Приближающийся юбилей Реформации вряд ли стоит праздновать как успех протестантизма. Скорее это повод задуматься о том, почему программа Реформации в рамках протестантизма оказалась невыполнимой.
Еще в меньшей мере юбилей Реформации может быть праздником для других конфессий. Для католической Церкви это напоминание трагического разрыва церковного единства.
Для православной – преступная попытка модернизации, приспособления к динамике развития секулярной западноевропейской цивилизации.
И католики, и православные видят в Реформации вызов для Церкви, но понимают его по-разному. Для католической Церкви идея реформации была не новой и не чуждой, неприемлемым было другое – яростное противостояние Риму, закончившееся расколом и созданием новой конфессии. Для православной же Церкви Реформация как идея, независимо от ее форм и исполнения, представляется однозначно еретичной и чрезвычайно опасной. Об этом стоит подумать больше — почему православие оказалось мало восприимчивым (в основном в части протестантской критики католичества), почти закрытым к идеям Реформации, почему даже собственные реформаторские движения в православии маргинализировались и выкорчевывались.
Как бы мы не оценивали прошедшие пять столетий, сегодня ясно одно: Реформация как конфессиональный проект оказывается невыполнимым.
Возникает вопрос: стоит ли вновь вернуться к идее Реформации как общецерковного, межконфессионального обновления? Этот вопрос упраздняет вопросы конфессиональные – возможна ли Реформация в православии и можно ли реформировать уже реформированных и не раз перереформированных протестантов. Точнее так: вопросы конфессиональной Реформации становятся подвопросами и находят решение лишь в общей перспективе.
В случае с протестантизмом подвопрос «Возможна ли новая реформация в протестантизме?» имеет смысл как часть более общей темы «Готов ли протестантизм ради Реформации вернуться к отношениям церковного единства с православием или католицизмом, чтобы пережить совместное преобразование?». В случае с православием вопрос похожий: «К каким формам преобразующего церковного единства с протестантами и католиками готова православная Церковь?».
Нас разделяет прошлое, мы вряд ли сможем выяснить запутанные отношения, но быть может все еще возможно искупить взаимную вину через сближающее смирение, воображение и дерзновение о будущем единстве?
Для меня очевидно, что с позиций евангельского богословия ответ должен быть положительным. Но настолько же очевидным является дефицит политической воли церковного руководства и просвещенности церковных общин. Стало быть, вопрос нужно уточнить: в каких формах возможно межцерковное сотрудничество ради общего будущего, отвечающее максимализму богословских требований и минимализму наличных церковных возможностей?
