Реформация и православие остаются несовместимыми, даже в режимах богословских дискуссий. В какой форме тема Реформации может присутствовать в межконфессиональных дискуссиях? Что нужно учесть, чтобы ее обсуждение стало возможным?
Во-первых, нужно исходить из прямой связи между Реформацией и единством. Единство Церкви без Реформации недостижимо. Реформация без единства невозможна. Реформация по определению касается всей Церкви в ее конфессиональном многообразии. Иначе бы мы говорили о конфессиональных реформах.
Во-вторых, стоит отказаться от понимания своей конфессии как монолитной структуры. За схематичным диалогом протестантизма и православия нужно увидеть сложное разнообразие. Вместо православной Церкви стоит говорить о православных церквях. Православие внутренне разнородно. Православие и РПЦ не совпадают по объему. Протестантизм европейский и постсоветский тоже отличаются, хотя родовое имя у них одинаковое. Понимание внутренней конфессиональной разнородности создают возможность для внутренней свободы, а уже затем и для диалога с внешними. Если в истории православия были такие «протестанты», как патриарх Кирилл Лукарис, митрополит Петро Могила, философ Григорий Сковорода, то в православии появляется внутренний фактор инаковости, а у протестантов возникает чувство родства.
В-третьих, еще более сложное разнообразие нужно увидеть в истории Церкви. Бои за историю, за ее избирательную приватизацию-конфессионализацию нужно прекратить. Православие не имеет собственной непрерывной линии от Христа до наших дней. История до 1054 года – общее (католическое) наследие всех церквей. Крещение Руси – тоже общее, к РПЦ никакого отношения не имеющее. А если имеющее, то ровно настолько, насколько и другие церкви. Стоит преодолеть и стереотипы относительно протестантизма. Он не был изобретением 16 столетия, он был и должен оставаться частью истории единой Церкви, творчески продолжая или изменяя наследие католической (а в постсоветском контексте — православной) традиции. Если признать, что история глубже 1054 года может называться историей католической Церкви, то придется ответить на вопрос, можно ли выстроить протестантско-православные отношения минуя католицизм? Я думаю, что в диалоге протестантов и православных нельзя найти общее, не обращаясь к «католической» (т.е. общей) истории. Десятилетия лютеранско-православного диалога учат именно этому – все сравнения, разграничения и сближения повисают в воздухе без общей опоры на непрерывную католическую традицию. Т.е. православные и протестанты, будучи антикатолическими по своему происхождению, могут найти общее лишь в обращении к этим общим, хотя и проблемным для них корням. Примирение с католической традицией – важнейшее условие преобразующего сближения двух антикатолических конфессий.
В особенности это актуально для протестантизма. Может ли постсоветский протестантизм, с православно-сектантскими корнями, быть частью движения Реформации? Стоит ли ему рассматривать себя в контексте православия или в связи с западной традицией? В отрыве от европейской Реформации и, глубже, от католической традиции, протестантизм будет восприниматься как секта внутри православия, соответственно, утратит свою субъектность и право на диалог. По большому счету, православие обнаруживает готовность к диалогу лишь с метатрадицией – с католической Церковью. И тема Реформации возникает лишь в связи с ней, а не как самостоятельная либо протестантская.
В-четвертых, Реформация возможна там, где идентичность понимается как открытая. Что такое православие? Ответить не так просто. Идентичность конфессий нужно нуждается в реконструкции, т.е. в таком воссоздании, где бережное, уважительное отношение сочетается с творческим воображением и актуальным толкованием. В этом смысле история конфессий – не священный канон, но продолжающееся творчество. То, что было, не обязывает к бесконечному повторению. Скорее, поощряет к анализу, переосмыслению, улучшению. Вот факт: Реформация в РПЦ не удавалась никому – ни стригольникам, ни молоканам, ни меневцам, ни кочетковцам. Зададим вопрос: что в истории РПЦ препятствовало Реформации и преобразующему сближению с другими церквями? Следующий вопрос может быть таким: как стоит пересмотреть свою исторически обусловленную идентичность, чтобы она удовлетворяла библейско-богословским принципам и ультимативному требованию христианского единства?
Наконец, в каких формах Реформация продолжается сегодня, в эпоху кризиса церковных структур и недоверия к авторитетам? Пути Реформации ведут не через высокие кабинеты и богословские комиссии, но через живое общение рядовых верующих. Де факто, примирение происходит всякий раз, когда протестант читает тексты православных богословов и обогащается ими; когда православный автор цитирует протестантов в своих работах или выступлениях; когда возникает дружба и сотрудничество, обмен идеями и горячие диспуты между богословами разных конфессий.
Вот мой личный пример. Я – прихожанин протестантской, а именно баптистской церкви. При этом преподаю в католическом университете и пятидесятнической семинарии, дружу с православными разных патриархатов. Наиболее близкие мне по духу – митрополит Антоний Сурожский, поэтесса Ольга Седакова, богослов Кирилл Говорун, философ Юрий Черноморец. При этом в вопросах миссиологии я следую за пресвитерианами, а в социальной теологии – за католиками. И кто я после всего этого? Я не перестал быть протестантом, но знаю и принимаю меру православности и католичности, достраивая свою христианскую идентичность, открывая в другом недостающее и ценное. Подобным образом, православным может понадобится мера протестантскости, «евангельский» фермент, способный оживить церковную традицию. В конце концов, не так важно, что именно мы получаем друг от друга, важно уже то, что мы поворачиваемся друг ко другу и видим лицо, образ, разноличие, разнообразие, дополнительность, богатство христианства как такового.
Мне кажется, что такой экуменический тип христианина и такой экуменический способ отношений к разным традициям станут доминирующими – по крайней мере, в среде христиан-интеллектуалов.
А что в среде неинтеллектуалов? Там тоже есть свое сближение, особенно со стороны протестантов. Мотив сближения – тяга к традиции, жажда глубины. Конечно, православие, особенно московского образца, не сможет утолить эту жажду, или сможет лишь отчасти. Но именно в обращении к традиции, в ее живом прочтении, и протестанты, и православные, смогут найти возможность большей глубины и путь к общей (нашей, но не только нашей) традиции. Ведь Реформация – не только о простоте Евангелия, но и о предельной глубине, до которой не достигает ни одна из церковных традиций, но именно там все они могут встретиться.
