Online

Archives › Статьи

Твердое начало Соломона

Твердое начало Соломона
До последних дней
Давида его сын Соломон остается в тени. Он никак не проявляет своих амбиций. За
него переживают другие — мать Вирсавия, пророк Нафан, священник Садок,
военачальник Ванея. Они напоминают царю о клятве передать трон Соломону. Лишь
тогда Давид начинает действовать: по его приказу Соломона садят на царского
мула, везут к Гиону и помазывают в царя над Израилем (3 Цар. 1:33-34,38-39).
Соломон не ищет
царства, царство находит его.
Но как только рог
елея выливается на его голову, Соломон тут же меняется.  С этого момента мы видим другого Соломона. Он
действует быстро и решительно, но при этом рассудительно.
Это превращение
незаметного персонажа в основного героя само по себе удивительно. Это
показывает, что Соломон был мудр всегда – даже до своей знаменитой
молитвы-просьбы о мудрости.
Он ждал нужного
времени и никак не торопил событий.  Но
он все замечал и оценивал.
Он запомнил и
выполнил каждое слово своего отца. Он не спешил с выводами, но и не медлил с
выполнением уже принятых решений.
В самом начале он
милует Адонию, но предупреждает: «Если найдется в нем лукавство, то умрет»
(1:52).
Он не хочет
ничьей смерти, но также не хочет оставить зло безнаказанным. Этому он учился у
отца – милости, терпению, справедливости.
И теперь, после
смерти Давида, Соломон готов расплатиться с теми, кого отец миловал до поры до
времени – с коварным Иоавом и злоречивым Семеем.
Соломон дает всем
еще один шанс, но лишь один, последний.
Адония продолжает
интриги и за это умирает.
Иоав участвует в
этих же интригах, но наказание находит его даже в скинии.
Семей нарушает «подписку
о невыезде», и наказывается мечом.

0
0
1
269
1538
ASR
12
3
1804
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Благодаря своей
решительности Соломон сделал царство «очень твердым» (2:12). Он быстро
расплачивается по счетам отца и открывает новую страницу.

Oб основаниях рациональной аргументации в современных философско-религиозных дискуссиях

Oб основаниях рациональной аргументации в современных философско-религиозных дискуссиях


Вопрос
об основаниях рациональной аргументации
в
современных философско-религиозных дискуссиях:
версии
этической, онтологической и сакралогической тематизации
Религия
в свете рациональности продолжает открываться для себя (для религиозного
сознания) и других (инорелигиозного, секулярного и постсекулярного сознания)
новыми гранями и уровнями, сохраняя при этом избыточность и непрозрачность для
требовательной и самоуверенной рациональности. Я намерен предложить три
философско-религиозных тезиса — об этическом, онтологическом и сакральном, — на
мой взгляд, вполне эвристичных для тех форматов современных
философско-религиозных дискуссий, которые в сближающем отношении к религии
удерживают рациональные точки опоры и полагают тем самым религию и
рациональность взаимообусловленными и принадлежащими некоей изначальной
целостности.
Этическая тематизация
Основные
вызовы религии, исходящие от господствующих ныне типов рациональности, содержат
в себе скрытые этические претензии. Этот мой первый тезис выражает известную
для религиозного сознания очевидность, что в основе положительного или
отрицательного отношения к религии лежит не только и не столько рациональная
аргументация, но в первую очередь фундаментальный этический выбор.
Если
принять этот тезис, то становится понятным, почему простые очевидности, или все
новые, более тонкие доводы в пользу бытия Бога не делают соглашающихся с ними
людей «верующими» или хотя бы «религиозными». Интеллектуальная сила уже верующих может вызывать уважение, но
не превращает еще неверующих в верующих. Также становится понятным, почему
интеллектуальная слабость, безосновность, подозрительная усложненность,
нарочитая «научность», демонстрируемые «новыми атеистами», вызывают восторг и
увлекают за собой студенческие аудитории и интеллигентские сообщества.
Оказывается,
настоящая сила «новых атеистов» – в их дерзновенной этической (оп)позиции,
протестной антропологии, методологическом (а)теизме. Так, называя Бога
«иллюзией» или «не-любовью»,  Ричард
Докинс и Кристофер Хитченз выражают свою этическую позицию, свой категорический
императив, свое волевое «нет» Богу. Роль рациональной аргументации здесь
вспомогательная. Ассиметрично этому, оказывается, что основная слабость
современных христианских апологетов связана не с «доказательствами бытия Бога»
(они еще надолго останутся опорными тезисами даже в постсовременных
дискуссиях), а в непривлекательности фундаментальной этической позиции,
казалось бы надежно прикрытой привлекательными аргументами.
Иными
словами, рациональность против религии, проповедуемая сегодня «новыми
атеистами», оказывается пафосной и презумпционистской этической позицией. Здесь
слишком много этики и (а)теологии, и слишком очевидны слабости, повторы,
перепевы в части рациональной аргументации. Напротив, в позиции христианских
апологетов на удивление много простого, уже стареющего рационализма
классического типа, которым отчаянно пытаются прикрыть внутреннюю слабость
этической и теологической части.
Обе
стороны выбрали свой тип связи религиозной или же (а)религиозной этики и рациональности,
но не потрудились объяснить характер этой связи, как одно переходит в другое,
как человеческое «да» или «нет» в пользу Бога влияет на тип рациональности, или
же как рациональность порождает определенные решения этико-теологического
порядка. Та сторона, которая сумеет показать целостность этико-рациональной
позиции, убедительность и привлекательность образа жизни и мысли, а не только
схоластической аргументации, получит большее признание в аудитории, где ищут не
только знания или веры, но и новой этики, новой антропологии. Дать искомое
может либо религия, вмещающая рациональность, либо рациональность, ставшая
(а)религией. Впрочем, ситуация постсекулярности проблематизирует эту оппозицию.
Онтологическая тематизация
Второй
тезис касается собственно рациональной части дискуссий о Боге и констатирует
новую актуальность онтологического аргумента в его современных модификациях. Я
утверждаю, что космологический аргумент теряет свою убедительность,
онтологический же ее приобретает. То, что мы видим вокруг, все больше
напоминает о деформирующей деятельности человека, и все меньше о первоначальном
замысле Творца. То, что есть, вызывает протест большинства и лишь устами
немногих созерцателей или умудренных спорщиков может быть названо «лучшим из
миров». Космология может быть лишь началом дискуссии, в которой от сущего
переходят к должному, задаются вопросом о той модели мира, где есть место
«совершенному Существу»; модели, возможность которой требуется рациональностью,
а необходимость – верою. Следов Бога становится все меньше, а человеческий
разум становится все более искушенным, чтобы легко согласиться с авторами
Библии, что «небеса проповедуют славу Божью, и о делах рук Его вещает твердь»
(Пс. 18:2).
Очевидно,
что необходимо не столько идти на поводу у капризного и себецентричного разума,
но также задаться вопросом о его переустройстве, обосновании, онтологической подчиненности, которые задаются так
называемым онтологическим аргументом.
Так
что наиболее интересные дискуссии о религии и рациональности я предвижу там,
где обе стороны будут ставить под вопрос сам разум, основания, структуру,
культуру рациональности, а не только отвечать на односторонние требования
«предъявить» доказательства бытия Бога, и затем бесконечно пояснять,
оправдываться, защищаться перед лицом «объективных законов науки».
Посмотреть
в основания рациональности, проникнуть на тот уровень, где принимаются
фундаментальные решения, постулируется «да» или «нет» в пользу бытия Бога – это
гораздо интереснее наблюдаемых ныне дискуссий между «апологетами» и
«атеистами», каждый из которых боится выйти за свой уровень, покинуть свою
территорию.
Сакрологическая тематизация
как синтетическая форма
этического и
онтологического
Третий мой тезис возвращает сакральное в
философско-религиозный дискурс: сакральное возвращается как форма цельного,
единого.
Cобственно религиозной формой первоначального, основного, исходного,
примитивного, может считаться сакральное. 
Оно же является и пра-формой,
началом этического. В сакральном этическое и онтологическое совпадают.
Аргумент от сакрального как единого и начального момента
культурного и социального самопонимания человека представляется эвристичным в
дискуссиях о началах, основах человеческого в человеке.
Современный человек далек от
примитивности, далек от начала истории и своих корней. Назвать
современного человека примитивным – значит оскорбить его, вывести за границы цивилизации в пространство доисторического,
первозданного мира. Отношение к примитивному показывает
факт прогресса и его цену. Человек создал свой
мир, вторую природу, но утратил изначальную простоту, естественность отношений
с жизнью, особенно с ее сакральными измерениями.
Примитивный человек более близок
к началу. 
Primitivus — и  простой, и первый, самый ранний. Простой – значит
более естественный, правдивый, безыскусный. Первый – значит еще не испорченный,
не переделанный, не искаженный.
Примитивный человек видел, чувствовал,
переживал, понимал сакральность мира как естественность, данность.
Не-примитивный, цивилизованный человек смотрит на мир с недоверием, он заражен
подозрительностью и упрямой установкой на неприятие, отторжение сакрального.
Простым и в этом смысле естественным
выглядит представление о священном, которое есть, присутствует рядом с мирским.
Сложным и неестественным представляется взгляд на мир как светский, лишенный
сакральности. В последнем случае разум человека делает более сложную операцию с
образом мира, лишает его того, что до сознательного усилия десакрализации было
само собой разумеющимся.
В христианской теологии и философии
религии сложилось особое понимание простоты как свидетельства истинности и
подлинности
(на этом держится онтология Ансельма, по этому принципу работает «бритва Оккама», так
выстраивается апологетика Суинберна
).  Идея о существовании Бога является более простой, чем мысль о Его
возможном отсутствии (
если следовать в
русле логики «простоты», сама мысль о невозможности существования Бога окажется
невозможной
).
В первом случае мысль движется позитивным
путем, принимая очевидность существования Бога на основании других очевидностей
– гармонического устройства мира, «тонкой настройки» вселенной под человека,
соразмерности физических и нравственных законов. Во втором случае человеческий
разум начинает с не-очевидности, которую упорно выбирает как основание для
собственного проекта мирского как де-сакрализации, т.е. отрицания того
сакрального, что уже было предложено как очевидность и естественность
, того изначального, что уже было.
В первом больше простой, изначальной, и в
этом смысле примитивной веры, живого благоговения, детского доверия. Во втором
случае больше философии.
Не случайно Мирча Элиаде начинает свои
рассуждения о «священном и мирском» с отсылки к Рудольфу Отто, который
«прочитал Лютера и понял, что означает для верующего «живой Бог». Это не Бог
философов и не Бог Эразма, это не какая-то идея, абстрактное понятие,
простая моральная аллегория, это — страшная мощь» (
Элиаде М. Священное и мирское / Пер. с фр.,
предисл. и коммент. Н.К. Гарбовского. — М.: Изд-во МГУ, 1994. — С. 15-17).
Сакральное встречает нас посреди жизни,
оно присутствует в жизни как ее основа, глубина и смысл. Оно присутствует до
философского отношения к жизни и сохраняется внутри пафоса философского
отрицания.
Отсюда формулируется необходимость такого
философско-религиозного отношения к сакральному, которое не отказываясь от
наработанной культуры критического мышления, вернуло бы это самое мышление к
его же началам, к началам простым, первым, очевидным.
Надлежит осмыслить сакральное не как помеху современному
мышлению, а как его изначальное условие, «точку опоры» для человека,
стремящегося к «самостоянью». Тогда развитие культуры и цивилизации будет
строиться не на отрицании сакрального как «примитивного» (первобытно-отсталого
мышления «наивного дикаря», «религиозного человека»), но на принятии
примитивного (изначального, простого, естественного) как сакрального.
Если угодно, сакральное – это самое необходимое, самое
простое, примитивное (!) условие мышления, культуры, цивилизации. Забвение же
сакрального угрожает антропологической
катастрофой,
забвением начал, забвением себя
.
Таким образом, в качестве ответа на вопрос
об основаниях рациональной аргументации в философско-религиозных дискуссиях
могут быть предложены нетривиальные версии этической и онтологической
тематизации, а также синтез этих тезисов в виде аргумента от сакрального. Все
эти варианты апеллируют не столько к очевидностям рационального, сколько к его
основаниям, к возможности и необходимости первоначал,
в которых рациональное встроено как часть, составляя с этическим и
онтологическим некую сакральную целостность.

0
0
1
1611
9189
ASR
76
21
10779
14.0

96
800×600

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:10.0pt;
font-family:»Times New Roman»;}

Господь — Пастырь мой

Господь — Пастырь мой


«Господь — пастырь мой» (Пс. 22:1). Пастух и царь знал, о чем поет. Он вверяет себя Богу — со всем своим противоречивым прошлым и туманным будущим. 
Давид восходит к
своему концу и готовится к встрече с Богом. Он отслужил Царю царем, основал
династию и подготовил нужное место для последующих великих событий.
Но теперь он
снова видится себя пастухом или учеником Пастуха, наивным белокурым мальчуганом.
Он возвращается в
детство, он снова чист и счастлив. Как и тогда, как и всегда, он уповает на
Господа.
Он был пастухом и
царем. Мог быть и кем-то другим. Главное не это. Мы никогда не видим всю
картину, все величие Божьего замысла. 
Главное, что он послушно служил
«изволению Божьему» (Деян. 13:36).
Пастух и царь,
пророк и певец проложил дорогу Мессии. 
Его ошибки и грехи будут искуплены великим потомком. 
«Сын Давида» станет
Добрым Пастырем и Царем царей, а всех нас сделает частью этой продолжающейся
истории – призвания и воспитания, дружбы и верности, милости и прощения, борьбы
и победы.

0
0
1
123
704
ASR
5
1
826
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Душа моя – словно ребенок

Душа моя – словно ребенок
Паломнику
свойственна скромность. Он молчит о себе. Он знает свой путь и послушен ему.
Гордость
извращает путь, делает странника слепым и уводит прочь от цели. 
Паломник не
мечтает и не отвлекается, он внимательно следует за голосом Бога, за Божьими
знаками. 

«Господи! Сердце
мое
не было
надменным,
глаза мои свысока
не смотрели,
не посягал я на
то, что выше меня,
на то, что для
меня недоступно» 
(Пс. 130:1 перевод РБО-2015).
Давид поет о детской
привязанности к Богу, о наивном, полном уповании на Него. Здесь нет царя, здесь
– ребенок, младенец, не способный самостоятельно сделать и шага. 
Таков же
Израиль – он кормится и опекается, направляется и защищается Господом. 
В этом
уповании – наша сила.

«Я утешал,
успокаивал душу мою,
словно ребенка,
отнятого
от груди
материнской.
Душа моя – словно
ребенок, отнятый
от груди
материнской.
Да уповает
Израиль на Господа
отныне и вовек!»
(2-3).

0
0
1
154
878
ASR
7
2
1030
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Царь укрощает
силу и гордость, опускает глаза, смиряет сердце. 
До конца жизни он остается
ребенком.

Нации в свете Пятидесятницы

Нации в свете Пятидесятницы
Констатируя тот очевидный факт, что мир разделен — на семьи, племена,
народы и нации, мы должны обратить внимание и на то, что этот же мир объединен
– посредством тех же образований. Нужно отметить, что нации – довольно поздний
продукт исторического развития, в ходе которого люди учатся преодолевать старые
разделения и объединяться в новые общности. Как правило, они соединяют в себе,
в своем имени множество различий – языковых, этнических, региональных,
культурных. Т.е. нация – не атом, не неделимое целое. Нация – политическое
образование. И если нация начинается с поиска общего основания и примирения
различий, то мы можем этот же импульс продлить, распространить за ее
собственные пределы – на отношения межнациональные.   
Как правило, библейские образы предваряют и направляют историческое
развитие. В частности мы, как христиане, должны видеть в событии Пятидесятницы
рождение невиданной ранее глобальной общности. Внутри этой общности сохраняются
различия (языки и народы), но они примиряются в одном Духе.
«Они увидели нечто напоминающее языки пламени, эти языки, разделившись,
сошли на каждого из них. Все исполнились Святого Духа и заговорили на разных
языках – так, как им было дано Духом». В то время в Иерусалиме находились
благочестивые иудеи со всех концов света, из самых разных народов, и на шум
этот собралась большая толпа. Все они изумлялись, слыша, что те говорят на
языках их стран (Деян. 2:3-6).
Пламя разделилось на языки. Ученики разделились по языкам. Не было главных
и второстепенных, титульных и маргинальных. Каждый язык и каждый народ были
представлены и уважены. Но говорили они об одном и том же, пребывали в одном и
том же Духе.
Чужестранцы удивлялись тому, что Слово Бога, «проповедь о великих деяниях
Бога» выражается в языковой полифонии: «Мы слышим, как они говорят о великих
деяниях Бога на наших языках… Что бы это значило?» (2:11-12). Это значило не
меньше, чем рождение нового народа, вместившего в себя все другие этнические,
языковые, культурные, политические различия.
Тем не менее, вслед за благочестивыми иудеями мы повторяем и должны
повторять тот же вопрос: «Что бы это значило?». Что бы это значило – слышать
Слово Бога на разных языках в одно и то же время? Что бы это значило – видеть
странное собрание столь разных людей, объединенных Духом? Что бы это значило
для наших последующих отношений между объединенными и в то же время разными?
Что бы это значило для нашего понимания Бога и Его плана для всех народов?
Никогда прежде такого не было и никогда больше не будет. Империи выделяют
один язык и народ, остальных подчиняют. Только Бог может знать и любить все
языки и народы. Только Его ученики способны видеть историю в свете
Пятидесятницы. Только в свете Пятидесятницы открывается эсхатологическая
перспектива всеохватного и мирного Божьего Царства.

0
0
1
498
2843
ASR
23
6
3335
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

В день Пятидесятницы апостолы обратились ко всем народам, передавая им
Благую Весть на соответствующем языке. В Царстве Божьем соберутся те избранные
из всех народов, которые приняли послание, отправленное в день Пятидесятницы.
Мы все еще живем между полыхающей Пятидесятницей и торжественным явлением
Царства. Поэтому разные языки должны звучать громко и мирно, чтобы все народы
могли слышать Благую Весть, чтобы наступающее Царство наполнялось людьми и
народами, новыми лицами и голосами.

Из бездны воззвал к Тебе

Из бездны воззвал к Тебе
Паломник восходит к Господу, отрываясь от земного
притяжения, от сообщества нечестивых.
Но если быть предельно честным, то самым страшным
притяжением является наша собственная греховность, наша склонность ко злу.
Песнь восхождения рождается из нашей собственной бездны, из
осознания и прозрения по поводу собственной испорченности. Мы в плену своих
грехов. Не так виновны другие нечестивые, как мы сами. 
Бежать нужно не из общества грешных, но от самого себя.
Если псалмопевец взывает из бездны, он уже никого не
обличает и не обвиняет, он все берет на себя.
Он просит лишь одного: Боже, не следи за грехами нашими,
уничтожь их Своим прощением!
Этот псалом открывает правду о нашем положении: не так
страшно общество, в котором мы живем, как мы сами, как бездна внутри нас, как
мы внутри бездны.
Никакой паломник не может выбраться из собственной бездны.
Сколько бы пути он не прошел, бездна не отпускает. Даже в святых местах, даже в
собрании святых.
Мы не можем убежать от своей бездны. Мы можем лишь просить
Бога о милости и помощи. Мы можем уповать на Его власть
Наша — бездна. Его — власть. Это сочетание многое проясняет.
Автор не питает иллюзий
относительно себя. Но при этом исповедует власть Божью: “В Твоей власти
прощение”, “Милосердие во власти Его, избавление во власти Его”.
Из бездны яснее видится милосердие и могущество Божье. Когда
мы ничего не можем сделать сами, мы учимся верить и ждать.
“Душа моя ждет… душа моя Господа ждет сильней, чем стражи –
рассвета! Сильней, чем стражи – рассвета!”.
“Господь избавит от всех грехов”. Господь спасет меня из
бездны. Не я восхожу к Нему, но Он снисходит ко мне.
“Песнь восхождения” – о Его снисхождении.
Псалом 129. Песнь восхождения
Из бездны воззвал к Тебе,
Господи!
О Господь, услышь голос мой!
Твой слух
Да внемлет моим мольбам!
Господь! Если Ты неотступно
Будешь
Следить за грехами нашими,
Кто тогда устоит, о Господь?
В Твоей власти прощение,
И да страшатся Тебя все люди!
Уповаю на Господа,
Душа моя ждет,
На слово Его надеюсь.
Душа моя Господа ждет
Сильней, чем стражи – рассвета!
Сильней, чем стражи – рассвета!
Да уповает Израиль на Господа!
Милосердие во власти Его,
Избавление во власти Его.
Он избавит Израиль
От всех грехов.

0
0
1
336
1919
ASR
15
4
2251
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

(перевод РБО-2015)

Угнетали, но не одолели

Угнетали, но не одолели

Псалмы паломника
устремлены к Богу и Его святым местам и людям. Но также выражают тот сложный
опыт, который толкает в путь и дает силы путь пройти.
Псалом 128 –
псалом угнетенного и освобожденного народа. И угнетение нужно помнить. Но
помнить в свете освобождения, в той обратной перспективе, которая дается
освобождающим Богом.
Раньше было одно
угнетение. Теперь все изменилось. Теперь нужно говорить «угнетали, но не
одолели».

«С юности моей
многие угнетали
меня», —
говорил Израиль.
Но теперь пусть
скажет:
«С юности моей
многие угнетали
меня,
но не одолели».
Спину мою пахари
распахали,
длинными бороздами.
Но Господь
справедлив,
Он ярмо
нечестивых сломал!»
(Пс. 128:1-4.
РБО-2015)

Паломник может
отправиться в путь лишь потому, что кто-то его освободил. Господь сломал «ярмо
нечестивых».
В переводе Сергея
Аверинцева: 
«Праведен Господь, Он рассек нечестивых сеть» (почти как в
Синодальном — «рассек узы нечестивых»).
Господь рассекает
нашу связь с миром нечестивых, разрывает удерживающее земное притяжение. Мы
свободны выйти из своего «естественного» окружения, мы свободны жить
сверхъестественным.
Мир порабощает и
использует. Империи стоят на спинах рабов. Пирамиды основаны на черепах. Каждая
монета пахнет кровью и потом несчастных.

0
0
1
225
1286
ASR
10
3
1508
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Мы были теми несчастными,
которых угнетают и которые угнетают себя сами. Но теперь мы свободны и идем к
святому месту. Ни обоза, ни гроша. Лишь Бог и свобода, лишь небо и путь, лишь
песня в пути: «Угнетали, но не одолели». Жив Господь!

Церковь повторяет ошибки Израиля

Церковь повторяет ошибки Израиля

Принадлежа к Церкви, мы не можем не видеть
ее проблем. Иногда кажется, что она превратилась в нечто худшее, чем «вертеп
разбойников». В столь худшее, что туда даже разбойники заходить не желают.
Но тогда мы вспоминаем слова Христа: «Я
создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Матф. 16:18), и все переживания
успокаиваются. А зря.
Ведь Христос сказал эти слова Петру: «Ты –
Петр, и на сем камне Я создам Церковью Мою» . И уже вскоре камень зашатался. А «церковь»
разбежалась.
Джордж Лэдд в своей фундаментальной
«Теологии Нового завета» предлагает более аккуратный подход к пониманию этого
текста. По его мнению, Петр здесь выступает не официальным уполномоченным или назначенным главой, но
лишь представителем всех других апостолов и учеников, всей новой общины,
настоящего Израиля, принявшего Царство в Иисусе.
Если так, то речь должна идти не об
Израиле и Церкви, но об истинном Израиле и истинной Церкви, об «остатке» в
каждом из них.
Церковь не заняла место Израиля. Никто не
вручал ей монополию и индульгенцию на все века. Самый большой грех Израиля –
национальная гордость и неверность Богу. Но эти же грехи преследуют и церковь.
Церковь повторяет ошибки Израиля. Израиль
считал себя мессианским народом, сегодня церковь считает, что заняла его место,
стала единственной и незаменимой.
Но мессианство не принадлежит народу или
церкви. Оно определяется принадлежностью к Мессии, верностью Ему и Его Царству.
Если все это так, то нам стоит говорить не
только об «остатке Израиля», но и об «остатке церкви», о «Церкви в церкви».
Мы не имеем никакого права на
самоуверенность, будто церковь – единственное представительство Бога на земле.
Случившееся с Израилем, может повториться с нами. Бог найдет Себе новый народ и будет действовать через других.
Об этом на заре христианской истории пишет
«апостол язычников». Чтобы не говорить от себя, он цитирует пророков Осию («Не
Мой народ назову Моим народом», Рим. 9:25) и Исаию («Меня нашли не искавшие
Меня; Я открылся не вопрошавшим о Мне», Рим. 10:20). 

Бог не привязан к Нам. Как напоминает Лэдд, Он — ищущий и приглашающий. Он готов усыновлять даже чужих.
При этом Бог остается верным даже к тем,
кто отверг Его и продолжает упорствовать в своем гордом мессианстве: «Итак,
спрашиваю: неужели Бог отверг народ Свой? Никак (Рим. 11:1)».
Сегодня церковь в целом ничем не лучше
Израиля. Но жизнь продолжается, «Потому что «по избранию благодати, сохранился
остаток» (Рим. 11:5).
Павел предостерегает церковь от обольщения
своим особым статусом: «Они отломились неверием, а ты держишься верою: не
гордись, но бойся» (11:20).

0
0
1
386
2203
ASR
18
5
2584
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Израиль и церковь живы своими «остатками».
Вместе эти «остатки» составляют новый народ Божий, народ будущего. В целом же церковь повторяет ошибки и судьбу Израиля. Бог помилует и спасет, но нам гордиться нечем.

Вкушать плоды

Вкушать плоды
Большинство людей несчастливы. Их жизнь пуста, хотя в ней много всего, но нет того главного, что дает
счастье. В центре жизни, где должно быть нечто важное, зияет дыра. И потому все
не складывается. Нет того, что придает смысл всему остальному.  Поэтому не так важно, много или мало имеет
человек, это не влияет на его счастье.
Христос предупреждает тех, кто хочет больше и больше: «Жизнь человека не
зависит от того, сколько у него богатств» (Лук. 12:15).
И дальше поясняет: люди могут быть несчастливы не потому, что не имеют
достаточно благ, а потому что не пользуются ими. Воруют у кого-то для себя, но
потом кто-то ворует и у них. Богачи собирают себе на старость, приговаривая:
«Душа! Много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись!»
(Лук. 12:19) Увы, они не успевают насладиться накоплениями. Бог называет таких
скряг безумцами.
Безумны и те простые люди, которые видят смысл в ежедневной борьбе за
выживание. Они честно и прилежно трудятся, но без радости и успеха.
Но есть и блаженные – «боящиеся Господа, идущие путями Его!» (Пс. 127:1).
Довольно краткий псалом настойчиво повторяет и подчеркивает одну и ту же
мысль: «тот, кто боится Господа, будет благословен».
В чем это благословение? Не только в духовных познаниях и вечных
блаженствах. Уже здесь, уже сейчас благословение дает простое земное
человеческое счастье – наслаждаться плодами. Не просто собирать любой ценой и
хранить за семью замками. Но пользоваться радостями жизни. В доме боящихся
Господа за столом собирается семья, вокруг плодовитой жены множество детей и
внуков. На столе – плоды, которые взрастили «руки твои». Здесь нет чужого, здесь
все свое. В Иерусалиме – мир и благоденствие, потому что вокруг – Бог,
охраняющий и благословляющий.  
Редко когда все это дается сразу. Но дается достаточно на каждый день для
того, чтобы быть счастливым.
Бог учит быть счастливым каждый день. Каждый день вкушать плоды своих рук,
плоды Его благословений.  Не воровать
счастье у себя и своей семьи, откладывая на потом («на черный день» или «блаженную
старость»), но наслаждаться «вокруг стола твоего».
Бог хочет видеть нас счастливыми. Он называет нас блаженными. Почему бы не
быть такими?
Псалом 127. Песнь восхождения
Блаженны все боящиеся Господа,
Идущие путями Его!
Ты вкусишь плод,
Что взрастили руки твои.
Блажен ты, счастье тебе!
Жена твоя как плодовитая лоза,
В доме твоем,
Сыновья твои, как масличные
ветви,
Вокруг стола твоего.
Так будет благословен тот,
Кто боится Господа!
Благословит тебя Господь с
Сиона,
И ты будешь любоваться
благоденствием Иерусалима
Во все дни твоей жизни!
Увидишь внуков своих!
Мир да пребудет с Израилем!
(Перевод РБО-2015)

0
0
1
395
2258
ASR
18
5
2648
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Напрасно все, что без Него

Напрасно все, что без Него

Псалом 126
приписывается Соломону. Это песнь восхождения. Хотя у Соломона уже было все при
нем, даже не понятно, зачем куда-то было ходить или восходить.
Он и храм
построил. Все теперь рядом. При царе.
Но на то он и
Соломон, что понимает: без Бога храм – что опустевший дом, царство –
лишь временный успех, а мудрость легко обращается в безумие.
А потому Соломон
поет и восходит, поднимается над собой, устремляясь к Богу и отдавая Ему
первенство во всем:
«Если не станет Господь
строить дом –
напрасно строители трудятся.
Если Господь города не охраняет –
Стража напрасно бдит.
Напрасно вы рано встаете
И бодрствуете допоздна,
Чтобы тяжким трудом заработать хлеб;
А тем, кого любит Господь,
дает Он и сон, и пищу.
Дар Господа – дети,
Награда Его – плод чрева.
Юные сыновья –
Что стрелы в богатырской руке.
Блажен, кто наполнил ими
Колчан свой!
Не посрамятся они,
Когда заговорят с врагом
У городских ворот!»
(Перевод РБО-2015)
В этой песне
главные слова – «напрасно» и «дар». Все, что мы делаем без Бога – напрасно. Но если нас любит Господь, то Он дает нам и защиту, и успех, и сон, и пищу. 

Т.е. Он
дарит нам то, что мы пытались заполучить самостоятельно.
Даже дети,
которых мы, казалось бы, можем нарожать вполне самостоятельно, — Его дар. И
только тогда, когда они принимаются как Его дар, отец сможет ими гордиться.
Мы слишком многое
делаем сами, лишая тем самым себя Божьих даров и Божьего участия. Строим дома,
защищаем территории, зарабатываем на хлеб, рождаем и растим детей. Все это — не очень успешно.
Но Соломон
говорит нам, что Бог хочет участвовать в этом. Он не любит слово «самостоятельно».
Он хочет строить вместе с нами, охранять наши города, благословлять нас богатым
урожаем, послушными детьми и крепким мирным сном.
Если наша жизнь
доверена Богу, то можно и поспать подольше – с Богом мы успеем все сделать. День
будет плодотворным, потому что Он трудится с нами. Ночь будет спокойной, потому
что Бог охраняет. Дети будут в радость – потому что это Его награда. Жизнь
будет счастливой – потому что Он любит нас.

0
0
1
303
1729
ASR
14
4
2028
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}