Через відродження церкви – до духовного відродження суспільства

• 31 августа, 2009
• Статьи

Через відродження церкви – до духовного відродження суспільства
Асоціація «Духовне відродження» євангельських християн-баптистів

В середовищі євангельських церков не так багато місій, які б мали багаторічну історію та стратегічне бачення на майбутнє. Більшість проектів виникають заради кон’юнктурних ситуацій і зникають, коли змінюються політичні або фінансові можливості. «Духовне відродження» — одна з найстаріших та найвідоміших місіонерських організацій. Багатий досвід і постійний самоаналіз дозволяють розвиватись і постійно реформуватись навіть на тлі кризи церков та їх місії. Вже сама назва дозволяє поміркувати про подвійну місію організації – духовне відродження суспільства силами євангельських християн-баптистів, а з іншого боку, відродження самих баптистів, яким зміни потрібні не менше, ніж суспільству.
Хоча офіційно асоціація була утворена у 1992 р., її витоки сягають тридцятих років минулого століття, коли емігрант Петро Дейнека почав міжнародне служіння допомоги віруючим у СРСР. Засноване Дейнекою «Слов’янське євангельське товариство» сімдесят років активно працювало по обидва боки залізної завіси. Мільйони книг перетинали кордони у кейсах з подвійним дном, через дипломатів та туристів. Можливо, саме духовна література, свіжі та глибокі ідеї «духовного відродження» особистості та країни в цілому зруйнували імперію зла.
Син Петра Дейнеки став засновником нової організації, поклавши в її основу принципи екуменізму, соціальної відповідальності, партнерства з демократичними урядами. Асоціація «Духовне відродження» розпочала свою активну місійну діяльність в Москві, але згодом були утворені національні центри в Києві, Мінську, Тбілісі, Ризі. Структура від самого початку була децентралізованою, тобто зорієнтованою на регіональну специфіку та самоврядування.
Першим масштабним проектом «Духовного відродження» став «Проект-250», мета якого полягала у підготовці місіонерів та заснуванні 250 нових церков. Біля 5000 лідерів євангельських церков пройшли спеціальні курси. В результаті їх праці виникла тисяча нових церков. Радикалізм ідеї визначався конфліктом традиційних євангельських церков та нових лідерів, які мали бачення сучасної та місіонерської церкви. Акцент було зроблено не на конфлікті всередині церков та їх переформатування, а на створенні здорової альтернативи у вигляді нової спілки місіонерських церков. Водночас проводились семінари, курси, тренінгі для пасторів, викладачів недільних шкіл, молодіжних лідерів, тобто тих служителів нової формації, з яких росли команди місіонерських церков. Місія допомагала фінансовими та освітніми ресурсами на перших роках становлення церков, очікуючи, що поступово громади стануть самостійними і в свою чергу зможуть виступити засновниками нових церков. Слід визнати, що плани «Проекту-250» виявилися утопічними, багато церков свідомо обирали залежність, уникаючи фінансової відповідальності.
«Духовне відродження» допомогло національним союзам церков ЄХБ створити систему дитячого та молодіжного служіння, започаткувало глобальну систему видання та розповсюдження книг та періодики для молодих лідерів (власне видавництво, десятки магазинів, виставок, міжнародних проектів). В допомогу місіонерському служінню надруковані сотні найменувань книг, більшість з яких є унікальними видавницькими проектам. Так через проект «Біблійна кафедра» всі учбові заклади Євро-Азіатської акредитаційної асоціації євангельських шкіл отримали якісні навчальні посібники та наукову літературу по базових напрямах підготовки. Слід зауважити, що видавництво «Духовне відродження» співпрацює переважно з національними авторами і заохочує молодь євангельських церков розвивати свій творчий потенціал.
Зважаючи на глибоку соціально-економічну кризу перших років після колапсу СРСР, багато уваги приділялось гуманітарній допомозі. Через церкви, сиротинці, лікарні розповсюджувались мільйони тон благодійних подарунків для дітей та хворих. Сьогодні місія працює для дітей Чорнобильської зони відчуження, «дітей вулиць» Москви, постраждалих сімей Беслана. Щороку проводяться сотні літніх таборів, в яких діти та молодь мають можливість не тільки оздоровитись, але й можна не тільки оздоровитись.
З 2005 р. «Духовне відродження» підтримує мережу християнських організацій «Risk Network», яка консолідує досвід та ресурси тих, хто працює з дітьми груп ризику. Проводяться конференції з проблем постінтернатної адаптації, психологічного консультування, семінари для тих, хто бажає прийняти у свою родину сиріт.
Щороку з ініціативи «Духовного відродження» проходять семінари та конференції з питань соціального служіння ВІЛ-інфікованим, профілактики небезпечних соціальних хвороб.
Місія зробила у розвиток національних церков багатомільйонні інвестиції. Це і фінансова підтримка місіонерів, і будівництво сотень нових церков. Одночасно у штаті місії було майже 400 місіонерів. Більшість з них — українці, які присвятили своє життя проповіді євангельського християнства «братським» народам Росії, а нині страждають від дискримінації з боку влади та своїх російських одновірців.
Проте сотні новеньких молитовних домів та тисячі місіонерських груп (малих церковних громад) залишаються без пастирів, без підготовлених церковних служителів. Очевидно, що потрібні нові моделі церковного управління, типи лідерства, форми служіння, яких не варто очікувати від старого, радянського покоління баптистських лідерів. Саме тому головним пріоритетом місії стала смілива візія нової генерації служителів – ініціативних, соціально відповідальних, компетентних, вільних від радянської спадщини. За словами президента «Духовного відродження» Сергія Рахуби, «Бачення місії – покликати нових лідерів до активного служіння, сформувати їх мотивацію до поступових змін у церкві та суспільстві. Нова генерація компетентних та посвячених лідерів може багато змінити – відновити місіонерських дух церкви та відродити суспільство, просуваючи Царство Боже на пострадянському просторі».
Національні команди «Духовного відродження» працюють в Україні, Росії, Білорусі, Молдові, Казахстані, Узбекістані. Місія має представницькі центри в США, Канаді, Великій Британії.
«Духовне відродження» працює переважно з баптистськими церквами, але відкрито до співпраці з широким колом інших євангельських церков і послідовно дотримується не конфесійної, незалежної позиції.
В останні роки місія виступала ініціатором круглих столів та конференцій, присвячених обговоренню кризової ситуації в євангельських церквах та їх місіонерській діяльності. На відміну від церков, які пишаються власними традиціями і працюють на внутрішні інтереси, кредо місії полягає в тому, що принести добрі зміни в суспільство може лише та церква, яка сама відкрита до змін. Тому духовне відродження для суспільства можливе лише через духовне відродження церкви. На це складне, але важливе завдання працює асоціація «Духовне відродження».
24-25 жовтня 2008 р. під проводом лідерів асоціації був проведений міжнародний форум «Місія сьогодні: історія, аналітика, нові підходи. Перспективи міжнародного партнерства в країнах СНД» (м. Ірпінь, Київська область). У християнських медіа форум назвали антикризовим, тому що в його основних тезах йшлося про кризу і водночас про нові можливості, які вони відкриває. Більш ніж 250 лідерів з 20 країн обмінялись досвідом служіння і оцінками ситуації у глобальному християнстві та місії церкви. Керівників місій, пасторів церков, богословську професуру об’єднала занепокоєність кризовими тенденціями в місіонерській праці та стагнацією церковного розвитку. Якщо в країнах Азії, Африки та Латинської Америки євангельські церкви зростають, то в Європі їх чисельність катастрофічно зменшується.
Доповідачі звернули увагу, що міжнародна допомога та праця тисяч західних місіонерів в СНД не принесли очікуваних результатів, а національні церкви не змогли ефективно використати запропоновані ресурси і втратили унікальні можливості стати самодостатніми. Фінансова залежність від Заходу призвела до того, що майже не розвивались внутрішні ресурси і формувався комплекс бідних та відсталих пострадянських націй.
Соціальний євангелізм (відкритість до суспільства та соціальна відповідальність), заснування нових церков (а не «перебудова» старих), неформальні підходи до християнської освіти та формування нової місіології були визначені як стратегічні напрями місії. Соціальний євангелізм передбачає безпосередній зв’язок проповіді з благодійністю, християнською культурою та просвітою. У країнах СНД існує проблема культурного відчуження між євангельськими християнами та православним суспільством, або мусульманською більшістю, тому необхідні локальні моделі інкультурації, контекстуалізації проповіді у національних культурах. Вчення про Втілення та кенозис можуть бути основою для контекстуальної місіології.
Заснування нових церков залишається одним з пріоритетних напрямів місії. Замість того, щоб витрачати сили на зміну традиції, місіологи запропонували зосередитись на створенні нових церков з сучасними формами служіння і новими методами місіонерської праці. Засновники місій «Світло Євангелії» та «Добра звістка» у своїх доповідях засвідчили, що саме в місіонерських церквах успішно формувались нові генерації служителів і пройшли апробацію більш ефективні моделі служіння.
Підготовка нових лідерів, здатних відповідально та компетентно продовжити справу місії в умовах глобальної кризи залишається найбільш актуальним завданням для євангельських церков СНД. На цей виклик має відповісти християнська освіта, яка разом з фундаментальною богословською підготовкою дає орієнтацію на місію, має практичну спрямованість. Водночас стає очевидним брак компетентних лідерів, які були б авторитетними серед суспільства, а не тільки у стінах власної церкви. Директор «Спілки студентів-християн України» Денис Гореньков звернув особливу увагу на те, що найбільша та найактивніша аудиторія – студентська – залишається майже недосяжною, бо праця з молоддю вимагає не тільки посвячення, але й ерудиції, фахової підготовки, конфесіональної незаангажованості. Освіта, наука, культура – нові, ще не відкриті місіонерські поля. Майбутнє євангельських церков та їх місіонерських успіхів залежить від того, чи знайдуть вони шлях до молодих поколінь, чи збудують мости від церкви до суспільства.
«Антикризовий» форум став початком широкої та часом гострої дискусії серед євангельських церков СНД про глибинні причини кризи місіонерства та можливі шлях виходу з неї.
20 травня 2009 р. в Ірпінському офісі «Духовного відродження» пройшов круглий стіл «Яким бути церквам завтра? Місія та реформація», в роботі якого прийняли участь представники церков та місій з більшості регіонів України. Учасники констатували, що стагнація церковного розвитку та зниження ефективності місіонерської діяльності вимагають радикальним чином переосмислити підходи до місіонерства та традиційні моделі церковного служіння. Як виявилось, євангельські церкви досі не напрацювали оригінальних моделей організації церков, релевантних до національної культури та ефективних у місіонерському служінні. Тисячі церков, заснованих у роки релігійної свободи, не виросли з малих груп до повноцінних громад. Незважаючи на високу зацікавленість досвідом західних мегацерков, стабільно зростаючі багатотисячні національні церкви залишаються скоріше виключенням, ніж правилом. Образи здорової та успішної церкви бачаться по-різному, але більшість лідерів визнає, що з їхніми церквами «щось не так». Вочевидь, традиційні церкви буде конче складно реформувати (а може й не варто це робити), тому питання дискусії торкались перш за все нових церков – яким шляхом їм розвиватись, які моделі обрати чи сформувати, що змінити та переосмислити у служінні, щоб воно стало плідним. Цікаву метафору запропонував пастор молодіжної церкви у Києві Деніс Кондюк: «Мі звикли бігати спринт та очікувати швидкої перемоги, але сьогодні варто вчитись бігати крос і навіть марафон. Церква має готуватись до послідовної та системної праці на далеку перспективу».
Гострі дебати викликали питання про роль церкви у сучасному суспільстві. Чи потрібна реформація сучасній церкві? Що необхідно змінити у ставленні церкви до суспільства, щоб люди звернулись до Бога? Як наблизити церкву до суспільства, але не змішати їх інакшості?
Резонансним був виступ Миколи Романюка, пастора Ірпінської біблійної церкви, директора Інституту підготовки церковних служителів, здобувача Відділення релігієзнавства Інституту філософії імені Г.С. Сковороди. Зокрема, він наголосив на важливості простоти та відкритості церкви до суспільства та змін: «Церква має небезпеку продукувати і уділяти духа підозрілості і закритості, байдужості і недовір’я. Ми маємо небезпеку проголошувати «іншу Євангелію» закону і дрескоду, букви і форми. Коли приходить «інше» відходить суттєве, правдиве, і що найстрашніше, оте «інше» не живе, воно не несе собі животворящого начала – навпаки, воно заморожує і умертвляє. Певен, Павлове застереження про втрату простоти сьогодні звучить нашим українським баптистським церквам. Часто брати і сестри з старіших церков простотою називають невіґластво та наглість, невченість та невихованість. Для багатьох молодих церков простота – це свобода від форм старих церков. Простота, прямота, щирість є прямою протилежністю складності та застиглості церковних форм і культу, складності правил та приписів. Спрощення церковного служіння й культу зробить служіння ясним для сучасних людей. Євангельська простота у Христовій любові – саме вони відрізняли нас, штундистів, баптистів, євангельських віруючих від історичних церков. Цінність простоти була адекватною в абсолютно ворожому середовищі Російської імперії у ХІХ і ХХ ст. Вона ж, думаю, буде найадекватнішою у глобалізованому ХХІ ст.».
Аналіз кризових тенденцій у євангельських церквах підводить до висновку, що саме молодому поколінню належить роль реформаторів. На сьогоднішній день більшості церков не вистачає служителів (третина з них не має пресвітерів, а інші потребують омолодження кадрів). Засновники церков та будівники молитовних домів часто не мають, кому передати духовну відповідальність, опіку над душами, а між тим це служіння важливіше споруд чи тимчасових проектів.
У відповідь на нагальну потребу наситити новими лідерами місіонерські церкви та їх служіння був ініційований рух «Школа без стін». «Школа без стін» — це неформальний підхід до мотивації та підготовки молодих лідерів помісної церкви до практичного служіння. Сформувати активну християнську позицію та допомогти зробити перші самостійні кроки у служіння своїм покликанням – мета «Школи без стін». «Школа без стін»» — це не тільки семінари, але також можливості цікавої практики в рамках соціальних проектів «Варто жити», молодіжних конференцій «Християнин нашого часу», театральних фестивалів, школи молодіжного лідерства «Перспектива», клубів «Твоя перспектива», «Тема», «Sky life», дитячих та підліткових Олімпійських ігор і т.п.
Керівник баптистської молоді Білорусі Михайло Корнєв бачить у «Школі без стін» спосіб активізації та адаптації молодих людей до нових умов служіння: «Світ швидко змінюється і церква має адекватно реагувати на ці зміни. В Школі формуються лідери майбутнього, які зможуть продовжити естафету місії після нас».
Член наглядової ради «Школи без стін», благовісник Олексій Мельничук нагадує, що «В ранній церкві богослов’я належало помісній громаді, але потім, на жаль, стало справою ченців чи професорів». «Якщо ідея «Школи без стін» стане зрозумілою для широкого християнського загалу, воно зможе перерости в євангельський рух наставництва та духовного виховання, через що церква знову має стати центром активної духовної освіти і обновитись у служінні навколишньому світові», — запевняє цей відомий служитель.
Сьогодні у пострадянських суспільствах нове покоління молоді грає все більш активну роль, але воно потребує підготовки та мотивації, щоб повести церкву у майбутнє. Двері перед християнами відчинені, але церкви зберігають обережну дистанцію від суспільства. На думку ініціаторів «Школи без стін», церкві потрібно бачення, яке надихає на активне служіння по інших бік церковних стін.
Американський богослов Тед Ворд, професор Trinity Evangelical Divinity School у своєму аналізі служіння «Школи без стін» підкреслює: «Дуже часто школи будують стіни відчуження між вчителями та студентами, відокремлюючи напрями, класи, рівні. Іноді стіни відділяють освіту від реального життя. Ініціатива «Школи без стін» нагадує нам, що освіта – це значно більше, ніж сидіння за партою. Практична освіта відкриває нові шляхи і надихає до дії».
За п’ять років служіння «Школи без стін» цей рух розширив географію свого впливу з європейської частини на Кавказ та Середню Азію. Щороку в 60 групах навчається більше 2000 студентів.
Освітній процес організований як серія щомісячних семінарів на базі помісної церкви, які служать її потребам, але не обмежуються її кордонами і закликають до активного служіння суспільству. Теми основних семінарів розкривають фундаментальні істини в актуальному форматі: «Основні принципи віри для життя і служіння», «Духовне формування сучасного лідера», «Християнське консультування», «Євангелія в сучасній культурі», «Соціальне служіння: принципи та форми», «Місія церкви учора та сьогодні», «Як підготувати ефективну проповідь», «Керівництво молодіжним служінням», «Біблійна етика для сучасного світу».
«Школа без стін» як програма загальнодоступної та мотивуючої місіонерської підготовки корелює з ідеєю «Церкви без стін» як відкритої до суспільства, спрямованої не на власні інтереси, а на духовні запити простих людей. Як не парадоксально це звучить, але церква існує не для християн, а для нехристиян. Нагадати цю просту і водночас важливішу для християн істину намагається «Духовне відродження» через служіння «Школи без стін» та інші проекти, покликані відродити церкву для активного служіння суспільству.

Веб-ресурси Асоціації «Духовне відродження»
Офіційний сайт — www.asr.ru
«Школа без стін» — www.bez-sten.com
Молодіжний веб-журнал — www.linguafranca.su, www.oja.ru
Молодіжна школа «Перспектива» — www.youth.asr.ru
Національна мережа організацій по служінню дітям груп ризику — www.risknetwork.ru
Служіння християнських театрів — www.mirkukol.ru

Керівництво Асоціації «Духовне відродження»
Сергій Рахуба – президент, випускник Moody Institute, місіолог (Чікаго, США),
Михайло Черенков – віце-президент, доктор філософських наук (Відділення релігієзнавства Інституту філософії), мешкає в м. Ірпінь (Київська обл.),
пастор Павло Токарчук – директор російського представництва (м. Москва),
Руслан Чернов — директор українського представництва (м. Ірпінь),
епископ Генадій Бруцький – директор білоруського представництва (м. Мінськ),
пастор Володимир Убійвовк – директор молдавського представництва (м. Кишинів), випускник Празької семінарії,
пастор Федір Мокан – директор «Школи без стін» (м. Санкт-Петербург), випускник Університету UNISA.

Консультативна рада Асоціації «Духовне відродження»
Пастор Олексій Мельничук (м. Сакраменто), пастор Григорій Комендант (м. Ірпінь), пастор Сергій Головін (м. Симферополь), пастор Юрій Сіпко (м. Москва), пастор Валерій Антонюк (м. Полтава)

В поисках подходящей миссиологии

• 15 июля, 2009
• Статьи

ПОСТСОВЕТСКИЕ ЕВАНГЕЛЬСКИЕ ЦЕРКВИ В ПОИСКАХ ПОДХОДЯЩЕЙ МИССИОЛОГИИ:
ГЛОБАЛЬНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ И МЕСТНЫЕ РЕАЛИИ
(русская версия статьи об appropriate missiology)

Будущее миссии в странах бывшего СССР связано с формированием целого ряда подходящих, локальных, аутентичных, эффективных, целостных миссиологических подходов в рамках парадигмы всемирного христианства, которая основывается на библейских принципах, разворачивается в целостную теоретическую систему, обобщает исторический опыт церквей и различных богословских подходов, учитывает местный контекст и ориентировано на нужды и вопросы локальных сообществ.

Писать объективно о миссиологии в постсоветских странах сегодня дело непопулярное. Церкви хотят слышать вдохновляющие слова о перспективах евангельского движения, о росте церкви, резонансных миссионерских проектах. Но серьезный исследователь, думающий не на злобу дня и выгоды ради, не может закрывать глаза на очевидный кризис миссии евангельских церквей. Причины нынешнего кризиса имеют и локальные корни, и глобальные связи, поэтому миссиологический дискурс должен учитывать историю, опыт, подходы, все то, что составляет наследие мирового христианства во всей его многомерности.
Представляется странным, что евангельские церкви и миссии бывшего СССР так и не сформировали свою миссиологическую парадигму. Обычно это объясняют тем, что за двадцать лет религиозной свободы церкви просто не успели подготовить богословов и миссиологов, которые смогли бы не только приобрести практический опыт служения, но и обобщить его в оригинальных концепциях. Это объяснение можно принять, хотя двадцать лет – срок немалый, и пора бы уже показать хотя бы первые результаты, динамику развития.
Куда больше удивляет то, что многочисленные западные исследователи и миссионеры, прошедшие подготовку в семинариях, имевшие возможность работать в лучших христианских библиотеках, за 20 лет работы в бывшем СССР также не создали серьезных аналитических разработок. Исключение, на наш взгляд, составляют интересные статьи Кэтрин Воннер [1], в которых поставлены важные вопросы о соотношении культурных и социальных реалий постсоветских стран, с одной стороны, и миссионерской активности церквей и международного христианского сотрудничества, с другой. Впрочем, оптимизм автора относительно роста евангельских церквей в бывшем СССР (массовое «обращение в евангельскую веру») представляется малообоснованным, поскольку он основывается на переменчивых социально-политических конъюнктурных ситуациях (которые будут неизбежно меняться в пользу национальной православной церкви) и международных миссионерских инвестициях (они стремительно сокращаются), и мало учитывает внутрицерковные и богословские противоречия самих евангельских христиан.
Когда открываешь многочисленные международные журналы по миссии и миссиологии, не можешь сдержать вопроса: почему есть карибское, мадагаскарское, тайское богословия миссии, но нет славянского? Почему этот пробел не только не заполнен, но даже не замечен? Неужели это не важно для национальных церквей в бывшем СССР, не интересно для западных миссионеров, работающих там, и не озадачивает даже обычно внимательных профессиональных миссиологов из западных семинарий?
Речь идет не о миссиологии, которая движет национальными или западными миссионерами и соответствует их культуре и интересам, но о той миссиологии, которая отвечает нуждам и вопросам людей, стоящих за порогом церкви, тех людей, к которым обращена миссии. Конечно, эта миссиология не только современная и контекстуальная, но и библейская, ее с полным названием можно назвать «подходящее христианство», как это делает Чарльз Крафт. По его мнению, «Подходящее христианство должно быть христианством, соответствующим Писанию, с одной стороны, а с другой, должно быть уместным для людей в данном культурном контексте» [2]. Концепт воплощения может быть основой для такого рода богословий миссии, так как позволяет сблизить внутренний мир церкви и внешний мир культуры, преодолевая духовное и социальное отчуждение.
Подходящее христианство – благая весть, выраженная для разных культур, народов, социальных групп, всегда специфических и потому требующих творческих подходов. Подходящее христианство следует из подходящей миссиологии, первое не может быть выражено релевантно и эффективно до тех пор, пока в благовествующей церкви не сформировано второе.
Нужно специально оговориться, что речь должна идти не просто о теологической доктрине для миссии, но о целостном христианском мировоззрении как оно выражается в культуре и социальной жизни окружающих людей, о том, что можно назвать всеобъемлющей контекстуализацией [3], т.е. о не примитивной, сложной, развитой, комплексной методике. Подходящая миссиология может стать основой для теории и практики всеобъемлющей контекстуализации, благодаря которой общество узнает не только историческое христианство в музеях и архивах, но, прежде всего, встречается с подходящим христианством как с реальной возможностью чудесного преображения жизни.
Из каких источников может формироваться подходящая миссиология как парадигма миссионерского служения в постсоветских странах? Таких источников, как минимум, четыре: библейское учение, богословие миссии, исторический опыт, особенности местной ситуации. Характеризуя эти источники, мы обратимся к наиболее актуальным концепциям ведущих миссиологов, которые обобщают библейские и современные принципы и подходы. Взаимодополнительность библейских, богословских, исторических и региональных условий (причем именно в такой их последовательности!) открывает возможность для формирования актуальной и подходящей миссиологии для церквей в бывшем СССР.
Право и обязанность, принципы и модели контекстуализации имеют библейские основания. Помимо многочисленных прямых указаний, сама структура, способ организации библейского текста поощряет его исследование, интерактивное прочтение, творческое применение для выполнения миссии. В Новом завете богословие миссии раскрывается не как система универсальных правил, но как творческий процесс воплощения вечных истин в мире относительных культурных и социальных форм. Миссиологи видят в этом поощрение для своих поисков новых моделей, вдохновение для попыток сделать Евангелие актуальным: «Новый Завет дает нам нечто большее, чем завершенную богословскую систему. Писания – это модель того, как богословие формируется в контекстах, в многообразии культурных связей, и предлагается для аудитории в постоянно новом варианте. Современная церковь должна учитывать не только то, что Новый завет говорит (само послание), но и как он это делает (процесс богословия)» [4].
Уже в апостольской церкви можно обнаружить прообразы практически всех возможных миссионерских подходов. Роланд Аллен в своих классических трудах раскрыл современность методов апостола Павла и подчеркнул циклический характер миссиологического дискурса – обновления возможны через перманентную контекстуализацию, творческое применение изначально известных библейских методов, все новые обращения к ним изнутри современных ситуаций [5].
Впрочем, изучение Нового завета дает основу, лишь ориентиры. Миссиология не строится на одних библейских цитатах и возникает лишь тогда, когда эти ориентиры соотносятся с окружающей нас ситуацией, когда мир Библии сталкивается с миром реальных современных людей. Об этом хорошо говорит антрополог Пол Гиберт: «Когда мы выходим с миссией к людям, мы обнаруживаем, что знания Евангелия в его оригинальном контексте явно не достаточно, и мы должны выразить это Евангелие для людей, которые живут в контексте их повседневности, в мирах, которые слишком далеки от нашего» [6].
Современность, актуальность, практическая действенность Евангелия обещаны Богом и несомненны, но их реализация зависит от того, насколько серьезно миссионеры и миссиологи воспринимают социальный контекст. Очень часто на вопрос о видении и стратегии миссии лидеры евангельских церквей отвечают, что все это записано в Библии и помимо нее ничего не нужно. Это следует считать, по меньшей мере, упрощением. Если мы подходим к выполнению Великого поручения Христа со всей ответственностью, то стоит не только выучить его на память и пытаться что-нибудь делать, но использовать все данные Богом интеллектуальные, социальные, культурные, экономические возможности, чтобы всесторонне реализовать миссию церкви в мире, хорошо понимая и церковь, и мир.
Развитое богословие миссии раскрывает миссионерскую природу церкви и перспективы для служения каждого христианина как миссионера. Утрата миссионерского видения церкви приводит к тому, что члены церквей становятся номинальными. Сегодня Северная Америка, а тем более Европа, рассматриваются как миссионерское поле. Именно на этом фоне оживляется дискуссия о миссионерской церкви, о том, как включить активную молодежь в служение, как вернуть веру и миссионерский дух молодым поколениям, практически потерянным для церкви [7]. В дискуссию включаются новые голоса, мнения молодых пасторов, которые предлагают радикально переосмыслить функции церкви, повернуть ее лицом к обществу. Дэн Кимбел, один из лидеров движения Emerging Churches предсказывает скорый закат церквей, устроенных христианами как резервации для себя же: «Недавно построенным огромным зданиями мегацерквей, ныне наполненным людьми, уготована судьба через 30-40 лет опустеть и превратиться в аттракционы для туристов» [8], и посвящает свой новый бестселлер тем лидерам церкви, которые находят в себе достаточно миссионерского духа и мужества покинуть христианскую субкультуру и быть представителями Царства, а не гражданами своих гетто.
Исторический опыт миссии христианских церквей суммируется в феномене всемирного христианства, где глобальные тенденции и локальные особенности неразрывно связаны. История миссии имеет богатую библиографию, детальную периодизацию, подробные характеристики регионов и эпох, но реалии глобализма заставляют задумать о переходе мира в другое состояние (в котором история и география уже не играют большой роли) и новых радикальных вызовах для миссии, связанных с этим постисторическим modus vivendi.
В мире, где все смешалось, где границы стали прозрачными и все стало слишком близким, утратили свой смысл такие привычные понятия как миссионерское поле, каноническая территория, христианские страны, «недостигнутые страны» и т.д.
Христиане и нехристиане оказались соседями и в этом тесном общежитии Миссия больше не может рассматриваться как распространение, но скорее как посредничество в кросскультурном диалоге. Конечно, всегда есть нужда в международной миссии, в служении миссионеров-путешественников, особенно в странах, где христиане составляют меньшинство и нуждаются в поддержке, но заметим, что они составляют меньшинство и в традиционно христианских странах, так что скоро придется посылать миссионеров в Европу и Северную Америку. Отвечая на вопрос, что будет определять новую миссионерскую парадигму, современные миссиологи говорят все меньше о миссионерах-путешественниках и все больше о новом этапе миссии: «Следующий шаг развития миссии предполагает увеличение числа тех миссионеров, которые способны быть посредниками между разными культурными и религиозными мирами, строить мосты понимания, дипломатично регулировать отношения, договариваться о соучастии» [9]. Согласно новой парадигме миссиологии, отвечающей на вызовы глобализации, миссионеры не воины и не продавцы своих идей, но культурные посредники между Евангелием и миром, Церковью и церквями, богословием и богословиями, теорией и практикой миссии, разными цивилизационными системами и т.д.
Итак, христиане оказываются в мультикультурном и полирелигиозном мире, а значит должны понимать относительный характер своих социальных форм и научиться подниматься выше их, т.к. Евангелие имеет универсальное, кросскультурное значение. В мире бесконечного религиозного многообразия христиане должны вновь осознать не только свою единственность, особенность перед лицом воинствующих нехристианских религий, но также свое межхристианское единство.
В глобальном мире впервые появилась возможность синтеза миссиологических подходов из опыта разных церквей, регионов и эпох. В частности сегодня речь идет об обобщении традиций католической, православных, традиционных протестантских и новых евангельских церквей, из которых выделяются три основных миссиологических подхода: первый основывается на документах Второго Ватиканского собора и принципах православной миссиологии (миссия церкви состоит в единении и общении мира вокруг Триединого Бога), второй выражен в документах Всемирного совета церквей (миссия фокусируется на освобождении, заботе, уважении человека, на социальном евангелизме как провозвестии Божьего Царства); третий вдохновлен энцикликами Иоанна Павла II и документами Лозаннского движения (подчеркивается центральное место и универсальный характер Христа для всего человечества); причем евангельские миссиологи говорят об общехристианском, неденоминационном значении этих моделей: «Мы не только убеждены, что эти три подходы ценны, но также верим, что только их синтез обеспечит надежное основание для более адекватной модели миссии XXI в., которую можно назвать так: миссия как пророческий диалог» [10]. Диалог предполагает отказ от собственной исключительности, изоляционизма, эгоцентричных интересов. Это новая возможность стать едиными в своем пророческом служении постхристианскому миру.
Региональные особенности миссии евангельских церквей в бывшем СССР остаются малоизученными как проблемы и неиспользованными как уникальные возможности. Я вижу несколько ключевых моментов для формирования подходящей миссиологии для постсоветских стран.
Во-первых, понятие миссии предполагает контекстуализацию, адекватность библейским принципам и, одновременно с этим, релевантность культурной среде. Если церковь создает субкультуру и выделяет себя из контекста как закрытое сообщество, она неизбежно становится формальной, номинальной, институциальной. Для евангельских церквей бывшего СССР миссия представляется как «посылка миссионеров» в новые регионы с целью расширения влияния своей конфессии. Но такая миссия не встречает понимания и ответа в окружающем обществе. Необходимо осмыслить миссию не как специфическую деятельность отдельных людей, но как способ присутствия церкви в мире и участия в его судьбе (не только в его духовных вопросах, но и политических, культурных, экономических ситуациях), как призвание, которое каждый отдельный христианин может выполнить в своей сфере и в меру своих талантов. Актуальным заданием становится демаргинализация церкви, ее возвращение в общество и проповедь подходящего христианства, а не своих узко конфессиональных учений, непонятных и неинтересных современникам. А для этого верность евангельским принципам должна [11] быть дополнена глубоким пониманием современной культуры, изучением не только контекста Нового завета (для понимания Евангелия), но также контекста сего дня (для применения Евангелия).
Во-вторых, остается малоизученной и нереализованной возможность подходящей контекстуализации Евангелия в православной культуре. Евангельское течение внутри православия должна рассматриваться как одна из возможностей миссии, а не только как сугубо внутриконфессиональный процесс. Если большинство в стране – православные христиане, то мы должны подумать, как помочь им стать евангельскими православными, вместо того, чтобы доказывать нехристианскость православия и убеждать их стать евангельскими протестантами.
Первые шагом к такой миссии (межконфессиональной и даже внеконфессиональной) может стать доброе соседство [12], навыки которого крайне важны в многонациональной и многорелигиозной стране, когда объединяет территория и история, и при всей разности есть общие нужды и призвание заботиться о благе своего народа. Вторым шагом может стать поиск общего, евангельского основания для христианского единства, по отношению к которому конфессиональные особенности были бы вторичными. Ответственность за историческую судьбу своего народа, миссионерское призвание, искренность веры и верность служению могут объединять евангельских христиан и евангельских православных, т.е. тех представителей разных конфессий, для которых преданность Евангелию и Великому Поручению важнее преданности своей религиозной организации [13].
В-третьих, нам необходим христианский взгляд на историю наших стран, если угодно, христианская философия истории. Евангельское движения лишь часть этой истории, так же как и тысячелетнее православие – лишь часть, хотя и бОльшая, чем баптизм или пятидесятничество. То, что нужно христианам наших стран — исцеление памяти, собирание своей истории воедино из разорванных кусков. Православная церковь и евангельское движение конфронтируют как периоды и исторические линии, но в большем масштабе являются частью одной большой истории – истории церкви. Восстановить эту целостность – актуальная творческая задача для богословов и историков миссии. Применительно к африканской миссии об этой задаче авторитетно напоминал миссиолог Эндрю Уоллс, призывая миссионеров преодолеть историческую «амнезию» и честно ответить на вопросы: кто я для этого общества, каково мое отношение как местного современного христианина к прошлому этой страны, к дохристианским и разным историческим христианским традициям. Трудности с прошлым испытывали первые христиане применительно к греческой культуре или к иудейской традиции, изнутри этих ситуаций формировалась христианская инклюзивная идентичность: «Настоящая проверка нашей богословской подлинности заключается в том, способны ли мы вместить историю Израиля и отдельных Божьих людей в свою традицию, принять эти истории как часть своей истории» [14]. Cегодня эти проблемы могу быть хорошим экзаменом нашей готовности реализовать на практике принципы инкультурации, тестом способности быть частью истории окружающего общества.
Это интересное задание не только для церкви в целом, но и для каждого христианина в отдельности – примирить в себе части прошлого, склеить из кусочков нечто целое. Четыре последних поколения моего рода были евангельскими христианами, но некоторые из них были до обращения коммунистами, а до 1917 г. – православными священниками. И это все части большого интертекста моей личной истории, к сожалению, разорванного на части обстоятельствами. Восстановить целостность этой истории – значит вернуть целостность и аутентичность себе как личности и своему служению в этом обществе.
Есть и еще одна задача – суммирование исторического опыта и соединение его с настоящим, проложить мост от прошлого к будущему, чтобы не застрять в нем и не топтаться на месте. Речь идет о приоритете современности перед прошлым, что в иудейской традиции было выражено в принципе «Галаха по последнему», т.e. наиболее актуальные подходы признаются не то что более правильными, но более предпочтительными, нежели уважаемые традиции, чья актуальность была несомненной в прошлом и чья неактуальность несомненна в настоящем. Эти принципы говорят о важности доверия молодому поколению миссионеров, которым надлежит заново сформулировать вечные истины в новом контексте. Ориентация на будущее поможет сохранить динамику миссиологического дискурса [15], расширяя горизонты служения, а внимание к современникам (живущим здесь и сейчас, а не во времена соборов или схоластики) покажет реальное соучастие церкви в жизни людей, а не ностальгию по собственным канонизированным традициям.
Таким образом, нам нужен исторический синтез опыта разных поколений, обобщение разных миссионерских парадигм, но при этом эта история должна служить современности, миссиология должна быть динамичной.
В-четвертых, важно увидеть свою миссию в более широком масштабе, преодолеть этноцентричный и узко конфессиональный взгляд на призвание поместных церквей. Нам нужна не только констекстуализация аутентичного Евангелия для людей местных культур, но также контекстуализация мирового опыта миссиологии для миссионеров из наших церквей. Мы не можем требовать от Бога специального откровения миссиологии для славянских церквей, отвергая уже открытые истины для миссионеров из других стран. Есть Божий промысел в том, что народы разным одарены, и нельзя считать чужим и ненужным Божий дар, открывшийся через другого. Если мы верим, что христианский Бог – господин всей истории, то должны видеть эту историю целостной и неделимой. Это должно стать вдохновляющим открытием для миссионерских церквей бывшего СССР – почувствовать себя частью всемирного христианства, найти свое особое место в общей истории церкви и миссии.
Таким образом, будущее миссии в странах бывшего СССР связано с формированием целого ряда подходящих, локальных, аутентичных, эффективных, целостных миссиологических подходов в рамках парадигмы всемирного христианства, которая основывается на библейских принципах, разворачивается в целостную теоретическую систему, обобщает исторический опыт церквей и различных богословских подходов, учитывает местный контекст и ориентировано на нужды и вопросы локальных сообществ. Каждое из этих условий представляется необходимым и, в то же время, пока остается малоосмысленным и невыполняемым в миссионерской практике традиционных евангельских церквей. Как оказалось, в эпоху свободы церковь не может выполнить свое миссионерское призвание, оставаясь маргинальной в обществе. Очевидно, что реализация новых миссионерских задач выпадает на долю нового поколения христианских лидеров, сформировавшихся после коллапса СССР, а потому открытых к переменам в церкви и движимых грандиозным видением евангельской реформации в своих странах, смотрящих дальше своего носа — за пределы церковных стен и конфессиональных интересов, в эпицентр общественной жизни и судьбы обычных людей; туда, где действует Бог и где можно стать соучастником Его миссии; туда, где подходящая миссиология христиан реализуется в подходящем христианстве для нехристиан.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Catherine Wanner. Missionaries of Faith and Culture: Evangelical Encounters in Ukraine // Slavic Review 63(4), 2004. – Pp. 732-755; Catherine Wanner. Missionaries and Pluralism: How the Law Changed the Religious Landscape in Ukraine // Contemporary Ukraine on the Cultural Map of Europe, Onyshkevych, Larissa and Maria G. Rewakowicz, eds. (Armonk, NY: M.E. Sharpe, 2009).
2. Appropriate Christianity / Ed. by Charles H. Craft. – Pasadena: William Carey Library, 2005. – Pp. 4-5. Крафт идет еще дальше и утверждает радикальный, нецерковный характер миссии, которая категорически избегает канонизированных форм и при выборе между своей традицией и интересами внецерковного сообщества всегда выбирает именно не-своих, не-христиан.
3. Скот Моро предлагает это понятие для выражения целостности, сложности и содержательности миссии в конкретно-исторических условиях. Он говорит не только о библейских принципах, но и о междисциплинарном подходе к культуре (Scott Moreu. Contextualization That Is Comprehensive // Missiology: An International Review, Vol. XXXIV, no. 3, July 2006. – P. 326.). Для евангельских христиан в постсоветских странах подобный междисциплинарный синтез остается подозрительным философствованием, но очевидно, что без него наше понимание миссии (миссиология) и наше миссионерство будут оставаться узко религиозными, абстрактными, далекими от реалий жизни обычных людей.
4. Dean Flemming. Contextualization in the New Testament. Patterns for Theology and Mission. – Downers Growe: InterVarsity Press, 2005. — P. 296. Автор обращает внимание, что в тексте Нового завета творчески синтезировались духовные и обыденные истины, языки религии и культуры, что может быть примером для современных христиан, которые часто стремятся выглядеть традиционнее самих евангелистов и апостолов.
5. Roland Allen. Missionary methods: St. Paul’s or ours? – Grand Rapids: Eerdmans, 1962. Вот лишь наиболее интересные для современных церквей инновации апостола Павла, подмеченные автором. Во-первых, самоуправление поместной церкви, дающее ей право выбирать формы жизни и служения; во-вторых, понимание церкви не как закрытой зоны комфорта или христианского клуба, но как стратегического плацдарма для преобразования всего общества; в-третьих, финансовая самодостаточность поместной церкви и ответственность каждого христианина за ее служение.
6. Paul G. Hiebert. The Gospel in human contexts. Anthropological explorations for contemporary missions. – Grand Rapids: Baker Academics, 2009. — P. 12.
7. Missional Church. A Vision for the Sending of the Church in North America / Ed. by Darrell L. Guder. – Grand Rapids: Eerdmans, 1998. – P. 59. Американские миссиологи видят в «миссионерской церкви» альтернативу «институциальной церкви», которая служит для самой себя и обслуживает внутреннюю субкультуру (Там же, с. 60).
8. Dan Kimball. They like Jesus but not the Church: insights from emerging generations. – Grand Rapids: Zondervan, 2007. – P. 16. В этой интересной книге прекрасно иллюстрируется пропасть между миром церкви и миром обычных людей и бросается вызов христианскому мужеству быть в мире. При этом утверждается, что миссионеры должны не только изредка выходить в мир из церкви с целью военных походов, но научиться полноценно жить в реальном мире, потому что именно там пребывает и действует Бог: «Быть миссионерской церковью не означает «принести весть о Христе» людям. Нужно исповедовать, что Иисус активно действует в современной культуре, и мы присоединяемся к Нему в том, что Он совершает среди людей (Там же, с. 20).
9. Paul G. Hiebert. The Gospel in human contexts. Anthropological explorations for contemporary missions. – Grand Rapids: Baker Academics, 2009. – P. 179. Миссиолог дает объективную оценку прошлой парадигмы (впрочем, для постсоветских церквей она вовсе не прошлая, а пока главная), благодаря которой Евангелия распространилось по всем миру. Но обращает внимание, что сегодня религиозные особенности географических регионах стираются, и вовсе не нужно никуда ехать, чтобы у себя в «христианской стране» встретиться с представителями нехристианских народов. Глобализация сложным образом связана с возрождением региональных и локальных культурных систем, потому можно говорить не о глобальном или локальном, а о глокальном мире (glocal world) , где вместо или всегда будет и (и христиане, и мусульмане, и даосы, и кришнаиты – все оказались рядом и все влияют на общество по-своему, так что проповедь исключительности («только мы и никто больше») становится не только невозможной, но и опасной).
10. Stephen B. Bevans, Roger P. Schroeder. Constants in context. A Theology of Mission for Today. – New-York: Orbis Books, 2004. – P. 283-284. Автор призывает пересмотреть традиционные взгляды на миссию, которые не были ошибочными, но были односторонними: «Мы больше не можем рассматривать миссию как распространение церковного влияния или спасение душ язычников; мы не в праве больше использовать терминологию колониализма; мы уже не можем понимать миссионерскую деятельность как передачу западных благ недоразвитым или развивающимся народам и странам… Миссия это диалог. Это понимание людей в их специфике, это открытость их традициям, культуре, опыту, а также уважительное принятие их религиозных понятий. Но миссия также пророческий диалог, через который они призываются к обращению, к более глубокому и полному пониманию Триединого (в Себе диалогичного) Бога» (Там же, с. 284-285). В диалоге нет места высокомерию и дискриминации, поскольку действует презумпция уважения и общечеловеческого равенства. В диалоге позиции уточняются и дополняются, здесь место многообразию и единству в их живой диалектике. Но особенность пророческого диалога состоит в его миссионерской направленности, в том, что он не может быть дискуссией между человеческими традициями, но возвещает универсальное Евангелие, выраженное в разных формах в ответ на поиски и вопросы.
11. Мы используем это сильное слово «должна» (а не «может»), чтобы подчеркнуть крайнюю важность этого условия (двойной верности) для подлинности и эффективности, библейской аутентичности и культурной релевантности. Нельзя добиться успеха в одной из двух задач, только в двух одновременно. Об этом лаконично говорит Дэвид Хессельгрейв: «Контекстуализация, которая остается аутентичной и при этом желает быть эффективной, должна основываться на повышенном внимании как к библейскому тексту, так и к культурам современников» (David J. Hesselgrave. Contextualization that Authentic and Relevant // International Journal of Frontier Missions. – Vol. 12, 3. – 1995. — P. 119).
12. Интересную концепцию добрососедства («Mateship») предлагает для миссионеров Австралии профессор Роберт Галахер. Он начинает с констатации безуспешности импортных подходов: «Церковь представляет христианство в формах, неприемлемых для мировоззрения туземцев» (Robert L. Gallagher. “Me and God, We’d Be Mates” Toward an Aussie Contextualized Gospel // International Bulletin of Missionary Research. – Vol. 30, No. 3, July 2006. — P. 130) и призывает к построению мостов между церковью и местными сообществами для совместной работы над культурной и религиозной идентичностью общества.
13. Такие прецеденты в истории России и других православных стран хорошо известны и описаны. Однако концептуальные тезисы, выводы и рекомендации предлагаются в основном западными авторами, которые, в отличие от национальных, видят в этом не столько межконфессиональные проблемы, сколько общие перспективы евангельского христианства. См. John B. Toews. Revival and Mission in Early Communist Russia (1917-1927) // Direction. – Fall 2002. – Vol. 31. No. 2. – Pp. 206-19; Herb and Maureen Klassen. An Evangelical in the Russian Orthodox Church: Fr. Alexander Men (1935-1990) // Direction. – Spring 1997. – Vol. 26. No. 1. – Pp. 30-42.
14. Andrew F. Walls. The Gospel as Prisoner and Liberator of Culture // Landmark Essays in Mission and World Christianity / Robert L. Gallagher and Paul Hertig, editors. – New-York: Orbis Book. – 2009. – P. 145.
15. Динамичность, постоянное развитие, открытость к новому опыту – необходимые условия всеобъемлющей контекстуализации, подчеркивает процитированный выше Скот Моро: «В эпоху радикальных культурных перемен процесс контекстуализации веры должен быть перманентным, не прекращающимся. Нужно видеть в этом богатые возможности для верующих переосмыслить себя и изменить свой образ жизни в ответ на вызовы вечного Евангелия и быстро меняющегося общества» (Scott Moreu. Contextualization That Is Comprehensive // Missiology: An International Review, Vol. XXXIV, no. 3, July 2006. – P. 326.).

Демократия под вопросом

• 14 июля, 2009
• Статьи

Демократия под вопросом
Новая литература об оранжевой революции в Украине

Andrew Wilson. Ukraine’s Orange Revolution. – Yale University Press, 2005
Andrew Wilson. Virtual Politics. Faking Democracy in the Post-Soviet World. – Yale University Press, 2005

(Примечание: материал был написан в 2005 году и публикуется для сравнения тех настроений и сегодняшних)

Украинских ученых и даже просто эрудированных читателей обилие иностранной литературы об оранжевой революции не может не радовать. Внимание мировой общественности, западных политологов и социологов к Украине, надеемся, не случайно и не кратковременно. Похоже, Украине получает признание как вполне самостоятельная, отдельно стоящая фигура со специфическими возможностями и функциями, как новая сила на «большой шахматной доске» (Збигнев Бжезинский) глобальной политики. Вместе с тем очевидна актуальность именно трезвого аналитического подхода – по ту сторону романтизма и огульного нигилизма. Указанные издания и предлагают своего рода программу демифологизации украинского чуда, чтобы после вынесения за скобки сфабрикованных мифологем (и негативных, и апологетических), представить реалистичную картину демократических/антидемократических/псевдодемократических процессов в постсоветском пространстве.
Разумеется, ставить задачу детальной исторической реконструкции событий – «как оно было» (по Леопольду фон Ранке) – неоправданные амбиции ученых. Возможны, по меньшей мере, две парадигмы, изнутри которых факты могут видеться совсем в разных контекстах и комбинациях. «Москва – третий Рим» и Pax Americana – эти идеологемы определяют конфликт интерпретаций событий оранжевой революции. И между ними якобы должен был определить себя, свое будущее украинский народ.
О роли России в рецензируемых книгах сказано много, пожалуй, даже слишком много. Настолько, что складывается впечатление, будто сами западные исследователи все еще не верят, что Украина и Россия – разные государства. Можно искать «русский след», но необходимо раз и навсегда понять: безответного, одностороннего прямого вмешательства во внутренние дела Украины ныне быть не может. Речь должна идти о конфликте двух государств, а не об усмирении Москвой окраин собственной империи. Повторим: Украина – не окраина империи, и потому вопрос о роли Москвы в политических событиях оранжевой революции должен проходить по ведомству международного права. На патерналистскую защиту русской диаспоры, собственных интересов, национальной и коллективной безопасности, чем не раз Россия оправдывала свои интриги в Приднестровье, Абхазии, Прибалтике, вмешательство списать не удастся.
Надо понимать, что спор Москвы и Киева продолжается тысячелетие. Русский философ Георгий Федотов говорил, что три города-столицы определяют метания русской души: Москва – в сторону Азии, Санкт-Петербург – в сторону Европы, а Киев – некий срединный путь. С Киевом Москву соединяет множество духовных и культурно-исторических связей. Ведь здесь колыбель русского христианства, здесь же сложилось первое русское государство. Сюда пришел апостол Андрей, сюда приплыли варяги. На злой ревности, гордости и крови замешано возвышение Москвы и борьба за первенство с Киевом. В 1169 году владимирский князь Андрей Боголюбский сжигает Киев, уничтожая даже церкви, Печерский монастырь, Софийский собор (и при этом будущие москвичи назвали его Боголюбским – то есть Бого-любивым(!), а ныне православные поминают его как «святого благоверного князя»). Богородица якобы открыла ему, что митрополия и святыни должны быть перенесены из Киева в северо-восточные русские земли, которые несколько позже соберутся вокруг Москвы.
Незадолго до революционных событий президент Леонид Кучма издал свою новую книгу «Украина — не Россия». По иронии судьбы этот тезис стал откровением и достоянием его оппонентов – миллионов оранжевых революционеров. На Майдане сформировалась новая коллективная и даже национальная идентичность украинцев. «Я был на Майдане», — пока это лишь субкультура, но постепенно она проникает в широкие массы и возвращает народу его достоинство и свободу.
Много говорят и пишут о расколе нации, но удивительным фактом также стало единение и дружба представителей разных регионов. Киевляне встречали пьяных и злых сторонников Януковича, приехавших из восточных областей Украины, добродушно и гостеприимно, с чаем и бутербродами. Более того, многие русские, живущие в Украине, ощутили себя украинцами, частью единой нации. Так что граница прошла не между странами и народами, но между культурами, мировоззрениями, системами ценностей – свободолюбивой, демократической, и патерналистской, тоталитарной. Если первая ставит во главу угла личную идентичность и апеллирует к свободному «Я», то вторая — коллективную, и говорит от лица «Мы».
Призрак советизма, советского тоталитаризма, имперскости бродит по постсоветским просторам, питаясь ностальгией по утраченной народной целостности и идентичности. Новые поколения украинцев, сформировавшиеся в годы перестройки и после обретения независимости, должны утвердить новую национальную, политическую, культурную идентичность. А от старшего поколения требуется недюжинное мужество распрощаться с идеей советской общности.
Недавно по заказу кремлевских политтехнологов с критикой оранжевой революции выступил проф. Пятигорский, известный русский философ, живущий в Лондоне (!). Он заявил, что революции не было, так как не произошло радикальных перемен в государственном строе и диспозиции сил в обществе. В самом деле, революцию удобно критиковать, требуя развития по ленинскому сценарию, когда государство и общественное устройство разрушаются до основания, а затем строится новый мир – с утопическим размахом и кровавыми жертвами.
Но вот вопрос: не закончилась ли эпоха кровавых буржуазных революций? Не пора ли ей закончиться? Пусть уж лучше будут революции демократические – бархатные, тюльпановые, оранжевые и проч. Довольно уж по-советски масштабных революционных экспериментов с переустройством страны и мира.
В украинском обществе после оранжевой революции изменилось очень многое. Изменилось само общественное сознание. Похоже, что Украина отказалась от пресловутой многовекторной политики – «и вашим, и нашим за копейку спляшем», и сделала окончательный выбор в пользу Европы и демократии. Подчеркнем, не в пользу США, которые якобы финансировали революцию. Если это влияние и было, то оно никак не сказалось на тысячах простых людей из сельской глубинки, которые доллар и в глаза никогда не видели, а ведь именно они составляли значительную часть революционной массы на Майдане. Майдан стал школой свободы и ответственности, опытом личного мужества, решительного выбора.
Украинцы противопоставили себя как народ отчужденному от них государству. В этом противопоставлении зарождается и крепнет гражданское общество. Не через патернализм со стороны государства и его структур, а через свободные ассоциации, которые еще Алексис де Токвиль называл важнейшим фактором создания гражданского общества.
Выбор был сделан в пользу свободы, как она понималась еще в ранней – античной демократии. Когда сами граждане создают общественные институты и решают, кому делегировать свою власть. Именно эта рецепция демократии сказалась, когда пришедшие в себя люди заявили: «Хватит!» коррупционному режиму и клановости.
Конечно, обретенная свобода для многих оказалась непосильно тяжким бременем. И вот они вновь вспоминают о дешевой советской колбасе, как вышедшие из рабства евреи вспоминали о египетских «благах». Надо верить, что украинское общество преодолело точку невозвращения, и демократия, свобода, гражданское общество станут реальностью.
Отдельно следует сказать о роли христианских церквей в подготовке оранжевой революции. На эту тему очень много спекулировали российские издания, обвиняя верующих Украинской Православной Церкви Киевского патриархата (УПЦ КП), протестантов, католиков и униатов в сговоре против России и Московского патриархата. Действительно если первая коалиция поддержала оранжевую революцию, то Московский патриархат занял однозначно пророссийскую позицию и сделал ставку на Виктора Януковича.
Однако это разделение церквей было обусловлено не политическими предпочтениями или конфессиональными позициями. Разделяло церкви следующее: быть ли религиозной и гражданской свободе в Украине, когда православные, католики и протестанты могут мирно сосуществовать, вместе свершая служение на благо общества; когда верующие могут свободно решать, в какую церковь ходить; когда церкви и верующие получат равные права открыто исповедовать свою веру и заявлять о ней в обществе. Эти вопросы назрели в религиозном сообществе давно, задолго до оранжевой революции.
В отличие от России, где социально-политическое и религиозное пространство организовано центростремительно, где все держится единой волей самодержца и патриарха, в Украине накоплен богатый опыт сосуществования разных культур и конфессий. Это многообразие может быть органично единым и цельным, но без принуждения великодержавных патриархов и без государственного вмешательства.
Хотя в целом эта проблематика была затронута в рецензируемых книгах, надеемся, что ей будут посвящены и отдельные специальные исследования, что может иметь парадигмальное значение для изучения межконфессиональных и государственно-конфессиональных отношений в постсоветских странах.
Итак, демократия в постсоветских странах пока под вопросом. Оранжевая революция вскрыла порочность псевдодемократического режима в Украине и открыла новую страницу в становлении гражданского общества.
Избавились от иллюзий в отношении демократизации постсоветских обществ не только сами украинцы, но и европейцы, американцы. Они наконец-то узнали, что Украина и Россия – разные страны; узнали, где расположена Украина (это крупнейшее то государство Европы!); узнали о существовании Киева и Львова, Севастополя и Донецка.
Стали очевидными провал российской геополитики и откровенно имперские притязания Москвы на подчинение ближайших соседей.
Вопрос о судьбе демократии в Украине и России оказывается в книгах ключевым. Вопрос очень тревожный. И неудачи оранжевой революции лишь усиливают это волнение. Но относительно этого нужны более фундаментальные и скорее концептуальные, чем описательные, исследования.

My colleagues-missiologists also support me))

• 12 июля, 2009
• Статьи

***
Dear Michael,

Thank you for your essay. I must admit that I agree with most of what you write. Unfortunately, it can be much worse. Worldview questions are very important in this. I am amazed at the fragmented and unchristian worldview I continue to find among evangelicals in Ukraine. There doesn’t seem to be much attempt, or any, to address these questions. What we believe will determine our practice (orthodoxy leads to orthpraxis). When we have poorly formulated theology and worldview, the quality of our actions will follow. The way my Baptist acquaintances here relate to money and to operating illegal business says to me a great deal about the state of their theology.

George de Vuyst
***
Dear Michael,
I very much enjoyed reading the article on missions (and I looked at several others as well). I think that, mission mistakes might have played a role in slowing church growth, but the real reason is the «success» of Soviet secularization. Curiosity, nostalgia, a wish to desovietize motivated many after 1991. Now we are left we the secular Soviet masses. It seems to me that the real legacy of the Soviet Union in terms of religion is that it produced believing, but non-practicing individualists who are suspicious of almost all forms of collective activity. This goes for believers attending churches and pastors attending leadership seminars. QUite strange and worthy of much more reflection. I will now happily follow your blog.

Prof. Catherine Wanner
***

Michael,
I have spent 45 years in cross cultural mission leadership. I am not a scholar, to my sorrow, I have been more of an activist than a thoughtful reflector. My theological formation is Reformed and I find that “always reforming” is the way to vitality.
It seems that we are all looking for some magical balance point between extremes is not helpful. I find in the Bible in life, paradox often expresses our human reality. Tradition and innovation, works and faith, structure and freedom, one could go on and on with these kind of paradoxes. Today we see playing itself out across the world the paradox of the church wanting to meet real existential needs of real people and the fact that God’s revelation is quite concrete and definitive. The need to be both relevant and God centered is another of those creative tensions.

Today seems to be a time of holy deconstruction for the Church, a time of clearing away many of our accumulated cultural accoutrements. I think that in this process it is essential encourage those who are wrestling with desire to make the message of grace understandable and relevant to men and women to need to hear and understand it. It is also essential to hold on to the Biblical revelation we have received as our foundation.

We talk a lot about paradigms, but there is a sense that there must be a collective “ah-ha” for a new world defining reality to be recognized and accepted. I think that today much of the church is in a parenthesis time between paradigms. We have a strong sense that the old one is not working, that they don’t really fit reality either Biblical or human, yet the new paradigm has not emerged quite yet. We are as a community in the gestation period and the baby is not yet ready to be born.

In many ways the way forward is being prepared by men like yourselves who are wrestling with these issues and putting out ideas of what the new reality might look like, yet for you the uncomfortable part of this reality is that you have no real control over what will or will not be recognized and accepted by the broader body. You can be obedient to your calling, but the Holy Spirit who call you is the one who will determine its ultimate impact. The role of truth teller or prophet is most uncomfortable in the Bible as in real life.

Let me encourage you to continue in the struggle with these vary real issues and may our Lord’s blessing be mightily on you as you struggle with the very real issues of living out the Gospel so that the world can truly see Jesus.

Paul McKaughan, Ambassador at Large, The Mission Exchange (Formerly EFMA)

Toward Appropriate Missiology for Post-Soviet Evangelicals

• 7 июля, 2009
• Статьи

Toward Appropriate Missiology for Post-Soviet Evangelicals:
Global Missiological Trends and Local Realities

by Michael Cherenkov

It is not popular these days to write objectively about missiology in Post-Soviet countries. Churches want to hear words of encouragement about the prospects of the Evangelical movement, about church growth, and high-profile missions projects. But a serious researcher, uninfluenced by the temporary fads and without a view to his own profit, cannot fail to see the obvious crisis of missions in Evangelical churches. The current crisis has both local roots and global connections, therefore missiological discourse must take into account history, experience, different approaches—all the components of global Christian heritage in all its diversity.

It seems strange that the Evangelical churches and missions of the former USSR never formulated their own missiological paradigm. Generally this is explained by the fact that in twenty years of religious freedom they have not had time to prepare theologians and missiologists capable of not only gaining practical ministry experience, but also putting it into the perspective of original concepts. This explanation is acceptable, however twenty years is a long time, and it is time to show at least initial results, and signs of growth.

What is more surprising is that multitudes of Western researchers and missionaries, who have been educated in seminaries and who have had the opportunity to conduct research in the best Christian libraries, over the course of twenty years of work in the former USSR have not yet written any serious analytical works. Exceptions include Catherine Wanner’s interesting articles [1], which ask important questions about the relationship between cultural and social realities in post-Soviet countries, on the one hand, and the missions activity of churches and international Christian cooperation on the other. However Wanner’s optimism regarding the growth of Evangelical churches in the former USSR (in “Conversion to Evangelicalism”) is poorly supported, as it is founded on changing socio-political conjectural situations (which will unavoidably change in favor of the national Orthodox Church) and international missions investments (which are steadily decreasing) and does not sufficiently take into account intra-church and theological contradictions of Evangelical Christians themselves.

When you peruse the multitudes of international journals on missions and missiology you can’t help but ask, “Why is there Caribbean, African, and Thai missiology, but not Slavic? Why is this gap not only not filled, but not even noticed? Is it really not important to local churches in the former USSR, not interesting to Western missionaries working there, and does it really not make even normally attentive professional missiologists from Western seminaries pause for consideration?”

We are not talking about missiology which is promoted by local or Western missionaries and is in accord with their culture and interests, but about a missiology which responds to the needs and questions of people beyond the Church walls, people whom missions work is aimed at. Of course, this missiology is not only modern and contextual, but also Biblical—it can be called appropriate Christianity, as it is called by Charles Craft. In his opinion, “Appropriate Christianity will be a Christianity that is appropriate to the Scriptures, on the one hand, and appropriate to the people in a given cultural context, on the other.” [2]. As a result of this, incarnational mission as a matrix for appropriate theologies brings together the inner world of the church and the outer world of culture, overcoming spiritual and social condemnation.

Appropriate Christianity is the Good News expressed for different cultures, nations, and social groups, always specific and requiring a creative approach. Appropriate Christianity comes out of appropriate missiology—the former cannot be expressed relevantly and effectively until a church reaching out with the gospel has the latter.

A special agreement is needed that discussion should be not simply about theological doctrines for missions, but about a holistic Christian worldview and how it is expressed in culture and in the social life of surrounding people, and about what can be called comprehensive contextualization [3], in other words a complex, multifaceted, developed methodology. Appropriate missiology can become the foundation for the theory and practice of comprehensive contextualization thanks to which society not only learns about historical Christianity in museums and archives, but first and foremost comes into contact with appropriate Christianity as a real opportunity for a wonderful life transformation.

What can be the foundation of appropriate missiology as a paradigm of missions in post-Soviet countries? There are a minimum of four sources of such a foundation: Biblical teaching, theology of missions, historical experience, and the particularities of the local situation. To understand these sources, we must turn to relevant concepts of leading missiologists, which bring together Biblical and modern approaches and patterns.

1. Rights and responsibilities, principles and models of contextualization must have a Biblical basis. On top of multiple references within the text, the structure itself, the organization of the Biblical text asks to be studied interactively and put to use in a creative way in missions work. In the New Testament the theology of missions is revealed not as a system of universal rules, but as a creative process of implementing eternal concepts in a world of cultural and social relativity. Missiologists see in this encouragement of their search for new models, and inspiration in their attempts to make the Gospel relevant: “New Testament writings do more than give us a finished theological product. They also model for us a process of doing theology in context, of engaging their cultures and offering their audiences a fresh and fitting articulation of the good news. The contemporary church must therefore be shaped not only by what the New Testament says (the message), but also by what it does (the process of doing theology)” [4].

Patterns of almost every possible approach to missions can already be found in apostolic churches. Roland Allen, in his classic works, discovered the modernness of Apostle Paul’s methods, and noted the cyclical nature of missiological discourse—renewal is possible through contextualization, creative application of already known Biblical methods, all new appeals to them within modern situations [5].

Study of the New Testament gives only a foundation, guidance. Missiology is not built merely on Biblical quotes, and is not only relevant when those reference points correspond to the situation around us, when the world of the Bible comes into contact with the world of real, modern people. Paul G. Hiebert explains this well, “When we go out in missions, we find that just knowing the gospel in its original context is not enough. We must communicate that gospel to humans who live their everyday lives in worlds far different from our own” [6].

The moddernness, relevance, and the practical applicability of the Gospel are guaranteed by God and are reliable, but their realization depends on how seriously missionaries and missiologists take human context. Often in answer to questions of vision and strategy, missions leaders of Evangelical churches answer that everything is written in the Bible, and apart from that they don’t need anything. This can be considered, at the very least, over-simplified. If we approach fulfilling Christ’s Great Commission responsibly, then we ought to not only memorize it and try to do something, but to use all of our God-given intellectual, social, cultural, and economic resources to in every way possible fulfill the mission of the church in the world, while having a good understanding of both the church and the world.

2. An advanced theology of missions sheds light on the missionary nature of the church and prospects for the service of every Christian as a missionary. When a church loses its missions vision, its members become nominal. North America, and Europe even more so, is starting to be seen as a mission field. It is in this context that discussion is picking up on the missional Church concept, with many pastors and churches concentrated on maintaining the faith of their active members and focusing generations of youth and young adults that was lost to the church [7].

Dan Kimball, one of the leaders of the Emergent Church movement predicts the imminent death of churches built by Christians as protected areas for themselves: “It could be our destiny that in 30-40 years all of our recently constructed megachurch buildings which are now filled with people will end up as virtually empty tourist attractions.” And he dedicates his bestseller, “to Church leaders and Christians who have enough missional courage to do whatever it takes to escape the Christian subculture and be citizens of the kingdom rather than citizens of bubble (John 17:15) [8]”.

3. The historical missions experience of Christian churches is summed up in the phenomenon of emerging world Christianity, where global tendencies and local particularities are brought together seamlessly. The history of missions has a rich bibliography, comprehensive periodization, and detailed characteristics of regions and eras, but the realities of globalism force us to think about the world entering a new condition (in which history and geography no longer play a large role), and of new radical challenges for missions, related to this post-historical modus Vivendi.

In a world where everything is mixed up, where borders have become fluid and everything has become too close, traditional concepts such as mission field, canonical territory, Christian countries, unreached countries, etc. have lost their meaning.

Christians and non-Christians have ended up as neighbors in this crowded space. Missions is no longer seen as expansion, but more as mediation. Of course, there is always a need to send missionaries to other countries, where Christians are in the minority and in need of support, but we must note that they are in a minority even in traditionally Christian countries, therefore soon we will need to send missionaries to Europe. In answer to the question, “What is the shape of the new mission paradigm?” modern missiologists say less about pioneer missions and more about the next step in missions: “A second part is that growing number of missionaries are inbetweeners who stand between different worlds, seeking to build bridges of understanding, mediate relationships, and negotiate partnerships in ministry” [9]. In accordance with the new paradigm of missiology, which responds to the challenge of globalization, missionaries are not warriors, and are not selling their ideas, but are instead cultural mediators—between the Gospel and the World, Churches and Church, Theology and Theologies, the Academy and the Mission Movement, changing world systems.

Therefore Christians find themselves in a multicultural and polyreligious world, which means that they must understand the relative character of their social forms and learn to rise above them, as the Gospel has universal and cross-cultural meaning. In a world of endless religious variety Christians must once again recognize not only their unity and uniqueness in the face of militaristic non-Christian religions, but also their intra-Christian unity.

In a global world, for the first time a synthesis has become possible of missiological approaches from the experience of various churches, regions, and eras. In part, today we are talking about а synthesis of Catholic, Conciliar Protestant, Orthodox, Evangelical, and Pentecostal traditions, from which three main missiological approaches stand out: the first is founded on the documents of the Vatican’s II’s AG and documents of Orthodox Churches (the church’s mission in the overflowing communion of the Trinitarian God). The second is expressed in documents of WCC (focuses on liberating, patient and freedom-respecting work of establishing God’s reign). The third is inspired by John Paul’s II’s encyclical RM and the documents of LCWE (emphasizes the centrality of Christ and the importance of sharing God’s truth with humankind). Also Evangelical missiologists speak of Christianity-wide, nondenominational meanings of these models, “While we believe that all three approaches are valid, we also believe that only a synthesis of all three will provide the firmest foundation for the model of mission that we are proposing as the most adequate model for these first years of the twenty-first century: mission as prophetic dialogue” [10]. Dialogue assumes a denial of personal exceptionalism, isolationism, and egocentric interests. It is a new opportunity to become united in our prophetic ministry in a post-Christian world.

4. Regional particularities of Evangelical missions in the former USSR remain little-studied as problems and are untapped as unique opportunities. I see several key components of the formation of an appropriate theology of missionс for post-Soviet countries.

First, an understanding of missions requires contextualization, adherence to Biblical principles, and, simultaneously, relevance to the surrounding culture. If the church creates a subculture and sets itself apart from its cultural context as a closed society, it will inescapably become formal, nominal, and institutional. For Evangelical churches of the former USSR missions means sending missionaries as far away as possible with the goal of church expansion. But such a vision of missions does not meet with understanding and responsiveness from the surrounding society. It is imperative to think of missions not as a specific activity performed by particular people, but as a means for the church to be present in the world and participate in its fate (not only in spiritual questions, but also in political, cultural, and economic situations), as a calling, which each individual Christian can fulfill in his or her sphere and in accordance with his or her talents. Demarginalization of the Church becomes an important task, a return into society and preaching appropriate Christianity instead of narrow denominational teachings, which are incomprehensible and uninteresting to modern people. For this to happen, faithfulness to evangelical principles must [11] by supported by a deep understanding of modern culture, and a study not only the context of the New Testament (for understanding the Gospel), but also the context of today (for using the Gospel).

Second, appropriate contextualization of the Gospel in Orthodox culture remains little-studied and an unrealized opportunity. The Evangelical current within Orthodoxy must be seen as an opportunity for missions, and not just an intra-denominational phenomenon. If the majority of a country’s population is Orthodox, then we must think about how to help them become Evangelical Orthodox, instead of demonstrating to them the un-Christianness of Orthodoxy and convincing them to become Evangelical Protestants.

The first step towards such missions (interdenominational and even nondenominational) could be good neighborliness [12], the skills for which are extremely important in a multi-national and multi-religious country, which unites territories and history, and despite all the diversity, there are also general needs and a call to care for the good of one’s country as a whole. The second step could be a search for a common evangelical foundation for Christian unity, in relation to which denominational differences would be secondary. Responsibility for the historical fate of one’s nation, missions calling, sincerity of faith, and faithfulness in ministry may unite Evangelical Christians and Evangelical Orthodox, in other words representatives of different denominations for whom commitment to the Gospel and the Great Commission is more important than commitment to one’s religious affiliation [13].

Third, we need a Christian perspective on the history of our countries, or, you could say, a Christian philosophy of history. The Evangelical movement is but a part of this history, just as a millennium of Orthodoxy in Slavic countries is also just a part, though larger than the Baptist or Pentecostal parts. What Christians in our countries need is healing of their memory, and to gather the broken pieces of their history together. The Orthodox Church and the Evangelical movement confront each other as periods and historical lineages, but in the big picture they are both parts of one big history, the history of the Church. Reestablishing this unity is an important task for theologians and missions historians, requiring creativity. Andrew F. Walls wrote authoritatively about this task in the context of African missions, calling missionaries to overcome historical “amnesia”, and honestly answer the questions, “Who am I in relation to this society? What is my relationship as a local modern Christian to this country’s past, to pre-Christian and various historical Christian traditions?” Early Christians also experienced difficulties with the past, in particular with Greek and Jewish culture, and out of these situations grew an inclusive Christian identity: “The real test of theological authenticity is the capacity to incorporate the history of Israel and God’s people and to treat it as one’s own” [14]. Today these problems can be a good test of our readiness to put into practice the indigenizing principle, and our ability to be a part of the history of the society surrounding us.

This is an interesting task, not only for the church as a whole, but for each Christian individually—to come to peace within ourselves with parts of the past, to glue the pieces together into something whole. The past four generations of my family have been Evangelical Christians, but some of them, before coming to Christ, were communists, and before 1917 were Orthodox priests. These are all parts of the larger context of my personal history, which is, unfortunately, torn into pieces by circumstances. Restoring the unity of this history means restoring my wholeness and authenticity as an individual to my ministry in this society.

There is yet another task—summing up historical experience and connecting it to the present, creating a bridge between the past and the future, so as not to be stuck in it and remain in one place. This refers to prioritizing the modern over the past, which in Jewish tradition was expressed in the phrase, “Halacha on the past” i.e., it is not the most correct methods which are considered most relevant, but those which are preferable to honored traditions, the relevance of which was certain in the past, and the irrelevance of which is certain now. These principles speak of the importance of trusting the younger generation of missionaries, who have the task of reformulating eternal truths in a new context. An orientation towards the future will help preserve the dynamic of missiological discourse [15], expanding the horizons of ministry, while attention to modern people (living here and now, not during the time of temples and scholastics) will show a real participation of the church in people’s lives, instead of nostalgia for our personal canonical traditions.

Therefore we need a historical synthesis of the experience of different generations, a synthesis of various missions paradigms, but at the same time this history should serve modernity—missiology must be dynamic.

Fourth, it is important to see one’s missions work in a wider context, to overcome ethnocentric and narrow denominational views of the calling of local churches. We need not only contextualization of the authentic Gospel for people of local cultures, but also contextualization of world-wide missiology experience for missionaries from our churches. We cannot demand of God special revelation in missiology for Slavic churches, rejecting the truths that have already been revealed to missionaries in other countries. God’s plan was that nations be given different gifts, and it is impossible to consider God’s gift, revealed through another, foreign and unneeded. If we believe that the Christian God is Lord of history, then we must see this history as an indivisible whole. This should be a refreshing revelation for missional churches of the former USSR to feel themselves a part of global Christianity, to find their special place in the general history of the Church and of missions.

Therefore the future of missions in post-Soviet countries is tied to the formation/development of an appropriate, indigenous, authentic, effective, comprehensive missiological paradigm, which is based on Biblical principles, opens up into a holistic theoretical system, synthesizes the historical experience of churches and various theological approaches, takes into account the local context, and is oriented towards the needs and issues of local communities. Each of these requirements is presented as necessary and, at the same time, remains little-thought-out and unfulfilled in the missionary practice of traditional Evangelical churches. As it turns out, in the era of freedom the church cannot fulfill its missionary calling by remaining marginal in society. It is clear that comleting new missions tasks is left to the new generation of Christian leaders, formed after the collapse of the USSR, and therefore open to changes in churches and moved by the grandiose vision of the Evangelical reformation in their countries, seeing beyond their own noses, beyond church walls and denominational interests, to the epicenter of community life and the fates of ordinary people, there where God is working and where we can become participants in His mission, where appropriate missiology for Christians becomes appropriate Christianity for non-Christians.
Notes
1. Catherine Wanner. Missionaries of Faith and Culture: Evangelical Encounters in Ukraine // Slavic Review 63(4), 2004. – Pp. 732-755; Catherine Wanner. Missionaries and Pluralism: How the Law Changed the Religious Landscape in Ukraine // Contemporary Ukraine on the Cultural Map of Europe, Onyshkevych, Larissa and Maria G. Rewakowicz, eds. (Armonk, NY: M.E. Sharpe, 2009)

2. Appropriate Christianity / Ed. by Charles H. Craft. – Pasadena: William Carey Library, 2005. – Pp. 4-5. Craft goes even farther and posits a radical non-Church character of missions, which categorically avoids canonized forms and faced with a choice between its traditions and the interests of unchurched society will always choose the interests of non-Christians: “It would have been easier just to continue doing what is foreign, that is, remain non-incarnational. Ironically, long-practiced Western forms in mission-planted churches are usually not considered as foreign to local believers. This is because they were introduced from Europe and America when very little was understood about Incarnation as the way to evangelize. Held as sacred, churches feel these imported forms guard the church from syncretism and provide differentiation from non-Christians…Appropriate Christianity calls for courage to minister with innovations that risk misunderstanding even disapproval from those who are entrenched in older mission styles and methods. The Incarnation of Jesus was a radical, totally unconventional event; it did not connect with the long-held tradition of the Jews about how the Messiah would appear” (Ibid., pp. 518-519)

3. Scott Moreu offers this understanding as an expression of the unity, complexity, and meatiness of missions in concrete historical conditions. He speaks not only of Biblical principles, but also of interdisciplinary approaches to culture: “While contextualization is anchored in the Bible, it brings to bear a number of disciplines, each of which has a distinct contribution to make. History, theology, anthropology, linguistics, communication, psychology, economics, politics… All can be invaluable in gaining a comprehensive view of local setting” (Scott Moreu. Contextualization That Is Comprehensive // Missiology: An International Review, Vol. XXXIV, no. 3, July 2006. – P. 326.). For Evangelical Christians in post-Soviet countries such an interdisciplinary synthesis appears as suspicious philosophizing, but it is clear that without it our understanding of missions (missiology) and our missions work will remain narrowly religious, abstract, and distant from the real lives of ordinary people.

4. Dean Flemming. Contextualization in the New Testament. Patterns for Theology and Mission. – Downers Growe: InterVarsity Press, 2005. — P. 296. Flemming is drawing attention to the fact that the New Testament text creatively brought together Spiritual and everyday truths, the languages of religion and culture, which can serve as an example for modern Christians, who often strive to appear more traditional than the evangelists and apostles themselves: “We have much learn from the ways that Matthew, Luke and Paul appropriated concepts and images from their world in order to shape their audiences. Some of their language was biblical and traditional, which they recast for new circumstances. Other images were creatively drawn from everyday realities in their cultural world. Both forms of appropriation are needed today” (Ibid., p. 298).

5. Roland Allen. Missionary methods: St. Paul’s or Ours? – Grand Rapids: Eerdmans, 1962. These are just the most interesting to the modern Church of the innovations of the apostle Paul noted by Allen. First, autonomy of the local church, giving it the right to choose its life and ministry style: “We are talking today of indigenous churches. St. Paul’s churches were indigenous churches in the proper sense of the word; and I believe that the secret of their foundation lay in his recognition of the church as a local church (as opposed to our ‘national churches’)” (Ibid., p. vii). Second, an understanding of the church not as a closed comfort zone or a Christian club, but as a strategic platform for transforming all of society: “We have often heard in modern days of concentrated missions at great centers… The seizing of strategic points implied a strategy. It is part of a plan of attack upon the whole country. His method of work was so designed that centres of intellectual and commercial activity became centres of Christian activity” (Ibid., pp. 16-17). Third, financial independence of the local church and the responsibility of each Christian for its ministry: “It is important that the missionary should educate the whole congregation in the principles of church finance because this is a question which touches every member directly in a very obvious way. Control of finance is in their own hands” (Ibid., p. 154).

6. Paul G. Hiebert. The Gospel in Human Contexts. Anthropological Explorations for Contemporary Missions. – Grand Rapids: Baker Academics, 2009. — P. 12.

7. Missional Church. A Vision for the Sending of the Church in North America / Ed. by Darrell L. Guder. – Grand Rapids: Eerdmans, 1998. – P. 59. American missiologists see in the “Missional Church” an alternative to the “institutional Church”: “The churches in both the United States and Canada have developed a type of functional Christendom in the form of churched culture… Therefore today we find churches seeking a public voice but finding that they are no longer taken seriously. Their voice in the United States has been marginalized into a highly personalized and privatized practice of faith, while their voice in Canada has been silenced through the declining participation or nominalization of membership within the institutional churches. These results are related to the fact that North American Christianity has evolved and been organized as denominations and paralocal organizations” (Ibid., p. 60).

8. Dan Kimball. They Like Jesus But Not the Church: Insights From Emerging Generations. – Grand Rapids: Zondervan, 2007. – P. 16. This interesting book perfectly illustrates the chasm between the world of the Church and the world of regular people, and challenges Christians to have the courage to be in the world: “You might feel safe in the church world you live in, but step outside into real world and things aren’t quite the same anymore” (Ibid., p. 15). At the same time the book confirms that missionaries should not simply occasionally leave the church for the world on military expeditions, but should live fully in the real world, because it is precisely there that God is living and working: “Being missional means that we understand we don’t ‘bring Jesus’ to people but that we realize Jesus is active in culture and we join Him in what He is doing” (Ibid., p. 20).

9. Paul G. Hiebert. The Gospel in Human Contexts. Anthropological Explorations for Contemporary Missions. – Grand Rapids: Baker Academics, 2009. – P. 179. Hiebert gives an objective evaluation of the past paradigm (which, incidentally, for post-Soviet churches is by no means a thing of the past, but is currently the main paradigm) thanks to which the Gospel spread throughout the world: “The modern mission paradigm, developed roughly between 1700 and 1970, was characterized by ‘going’ from one place to another to spread the gospel. The organizing principle was geography. The flow was one way: from the West to the non-West: from the ‘civilized Christian world’ to the ‘uncivilized pagan world’. God used the modern mission movement, with all its flaws and failures, to plant churches around the world” (Ibid., p. 177). But today religious particularities of geographic regions are being erased and it is completely unnecessary to travel great distances to meet representatives of non-Christian nations in one’s “Christian country.” Globalization interacts in a complicated way with regional and local systems, and there is reason to speak not of global or local, but of a global world, where instead of the or there is always an and (and Christians, and Muslims, and Taoists, and Hare Krishnaites all find themselves next to each other and all influence society in their own way, therefore preaching exclusivity (“just us and no one else”) is becoming not just impossible, but even dangerous).

10. Stephen B. Bevans, Roger P. Schroeder. Constants in Context. A Theology of Mission for Today. – New-York: Orbis Books, 2004. – P. 283-284. Beyans and Schroeder call for a reexamination of traditional views on missions, which were not mistaken, but were one-sided: “No longer can we conceive of mission in terms of church expansion or the salvation of souls; no longer can we conceive of mission as supporting the outreach of colonial powers; no longer can we understand missionary activity as providing the blessings of Western civilization to ‘underdeveloped’ or ‘developing’ peoples and cultures… Mission is dialogue. It takes people where they are; it is open to their traditions and culture and experience; it recognizes the validity of their own religious existence and the integrity of their own religious ends. But it is prophetic dialogue because it calls people beyond; it calls people to conversion; it calls people to deeper and fuller truth that can only be found in communion with dialogue’s Trinitarian ground” (Ibid., pp. 284-285). There is no place in dialogue for arrogance and discrimination, as there is a presumption of respect and human equality. Through dialogue positions are clarified and fleshed out, it is the place for diversity and unity in their living dialectic. But prophetic dialogue is unique in its missions direction, and in the fact that it cannot be a discussion between human traditions, but proclaims a universal Gospel, expressed in various forms in answer to exploration and questions.

11. We use the strong word “must” (instead of “ought”) in order to emphasize the extreme importance of this condition (of double faithfulness) for genuineness and effectiveness, Biblical authenticity and cultural relevance. It is impossible to achieve success in only one of these two tasks—success must be achieved in both simultaneously. This is concisely described by David J. Hesselgrave: “Christian contextualization that is both authentic and effective is based on careful attention to both the biblical text and respondent cultures” (David J. Hesselgrave. Contextualization that Authentic and Relevant // International Journal of Frontier Missions. – Vol. 12, 3. – 1995. — P. 119).

12. Professor Robert L. Gallagher presents an interesting conception of goodneighborliness (“mateship”) for Australian missionaries. He begins with an reiteration of the lack of success of imported approaches: “The Church presented Christianity in a form inappropriate for the Australian worldview” (Robert L. Gallagher. “Me and God, We’d Be Mates” Toward an Aussie Contextualized Gospel // International Bulletin of Missionary Research. – Vol. 30, No. 3, July 2006. — P. 130) And calls for building bridges between the church and communities for joint work on the cultural and religious identity of society: “The churches should join with the Australian people and help to shape their cultural distinctiveness. They must work together to produce an authentic Christianity genuine to Australia” (Ibid.)

13. Such precedents in Russia and other Orthodox countries are well-known and described. However conceptual theses, conclusions and recommendations are for the most part being offered by Western authors, who, in contrast to authors from post-Soviet countries, see this not so much as an inter-denominational problem as the overall future of Evangelical Christianity. See John B. Toews. Revival and Mission in Early Communist Russia (1917-1927) // Direction. – Fall 2002. – Vol. 31. No. 2. – Pp. 206-19; Herb and Maureen Klassen. An Evangelical in the Russian Orthodox Church: Fr. Alexander Men (1935-1990) // Direction. – Spring 1997. – Vol. 26. No. 1. – Pp. 30-42.

14. Andrew F. Walls. The Gospel as Prisoner and Liberator of Culture // Landmark Essays in Mission and World Christianity / Robert L. Gallagher and Paul Hertig, editors. – New-York: Orbis Book. – 2009. – P. 145.

15. The above-quoted Scott Moreu emphasizes that a dynamic of continual development and openness to new experience are essential to comprehensive contextualization.: “In times of radical cultural change (urbanization, acculturation, globalization) the process of contextualizing the faith will be a never-ending one, offering rich opportunity for the people of God to be rethinking and living out their faith in light of the ways Scripture challenges them and their societies as they change” (Scott Moreu. Contextualization That Is Comprehensive // Missiology: An International Review, Vol. XXXIV, no. 3, July 2006. – P. 326.).

My colleagues from Africa and Asia support me))

• 7 июля, 2009
• Статьи

Mikhaylo,
I want to thank God for you. Your knowledge and exposure, as well as openess are helping you to appreciate the depth of your local christian problems which are not far from the global problems of christianity today. There seems to be some kind of saturation knocking at the door of the evangelicals and even the contemporary «Pentecostals» in some nations. It is good that God in every generation raises men who are open, inquisitive, and educated, who could ask questions as Paul of Tarsus, Martin Luther, Calvin, John Wesley etc., did in their own times. These instruments are usually employed by the Lord to keep the steam of christianity, which ordinarily saturated church leaders would want to see die off.
I pray for you that the Lord shall provided you the environment, enablement, zeal and support of some of your colleagues to carry the crusade of awareness and revival through in your dispensation in your country.
Keep it up brother and keep us informed so we can prayerfully support you.
God’s grace.

Prof. Maduebibisi O. Iwe, Nigeria
***
Dear Brother Mykhaylo,
I deeply appreciate the articles you sent to me. In fact, some of my students knew about them. One of them, i cited in my book about the need for visionary leaders. You are a gifted and intelligent man of God. May the good Lord continue to uphold you in your ministry of reaching to the lost. Keeping in touch with you.

Glenn Plastina, Th.D., Philippines
***
Dear Bro. Michael Cherenkov,
Best greetings from Malaysia. God wants us all to be the Vision caster, Burden bearer and Spark Igniter for the various countries (fields) from which we have been raised and to which we have been comissioned to pray, strategise and work towards a blue-print from God. This is not yet fulfilled but we long to see the day for the transformation mere Christianity into a dynamic biblical pattern for evangelism and missions.

We are the watchmen, whistle-blowers and workers to turn the hearts of the nations towards God since time is fast running out. Let’s not spare but be on the ready and on the alert to hold forth the Word of Life in an uncompromising way.

God bless you, Michael and the brethren in Russia and former Republics, let’s keep on,..press on,..and labour on,…towards a transformation in our respective countries.

Rev. John W.K. Chin, Itinerant Evangelist — Missions Director — Asian 10/40 Nations.
***

Некоторые мои выступления

• 1 июля, 2009
• Статьи

Две беседы о призвании, духовности и кризисе
http://bez-sten.com/index.php?id=310
Как все успеть?
http://perekrestok.tv/opinion/?id=591
Большой бизнес, политика и христиане
http://perekrestok.tv/opinion/?id=590
О Церкви и современности
http://perekrestok.tv/interview/?id=552
О будущем евангельских церквей
http://russianbaptist.org/Templates/sermons.html