УКРАЇНСЬКІ ПРОТЕСТАНТИ ПРО ЄДИНУ ПОМІСНУ: ПІДТРИМУЄМО, АЛЕ Й ЗАСТЕРІГАЄМО

31 мая, 2018
Статьи

risu.org.ua

Українські протестанти знають ціну свободі. Вони насолоджуються плодами національної незалежності і сприймають релігійну свободу як один з її найбільших здобутків. Вони добре пам’ятають переслідування з боку атеїстичної радянської влади, але не забувають і про гоніння з боку імперського православ’я. Тому вони бояться одноманіття — як атеїстичного, так і православного.

Лише в умовах незалежної української держави протестанти вийшли з підпілля і стали важливим учасником суспільних процесів. Разом з іншими Церквами вони долучилися до формування оновленої національної ідентичності на засадах християнських цінностей, державно-конфесійного і міжцерковного партнерства. Тому сьогодні ми говоримо про Україну не як «православну», а як демократичну країну.

У цьому сенсі протестанти є послідовними прихильниками демократії, плюралізму і віротерпимості, тому не вбачають трагедії у церковному розділенні. До останнього часу протестанти думали про внутрішнє розділення православ’я як позитивну особливість українського релігійного життя, як запоруку міжконфесійного миру. Здавалося, якщо православні можуть бути різними, то і для протестантів десь знайдеться місце, адже позитивне ставлення до власного внутрішнього різноманіття — це крок до прийняття іншого. Навіть коли міжправославні відносини загострювалися, то здавалося, що для протестантів і це добре — до них буде менше уваги з боку православних «сектознавців».

Агресія «русского міра» багато чого змінила, вірніше, остаточно відкрила очі на антиукраїнський і антихристиянський характер дій РПЦ. Протестанти були разом з іншими Церквами на Майдані, утворивши єдиний національний фронт «розкольників, уніатів і сектантів» (так ідеологи «русского міра» називали практичний екуменізм, продемонстрований вірними УПЦ КП, УГКЦ і протестантами під час подій 2013-2014 рр. на Майдані). А згодом протестанти першими відчули на собі переслідування з боку «православних армій» на окупованих територіях і вперше заявили на увесь світ про «православний тероризм» московської Церкви.

Саме тому протестанти солідарні з українськими православними в їх прагненні до автокефалії. Але у своїх заявах про це завжди додають певні застереження.

Так, єпископ Анатолій Калюжний, голова Собору незалежних євангельських церков України, прямо заявляє про небезпеку одержавлення православної Церкви і руйнування нашого унікального християнського різноманіття: «З одного боку, це дуже позитивний момент — створення української Церкви, тому що необхідно якимось чином поставити на місце московську Церкву, яка робить багато зла українській державі. Це, мабуть, кращий інструмент для того, щоб поставити їх на місце. Але якщо дивитися з позиції наших інтересів, то велика потужна помісна Православна Церква буде заважати розвитку протестантських церков. Тому те, що ми маємо сьогодні, воно нас в цьому плані влаштовує. Тут є, як кажуть, палка з двома кінцями. З одного боку, треба Москву ставити на місце та її Церкву, з іншого боку потрібно… Ми тішимося тією свободою і рівністю, які зараз Церкви мають в Україні — і протестантські, і католицькі, і православні» [1].

Більш детально про цю небезпеку говорять баптисти, для яких релігійна свобода є засадничим принципом (перші українські баптисти говорили про свій ідеал так: «вільна церква у вільній державі»). Як висловився керуючий справами Всеукраїнського союзу церков євангельських християн-баптистів (ВСЦ ЄХБ) пастор Володимир Кондор, «Україна сьогодні може стати прикладом для багатьох інших країн в плані співіснування різних релігійних організацій, конфесій і можливості експериментувати навіть у певних міжконфесійних взаємовідносинах. Не дивлячись на те, що сьогодні мова йде про автокефалію Православної Церкви, щоб Україна мала свою автокефалію, я сподіваюся, що все ж таки Церква не буде державною, вона буде мати свою автокефалію, і ми будемо визнавати українську Церкву, але при цьому, в цьому контексті всі інші будуть мати те саме місце, що ми маємо сьогодні» [4].

Отже протестанти сподіваються, що створення єдиної помісної Церкви не зашкодить міжцерковному миру і залишить достатньо місця для кожної з Церков, що нова Православна Церква не скористається державною підтримкою для примусового перерозподілу релігійної карти.

Баптисти уважно рахують всі можливі плюси і мінуси «єдиної помісної». Перший віце-президент ВСЦ ЄХБ пастор Ігор Бандура попереджає, що прагнення до єдності може створити нові розділення: «Загалом ми ставимося позитивно. Плюси: єдність розділених християн, захист національних інтересів в умовах агресивної зовнішньої політики Росії, можливість презентації православ’я поза контекстом «скреп». Можливий негатив (сподіваємося, тимчасовий): новий виток протистояння і ворожнечі між церквами МП і нової автокефальної Церкви, спокуса нової Церкви відійти від формату рівноправних взаємовідносин між усіма конфесіями до формату домінування; зростання впливу націоналізму на церковну свідомість» [2].

Отже, рух за «єдину помісну» — це рух у правильному напрямку, але з багатьма ризиками. Рухатись треба, але з відкритими очима, враховуючи всі особливості маршруту , виконуючи всі необхідні умови.

Старший єпископ Української церкви християн віри євангельської (УЦХВЄ) Михайло Паночко у своєму виступі під час круглого столу «Релігія і влада в Україні: проблеми взаємовідносин. Особливості релігійного і церковно-релігійного самовизначення українських громадян: тенденції 2010-2018 рр.» звернув увагу на те, що автокефалія — це лише часткове рішення, лише технічне питання, за яким справжні зміни лише починаються: «Ми за. Це нормально. Це давно би мало так бути, тому що ми маємо повну автокефалію в Україні, наша церква. І кожна церква має право на самовизнання… Але чи це додасть духовності, як сказав один мудрий чоловік, це питання відкрите» [4].

На жаль, для складних питань простих і швидких рішень не буває. Автокефалія — це лише перший (і може, не головний) пункт у довгій та складній боротьбі українців за незалежну і справжню Церкву.

Тому протестанти підтримують бажання своїх православних братів отримати Томос від Константинопольського Патріарха, але нагадують, що Томос — це далеко не все, що визнання нас з боку Константинополя має завершитися тим, що ми визнаємо одне одного; що Церква може бути «єдиною» лише тоді, коли в ній знайдеться місце і для різних православних, і для різних протестантів.

Протестанти цінують різноманіття. Тому з насторогою приймають слова про «єдину» Церкву. Єдність Церкви завжди є бажаною, але до неї веде довгий шлях, що складається з маленьких кроків.

Як мудро підсумовує Михайло Паночко, «Об’єднати усіх — це досить складна справа. Хто любить Бога, той любитиме і людей, і не шукатиме різниці, а пропонуватиме альтернативу, запрошуватиме до власного досвіду, може, й інакшого, але не менш цінного. Хто не любить Бога, той і людей не любитиме, хоча може і зватися християнином. Отож може ми і не станемо цілковито єдиними, зате дружити сім’ями будемо, ділитися досвідом — також. Щось добре є в нас — ми готові ділитися, щось в інших — готові переймати. Це добра конкуренція, а не заздрість чи піднесення. Це дружба і співпраця, яка не змушує усіх мислити за єдиним шаблоном, а відкриватися на досвід іншого. Що ближче ми до Ісуса, то тим більше між нами єдності» [3].

Єпископ Паночко висловив думку більшості протестантів: шлях до єдності слід починати з малих спільних справ і малих кроків назустріч, з добросусідства і міжцерковної співпраці. Прагнення православних до автокефалії матиме успіх, якщо стане частиною більшого і ширшого руху всіх християн України до примирення і єднання, щоб різні були разом — навколо Христа, у служінні своєму народу.

Джерела:

Анатолій Калюжний. Інтерв‘ю Михайлу Черенкову. 29 травня 2018 р.
Ігор Бандура. Інтерв’ю Михайлу Черенкову. 29 травня 2018 р.
Михайло Паночко: «Реформація у наш час — це відвага жити за Божим Словом» // https://risu.org.ua/ua/index/expert_thought/interview/68639/
Пряма трансляція круглого столу «Релігія і влада в Україні: проблеми взаємовідносин» 26 квітня 2018 // http://www.youtube.com/watch?v=_OyRBaWQQSs#action=share

Пророчество Азарии

29 мая, 2018
Статьи

Мы почти ничего не знаем об Азарии, сыне Одеда. Но его пророчество звучит очень сильно и актуально для всех, кто живет в канун великих бедствий.

Царь Аса делает все, что может, для спасения своего народа. Он смело и успешно ведет войны. Еще отважнее и решительнее уничтожает идолов.

Но что он может сделать перед лицом грядущих судов? Что он должен сделать – из чувства ответственности перед своим народом и своим Богом? На что он может решится по вере, по дерзновению веры, в отчаянной решимости?

Бог не желает, чтобы мы мучились в домыслах, он посылает пророка Азарию.

“Тогда на Азарию, сына Одедова, сошел Дух Божий, и вышел он навстречу Асе и сказал ему: послушайте меня, Аса и весь Иуда и Вениамин: Господь с вами, когда вы с Ним; и если будете искать Его, Он будет найден вами; если же оставите Его, Он оставит вас. Многие дни Израиль будет без Бога истинного, и без священника учащего, и без закона; но когда он обратится в тесноте своей к Господу Богу Израилеву и взыщет Его, Он даст им найти Себя. В те времена не будет мира ни выходящему, ни входящему, ибо великие волнения будут у всех жителей земель; народ будет сражаться с народом, и город с городом, потому что Бог приведет их в смятение всякими бедствиями. Но вы укрепитесь, и пусть не ослабевают руки ваши, потому что есть возмездие за дела ваши” (2 Пар. 15:1-7).

Мы не знаем, что еще сказал и сделал Азария за свою жизнь. Но уже этой проповеди достаточно, чтобы войти в историю.

Слова пророчества Азирии очень сильно напоминают то, что скажет Христос о последних днях (Матф. 24, Марк. 16). Эти слова звучат не только апокалиптически, но и мессиански.

Пророк рисует страшную картину: не будет мира нигде, будут лишь великие волнения, смятения и бедствия. Но самое плохое в другом – в эти темные времена народ Божий останется без духовного руководства: без священника, без Бога истинного, без закона.

И все же для верных и верующих не все потеряно: “Господь с вами, когда вы с Ним; и если будете искать Его, Он будет найден вами” (2). Иными словами, даже в самую мрачную эпоху у Бога есть Свои люди и Он действует через них, давая людям надежду и шанс на спасение, сохраняя преемственность веры, блюдя Свой остаток.

Поэтому проповедь Азарии не должна отчаивать. В конце своего обращение пророк призывает собраться и действовать: “Но вы укрепитесь, и пусть не ослабевают руки ваши, потому что возмездие за дела ваши” (7).

Проповедь имела большой успех. Царь Аса собрал всех людей в Иерусалим и обновил завет с Богом. Интересно, что “многие Израильтяне перешли к нему, когда увидели, что Господь, Бог его, с ним” (9).

Если до того Аса побеждал силой оружия, то теперь он побеждал силой веры – к нему переходили без принуждения, с миром и доверием, т.к. видели в нем веру и силу Божью. Это самый простой и действенный способ примирения и объединения разделенных народов.

Да, Иерусалим окружен врагами со всех сторон. Да, будущее пугает. Но в этот день на улицах царит веселье: люди клянутся в верности Богу и обретают то главное, ради чего можно умирать и во имя чего можно побеждать.

“И радовались все Иудеи сей клятве, потому что от всего сердца своего клялись и со всем усердием взыскали Его, и Он дал им найти Себя. И дал им Господь покой со всех сторон” (15).

Пророк Азария сказал то, что нужно услышать и нам, живущим в конце времен. Уже не только Иудея, но и весь мир охвачен великими волнениями и бедствиями. Уже близится итог всеобщей истории

Но теми, кто ищет, Бог может быть найдет. Прямо посреди бури, прямо посреди мрака. И если Он будет найден, мы обретем покой, что бы ни происходило вокруг, что бы вот-вот ни грозило.

Когда Иерусалим обретает своего Бога, он вновь становится городом мира, даже окруженный врагами, даже обреченный на руины и плен.

Пророк Азария сказал царю Асе самое важное – не о войнах с врагами, но о мире с Богом.

Ты не можешь побеждать во всех битвах, ты не можешь одолеть всех врагов, ты не можешь исправить кривизны истории, ты не можешь спасти свой народ от бедствий.

Но ты можешь спасти свою веру. И это единственный способ спасти твой народ.

Почему Троица – великий праздник?

27 мая, 2018
Статьи

Среди христианских праздников есть такие, смысл которых понятен не сразу. Рождество – понятно. Пасха – более-менее . Но что такое Троица?

В книге Деяний мы читаем, что когда в день Пятидесятницы апостолы собрались «единодушно вместе», с ними случилось нечто удивительное.

«Внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили на каждом из них. И исполнились все Святого Духа, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать» (Деян. 2:2-4).

Это было настолько странным для собравшегося народа, что апостолов сочли пьяными. Но Петр остановил эти насмешки:

«Это есть предреченное пророком Иоилем: «И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть…. И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется!» (17,21).

Петр ссылается на пророчество, известное всем правоверным иудеям.

А также он ссылается на обещание, данное Иисусом: «Он, был вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святого Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите» (33).

В своей проповеди Петр связывает вместе Бога-Отца, Иисуса Христа и Святого Духа. Бог Отец говорил о Духе через пророков. Его Сын перед вознесением заповедал «ждать обещанного» Духа. И вот теперь все исполнилось.

В Рождестве мы видим Сына. В Пасхе мы встречаем Господа.

В Троице мы переживаем полноту Божьего откровения, единство Отца, Сына и Святого Духа.

Изнутри этой полноты рождается Церковь – «полнота Наполняющего все во всем» (Ев. 1:23). Вот почему Троицу еще называют Днем рождения Церкви.

В этом событии Пятидесятницы мы видим откровение Троицы для апостолов и для всех людей.

«Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли… Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа. Ибо вам принадлежит обетование» (36, 38-39).

Здесь есть ссылки на Бога Ветхого завета, Бога пророков, Бога избранного народа, Бога-Отца. Здесь же утверждается господство Христа как Спасителя для прощения грехов. И здесь же предлагается дар Духа Святого.

Во всем этом есть простой смысл. Мы не оставлены Богом. Дух Святой продолжает работу Отца и Сына. И сила присутствия Духа Святого не будет слабее, только сильнее.

Она будет действовать так, что все народы земли узнают Радостную Весть. Она будет действовать так, что все Божьи обещания будут принадлежать и исполняться в жизни верующих людей.

Она будет действовать так, что в один день будут креститься по три тысячи людей (41).

Она будет действовать так, что будет страх на всякой душе (42).

Она будет действовать так, что совершится множество чудес и знамений (43).

Она будет действовать так, что церковь покажет миру образец бескорыстия и единства, веселия и простоты, благодарности и любви (44-47).

Благодаря явлению и действию Духа Святого мы – далекие от того времени, далекие от того народа, — получили возможность узнать Евангелие и приобщиться к Божьему народу.

Апостол Петр говорит: «Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим и всем дальним, кого не призовет Господь Бог Наш» (39).

Благодаря Духу Святому мы не боимся «наступления дня Господнего, великого и страшного» (20), потому что Дух наделяет нас силой и руководит нами в наших путях.

Мы знаем: мы не оставлены, мы не одни. Тот, Кто сказал нам: «Я с вами во всем дни до скончания века» (Матф. 20:28), хранит свое обещание и исполняет его в Духе Святом.

Праздник Троицы – это праздник полноты Божьего присутствия в нас, Его народе, Его Церкви. Это избыток Божьей силы и славы.

Это чудо, доступное каждому.

Это ветер и огонь, сопровождающие нас «до края земли» и «до скончания века».

Многообразная Церковь как альтернативное общество

25 мая, 2018
Статьи

religion.in.ua

Богословский поиск в контексте постсекулярных социальных теорий

Церковь осмысливает себя в зеркале социальных перемен и соответствующих им социальных теорий. Но что церковь может предложить взамен, как альтернативу, как пророческий вызов, как свою повестку дня? Социальные теории должны учитывать особую роль церкви и ее понимание общества. А церковь должна не только принимать социальный контекст, но и оспаривать его, причем должна быть готовой выступать и как «моральное большинство», и как «пророческое меньшинство». Одним словом, церковь должна слушать и отвечать, но без повторений и подражаний, как ценный и самостоятельный собеседник.

Такая модель постсекулярного диалога приемлема и для социологов вроде Питера Бергера, и для богословов вроде Йозефа Ратцингера. Но если этот диалог не превращать в бесконечную игру, то чем он сможет быть еще полезен? Прежде всего обменом эксклюзивными идеями и вещами. В этом смысле церковь может и должна быть альтернативой. Тогда и только тогда она может выделяться и быть интересной.

В частности, для того, чтобы церковь могла быть воспринята как альтернатива, она должна показать на себе пример того, как плюрализм может быть цветущим и ненасильственным. Секулярность и постсекулярность создают для этого хорошие условия – освобождая церковь от соблазнительных преференций, исторической обусловленности и чрезмерной контектуализации.

И здесь нам пока есть чем похвалиться. Как замечает Хосе Казанова: Украина «приблизилась к американской модели религиозного деноминационализма», где «деноминация» — это просто обозначение добровольного религиозного сообщества», т.е. где «речь идет о системе взаимного признания общественных групп без их признания или регулирования со стороны государства» (2, с. 10).

Мы приблизились, но еще не там. Мы вполне можем потерять то, чем можно хвалиться. Руководствуясь благими намерениями, но действуя не по рассуждению, мы можем разрушить свое уникальное религиозное многообразие, растерять свой уникальный социально-религиозный капитал. В этом контексте разговоры о «единой поместной» выглядят как покушение на удивительно богатое украинское разнообразие церквей и традиций.

Но и само разнообразие может обесцениваться, если не будет движимо к некоему единству, если не будет подпитываться глубинным истоком, если будет привязываться лишь к текущему моменту или какой-то идеализированной временной ситуации. В этом смысле стоит услышать Кюнга: «Историчность недооценивается экклезиологией, традиционалистскипонимающей себя как нечто неизменно пребывающее; именно такая экклезиология подпадает под иго мира сего и уже сгинувшего времени. Та же самая историчность не признается экклезиологией, модернистскиподстраивающейся под сиюминутность нынешнего мира; она тоже отрекается от самой себя в прискорбном непостоянстве. Как экклесия, так и стремящаяся выразить ее самопонимание экклезиология, не должна обрекать себя на жесткую привязку к какой-либо конкретной ситуации – прошлой, настоящей или будущей» (3, с. 30)

Следовательно, «Экклезиология должна и может определяться именно исторически, ориентируясь на исток экклесии… Он скрывается в совершенно конкретном, «установленном» учении церкви: он задан спасительным действием Божиим через Иисуса Христа в истории… Сохранить верность исконной сущности церкви в исторически меняющемся мире можно не в состоянии неподвижности (Immobilismo), а лишь в ритме «оживленно» (Aggiornamento): в постоянных заботах о новом дне (giorno), в постояной готовности к переменам, трансформациям, новым реформам, к обновлению, радикальному переосмыслению» (3, с. 31).

Лишь тогда – освободившись от момента ради полноты истории, «отплыв на глубину», церковь обретается собственную свободу для исторического творчества и влияния на общество. В частности речь идет об альтернативных формах социальной организации, о взаимоскрепляющих связях, в которых возможны и сообщества в их своеобразии, и общество как целое.

Ситуация постсекулярности создает прекрасные возможности для того, чтобы церковь освободилась от несвойственных ей функций и лучше осмыслила свою актуальную роль в общественных дискуссиях.

Здесь стоит вспомнить показательный диспуст Хабермаса и Ратцингера. Согласно Хабермасу, именно сегодня «содержание библейских понятий выводится за пределы религиозного сообщества и становится достоянием инаковерующих и неверующих» (6, с. 68), а потому «в интересах конституционного государства бережно обходиться со всеми культурными источниками, на которых основываются осознание гражданами норм и сама солидарность между ними» (6, с. 68-69). Тут же, откликаясь на приглашение к дискуссии, спешит сказать свое слово Йозеф Ратцингер: «Несомненно, главными партнерами в этой «коррелятивности» становятся христианская вера и западная секулярная рациональность» (6, с. 106). Таким образом «секуляризации общества» оба видят «взаимодополняющий процесс обучения» (6, с. 70).

Секуляризация освобождает церковь от мнимого монополизма. Лишь из свой свободы церковь может вносить элемент инаковости, как несколько пафосно говорит Мольтман, «переносить христианское, т.е. освобождающее и искупительное понимание любви на различные уровни социальных отношений» (4, с. 298). И более конкретно о формах общности: «Если искать альтернативу индивидуализму и централизму современного общества, ею может стать формирование низовых сообществ на уровне местных, самоуправляемых и жизнеспособных муниципалитетов или общин, которые способствуют личному росту людей» (4, с. 302). Здесь речь идет об открытом христианстве, которое начинается в церкви, но несет свое освобождающее влияние на все сферы общества.

Но что значит свобода для церкви и в церкви? Церковная модель может показать обществу как свобода совмещается с порядком, ведь именно церковь стала таким глобальным сообществом, в котором разнообразие приняло мирные и упорядоченные формы.

Соглашаясь с тем, что «Церковь разнообразна по своей сути», Кирилл Говорун уточняет: «Взаимодействие с современной жизнью и признание и восприятие многообразия в церкви не есть и не были хаотичными. В церкви многообразие структурировано согласно определенными критериям. «Я» церкви можно расположить в система координат, которые помогают проследить и оценить траектории ее самоосознания. Оси этой системы – это единство и отношения, а точка отсчета – сам Христос» (1, с. 247-248).

Оставляя в стороне мистическое измерение, стоит осмыслить и единство, и отношения как темы социальные, в которых имеет место человеческий фактор. Тем важнее понять, что такие «Отношения возможны только при наличии риска ошибок и неудач. Возможность человеческих ошибок и неудач делает церковь столпом и утверждением истины (1 Тим. 3:15). И напротив, сведение на нет человеческой свободы в жизни церкви делает церковь уязвимой к ошибкам» (1, с. 250-251).

Уже простое принятие человеческой свободы с ее рисками делает церковь открытой к обществу и другим сообществам веры, делает возможным и оправданным эксперимент с формами и традициями церковности, с форматами и моделями церковно-общественных отношений.

Ведь этот рискованный опыт не только причиняет боль и потери, но обогащает и учит церковь в целом, в совокупности ее членов и групп. Интересно видеть, как христианские меньшинства задаются вопросом о своей инклюзивности и своей причастности к большему.

Так меннонитский историк Вальтер Заватски призывает свою церковь быть «более широкой» («the broader church”) и «глобальной» (the global church), и для этого рекомендует более «благодарное принятие всей христианской истории» (5, с. XI). Он задает непростой вопрос, который могут повторить не только малые, но и большие церковные традиции: «Что мы имеем ввиду, говоря о глобальной церкви? Если мы всю нашу историю воспринимали христианство в общем как отступническое, осуждая его как «Константинианский компромисс», то неужели мы до сих пор думаем, что именно наш малый остаток «тела Христова» образует собой глобальную церковь?» (5, с. IX).

Сможет ли церковь восстановить свою радикальную открытость и широту, свое единство в многообразии, чтобы стать альтернативой для разделенного и конфликтующего мира? Можно спросить иначе: сможет ли церковь рискнуть и пройти горнило секулярности, чтобы вернуться в общество измененной? Выход в состояние «пост» открывается лишь для тех, кто решился пройти предыдущие стадии и вынес из них уроки.

В этом смысле стоит прислушаться к сторонникам теории десекуляризации, которые полагают, что она наиболее адекватна для описания украинских реалий, а также позволяет синтезировать наиболее сильные тезисы теории секуляризации и аргументы ее критиков. Так социологи Максим Паращевин обращает особое внимание на внутренние изменения религии: «В случае десекуляризации мы имеем дело не с буквальным возвращением к досекулярному состоянию, а с каким-то новым состоянием, в котором религия так или иначе модифицируется. И анализировать нужно не просто возвращение религии, но и новые качества, в которых она возвращается» (7, с. 102).

Какой будет церковь, воспринявшая вопросы секулярности и постсекулярности со всей серьезностью и честностью? Сможет ли она продолжить этот непростой диалог? Сможет ли предложить свою альтернативную повестку дня? Сможет ли явить собой возможность иного общества, нового мира? Эти вопросы формулируются в процессе взаимодействия церковных и общественных интеллектуалов, богословов и философов. Осмысливая эти вопросы и отвечая на них, церковь возвращается в общество. Но возвращение должно не столько радовать, сколько беспокоить: ведь это двойной экзамен – и на релевантность, и на инаковость; и на способность вписаться в более широкий общественный порядок, и на готовность принять у себя других.

А теперь давайте спросим себя о нашей украинской идее единой поместной православной церкви: какой возвращается церковь в общество, в какое общество возвращается церковь? Спросим не о том, нужна ли нам «своя» православная церковь, а о другом – какая именно церковь и какому именно обществу? Не достаточно чужую сделать своей, не достаточно заменить букву М на К. Сегодня есть шанс вместе с вопросом об автокефалии поставить более глубокие вопросы, иначе рискуем получить томос и на том успокоиться, получить каноничность и потерять шанс на реформы.

Украинская церковь хочет вернуться в общество, не замечая, какой на дворе год и какова эпоха. Церковь игнорирует опыт секулярности и постсекулярности, апеллируя к древним правилам и формулам, картам и спискам, которым описывают несуществующую реальность.

Попытки создать единую поместную церковь, заполучив автокефалию от Константинополя и разорвав зависимость от Москвы, – это попытки развязать старый узел старыми методами.

Автокефалия создает не церковь, а всего лишь легальные, хотя для многих спорные рамки для дальнейшей работы по восстановлению, а по сути, строительства новой церкви.

Как решается проблема раскола и каноничности? Через апелляцию к древним и отжившим правилам, которые исполняются весьма произвольны. Что даст нам томос? Статус? Независимость? Храмы? А людей в храмах, а религиозный подъем в обществе, а интерес молодежи к церкви?

Не грозит ли чрезмерная политизация этого вопроса дальнейшим отстранением общества от активной церковной жизни? Хотя президент уверил, что церковь не станет государственной, что мешает ей стать таковой?

Что, если противостояние по линии Москва-Киев перейдет в противостояние внутри страны, внутри церкви – за дележ портфелей и приходов? Не окажется ли успех автокефалии дискредитацией идеи церковного единства и христианского свидетельства обществу?

Наконец, если украинская поместная православная церковь возникнет, то согласится ли оно быть открытым обществом, в котором найдется место и другим церковным сообществам, традициям, подходам? Церковь можно будет назвать единой лишь в том случае, если место найдется для всех ветвей разделенного христианства, если церковь будет открытой и для многообразия украинского общества, и для разнообразия украинского христианства.

За исключением УПЦ (МП), все украинские церкви солидарны в стремлении украинского православия к автокефалии. Вопрос в другом – как будет сочетаться новый статус и новые возможности «национальной церкви» с уже наличным многообразием.

Каким бы ни был ответ от вселенского Патриарха относительно украинской автокефалии, он не сделает за нас нашу работу. Именно нам – гражданам и христианам Украины предстоит ответить на вопрос, что мы будем делать с нашим христианским многообразием, сможем ли найти мирный и взаимовыгодным формы сосуществования, дерзнем ли хоть в этом опередить наше общество и предложить ему действенную модель единства в многообразии; модель, которая отвечала бы не только вековым традициям церкви, но и ожиданиям постсекулярного общества.

Литература

1. Архімандрит Кирило (Говорун). Мета-еклезіологія: хроніки самоусвідомлення Церкви. – К.: ДУХ І ЛІТЕРА, 2017.

2. Казанова Х. По той бік секуляризації. Релігія та секулярна динаміка нашої глобальної доби. – К: ДУХ І ЛІТЕРА, 2017.

3. Кюнг Г. Церковь. – М.: ББИ, 2012.

4. Мольтман Ю. Дух жизни. Целостная пневматология. – М.: ББИ, 2017.

5. Sawatsky W. Going Global with God as Mennonites for the 21st Century. – North Newton: Bethel College, 2017.

6. Хабермас Ю., Ратцингер Й. (Бенедикт XVI). Диалектика секуляризации. О разуме и религии. – М.: ББИ, 2006.

7. Паращевін М. Сучасні теорії та концепції релігійної динаміки: можливості застосування до українських реалій // ВІСНИК НТУУ «КПІ». Політологія. Соціологія. Право. Випуск 3/4 (31-32) 2016. – C. 97-103.

<!—
/* Style Definitions */
p.MsoNormal, li.MsoNormal, div.MsoNormal
{mso-style-unhide:no;
mso-style-qformat:yes;
mso-style-parent:"";
margin:0cm;
margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-fareast-font-family:"ＭＳ明朝";
mso-fareast-theme-font:minor-fareast;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;
mso-bidi-font-family:"Times New Roman";
mso-bidi-theme-font:minor-bidi;}
p.MsoListParagraph, li.MsoListParagraph, div.MsoListParagraph
{mso-style-priority:34;
mso-style-unhide:no;
mso-style-qformat:yes;
margin-top:0cm;
margin-right:0cm;
margin-bottom:0cm;
margin-left:36.0pt;
margin-bottom:.0001pt;
mso-add-space:auto;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-fareast-font-family:"ＭＳ明朝";
mso-fareast-theme-font:minor-fareast;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;
mso-bidi-font-family:"Times New Roman";
mso-bidi-theme-font:minor-bidi;}
p.MsoListParagraphCxSpFirst, li.MsoListParagraphCxSpFirst, div.MsoListParagraphCxSpFirst
{mso-style-priority:34;
mso-style-unhide:no;
mso-style-qformat:yes;
mso-style-type:export-only;
margin-top:0cm;
margin-right:0cm;
margin-bottom:0cm;
margin-left:36.0pt;
margin-bottom:.0001pt;
mso-add-space:auto;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-fareast-font-family:"ＭＳ明朝";
mso-fareast-theme-font:minor-fareast;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;
mso-bidi-font-family:"Times New Roman";
mso-bidi-theme-font:minor-bidi;}
p.MsoListParagraphCxSpMiddle, li.MsoListParagraphCxSpMiddle, div.MsoListParagraphCxSpMiddle
{mso-style-priority:34;
mso-style-unhide:no;
mso-style-qformat:yes;
mso-style-type:export-only;
margin-top:0cm;
margin-right:0cm;
margin-bottom:0cm;
margin-left:36.0pt;
margin-bottom:.0001pt;
mso-add-space:auto;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-fareast-font-family:"ＭＳ明朝";
mso-fareast-theme-font:minor-fareast;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;
mso-bidi-font-family:"Times New Roman";
mso-bidi-theme-font:minor-bidi;}
p.MsoListParagraphCxSpLast, li.MsoListParagraphCxSpLast, div.MsoListParagraphCxSpLast
{mso-style-priority:34;
mso-style-unhide:no;
mso-style-qformat:yes;
mso-style-type:export-only;
margin-top:0cm;
margin-right:0cm;
margin-bottom:0cm;
margin-left:36.0pt;
margin-bottom:.0001pt;
mso-add-space:auto;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-fareast-font-family:"ＭＳ明朝";
mso-fareast-theme-font:minor-fareast;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;
mso-bidi-font-family:"Times New Roman";
mso-bidi-theme-font:minor-bidi;}
.MsoChpDefault
{mso-style-type:export-only;
mso-default-props:yes;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-fareast-font-family:"ＭＳ明朝";
mso-fareast-theme-font:minor-fareast;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;
mso-bidi-font-family:"Times New Roman";
mso-bidi-theme-font:minor-bidi;}
@page WordSection1
{size:595.0pt 842.0pt;
margin:72.0pt 90.0pt 72.0pt 90.0pt;
mso-header-margin:35.4pt;
mso-footer-margin:35.4pt;
mso-paper-source:0;}
div.WordSection1
{page:WordSection1;}
/* List Definitions */
@list l0
{mso-list-id:945892256;
mso-list-type:hybrid;
mso-list-template-ids:396110388 67698703 67698713 67698715 67698703 67698713 67698715 67698703 67698713 67698715;}
@list l0:level1
{mso-level-tab-stop:none;
mso-level-number-position:left;
text-indent:-18.0pt;}
@list l0:level2
{mso-level-number-format:alpha-lower;
mso-level-tab-stop:none;
mso-level-number-position:left;
text-indent:-18.0pt;}
@list l0:level3
{mso-level-number-format:roman-lower;
mso-level-tab-stop:none;
mso-level-number-position:right;
text-indent:-9.0pt;}
@list l0:level4
{mso-level-tab-stop:none;
mso-level-number-position:left;
text-indent:-18.0pt;}
@list l0:level5
{mso-level-number-format:alpha-lower;
mso-level-tab-stop:none;
mso-level-number-position:left;
text-indent:-18.0pt;}
@list l0:level6
{mso-level-number-format:roman-lower;
mso-level-tab-stop:none;
mso-level-number-position:right;
text-indent:-9.0pt;}
@list l0:level7
{mso-level-tab-stop:none;
mso-level-number-position:left;
text-indent:-18.0pt;}
@list l0:level8
{mso-level-number-format:alpha-lower;
mso-level-tab-stop:none;
mso-level-number-position:left;
text-indent:-18.0pt;}
@list l0:level9
{mso-level-number-format:roman-lower;
mso-level-tab-stop:none;
mso-level-number-position:right;
text-indent:-9.0pt;}

—>

«Ещё»

23 мая, 2018
Статьи

Бог не отменяет бедствие, но дает перерыв

Царь Аса был похож на своих отцов – на Авию и Ровоама. Все они были успешны в своем начале. Они начинали в трудных условиях, а потому смирялись перед Богом и побеждали врагов с Его помощью.

Царство Ровоама было крепким три года – ровно столько, сколько он ходил путем Давида и Соломона (2 Пар. 11:17). Остальные четырнадцать лет он грешил и проигрывал.

Царствование Авии длилось три года. Он одержал большую победу благодаря помощи Божьей, но затем погряз в идолопоклонстве.

Правление Асы продолжалось сорок один год. И начало его было также хорошим – царь уничтожил идолов и восстановил закон Божий. Историк повторяет, что при нем сперва все было спокойно: «Земля покоилась десять лет», «Спокойно было при нем царство», «Господь дал покой ему» (2 Пар. 13:1,5-6).

Царь Аса понимал, что это временно, что это незаслуженная милость Божья, поэтому спешно строил города, возводил стены и башни.

Он воспринимал это как спасительный перерыв в бесконечных войнах, как паузу для восстановления сил и веры:

«Земля еще наша, потому что мы взыскали Господа, Бога нашего; мы взыскали Его, — и Он дал нам покой со всех сторон» (7).

В это время покоя была воссоздана мощная армия. И уже вскоре она понадобилась.

Ефиопляне вышли с сильнейшим войском и были разбиты.

Автором этих побед был не царь, хотя он сделал все, что мог для укрепления обороноспособности своей страны.

Секрет был в другом – в уповании Асы на Бога. Царь не стеснялся признаваться в бессилии и молиться на виду у всех так, как молится юноша перед кровожадным гигантом:

«Господи! Не в Твоей ли силе помочь сильному или бессильному? Помоги же нам, Господи, Боже наш: ибо мы на Тебя уповаем и во имя Твое вышли мы против множества сего» (11).

История разделенного царства идет по трагическому пути, скоро будут новые поражения, разруха и плен. Но пока Бог дает перерыв, защищает и благословляет.

Мы не можем отменить Божьих планов в отношении мира или отдельной страны. Но мы можем выпросить у Него паузу.

«Земля еще наша». Бог еще с нами.

«Еще» — это значит так много.

Еще наше время. Время, когда возможны добрые перемены.

Наши предки и потомки ответят перед Богом за свое время.

Но для нас еще есть время.

Еще можно жить.

Еще можно побеждать.

Еще можно верить.

Пока мы верим, всегда будет «еще».

Не воюйте с Господом

21 мая, 2018
Статьи

Авия, сын Ровоама, был подобен отцу – смирялся и побеждал в дни трудные, но после побед зазнавался и грешил. Все как обычно.

И все же один эпизод заслуживает особенного внимания.

Авия выходит на битву с Иеровоамом – продолжая войну своего отца, защищая его честь. Он обращается к врагам с несколько странной речью, в которой признает слабость и ошибки своего отца: «Ровоам же был молод и слаб сердцем» (2 Пар. 13:7). С такой речью трудно устрашить врага и мотивировать свое войско к победе.

Авия не боится говорить так потому, что уповает не на себя и свое имя, доставшееся от отца, но на Бога и Его верность потомкам Давида.

«Вас великое множество и у вас золотые тельцы… а у нас – Господь, Бог наш… Не воюйте с Господом» (8,10,12).

Иеровоам не слушал Авию и начал битву. Он верил в силу – его войск было в два раза больше.

Но один Господь сильнее множества. И даже слабые цари, потомки слабых отцов, могут быть сильными тогда, когда уповают на Бога.

Этот эпизод приукрашивает историю Авии. Жаль, что он не имел продолжения.

Жаль, что начав с победы в дни слабости, Авия растратил свои трофеи в идолопоклонстве и грехе.

Жаль, что всю оставшуюся жизнь он воевал с Господом и потому неизменно проигрывал.

На берегу океана

19 мая, 2018
Статьи

Мы не редко говорим о себе, что мы – на берегу океана. Мы не можем его вычерпать, понять, направить, обуздать.

Нас пугает его мощь и непостижимость, стихийность и безответность, бескрайность и бездонность.

Здесь воображение сводит нас с внешним миром, заглядывает по ту сторону нашего дома, огорода, города, цивилизации, всего знакомого, обжитого, соразмерного.

Это действительно страшно – стоять на берегу бесконечности, осознавать малость и уязвимость, незнание и непонимание.

Но разве не должно нас пугать иное – закрытость в нашем одомашненном мире, мелководье жизни, потеря масштаба и перспективы, духота бани с пауками, вонь кабака, теснота камеры?

Не всем дано изведать этот страх – страх забыть про океан, про бесконечность, про неизведанные маршруты, про бескрайнее небо и все новые звезды.

Но тот, кто знает страсть к бесконечности, никогда не успокоится в четырех стенах. Они всегда идут вперед. А когда уже не могут идти, то рассказывают другим о том, что видели и пережили.

На берегу всегда интересно. Здесь все начинается – как далекий парус на горизонте. Здесь все и заканчивается, возвращаясь в тот самый океан вместе с волнами и воспоминаниями.

Мгла и свет Божественной славы

17 мая, 2018
Статьи

Храм, который построил Соломон, не стал золотой клеткой для Бога. Бог не стал ручным, придворным, удобным.

Соломон понимал, что Бог обитает «на небе», он повторяет это (2 Пар. 6:21,23,25,27,30,33,35 39) как напоминание себе и народу. И даже «небо и небеса небес» не вмещают Его (18).

Богом нельзя управлять. В Нем всегда есть избыток, который опрокидывает наши столы и схемы.

Так было и в Соломоновом храме.

«Дом Господень наполнило облако, и не могли священники стоять на служении по причине облака, потому что слава Господня наполнила дом Божий. Тогда сказал Соломон: Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле» (2 Пар. 5:13-14, 6:1).

Мудрый Соломон понял, что Бог всегда остается Богом и открывается людям лишь в меру.

Бог не хочет стать вещью для нашего пользования или предметом для нашего познания.

При этом Бог не хочет и ослепить нас полностью, Он щадит нас.

Он ослепляет нас слегка и временно – чтобы приучить к новому видению.

Поэтому Его окружает свет и окутывает мгла. Освещение храма было именно таким – сочетанием и чередованием света и тьмы.

Соломон чувствовал присутствие Божье во мгле, в непрозрачности пространства. Апостол Павел говорит не о мгле, а о свете, но свойства этого света – похожие. Апостол именует Бога как Того, «Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может» (1 Тим. 6:16).

Для Бога и в Боге мгла и свет – одно и то же. Его слава превосходит возможности нашего восприятия, так что Его явление нас ослепляет.

В этой временной слепоте есть место опыту света и опыту мглы. Мы приучаемся уверяться в невидимом и осуществлять ожидаемое.

Мы приступаем к Богу в облаке Его славы.

Здесь нельзя говорить, здесь можно петь.

Здесь нельзя видеть, здесь можно верить.

Здесь нельзя понимать, здесь можно переживать.

Приложится вам

15 мая, 2018
Статьи

О чем мы просим Бога?
Чего хотим больше всего?
Как мы понимаем свою главную нужду?

Что бы мы ответили Богу, Который явился бы нам и сказал: «Проси, что Мне дать тебе»?

История Соломона поучительна. Молодой царь мог просить все что угодно, но просил «премудрости и знания». Причем не для своих интересов, но чтобы управлять Божьим народом.

Такая просьба Богу понравилась. Он дал просимое и добавил сверху:

«За то, что ты не просил богатства, имения и славы… премудрость и знание дается тебе, а богатство, и имение, и славу Я даю тебе» (2 Пар. 1:11-12).

Когда мы не ищем богатства, имения и славы, они приходят.

Когда мы их ищем, гоняемся за ними, они постоянно уходят, ускользают, убегают.

Настоящие вещи и статусы не покупаются, не собираются, не завоевываются, но даруются Богом – как приложение.

Христос дал нам ценный совет: ″Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам″(Мф. 6: 33).

Когда мы ищем Его, Его премудрости и правды, все остальное прилагается. И сколько бы не прилагалось богатства, имения и славы, мы будем самыми богатыми и славными. Потому что в Нем имеем все.

Стоит лишь определиться с Тем главным, к которому все прилагается.
Что в моем списке желаний стоит под номером 1?
Вместо того, чтобы гоняться за всем сразу, нужно спросить себя, спросить себя о Боге, спросить себя о Божьей воле: что является самым главным в глазах Бога, что может расположить Его ко мне? К Нему прилагается все.
Как напоминает баннер нашей Ирпенской Библейской Церкви, «Ищи Бога. Найдешь Его — найдешь вместе с Ним и все остальное».

Нам ни о чем не нужно рассказывать

13 мая, 2018
Статьи

Христианство – это рассказ. О Боге, о Его любви, о встрече и жизни с Ним.

Обычно мы рассказываем от первого лица – о том, что произошло с нами и что это значит для нас.

В рассказе от первого лица есть большая сила. Я не слухом услышал, я сам это пережил. Я не цитирую, я свидетельствую.

Так начинает свое послание апостол Иоанн: «О том… что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши» (1 Иоан. 1:1).

Я всегда понимал, что это самое важное – говорить о себе, о том, что сотворил со мной Господь и как помиловал меня (Марка 5:19).

Но апостол Павел показывает и другую возможность, не менее интересную.

В послании к церкви в Фессалониках он говорит, что если с нами случилось действительно важное, если мы познали Бога, если Он действует через нас, то эту историю будут рассказывать другие – за нас и о нас.

«Нам ни о чем не нужно рассказывать. Ибо сами они сказывают о нас» (1 Фес. 1:8-9).

Что там случилось? Апостол говорит о верующих в Фессалониках так: «вы приняли слово при многих скорбях с радостью Духа Святого», «стали образцом», так что «во всяком месте прошла слава о вере вашей и в Бога» (6-8).

Что здесь важное? Вера. Вера творит историю, о которой можем рассказывать мы сами или другие за нас.

Нам не нужно переживать, чтобы о нас услышали. Это непременно случится.

Нам нужно переживать о другом – чтобы принять слово, стать образцом и верить при многих скорбях с радостью Духа Святого.

В конце концов, это свидетельство вовсе не о нас, но о Боге, действующем в нас и через нас.