Спустя две тысячи лет своей истории христианство вновь оказывается в изначальной для себя ситуации – люди разобщены между собой и все вместе враждебны христианству. Событием, которое утвердило апостолов в их миссии и силе эту миссию выполнять, стала Пятидесятница. До того они смотрели на свою задачу как на невозможную, именно потому им было сказано: «Но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святой; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и по всей Иудее и Самарии и даже до края земли» (Деян. 1:8). Вместо видимого и насильственного восстановления «царства Израиля» приходит Пятидесятница .
Именно в свете, огне и силе Пятидесятницы миссия стала возможной и выполнимой. Мирослав Вольф называет христианский путь примирения наиболее трудным из прочих, но единственно возможным. «Библейская видение мира открыто для нас, но это задача куда труднее Сизифовой. Конечно, толкать камень мира в гору насилия… — невероятно тяжело. Однако это легче, чем нести свой крест, следуя за распятым Мессией. Именно к этому призывал Иисус Христос христиан. Уверенные в Божьей справедливости и препоясанные Божьим присутствием, они должны разорвать порочный круг насилия и мести. Они не станут отрицать возможные трагические последствия: возлюбив своих врагов, они могут в конечном итоге тоже оказаться на кресте. Тем не менее очень часто дорогостоящий акт отказа от мести становится семенем, из которого произрастает слабый плод мира Пятидесятницы – мира между людьми, принадлежащими разным культурам, но собравшимися в одном месте, где они могут понимать язык друг друга и разделять друг с другом свое имущество» .
Еще более сильный образ примиренного мира Вольф предлагает в своей последней книге «Конец памяти. Как помнить правильно в мире насилия». Книга автобиографична, в ее основе – история о некоем сотруднике спецслужб Captain G., который допрашивал и мучил автора в далеком 1984 году, еще в советской Югославии . Даже когда мучения закончились, мучитель не исчез, он поселился внутри и стал постоянным спутником.
Боль этого соседства, страх и непонимание, больная память и непрощение стали личной трагедией Мирослава Вольфа. А освобождающими и примиряющими стали решительно недоумевающие, искренние, экзистенциальные вопросы по поводу простых и неудобных библейских истин: «Если Один умер за всех, не должны ли мы надеяться на спасение всех?.. Были ли мы с Captain G. примирены тогда, на том холме за Иерусалимом? Окажемся ли мы примиренными в Новом Иерусалиме, должен ли я хотя бы надеяться на это? Пир – этот новозаветный образ часто используется для описания примиренного мира. Captain G. и я сидим вместе за столом и пиршествуем, дружески смеясь. Очень пугающая мысль, но отнюдь не невозможный сценарий. Могу ли я представить мир – могу ли я желать его, – в котором я больше не буду вешать на Captain G. ярлык злодея каждый раз, когда буду его видеть?» .
Эти вопросы вряд ли предполагают ответы, но они хорошо задают новое видение мира. Ведь только тогда, когда мы будем видеть мир преображенным, примирение будет возможным. И это не вопрос нашего воображения, это предмет нашей христианской веры.
