Когда я говорю о войне, я могу рассчитывать на поддержку одной из сторон конфликта. Когда я говорю о примирении, я получаю шишки со всех сторон.
Примирение не нужно никому. Агрессор действует с позиций фактической силы, и моральные аргументы его не остановят. Потерпевший действует с позиции моральной силы, надеясь, что рано или поздно она станет силой фактической и позволит восстановить справедливость и отмстить обидчику.
Каждый считает себя добрым и не желает мириться со злом и злыми. Каждый делит всех на наших-не наших. И деления эти неустранимы, и война потому бесконечна.
Но правда в том, что без примирения добрые не смогут победить злых. Почему? Потому что добрые не смогут проявить своё добро, а злые раскаяться в своём зле.
Примирение начинается не с военного трибунала, когда чувство мести удовлетворено и можно проявить великодушие победителей. Примирение нужно уже сейчас, в разгар войны. Нужно исцеляющее примирение с Богом как с высшей правдой, с собой, своим прошлым, своими ближними. Тогда мы становимся цельными, неделимыми, непобедимыми. И как раз тогда, когда мы становимся внутренне цельными, мы начинаем понимать условность делений и обретаем силу их устранить, т.е. победить. Ведь чего больше всего боится «враг»? Того, что его «враг» и его война — не правдивые. Того, что все это обусловлено не объективными условиями, а его собственным преступным, ложным, аморальным выбором. Такое примиряющее видение ведёт не к поражению, а к победе. Напротив, отсутствие нашей внутренней цельности усиливает «врага», создаёт для него удобный «вражеский» образ, подтверждает его безумную версию, что все всем враги и потому война оправдана всегда и со всеми.
Примирение не нужно для тех, кто верит в «объективную реальность» врага и войны. Они боятся его как утреннего света. Потому что тогда откроется, что они воевали сами с собой; что они сами сделали себя врагами всех; что они сами лишили себя добрых соседей и верных друзей; что никто против них зла не замышлял; что их злой выбор ничем не был оправдан; что их вину не с кем разделить; что стрелки не на кого переводить.
Примирение (видение и практика жизни без «врагов») не делает нас беззащитными. Мы можем и должны защищаться от людей с оружием. Но не как от «врагов», а как от душевнобольных, обезумевших ближних, вообразивших себя героями священной войны и объявивших её всем сразу. Смирительная рубашка и принудительная изоляция могут обезопасить буйных от самих себя и всех не буйных от буйных. Но только любовь сможет исцелить их. Её понадобится очень много, чтобы однажды смирительные рубашки можно было бы снять
