяет фон, на котором проявляет себя локальное. Глобальное формирует условия, в которых развиваются или умирают локальные культуры.
Миссиологи должны быть внимательны к местным особенностям, но при этом не должны впадать в очарование от уникальных деталей. Не стоит забывать, что локальное встроено в глобальный порядок, подчинено ему, находится в позиции рецепиента, объекта влияния.
Нюансы локального позволены глобальным в качестве украшающего орнамента, причудливого декора, строго подчиненного внешней логике (экономике рынка, религии секуляризма, власти империи).
Выживает то, что способно встроиться в новый порядок, срастись с ним, служить ему. Поэтому стоит задавать вопросы о прагматике отношений глобального с локальным: в чем состоит закономерность глобализации и как локальные особенности могут отвечать ее интересам.
Общим трендом будет выравнивание или управляемость различий на пути к упрощению, стандартизации, универсализации.
Глобальное преставляет собой вовсе не одну культуру, утвердившую мировое господство над всеми другими путем их уничтожения и подавления.
Глобальное в его современных проявлениях нужно понимать как сплав культур вокруг наиболее интегративной из них, пока такую роль выполняет культура американская (в политическом и культурном содружестве союзников по Северной Атлантике).

Тренды 1. Техника и технологии

Тренды 1. Техника и технологии

Тренды

Очертив ситуацию и определив основные факторы, влияющие на миссиологическое понимание глобализированного и секуляризированного мира, стоит обратить внимание на наиболее важные тренды, активно развивающиеся и продолжающие менять социальный ландшафт.
1. Техника и технологии задают новые форматы для выражения веры и свидетельства о ней
Научно-техническое развитие стало непредсказуемым и следовательно неуправляемым. Обычные люди даже не в состоянии понять суть научных достижений и их последствия. Облик мира определяется невиданным господством техники и столь же невиданной слабостью, относительностью духовных оснований.
Новый режим и структура жизни не оставляют времени для религии. «Человек страдает от своих забот и работы, даже когда не работает. Мы погибаем от всего того инструментария, которым себя окружили: от машин, выпускающих ту или иную продукцию, от машин, при помощи которых мы общаемся, от машин, которые нас перевозят. Жизнеобеспечивающая техника постоянно требует нашего внимания, оставляя тем самым все меньше и меньше пространства для символов, расширяющих границы духа» [Хаутепен А. Бог. Открытый вопрос. — М., 2008. — с. 139]
Уже сегодня нужно думать не о пользе освобождения и расширения возможностей, которую принесла научно-техничекая революция, но о лечении человеческой души, порабощенной техникой, об освобождении человека от техники. Религия, ранее благословлявшая прогресс, сегодня становится его врагом, но не в том смысле, что снова включает книги Коперника в индекс запрещенных книг или борется против компьютеров и идентификационных номеров, а в смысле пророческого предупреждения и обличения новых форм зависимости человеческого духа.

Сопутствующие факторы глобальной (пост)секулярности

Сопутствующие факторы глобальной (пост)секулярности

С секуляризацией и глобализацией связан ряд факторов, влияющих на способ жизни и самопонимания общества, а также на место и роль христианства в этом обществе: 1) научно-технической революции, 2) демократии, 3) культа потребления, 4) постмодернистской культуры.
1. Научно-техническая революция не только расширила возможности людей в производстве и коммуникации, но и поменяла ценностные ориентации, режим общения, организацию времени. Техника и технологии из вспомогательного инструментария человека превратились в самостоятельную силу, определяющий фактор, властно регулирующий жизнь общества. Благодаря технической революции стали возможными глобальные связи – финансовые, производственные, торговые, культурые, политические, религиозные. Между странами и народами разных концов света возникло новое чувство вселенскости, «кафоличности» – чувство глобального единства, принадлежности к общей цивилизации и культуре. Религии стали рассматриваться как части глобальной религиозности, различия традиций начали тонуть в плюралистичной и толерантной всеобщей духовности.
2. Другим важным фактором глобальной цивилизации стала демократия, которая претендует быть не только формой реализации политики, но и всобъемлющим принципом жизни. Очевидный кризис демократии не мешает ее агрессивному распространению. Отрыв демократии от исторических и духовных корней лишь облегчил ее спекулятивное использование в интересах глобальной власти. Еще недавно Хантингтон утверждал, что демократия – западный антично-христианский феномен, и она скорее уникальна, чем универсальна. Сегодня же «распространение демократии» стало геополитической доктриной.
3. Культ потребления стал новой глобальной религией, полностью секуляризированной и абсолютно демократичной. После «конца истории» и «распространения демократии» потребление стало общим делом всех и каждого. Конечно, еще продолжаются конфликты между народами и религиями, но в их основе лежит не столько идейный или политический, сколько потребительский интерес. Этот же потребительский интерес и соединяет людей, заставляет их мириться друг с другом как с участниками одного глобального рынка. В основе глобального единства лежит потребительский консенсус, «общественный договор» потребителей.
4. Техника, демократия и потребление были переосмыслены в рамках постмодернистской культуры и нашли оправдание и перспективу в ее ключевых положениях о тотальном релятивизме, краеугольном принципе удовольствия, критике разума, герменевтике подозрения, трансгуманизме, закате метанарраций и проч. Культура, использующая возможности техники, демократии и потребительского рынка, замешанная на философии постмодернизма, оказывается благосклонной к любым желаниям, не претендующим на серьезность, глубину, ультимативность и исключительность. Анархическая свобода желания ставит себе на службу инструменты техники, демократические свободы и предложения рынка. Постмодернистская культура ничем не сдерживаемой свободы воспевает поверхность как свободу от глубины, риторику как свободу от метафизики, хаос как свободу от порядка, игру как свободу от серьезности и проч. Культура обращается против своей этимологии, поскольку предпочитает бегство, восстание, разрушение, смерть, а не обработку, возделывание, выращивание, созидание.
В своей совокупности факторы техники, демократии, потребления и постмодерна создают новый ландшафт глобального секулярного общества, который можно охарактеризовать через следующий ряд: постхристианское настроение, кризис демократии и капитализма, конец идеологии, агрессивная толерантность, восстание меньшинств, несвобода быть собой и следовать своим принципам, безбрежный релятивизм и рассеивающий плюрализм, популярность массоидных сообществ на фоне атомизации общества, спрос на сильную руку и объединяющую власть, все менее гуманный и все более воинствущий «гуманизм» (exclusive humanism Чарльза Тейлора, «исключающий» трансцендентное [«Секулярна доба», c. 40]).

Глобализм и (пост)секулярность как контекст emerging missiology

Глобализм и (пост)секулярность как контекст emerging missiology

Постсекулярность как состояние культуры
Современная миссиология находит себя в странном, невиданном ранее социальном контексте. Нынешняя ситуация не вырастает из прошлого, не следует из предыдущего опыта, а разрывает преемственность, отрицает свои же корни. Философы и социологи не нашли ничего лучшего, чтобы описать это странное состояние мира и его восприятие через приставное слово «после» («пост»). Все стало определяться через призму «пост-» — будто общество перестало стремиться к чему-то, и находит себя уже после чего-то, после некоего судьбоносного рубежа, точки невозврата, непоправимой утраты.
Известный философ Чарльз Тейлор описывает произошедшие перемены через понятие секулярного: «Перемена, которую я хочу определить и отследить, ведет нас от общества, где было практически невозможно не верить в Бога, к такому, где вера, даже для самого стойкого верующего, является лишь одной из возможностей среди других» [«Секулярна доба», c. 17].
Впрочем, последние десятилетия религиоведы и социологи говорят о конце секулярного. Хотя мир никогда и не был секулярным, чтобы перестать им быть. Также как не был христианским. Мир не стал несекулярным или нехристианским. Но сегодня ни секулярное, ни христианское более не могут реализовать претензии на мета-позицию или мета-мировоззрение. Такое ограничение в притязаниях, добровольно-вынужденное смирение бывших метанарраций передается понятиями постсекулярности и постхристианства.
Именно постсекулярность представляется наиболее адекватным концептом для разговора о глобальных религиозных трендах. Призрак агрессивной секулярности еще бродит миром, но большинство не верит в призраки и предпочитает с ними не встречаться – не потому что боится, а потому что это лишь тени прошлого, никому не интересные и не нужные.
Мир живет не по закону исключения, а по принципу сочетания того, что еще вчера сочетанию не подлежало. Постсекулярное общество – общество, в котором секулярное и религиозное существуют вместе и лишь благодаря друг другу. Аналогичным образом, глобальное и локальное принадлежат другу другу в связке глокального. Ничто не исключается, но все ограничивается в своих претензиях на универсальность и окончательность. Кажется, что ни агрессивная евангелизация, ни насильственная секуляризация более не возможны, потому что их цели утрачены и обесценены, ведь, в конце концов, крайности никому не нужны. Но при этом возникает глобальный порядок, огранивающий все, кроме себя.
Глобализация как всеобщая связь
Не только секуляризация – как внутренняя логика цивилизационного развития, но и глобализация – как всемирная взаимосвязь всех со всем, работает на разрушение границ, внутренних правил, закрытых традиций, их ярко выраженной специфичности и убедительной исключительности.
Стирая грани, глобализация разрушает локальные структуры ради создания одной единой структуры, всеохватной и всепроникающей. Недаром это слово (и связанный с ним символ земного шара) находит завершающее понимание через другие слова-символы – «сеть» и «паутина». Net и Web стали, вероятно, самыми «глобальными» словами, известными по всему миру и явно соревнующимися со словами «Иисус Христос» и «Церковь». Новый «глобальный» словарь ставит на первые позиции слова компьютер, демократия, рынок, постмодернизм. Эти слова стали важными факторами, сопутствующими секулярной глобализации.