Online

«This is a big test for the Ukrainian Church»

«This is a big test for the Ukrainian Church»

1.As you have been traveling through eastern Ukraine, what are you seeing in terms of the condition of evangelical Christians, churches and ministries? Are you witnessing persecution, and have you experienced any yourself?

Many of my friends, Evangelical church leaders, were kidnapped and tortured. Churches were seized, looted, and burned. Of course, when I visit Eastern Ukraine, there is a risk of being shot at or captured by terrorists. But the largest risks are taken by Christian leaders remaining in captured territory and serving people there. As one Baptist pastor told me, “I can’t leave Donetsk, because my flock is here. We are helping people, feeding the hungry, and continuing to hold services.” Meanwhile most of the largest churches in Donetsk have been seized by terrorists and turned into military bases.
Evangelical Christians in Eastern Ukraine feel that not only is Russia at war against Ukraine, but that the Russian Orthodox Church is at war against Evangelicals. There is even a “Russian Orthodox Army,” which directs its weapons against all cults and sects (which includes all non-Orthodox branches of Christianity), and against all people tied to the West.

2. Is there a story about the persecution of Christians there that stands out the most, which you could share with us?

The best-known case is when four leaders from an Evangelical church in Slavyansk were kidnapped directly from a worship service on Pentecost, then tortured and killed. Two of them were sons of Pastor Alexander Pavenko. And two of them (Viktor Brodarsky and Vladimir Velichko) left behind them three and eight children respectively. According to the terrorists they were killed for helping the Ukrainian army.
The most painful part of the conflict for me personally was the seizure of Donetsk Christian University, where I served as rector for the 2012-2013 academic year. It now serves as a military base for separatists, and they are holding hostages there. At great risk of life the university staff were evacuated. The separatists hold nothing holy.

3. How much danger is there for Christians in eastern Ukraine? What about
in the remainder of the country?

Evangelical leaders in Eastern Ukraine are on the terrorists’ black list, therefore a lot of churches are asking their pastors to leave the Donbas region. However many pastors are remaining in the region or returning in order to serve people in occupied territory. For instance EliseyPronin from Pervomaisk in the Lugansk region had to hide from terrorists who were searching for him, but he couldn’t leave his congregation and he soon returned. Now his church building has been burned and destroyed. Now his congregation has a new ministry – bringing food to the hungry and evacuating those seeking to leave.

There is a so-called hybrid war against Ukraine: because of unannounced attacks by diversionary groups and military units there is no front line – terrorists and Russian forces can show up anywhere in Southern or Eastern Ukraine. Danger is everywhere, it is felt in Kiev and even in Lviv in the far Western part of Ukraine. Mines have been laid in train stations and metro stops. People are being intimidated and killed. Even in social media there is a true war raging.

4. Does the current crisis seem to be making people more open to the Gospel? Do you have any statistics or stories about people who have received salvation through Jesus as a result of this crisis?

All over Ukraine the crisis is opening new doors to search for God and turn to Him. But in Eastern Ukraine we see less openness to God, fewer people praying and repenting. All over Ukraine churches are full of people praying for peace. However in the East there are very few. A prayer marathon in Donetsk, which has been going on since March 2014 brought together a few dozen people, but not thousands. I think that this is because the influence of Soviet atheism and Russian Orthodoxy is very strong in Eastern Ukraine. To them, to be Russian means to be Orthodox, and nothing else is needed – no repentance, no new life.

5. What are you seeing in terms of refugees from eastern Ukraine going either westward in Ukraine, or into Russia? What challenges and opportunities does this present for the church?

A majority of refugees are going to other parts of Ukraine. There are no exact statistics, but the number is in the hundreds of thousands. In Donetsk alone over half of the population has fled, and the population of Donetsk was almost a million before the conflict. Fewer refugees are going to Russia, but their number is still large – about 200,000 (mostly pro-Russian sympathizers). This is a big challenge to churches in Ukraine and Russia – serving refugees, showing them love and sympathy regardless of political views. In both countries churches are involved in the ‘I Care’ project initiated by young Christian leaders. The program includes distributing food to those in need, organizing training seminars for pastors and volunteers, and offering counseling to those traumatized by the conflict.

6. How best may we pray for the church, and for believers, in Ukraine?

There is a great need for prayer for Ukraine and for believers there. Our nation relies on the Church for support, and this is a big test for the Ukrainian Church. Pray for spiritual renewal within our churches, that they can be a true support to our nation, and to promote reconciliation and peace.

7. Is there anything else you think we need to know, or that you want to
tell us, about the situation?

I want to emphasize that this is a fight not only for Ukraine, but for the entire fragile Eurasia region and for revival. Ukraine has sent thousands of missionaries and pastors into Russia alone. If we can defend Ukraine and bring about spiritual revival, it will mutliplythe influence by serving Europe, Russia, and the world.

Евангельские протестанты в условиях войны: кем быть, что делать?

Евангельские протестанты в условиях войны: кем быть, что делать?

Церковь в условиях войны должна стать собой и быть собой. Хотел сказать «оставаться собой», но передумал, ведь чтобы оставаться собой, нужно сначала собой стать. Я вспоминаю одну хорошую статью с плохим названием, опубликованную в не очень хорошем христианском лакированном журнале. Статья называлась «Церковь должна оставаться Церковью». Автор сказал много верного, но все это верное рассыпалось, стоило только усомниться в том, что церковь является Церковью. В самом деле, почему мы – сообщество христиан, собравшихся вокруг церковной организации, — решили, что мы уже стали Церковью и что Христос посреди нас и обязательно посреди нас? Почему мы решили, что слова Христа «Я создам Церковь и врата ада не одолеют ее» — именно о нас, именно о нашей церкви?

Я думаю, что нам, нашей (вашей) церкви только предстоит стать Церковью. Мы в пути, в поиске, в становлении. Креативные западные братья нашли хорошую формулировку о церкви наших дней, передающую это мое подозрение и это смиренно-дерзновенное отношение к себе – «возникающая Церковь» (emerging Church).

Раньше я думал о «возникающей Церкви» с недоумением – где и как она возникает? С одной стороны, понятно – вокруг Христа. С другой стороны, не совсем ясно, где, в каком событии можно найти Христа и присоединиться к Нему. Теперь, после Майдана, мне ясно, что этим событием может быть национальная трагедия, общенародное испытание – революция, война, катастрофа. Мы можем быть уверены, что внутри этой беды мы встретим Христа. И для церкви это становится шансом – последовать призванию, послужить народу, встретить там Христа и стать Его Церковью. И все это – не в храмовом пространстве, но в экстремальной ситуации, на тонкой границе жизни и смерти, в полной отдаче и ужасающем риске.

Теперь скажу прямо: война – шанс для церкви стать Церковью. Потому что церковь, выбирающая «мир и безопасность», никогда не станет Церковью. Поэтому на вопрос, кем быть в условиях войны, я отвечаю себе и нам так: стать и быть Церковью. Когда церковь – организация верующих людей – исполняет свою миссию и воссоединяется на передовой с Христом, она перерастает себя как организацию, она обретает новое качество, становится телом Христовым – Его руками, ногами, голосом; Его храмом; Его представительством; Его сообществом.

Если церковь решится стать Церковью, она не сможет остаться незаметной и тихой. Такая Церковь будет не наблюдателем, но участником и предстоятелем (т.е. будет стоит впереди, перед народом, защищая его собой). Что именно церковь может или должна сделать, чтобы стать и быть Церковью?

Во-первых, зреть в корень и отвечать на вопрос «почему?». Обычно евангельские протестанты говорят: «мы должны лечить не последствия, а причины», т.е. нужно не в больницу вести на лечение, а в церковь на покаяние. Но в ситуации войны почему-то ограничиваются последствиями – в лучшем случае, помогут лекарствами для раненных и продуктами для голодных. Причины же боятся даже назвать, потому что это вопросы политические и опасные. А без анализа, понимания и точного именования причин война будет продолжаться или повторяться.

Если перефразировать известные слова бразильского епископа Элдера Камары («Когда мне удается накормить бедных, меня называют святым. Когда я спрашиваю, почему бедные люди голодают, меня называют коммунистом»), то можно сказать так: «Когда мы помогаем беженцам, нас называют добрыми людьми и хорошими христианами. Когда мы спрашиваем, кто ответственен за трагедию беженцев и вслух называем агрессора агрессором, нас обвиняют в отсутствии любви и мира». Можно сказать и так: «Когда мы молимся о мире, нам аплодируют даже в Кремле и нас уважают даже в ДНР. Когда мы молимся о мире в Украине, нас называют националистами, а когда мы молимся о единой Украине, нас называют фашистами».

Можно сказать больше: мы ответственны не только перед своим украинским народом, но и перед народом российским. Мы должны сказать нашим соседям-агрессорам, что их президент и их поддержка президента, их национальные мифы и неисповеданное кровавое прошлое, их рабское покорство безбожной власти и превозношение над соседями, — одна из ведущих причин наших бед, их непосредственная вина и ответственность. В конце концов, не нужно быть глубоким аналитиком, чтобы понять: происходящее в восточной Украине – результат военного вмешательства, спланированной интервенции.

Во-вторых, очень важно найти верные слова и сказать их вслух – как исповедание веры и ее применение, как свою позицию и как воззвание к обществу. Вот уже семь месяцев против Украины ведется «странная война», когда все боятся этого слова и упрямо молчат, в лучшем случае выражают обеспокоенность. Но молчанием войну не остановить, она разгорается все сильнее. При этом до сих пор предстоятели церквей путаются, использую попеременно такие слова как «внутренний конфликт», «гражданская война», «внешняя агрессия», «российская оккупация», «ополченцы», «боевики», «сепаратисты», «российские войска», «аннексия», «вторжение», «референдум». Эта словесная неразбериха выражает внутреннюю неопределенность. Если же принять тот очевидный факт, что против Украины идет война на ее же территории, то становится ясным, чью сторону Церковь обязана занять – сторону пострадавшую.

Итак, в-третьих, Церковь должна выбрать сторону. Обычно церковные дипломаты говорят, что «мы не с черными, не с белыми, мы над конфликтом и вместе со всеми, мы миротворцы». Но бывает так, что третьего не дано. Есть только черное и белое, злое и доброе. Есть нападающий и пострадавший, преступник и законопослушный, оккупант и защитник.

Конечно, наши человеческие позиции трудно соотнести с добром и злом, но все же вполне возможно, ведь Христос четко отделял овец от козлищ, богачей от лазарей, а доброго самарянина от безразличных святош – по социальному критерию, по отношению к ближнему. Христос не был над добром и злом, над добрыми и злыми, Он занял позицию бедных и угнетенных, показав тем самым, что правда если не на стороне обиженных, то уж точно ближе к ним.

Сегодня Церковь не может быть в стороне или над конфликтом, она должна быть с пострадавшим народом, которого грабят и уничтожают средь бела дня, на виду у всего мира. Над конфликтом могут быть инопланетяне, но не христиане, на глазах у которых топчут украинский флаг и пытают украинских граждан.

Наконец, в-четвертых, Церковь должна провести внутреннюю мобилизацию. Естественным ответом общества на угрозу войны является мобилизация, т.е. в буквальном смысле, приведение в движение.

Церковь была без движения, жила своими внутренними интересами. Майдан, его молитвы и плач, выстрелы и колокола должны были разбудить церковь. Увы, разбудили лишь немногих. Война должна разбудить всех, привести в движение, мобилизовать. Церковь должна собрать и оценить свои силы, привести все свои ресурсы, всю инфраструктуру в военное положение, в состояние постоянной готовности и подчинить их одной цели – защите, помощи, победе.

В условиях войны Церковь не смеет размениваться на второстепенные дела – фестивали и концерты, бесцельные конгрессы и прогнозируемые отчетно-выборные съезды, бесконечное банкеты и фуршеты. Когда каждый день гибнут люди – наши прихожане или, что еще страшнее, люди не воцерковленные, — Церковь не может отвлечься ни на что иное. Главная беда народа становится главной темой проповеди, главной темой молитв.

Чем может послужить Церковь? Не только молитвами. Волонтеры от имени Церкви могут собрать необходимое для пострадавшего мирного населения и для армии, помочь семьям погибших, лечению раненных, восстановлению домов и городов. Но можно сделать еще больше – быть на передовой. Мне сложно это сказать, потому что я не на передовой. Но и нельзя этого не сказать, потому что это очень важно, и мы (и я) должны быть к этому готовы, когда придет наша очередь. В первую очередь, конечно, отозваться должны люди подготовленные. Нужны санитары, переговорщики, строители, капелланы. Нужны и профессиональные военные – чтобы остановить захватчиков и защитить беззащитных. Мы привыкли видеть в военных людях – убийц, но сегодня, когда они стоят между нами и чужими войсками, мы видим в них защитников. И если верующие люди чувствуют призвание и способность быть защитниками, Церковь должна благословить их на ратный труд и молиться о них.

***

Война всех привела в движение. Естественная реакция людей – бежать и найти новую зону комфорта. Но для Церкви это шанс измениться самой и послужить своему народу. От Церкви ожидают тонкого различения, точных слов и скорой помощи. У меня есть сильное ощущение: если Церковь определится и займет верную сторону, Украина будет спасена – не только в смысле военном, но и в смысле духовном. Активная позиция Церкви в условиях войны откроет двери большому духовному пробуждению в Украине, Восточной Европе и даже враждебной ныне Евразии.

В конце концов, Церковь должна думать не только о войнах, гладах и морах, но и собственном призвании в связи с ними. Вот почему мы снова и снова должны задавать себе вопрос, хорошо прочувствованный нездешним Антонием Сурожским: «Не упускаем ли мы момент, данную нам возможность стать — из церковной организации — Церковью…».

Две встречи

Две встречи

Никто себя не знает до тех пор, пока не столкнется лицом к лицу со со своей смертью.
В этой встрече человек и определится — по отношению к себе, кем быть, как жить.

Есть и вторая встреча, определяющая человека — встреча с нуждой ближнего, болью другого, чужой смертью.
Эта встреча не менее, а может и более важная.
Тот, кто испугался чужой смерти и свернул в сторону, вряд ли достойно встретит свою.
Тот, кто безразличен к чужой боли, слишком боится своей.
В такой встрече сберечь себя значит себя потерять.
Хотел дописать, что есть еще и третья встреча — встреча с Богом. Но подумалось, что чаще всего Бог смотрит на нас глазами ближнего

Негативная экклесиология: шовинисты, сепаратисты и безразличные

Негативная экклесиология: шовинисты, сепаратисты и безразличные

В последнее время многие из нас с недоумением обнаружили, что Церковь, которую привычно именовали Христовой, окружена клонами на потребу политики. На то оно и «последнее время», что вскрывается обман внешнего подобия и открывается ужасающая правда внутренней пустоты. Сбывается слово апостола Павла, что христиане последних дней будут иметь лишь «вид благочестия», силы же его отрекутся (2 Тим. 3:5).
Церковь, главой которой может быть только Христос, стала обслуживающей частью империи зла и лжи.
Церковь, призванная быть голосом правды, стала репродуктором государственной пропаганды.
Церковь, должная быть светом, стала тенью мира сего.
Церковь, созданная быть солью, стала бесвкусной и не выразительной.
Единство и единственность Церкви стали оспаривать фальшивки, человеческие подделки. Их много, но самые заметные из них можно распределить по трем типам – «церковь шовинистов», «церковь сепаратистов» и «церковь безразличных».
«Церковь шовинистов» — это компания церковного вида, которая слепо поддерживает политику своего государства, в том числе агрессию против соседей. Такая «церковь» хвастается не числом своих людей и не глубиной духовной жизни, но размерами «своих» территорий. Такая «церковь» гордится своим сильным вождем, который может «отжать» чужие территории и за это ему ничего не будет.
Другие варианты названия такой «церкви» — «церковь оккупантов» или «церковь крымнашистов».
«Церковь сепаратистов» — сопутствующая организация, готовая во всем подчиниться «церкви оккупантов» и быть ее «сестринской церковью». Такая «церковь» симпатизирует сильным соседям, чужим империям, готова служить любому захватчику. Главный ее девиз: отделяй и властвуй. На языке проповеди он звучит так: поскольку наша родина на небесах, то нам все равно, кому служить, кто нас захватит, как мы будем называться. Другой вариант названия: «церковь коллаборационистов» или «нашахатаскраю».
«Церковь безразличных» – самая популярная разновидность церковных клонов, согласная на все, лишь бы сохранить себя. Ее генеральная линия – нейтралитет любой ценой. Сколько крови не пролей, ни слезы не вышибешь, ни слова. Как в рот воды набрали. Страны вымрут, эпохи сменятся, но «церковь безразличных» будет молчать и продолжать свое ничегонеделание. Хотя «епископы безразличных» уверяют, что они вне политики, но они очень даже вплетены в политику прогиба, приспособленчества, поддакивания и помалкивания. Варианты названия: «церковь молчаливого большинства» или «ивашиминашим».
***
Нужно сказать, что эти типы не существуют в чистом виде, под одноименными вывесками. Они проникают внутрь Церкви и паразитируют, разделяя, обманывая, совращая.
Группы шовинистов, сепаратистов и безразличных никогда не называются именно так. Они замаскированы под «русский мир», «особую духовность», «русско-украинское братство», «мировой заговор против России», «услышать Донбасс», «единство Церкви выше политики», «Путин за традиционные ценности», «нет гейропе», «мы над конфликтом», «нужно строить мосты и не трогать больные темы», «навеки вместе», «братские народы против коварного Запада» и т.д.
Стоит помнить, что Церковь Христова живет в единстве вселенскости и поместности. Она воплощает в поместной общине все наследие Церкви вселенской. Без противопоставления восточной традиции – западной, единственно «канонической» – «раскольникам» и «сектам», «особой русской духовности» – «мертвому европейскому христианству», особого пути – «общему отступлению».
При этом ей близок патриотизм, но чужды крайности этнофилетизма, национального эксклюзивизма, воинствующего мессианства. Она служит ближним и дальним, но ближним в первую очередь.
Конечно, для Евангелия нет границ, но это только для Евангелия. В остальном же границы должны уважаться (при этом открытость – сохраняться).
Приходится слышать неудобовразумительные фразы о том, что церковное призвание выше гражданской позиции, а небесное гражданство важнее национальности и проч. На это можно снова сказать о единстве измерений — небесных и земных, вселенских и национальных, духовных и гражданских. Церковь не отказывается от гражданской ответственности ради ответственности духовной, но воплощает в гражданской позиции свои принципы, ценности, все свое богословие.
Мне кажется, что в обществе от Церкви сегодня ожидается не так уж много, почти минимум – обличение шовинизма, сепаратизма, безразличия, и отречение от них.
Если Церковь не скажет об этом громко и публично, но продолжит прикрывать эти грехи словами о «мире» и «нейтралитете», то станет добычей политических клонов и получит их несмываемые названия.

«Но и ныне еще говорит Господь»

«Но и ныне еще говорит Господь»

Когда меня спрашивают, как понимать происходящее и что будет дальше, я испытываю замешательство. Привычный порядок рухнул без остатка. На арену истории вышли силы не политические, а инфернальные. Листая сотни статей уважаемых аналитиков, понимаю, что все это не то, время читать Апокалипсис. В такой ситуации прогнозы не что дело неблагодарное, но дело глупое и безнадежное.
Может и не стоит ничего говорить. Ситуация не в нашей власти. Время послушать Бога.
Может я покажусь наивным, но Библия возвращает ориентацию. В ее пророческих текстах — и страшная правда, и надежда, возможность изменить ход событий. Последние дни думаю о словах пророка Иоиля.
«День тьмы и мрака, день облачный и туманный… распространяется народ многочисленный… перед ним пожирает огонь, а за ним палит пламя; перед ним земля как сад Едемский, а позади него будет опустошенная степь, и никому не будет спасения от него… «
Казалось бы, всему пришел конец, но есть одно «но».
«Но и ныне еще говорит Господь: обратитесь ко мне всем сердцем своим в посте, плаче и рыдании. Раздирайте сердца ваши, а не одежды ваши, и обратитесь к Господу Богу вашему; ибо Он благ и милосерд, долготерпелив и многомилостив и сожалеет о бедствии. Кто знает, не сжалится ли Он?»

Те, кто говорят «история не знает сослагательного наклонения», ничего об истории не знают. История состоит из сплошных «если бы» и «но». Если люди взыщут Бога, Он ответит.
В то время как враги спешат праздновать победу, в историю вмешается Сам Бог: «Тогда возревнует Господь о земле Своей и пощадит народ Свой».
«И скажет народу Своему: «Пришедшего от севера удалю от вас и изгоню в землю безводную и пустую… и пойдет от него зловоние, и поднимется от него смрад, так как он много наделал зла. Не бойся, земля, радуйся и веселись, ибо Господ велик, чтобы совершить это….»

Христианство без Христа

Христианство без Христа

Церковь должна быть голосом Христа. «Уста священника должны хранить ведение (Малахии 2:7)». Но это слова Библии. А в реальности священнослужители напускают тумана больше, чем политтехнологи. Добро от зла не отличают, чтобы никого не обидеть. Говорят духовно, чтобы ни да, ни нет не сказать. Претендуют на какую-то мудрость, отрешенность, нейтральность. Для них все, кто внутри конфликта — глупцы. Только они — мудрые. Над политикой, над разделениями, над вопросами, над нуждами. С высоты птичьего полета, или даже с иной планеты. Будто живут не в истории, не в обществе, а уже на небе, уже в вечности. При этом золотом не брезгуют.
Не отрицает ли все это тайну и благодать Воплощения? Христос стал частью происходящего с нами, жил с обычными людьми, говорил прямо, обличал «мудрость» книжников и фарисеев, вызвал недовольство оккупантов, был казнен как мятежник. Но наши блаженнейшие и святейшие, достойнейшие и мудрейшие Христа превзошли и поправили. Скрывают правду, чтобы не побили. Блистают дипломатией молчания и пресмыкательства. Льстят царям и врут народу. «Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?» (1 Кор. 1:20). «И ни церковь, ни кабак — ничего не свято»…
Пусть умолкнет церковь, пусть говорит Христос. Пришел бы к нам, прошел бы Украиной. Как хочется услышать Его слово, увидеть Его глаза, узнать Его правду. Но Он в тюрьме у инквизиторов. А вместо — «мудрые» попы

Когда меркнет звезда

Когда меркнет звезда

Ушел из жизни Робин Уильямс.
Казалось бы, на фоне войны в Украине, нас единичная смерть почти не трогает.
Но его лицо знали.
Многие сочувствуют. Некоторые разочарованы, подозревая самоубийство. Осуждают, гневаются.
Но почему надо что-то говорить? Почему не помолчать, не задуматься? У человека была депрессия. Болезнь. Мы всего не узнаем. Тогда зачем делать упрощающие выводы?
Наконец, если человек решил уйти от нас, то разве в этом нет вопроса к нам: почему с нами, в нашем обществе, в нашем современном мире так страшно жить, что легче уйти?..

У меня нет уверенных ответов о судьбе самоубийц, есть лишь глубокая грусть за них, за себя, за наш пустеющий мир, где остаются либо просто негодяи, либо очень наивные, либо очень мужественные, либо очень святые…

Покаяние — вход в будущее

Покаяние — вход в будущее

Очень скоро мы найдем себя в полностью изменившемся мире. Вход в него доступен только тем, кто готов решиться на столь же радикальную внутреннюю перемену.
Христиане это называют покаянием.
Я не говорю сейчас о загробном царстве. Я говорю о завтрашнем дне, о земной жизни. Без покаяния мы — заложники прошлого. Не только януковичи и путины, совки и ватники, но все мы рискуем оказаться не у дел, на свалке истории.
Даже не так, не все «мы», а я, именно я рискую остаться в плену плохого прошлого, в том числе своего собственного. И никак из него не выскочить, никак в будущее не перепрыгнуть.
Не хватит ума спрогнозировать перемены и перестроиться. Не хватит денег купить место в будущем.
Придется смириться с потерей всего и вспомнить о душе, которая будет жить вечно, о безусловных ценностях и добрых поступках, о настоящих друзьях и незнакомом Боге.
И это будет не концом, а началом настоящей жизни.
«Ибо кто хочет душу свою спасти, тот погубит ее; кто же погубит душу свою ради Меня, тот найдет ее. Ибо что выгадает человек, если он весь мир приобретет, душе же своей повредит? Или что даст человек в обмен за душу свою?..» (Матф. 16).

Вернуть свое лицо

Вернуть свое лицо

Тема раздвоенности личности, потери себя в современной культуре продолжает быть главной. Свежий и достойный пример – британский фильм «Двойник» (2013), снятый по мотивам Достоевского и в духе Кафке.
Главный герой – рядовой работник непонятно какой конторы, запуганный, плохо одетый и никому не интересный. Ему нравится девушка, но он может лишь наблюдать за ней. Он содержит в больнице маму, но надежды нет, денег тоже. У него нет пропуска на работу, хотя работой его загружают, в том числе чужой.

Нет почти ничего, даже документа, но еще есть имя и личность. Он теряет и их, когда в конторе появляется некто, укравший его лицо. Честному, мирному, робкому герою противостоит двойник, искусный во лжи и наглых манипуляциях. Оригинал раз за разом проигрывает своему двойнику, лишаясь работы, квартиры, любви.
У фильма есть хэппи энд: двойника удается перехитрить и обезвредить, приковав наручниками к кровати, в то время как оригинал возвращается к жизни и обретает любовь.
«Я хочу думать, что я уникальный», говорит герой. Я тоже хочу, чтобы мой настоящий, внутренний человек был уникальным, единственным, оригинальным, чтобы его жизнь, имя, личность не оспаривали и не использовали в грязных целях ложные, мнимые, множественные «я». Но в реальной жизни двойник и оригинал не отделимы друг от друга и живут внутри каждого из нас.
Однажды, когда оригинал устал быть неудачником, «белой вороной», «не таким как все нормальные люди», в жизни появился двойник – удачливый, но подлый; симпатичный, но развращенный; уверенный в себе, но насквозь лживый. Он становился все смелее, пока не стал главным.

Он украл мое лицо. Теперь вместо меня живет он. И только любовь способна узнать, кто есть кто. В ком еще есть образ Божий, а в ком – лишь пустота и тьма.

Нет пророка в своем отечестве

Нет пророка в своем отечестве

Первая публикация: risu.org.ua

Вокруг Украины вот-вот разразится большая война. Она уже полыхает внутри страны, но может вырваться наружу и охватить соседей. «Котел Евразии» (как выражался Иван Проханов – легендарный предок нынешнего кремлевского идеолога-милитариста Александра Проханова) может вскипеть, а за ним — весь мир.
Удивляет не Кремль, в котором за всю его историю редко можно было встретить вменяемых вождей, не грозивших бы всему миру. Удивляет, даже пугает, страшная податливость обычных россиян государственной пропаганде и ура-настроениям. Народ оказался не готовым к здравомыслию и рассудительности, к сомнению и критике, к вопросам и дискуссиям. Все охотно приняли официальную версию и ничтоже сумняшеся предоставили своему президенту мандат на полную свободу военных действий в отношении вчерашних «братских» народов.
Но даже это можно понять, привлекая аргументы семидесятилетнего советского коллективизма, векового крепостничества, доброго царя, сильной руки, опасностей латинства, мазепинщины и евроантантизма. Народ можно понять – темный. Можно понять и отсутствие институтов гражданского общества: его нет, а то, что было – пузыри и пена «котла Евразии», готовящего совсем другое, острое, огненное.
Нельзя понять иное. Есть же авторитетная Церковь. Почему она молчит? Почему патриарх Кирилл молчит о войне против Украины и при этом упрямо повторяет сакраментальные слова о святости и миролюбии Руси? Почему о грозящей катастрофе молчат протестанты и при этом подобострастно повторяют столь же сакраментальные слова о защите традиционных ценностей великим президентом?
Страх, немота, слепота, невежество и одержимость. Где же пророки? Почему не предвидели эту катастрофу, которая сегодня губит «братскую» Украину, а завтра погубит и Россию? «Кто роет яму, упадет в нее» (Притчи 26:27).
В Кремле – цари и вожди. В Церкви – политики и жрецы. Ни здесь, ни там – ни пророков, ни юродивых. А как хочется услышать здравые мысли, живой голос, слово надежды…
Вчера взял с полки религиозно-общественный журнал «Логос-Диалог» за 1995 год и наткнулся на статью Зои Крахмальниковой «В чем смысл нашей свободы?». Здесь нашел пророческие слова. Жаль, что их не услышали раньше. Жаль, что мы избиваем пророков, затем ставим им памятники, но так и не слышим, не читаем, не понимаем….
Почти двадцать лет назад, в декабре 1994 из-под руки Зои вышли слова, аукнувшиеся сегодня.
«Страшным губителем России становится нацизм, которому помогают пастыри Русской Православной Церкви (Московская патриархия), не отдавая себе отчета в том, что, благословляя «православных нацистов», они вдохновляют их на создание в России фашизма гитлеровского толка».
«Мы окажемся в плену, еще худшем, потому что во вчерашнем плену мы родились, а завтрашний плен станет плодом нашей «великой депрессии», связанной с нашей «великой безответственностью» перед собой, перед Богом, перед нашими детьми. Как же он будет называться, новый тоталитаризм, управляемый «сильной рукой»? Великой Русской Державой или «Союзом республик свободных», который уже во второй раз, но «навеки сплотила великая Русь»? Это не столь важно. Важно другое: это будет продолжением войны, — жестокой, беспощадной, вышедшей из-под контроля, как в бывшей Югославии. Это будет вызовом миру ядерной державы, в которой «сильная власть» будет больна безволием, бесчестием, безумием…».
«Когда корабль терпит бедствие, его нужно разгрузить, нужно выбросить вон все, без чего, казалось бы, дальнейшее существование невозможно, положившись только на Бога (Деян. 27:23)… Придется безжалостно выбрасывать за борт и «спасательные компромиссы», и убеждения, что политика не может быть «чистым», а только «грязным» делом, что этика и политика несовместимы и что «ради пользы дела» можно зарезать кого угодно и не защитить слабого»
«Вчера в России был мир. Такой мир бывает в ожидании войны…. Мы наращиваем арсеналы оружия, мы забиваем оружием трюмы нашего корабля, в нем вот-вот откроются неисцелимые пробоины. И тогда начнется Югославия…»