Доколе жив

• 16 октября, 2020
• Статьи

Наша встреча с Богом, наш ответ на Его призвание определяют всю оставшуюся жизнь и даже вечность. 

 

Отвечая Богу «да», мы отдаем Ему не только нашу душу, но все моменты и сферы земной жизни. 

 

Решаясь последовать за Иисусом, мы оставляем не только лодки и сети, мы оставляем все свои претензии на собственность, достаток, комфорт, власть, славу, успех. Мы не выбрасываем наши вещи, но отдаем, посвящаем их Богу. Все наше принадлежит Ему, и мы сами принадлежим Ему. Так наша жизнь становится следованием за Ним, служением Ему, прославлением Его.   

 

Верность призванию – это не тогда, когда ты постоянно выбираешь, сортируешь, переоцениваешь. Это тогда, когда ты сделал свой основной выбор раз и навсегда. И что бы не случилось в пути, уже сделанный выбор определяет, направляет, ведет тебя. 

 

Верность – это когда ты следуешь своему выбору, своему ответу на Божий призыв не коротко или долго, не в одном или другом, но всегда и во всем, во все дни жизни, «доколе жив».   

 

К чему же мы призваны? Мы призваны прославлять Бога в разнообразии даров, служений, поручений. 

Прославлять – значит выражать наше восхищение, нашу благодарность, нашу любовь к Нему во всем, что мы делаем, говорим или поем. 

Прославлять – значит наполняться Богом, Его жизнью, Его славой, и выражать, отражать, являть ее миру. 

 

Здесь я хочу обратиться к словам псалмопевца:

 

Аллилуия. Хвали, душа моя, Господа.

Буду восхвалять Господа, доколе жив; буду петь Богу моему, доколе есмь.

Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения.

Выходит дух его, и он возвращается в землю свою: в тот день исчезают все помышления его.

Блажен, кому помощник Бог Иаковлев, у кого надежда на Господа Бога его,

сотворившего небо и землю, море и все, что в них, вечно хранящего верность,

творящего суд обиженным, дающего хлеб алчущим. Господь разрешает узников,

Господь отверзает очи слепым, Господь восставляет согбенных, Господь любит праведных.

Господь хранит пришельцев, поддерживает сироту и вдову, а путь нечестивых извращает.

Господь будет царствовать вовеки, Бог твой, Сион, в род и род. Аллилуия.

 (Пс. 145)

 

В этом псалме автор делает судьбоносное обещание: «Буду восхвалять Господа, доколе жив; буду петь Богу моему, доколе есмь» (2).

 

Это прекрасные слова посвящения Богу. Если мы хотим быть верными призванию, мы должны повторять их каждый день и миг, мы должны жить ими.  

 

Если мы посвящаем Богу все время нашей жизни и наполняем Его славой все сферы нашей жизни, то уже вскоре начинаем видеть, как наша жизнь и Божественная жизнь сливаются воедино, а наше служение Богу становится Его служением в нас и через нас. Не все и не сразу, но постепенно, через каждый момент, слово, поступок слава Божья будет сиять и преображать нашу жизнь. 

 

Я вижу здесь три простых условия, которые помогут нам держаться нашего призвания и хранить верность Богу. Если мы хотим служить Богу «доколе есмь», то: 

 

1.Все время нашей жизни посвящается Богу как той главной теме, благодаря которой все обретает смысл и красоту. 

Каждое мгновение жизни должно быть наполнено поклонением и прославлением. Если мы действительно хотим петь Господу, то будем делать это не только по праздникам. В процессе повседневной практики прославление становится не просто одной из многих активностей, но образом жизни. Мы верим, славим, служим так же естественно, как дышим, мыслим, ходим.  

Стоит посмотреть на то, как составлено наше ежедневное расписание, как распланирована наша жизнь. Все должно быть подчинено одной теме, одной песне, но без фальши и без принуждения. С каждым новым моментом, посвященным Богу, Его слава в нашей жизни будет сиять ярче. 

 

2. Вся наша жизнь во всех ее сферах добровольно вручается, передается, переподчиняется Богу.  И тогда все сферы жизни становятся одной песней. Вся жизнь становится пением, прославлением.  И это не только в песне, но и в заботе об обиженных и алчущих. Мы должны проверить все сферы, измерения, уголки нашей жизни, чтобы Бог господствовал везде, чтобы все наше стало Его, и мы могли найти себя в Нем. Это относится и к глубоко личной жизни, и к публичной сфере, и к семье, и к работе. Мой добрый знакомый, профессор музыки, любит свою работу как служение, в прямом смысле живет этим, так что даже в конце своих электронных писем обязательно ставит слово-призыв: «Пой!».  

 

3. Все наша жизнь становится отражением, выражением, проявлением Божьей жизни в нас. 

Если вся наша жизнь, все минуты жизни, все мысли и поступки подчиняются одному призванию – прославлять Бога и служить Ему, то постепенно вся наша жизнь становится Его жизнью, жизнью в Нем, жизнью для Него.

Верность призванию, постоянство в служении, неутихающее пение связываются с характером Бога – Он такой, что мы не можем не петь, не славить, не служить.

Если Господь освобождает узников, отверзает очи слепым, восставляет согбенных,хранит пришельцев, поддерживает сироту и вдову, то как должны поступать мы, какими должны быть мы?

Хорошо почаще смотреть на свою жизнь как в зеркало и проверять, видим ли мы там Бога, видят ли в нас Бога другие люди?

 

***

Буду петь, буду служить доколе жив. Это прекрасные слова поклонения и прославления, посвящения и верности призванию. 

Здесь есть большее, чем прекрасное настроение. Здесь есть переживание Бога, удивление, восхищение Его верностью, желание быть подобным. 

Господь – «вечно хранящий верность». Он будет «царствовать вовеки».

Раз Он — вечно, вовеки, то и я – доколе жив, доколе есмь. 

С Ним, в Нем, Им, для Него. Пой!

 

 

Слово от Господа

• 13 октября, 2020
• Статьи

Чаще всего слово от Господа – вовсе не то, что нам хотелось бы услышать, но это именно то, что нам нужно на самом деле. 

Беда в том, что мы настроены слышать от Бога лишь то, что отвечает нашим ожиданиям.

Мы не слышим и не хотим слышать слово от Господа, мы слышим лишь себя и выдаем свое слово за слово Господне.

Царь Седекия был слабым, но амбициозным.

Он решил опереться на Египет и освободиться от Вавилона. Он никого не спрашивал, он сам так решил.

Беда не в том, что царь был слабым. Беда в том, что он был своевольным.

 «Ни он, ни слуги его, ни народ страны не слушали слов Господа, которые говорил Он чрез Иеремию пророка» (Иер. 37:2).

И вдруг, он обращается к пророку с просьбой: 

«помолись о нас Господу Богу нашему» (3). 

Что значит «помолись о нас Господу Богу нашему»?

Значит ли это, что царь не знал, как поступить правильно и решил узнать волю Божью? 

Увы, вовсе нет. Это значит, что царь уже принял свое решение и лишь хотел заручиться поддержкой пророка, чтобы показать народу, что Бог на его стороне.

Царь Седекия знал, что войско фараоново выступило из Египта. И это давало ему надежду на избавление от Халдеев. 

Но слово от Господа разрушило эту ложную надежду:

«И было слово Господне к Иеремии пророку:  так говорит Господь, Бог Израилев: так скажите царю Иудейскому, пославшему вас ко Мне вопросить Меня: вот, войско фараоново, которое шло к вам на помощь, возвратится в землю свою, в Египет; а Халдеи снова придут и будут воевать против города сего, и возьмут его и сожгут его огнем. Так говорит Господь: не обманывайте себя, говоря: ‘непременно отойдут от нас Халдеи’, ибо они не отойдут; если бы вы даже разбили все войско Халдеев, воюющих против вас, и остались бы у них только раненые, то и те встали бы, каждый из палатки своей, и сожгли бы город сей огнем» (6-10).

В этот раз Господь был не против Халдеев, но против Иерусалима. Если Господь против Иерусалима, то Египет не поможет, и никто другой не поможет.

Вместо того, чтобы искать примирения и союза с Богом, Седекия искал союза с Египтом.

Вместо того, чтобы спросить пророка о воле Божьей, царь просит о поддержке своих заведомо ошибочных решений.

Когда Иеремия оказывается в темнице, Седекия освобождает его, надеясь на доброе, одобряющее слово.  

«Царь Седекия послал и взял его. И спрашивал его царь в доме своем тайно и сказал: нет ли слова от Господа? Иеремия сказал: есть; и сказал: ты будешь предан в руки царя Вавилонского» (17).

Что значит «нет ли слова от Господа»? 

Царь знает, что слово от Господа уже было. Но это слово царю не понравилось. Поэтому он продолжает добиваться такого слова, которое было бы угодно его царской воле. 

Почему он говорит с пророком тайно? 

Потому что боится, что слово от Господа испугает его слуг и весь народ.  

Иеремия благодарен за избавление из темницы, он хотел бы сказать что-то доброе, но не может. 

Царь продолжает спрашивать, не принимая ответы. А пророк продолжает повторять то же слово, потому что другого нет. 

Так что же значит «вопросить» Господа?

Это значит, что мы должны спрашивать Господа так, чтобы быть способным принять любой ответ как руководство к действию и призыв к обращению. 

Это значит, что мы должны понять: суровое слово от Господа лучше ложных надежд. 

Это значит, что мы должны искать не решения наших проблем, но воли Божьей и Лица Его даже посреди войн и бедствий. 

Может быть

• 9 октября, 2020
• Статьи

Неверность людей по отношению к Богу удивляет и ужасает. Сколько можно грешить? Сколько Бог может терпеть? Но каждый раз, когда своеволие человека нарушает добрые Божьи планы, мы слышим от Всевышнего не слова окончательного приговора, но слова милости и терпения: «Может быть».

Так было во время пророка Иеремии, когда всем было понятно, что дни Иудейского царства сочтены.  И все же, Господь продолжал говорить к Своим упрямым детям, предлагая им воспользоваться последним шансом. 

Иеремия находился в заключении за то, что передавал народу Божьи слова обличения и предупреждения. Он лишился возможности выступать публично, но помнил каждое слово. Поэтому Господь повелевает ему записать все откровения в один свиток, который стоило бы назвать двумя словами – «Может быть».

«Возьми себе книжный свиток и напиши в нем все слова, которые Я говорил тебе об Израиле и об Иуде и о всех народах с того дня, как Я начал говорить тебе, от дней Иосии до сего дня; может быть, дом Иудин услышит о всех бедствиях, какие Я помышляю сделать им, чтобы они обратились каждый от злого пути своего, чтобы Я простил неправду их и грех их» (Иер. 36:2-3).

У Господа есть план, но в этом плане есть место для «может быть». 

Господь «помышляет сделать бедствия», но в случае раскаяния и обращения готов простить неправду и грех. 

Если мы хотим услышать и передать людям не отдельную часть Божьего откровения, но «все слова», то среди них будет место и бедствию, и надежде, и гневу, и милости.  

Иеремия продиктовал Варуху «все слова» Господни, а затем добавил от себя личную просьбу: 

«Я заключен и не могу идти в дом Господень; итак иди ты и прочитай написанные тобою в свитке с уст моих слова Господни вслух народа в доме Господнем в день поста, также и вслух всех Иудеев, пришедших из городов своих, прочитай их;может быть, они вознесут смиренное моление пред лице Господа и обратятся каждый от злого пути своего; ибо велик гнев и негодование, которое объявил Господь на народ сей» (5-7).

Удивительно, то, что Иеремия повторяет те же слова: «может быть». 

Он хочет этого, он надеется на это. Хотя знает жестокость и упрямство своего народа.

Исполняя волю Божью, пророк рисует своей жизнью, и даже жизнью Варуха. Все ради «может быть».

Увы, в это раз не удалось. Еще один шанс упущен. «Может быть» не стало реальностью. 

Царь сжигает пророческий свиток. Он переживает о том, как сохранить свою власть здесь и сейчас, и вовсе не думает о завтрашнем дне.  

^«И не убоялись, и не разодрали одежд своих ни царь, ни все слуги его, слышавшие все слова сии» (24).

Однажды в своем греховном своеволии человек проходит точку невозврата, после чего он не страшится даже Бога и ненавидит слова правды. 

Вместо того, чтобы послушать пророков, царь собирается покарать их. Ему не нравятся слова «может быть», он хочет сделать все, чтобы сама возможность обращения к Богу, возможность иной жизни была исключена. Он думает так: пока я царь, «может быть» только так, как я захочу, иначе НЕ «может быть». Так человек отстаивает свое право не только на грех, но и на высшую власть определять то, что может быть или не может быть. Пророки – угроза такой власти, потому что напоминают о том, что вся полнота власти принадлежит Богу, что иллюзия человеческого самовластия закончится разрухой и пленом. 

Господь бережет Своих пророков, Он скрывает их от царского гнева (26). 

Для чего? Чтобы они продолжили напоминать о «может быть».

Поэтому вместо первого свитка Господь повелевает изготовить новый (27-28). В нем были те же слова о грехе и наказании, даже больше, чем в первом, так как было «еще прибавлено к ним много подобных слов» (32). Но в этом множестве пугающих слов всегда остаются два слова надежды: «может быть». И мы ответственны за то, чтобы они звучали «вслух всего народа», вопреки угрозам царей, князей и лжепророков.  

Живущие в шатрах

• 7 октября, 2020
• Статьи

В отношениях Бога и Его народа нет темы важнее верности. Это главное условие благословения, основа завета. 

Вопреки неверности людей, Бог был и остается верным. Увы, Божий народ взаимностью не отвечал, верностью не отличался.

Эта странная асимметрия говорит о много. Бог верен, но мы не верны. Мы не верны, но Бог по-прежнему верен.  

Насколько нас удивляется верность Божья, настолько же поражает неверность людей.  

История с Рехавитами – хорошая иллюстрация того, что Божий народ был избран исключительно по благости и милости Божьей, никак не по своим собственным качествам; что другие племена и народы будут благословлены за верность и послушание, в то время как самые «святые» и «избранные» будут наказаны за неверность и упорство, их имя их не спасет.  

Этой историей Господь желал возбудить ревность в Своем народе.Он показывает, как верность Рехавитов превосходит верность Израиля. Он не унижает Свой народ этим сравнением, но призывает к здравому смыслу и исправлению отношений.  

Когда Иеремия, испытывая родственное племя Рехавитов, ^«сказал им: пейте вино», они ответили твердо: 

«мы вина не пьем; потому что Ионадав, сын Рехава, отец наш, дал нам заповедь, сказав: ‘не пейте вина ни вы, ни дети ваши, вовеки; и домов нестройте, и семян не сейте, и виноградников не разводите, и не имейте их, но живите вшатрах во все дни [жизни] вашей, чтобы вам долгое время прожить на той земле, гдевы странниками» (Иер. 35:5,6-7).

Они послушались отца своего «во всем, что он завещал» и не променяли свой образ жизни на соблазнительный комфорт и доступные наслаждения. 

Они жили в шатрах, хотя могли бы жить в городах. Они кочевали, хотя вполне могли пустить корни. Они жили как странники, хотя эта земля была для них родной.

Ни винограда, ни вина. Ни посева семян, ни строительства домов. 

Они не забыли свое предназначение, были верны завету отца. 

Если Рехавиты были настолько послушны наставлениям предков, то насколько Израиль должен быть послушен словам Божьим и верен завету с Ним? 

Верность Рехавитов может служить хорошим уроком для Божьего народа. 

^«Так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: иди и скажи мужам Иуды и жителям Иерусалима: неужели вы не возьмете из этого наставление для себя, чтобы слушаться слов Моих? говорит Господь. Слова Ионадава, сына Рехавова, который завещалсыновьям своим не пить вина, выполняются, и они не пьют до сего дня, потому чтослушаются завещания отца своего; а Я непрестанно говорил вам, говорил с раннегоутра, и вы не послушались Меня» (13-14).

Этот урок остался без внимания, 

«посему так говорит Господь Бог Саваоф, БогИзраилев: вот, Я наведу на Иудею и на всех жителей Иерусалима все то зло, которое Яизрек на них, потому что Я говорил им, а они не слушались, звал их, а они неотвечали» (17).

За неверность, непослушание, упорство и гордость Иерусалим будет разрушен. А живущие в шатрах будут награждены.

«А дому Рехавитов сказал Иеремия: так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: за то, что вы послушались завещания Ионадава, отца вашего, и храните все заповеди его и вовсем поступаете, как он завещал вам, — за то, так говорит Господь Саваоф, БогИзраилев: не отнимется у Ионадава, сына Рехавова, муж, предстоящий пред лицемМоим во все дни» (18-19).

Странники, живущие в шатрах, свободны от чуждых влияний этого мира, от его греховных обычаев и соблазнов. Они помнят заветы отцов и не смешиваются с другими народами. Как бы хотелось, чтобы все это было не только о них, но и о нас. Будем как Рехавиты. 

Время радикалов: Сергей Санников о миссии Церкви в постсоветском контексте

• 5 октября, 2020
• Статьи

  

 

Образование может и должно быть частью миссии церкви в постсоветском контексте. Сформулировав и отстояв этот тезис для церквей постсоветского пространства, доктор Сергей Санников внес значительный вклад в развитие миссиологии, в более широкое, многостороннее понимание миссии. В данной статье будут рассмотрены четыре актуальные формы миссии для постсоветских контекста: образование как миссия; свобода как краеугольный принцип; христианская культура как миссионерское поле; радикализм как форма свидетельства. Показав их важность и совместимость, Сергей Санников показал также личный пример, достойную для подражания модель личностной интеграции этих разных, но взаимно дополнительных подходов. Он смог соединить собой разные сферы служения, духовные и интеллектуальные традиции, и даже целые эпохи. В последующем кратком анализе будет показано, как идеи Санникова о миссии в сфере образования, культуры, религиозной свободы и радикальных форм свидетельства миру определили основные пути развития постсоветской миссиологии.

 

 

Имя Сергея Викторовича Санникова известно главным образом среди тех, кто учится и учит. Он связал всю свою жизнь и призвание с развитием христианского образования в постсоветских странах, и эти завоевал заслуженное признание среди интеллектуалов. При этом дело его жизни выходит за рамки образования и служит миссии Церкви во всей ее сложности и целостности. Как следует из его текстов и выступлений, образование – это лишь часть более широкой миссии Церкви, да и сама Церковь – тоже лишь часть более масштабной картины Божьего Царства, спасающей Божьей деятельности в мире по обе стороны церковных стен. Вот почему имеет смысл рассматривать творчество нашего автора в предельно широком контексте миссии Бога в мире, хотя фокусироваться в первую очередь на тех сферах и направлениях миссии Церкви, которые имеют ключевое значения для наших дней, для современных постсоветских реалий. В своих последующих размышлениях я хочу остановиться на четырех важных формах миссии Церкви в современном мире, которые, как мне кажется, представляют для Сергея Санникова особый интерес и в своей совокупности существенно расширяют и освежают наше понимание миссии. Вот эти четыре акцента: образование как миссия; свобода как краеугольный принцип; христианская культура как миссионерское поле; радикализм как форма свидетельства. Эти формы миссии чрезвычайно актуальны и перспективны, но все еще мало осмысленны.  В этой сфере, как и в других, Сергей Санников выступил первопроходцем и пророком, голос которого должен быть услышан, тексты которого должны изучаться, дело которого должно продолжаться в молодых поколениях евангельских мыслителей и служителей. Я попытаюсь коротко охарактеризовать позицию автора в этих четырех направлениях и показать значимость его вклада для формирования целостной миссии среди постсоветских евангельских протестантов. 

Образование как миссия

Основной формой миссии лично для Сергея Санникова стало образование.  Он показал собой пример того, как образование влияет на все сферы и формы служения, как оно открывает новые возможности для миссии и расширяет пределы влияния Церкви. 

В своем докладе «Богословское образование как миссия церкви в постсоветском обществе», подготовленного для богословского форума 2006 года, Санников пересматривает понимание миссии в свете новых образовательных стратегий. Он напоминает, что «До XIV  века слово миссия употреблялось исключительно к учению о Троице… В XIX веке под миссией стали понимать пропаганду веры и распространение христианства»[1]. Очевидно, что нашему автору не очень нравится такое понимание миссии, поскольку здесь христианство как система и традиция подменяет собой живые и личностные отношения Бога с миром. Сформировавшись на рубеже традиций Восточного и Западного христианства, Сергей Санников критично воспринимал и первое, и второе. Для него миссия – не столько распространение «своей» веры, сколько соучастие в жизни и деятельности Бога. Он с радостью замечает, что «После революционного для богословия миссии доклада Карла Барта на Виллингенской конференции 1952 года миссию стали понимать как дело Божье, а не дело церкви»[2].

Если миссия – это дело Божье, то границы Церкви становится прозрачными, а отношения между Церковью и образованием гармонизируются ради общей цели служения Богу, т.е. соучастия в том, что Он уже делает в этом мире – с нами или без нас. 

Здесь преодолеваются постсоветская церковная маргинальность и более традиционный экклезиоцентризм, известная подозрительность к «слишком умным» и высокомерие новоиспеченных богословов. В миссии Бога всем находится место и роль, но нужно учится служить вместе, сообща, дополняя друг друга. 

Стоит сказать, что сам Сергей Викторович послужил добрым примером того, как можно расширять границы и при этом оставаться скромным слугой Церкви, как строить большие партнерства с разными церквами и оставаться верным своей малой традиции, как непрестанно учиться и не превозноситься, но служить всеми знаниями и способностями делу миссии.

Пересмотрев понимание миссии, Санников пересматривает и форматы образования в свете миссии, в свете расширенного и обновленного понимания миссии. 

Он понимает христианское образование прежде всего как как «приобретение учеников», т.е. целостное воспитание последователей и слуг Христовых. В таком переориентировании образования с механического информирования на личностное формирование заключается «самый перспективый план миссионерской работы в постсоветской обществе»[3].

Анализируя смену миссионерских парадигм в евангельском движении, Сергей Санников приходит к скромному, но сбалансированному пониманию миссии. 

Не стоит возвращаться к старым моделям раннего этапа, когда «миссия молодых евангельских церквей XIX, начала XX века носила активный характер просвещения невоцерковленных православных»[4], и совсем не стоит возвращаться к советскому опыту. Для советских верующих период иллюзий относительно сосуществования с богоборческой властью закончился довольно скоро: «Новый этап миссионерской ориентации начинается конца 20-х годов, когда любой вид религиозной деятельности вне церковного помещения стал рассматриваться как религиозная пропаганда и сурово караться советскими законами. С этого времени миссия стала рассматриваться и богословски осмысливаться как свидетельство… То есть, претворялась в жизнь не наступательная, как более пассивная модель миссионерства[5].

До сих пор большинство постсоветских верующих остаются в плену того трагического опыта и тех «пассивных моделей». 

Но Сергей Санников призывает идти дальше. Он спрашивает: «В чем специфика и контекста современной миссии в Евразии?» и упоминает среди факторов «Рост национализма и агрессивного славянофильства»[6]. Помимо государственного давления на евангельских верующих и ограничение их миссионерской активности, более агрессивную роль стало играть и огосударственное православие: «По старой привычке любая евангелизационная деятельность стала рассматриваться как прозелитизм, ибо православие считает все население Украины и России православными по факту рождения»[7].

В этих условиях будет трудно отстаивать «наступательные» модели миссии, поэтому «Вероятнее всего, главными направлениями миссионерской работы в ближайшем будущем должны стать: свидетельство как святое присутствие, жертвенная дьякония, научение как формирование учеников»[8]. Последнее направление для нашего автора является ключевым. Потому что только духовно сформированные и всесторонне подготовленные ученики могут свидетельствовать святым присутствием во всех сферах жизни общества и жертвенно служить разнообразным нуждам людей.

Как видим, Санников последовательно и аргументированно возвращает тему образования в контекст миссии, но не настало ли время постсоветским миссионерам и миссиологам вернуть свою тему в контекст образования, больше использовать его ресурсы и глубже переосмыслить свои задачи в свете новых образовательных трендов? Не настало ли время для такого целостного видения, в котором темы миссии, образования и Церкви будут интегрированы и гармонизированы; а само это видение выразится в массовых и влиятельных движениях и сообществах христиан-педагогов, студентов, ученых? Я думаю, что Санников сделал свой вклад в формирование именно такого видения. При этом его голос остается пока пророческим, хотя такие сообщества постепенно растут и их влияние расширяется, преображая и Церковь, и общество. С момента публикации доклада об «образовании как миссии» прошло четырнадцать лет, но уже сейчас я могу назвать десятки имен богословов и миссиологов, которые пошли этим путем, стали влиятельным в образовательной среде, открыли для миссии эту сферу, изменили к лучшему имидж евангельского сообщества и показали собой вдохновляющий пример для новых поколений. 

Свобода как главный баптистский принцип 

Возможности образования как миссии, да и других направления христианского служения в мире, зависят от степени свободы и понимания свободы в обществе и Церкви. 

Представляя традицию консервативных баптистов, Сергей Санников оставался и остается последовательным приверженцем свободы как важнейшего духовного и социального принципа. Здесь он послужил пророком для нашего времени, в котором стабильность ценится выше свободы. Наш автор напоминает, что «Главной особенностью баптизма западные истории считают фундаментальную категорию индивидуальной свободы», но у нас не совсем так: «В восточном баптизме только в последнее время эта категория приобретает все более высокую ценность[9].

Подозрительность в отношении свободы он относит на счет советского прошлого, с которым все еще не удается распрощаться: «Сегодня многим баптистам, прошедшим тоталитарное воспитание, трудно примириться с существованием ложных и еретических учений, но именно эта свобода и составляет ядро всемирного баптистского наследия»[10].

При этом Санников разделяет обеспокоенность постсоветских баптистов в отношении свободы как вседозволенности, свободы без духовного содержания, свободы без послушания Богу и Его заповедям. Поэтому он разграничивает понятия толерантности и свободы, жертвуя первым ради второго: «Исторически баптисты не поддерживали понятие толерантности, так как считали, что это только уступка иному пониманию, снисхождение к нему, закрытие глаз на его неправоту.  Следовательно, толерантность – это молчаливое терпение, а свобода – это право иметь любое мнение и право свободно высказывать его, критикуя другое мнение»[11].

Церкви должны нести в мир правильное понимание свободы, учить этой свободе, являть эту свободу и не нарушать свободу других людей, свободу верить иначе или не верить вовсе. Отношение христиан к свободе – важная форма свидетельства современному миру, в котором лучше всего себя чувствуют крайности жестокого рабства или соблазнительной вседозволенности. 

В своих текстах, да в своей личной жизни, Сергей Санников продемонстрировал достойный пример того, как свобода может сочетаться с весьма консервативным баптистским вероучением. В конце концов, в баптистском понимании свобода – это именно традиционная ценность. В постсоветском контексте это звучит непривычно, но именно это обстоятельно и делает вклад Санникова особенно ценным.

Христианская культура как нереализованная возможность

Отстаивая принцип свободы, Санников «благословляет» творчество в области общественной и культурной. Без христианского влияния на культуру будет трудно сохранить свободу. В отрыве от культуры не выживает и образование. 

При всей своей значимости эта сфера остается для постсоветской Церкви неосвоенным миссионерским полем, чужой и чужой средой.   

Как замечает Санников, «На постсоветском пространстве христианская культура как массовое явление не состоялась, а как и во всем мире, охваченном постмодернизмом, она осталась принадлежностью либо обособленной религиозной группы, либо отдельного христианина»[12]. Без всякой грусти он констатирует, что «С уровня общепринятой культуры она перешла на уровень личности»[13]. С одной стороны, для евангельского христианства в этом нет ничего трагического, поскольку все действительно важное начинается с личности. С другой стороны, вера должна расти и распространяться, охватывая не только уровень индивидуальной и сферу внутренней жизни, но и социокультурные измерения, да и общество в целом. Пока что этого перехода не происходит. Христианство остается культурой личной или групповой, но не становится массовой. 

Сам Санников – это пример такой немассовости и отдельности. Его творчество должно вдохновить многих, но пока остается уделом меньшинства. 

Санников являет собой редкий пример «культурного» постсоветского протестанта, совмещая богословский евангельский консерватизм с интересом к православной культуре. Работая на стыке самых разных культурных и богословских традиций, он смог избежать конфликтов и объединить собой доныне непримиримое – Евангелие и культуру, философию и богословие, наследие Реформации и радикальный анабаптизм, западное и восточное христианство, глубокую историю и малоосмысленную современность.

При этом в своем отношении к доминирующей культуре он остается не просто консерватором, но даже радикалом. Утверждая, что «все виды искусства контролируются греховным миром»[14], он подтверждает свою приверженность свободе и свободной культуре. 

Он не делает громких заявлений, не видит перспективы в масштабных культурных войнах или же в капитуляции и приспособлении.  Он самокритичен даже в отношении собственной традиции, которая уже пыталась отвоевать культуру и окультуриться самой. «Все основные направления в христианстве пытались «осовремениться» и идти в ногу со временем», и к большому сожалению, «быстрее всего этот процесс протекал в протестантизме»[15].  

Остается мало популярная и малоосмысленная возможность – тихо и скромно создавать оазисы, очаги, оплоты христианской культуры без наивных претензий на изменение массовой культуры путем завоевания или приспособления. Перспективы христианского влияния на культуру всегда начинаются с личности и ее свободного определения в отношении к Богу. Эти мягкие формы влияния не могут быть насильственными и массовыми, хотя могут и должны пленять добрым личным примером и прекрасными образами. В христианской культуре как миссии всегда останется фундаментальное противоречие между желанием изменить внешний мир к лучшему и собственной радикальной неотмирностью.

Радикализм как свидетельство миру

Будучи одним из самых образованных людей среди постсоветских христианских интеллектуалов, Сергей Санников остается последовательным радикалом. Он всегда оставляет за собой право на особое мнение и не готов жертвовать им ради карьеры или комфорта. 

В этом смысле его интерес к радикальной Реформации отнюдь не случаен. Он черпает вдохновение в историях об анабаптистах, которые не пытались изменить мир или приспособиться к нему, но свидетельствовали всей своей жизнью о возможности мира иного. 

Эта форма миссии остается актуальной для каждой эпохи, но особый интерес вызывает в наше время. После многочисленных попыток «трансформации общества» и «христианизации мира» мы стали более сдержанными в наших амбициях, и более внимательными к Божьей воле и к формам Божьей работы в мире. 

В эпоху теплохладного христианства и агрессивно антихристианской культуры возникает запрос на радикальных формы христианского свидетельства. Они не стремятся быть привлекательными или успешными, они лишь выражают то, что должны выразить – веру и верность Божьей истине.

Санникова «радикализм привлекает своей ясностью и определенностью», он не может сдержать своих симпатий:  «Как не хватает этого нам в размытости, полутонах, и в неопределенности постмодернизм! Радикал, однажды сказав решительное «Да» своему выбору, уже не колеблется и не сомневается. Он внутренне спокоен, хотя понимает, что говоря «Да», он тем самым говорит не менее решительное «Нет» себе, своему уюту, спокойствию и безопасности. Современный обыватель говорит и да и нет одновременно и этим самым он не говорит ни «Да», ни «Нет». Радикал говорит либо «Да», либо «Нет»… Нельзя полностью и до конца сказать «Да» Христу и не стать на узкий путь следования за Ним. Анабаптисты стали на этот путь и их одинаково гнали как католики, так и протестанты. Настоящие анабаптисты всегда радикалы, но не фанатики, хотя среди них были и такие»[16].

Наш мир гонит христиан, но в то же время удивляется им. Ведь не так страшно умереть, как быть пустым и неинтересным.

Если христианин сможет быть радикалом, но не фанатиком, он вызовет неподдельный интерес. Если он сможет быть верным своей вере и страстным в своей проповеди, но без насилия и глупости, он будет пользоваться симпатией. 

Что остается у христиан, когда они лишаются привычной поддержки со стороны государства и симпатий общества? У них остается самое главное, то, что делает их христианами, чего мир не может лишить их.

Именно потому они готовы идти путем радикального нонконформизма – потому что на этом пути они освобождаются от мирских влияний и мир видит яснее их отличий, их немирскую природу, видит в них силу любви и сияние Божьей славы.

Эта инаковость радикальных христиан становится основной формой свидетельства миру: «Они часто «безумно» не соглашаются с мнением власти, но не потому, что не уважают власть, а потому что повинуются слову Христа и Его Нагорной проповеди. Они бедны и непрактичны, но не потому что плохо работают, а потому что отказываются делать бизнес по законам общества, в котором живут. Стоит ли осуждать из экстремизм?»[17].

В мире легких решений и мегатрендов Санников отстаивает немодный путь, требующий личного посвящения, осмысленности и верности. В мире, где так важно контекстуализироваться, он напоминает о том, что иногда нужно идти против течения и быть с малым стадом, а не с «моральным большинством».

***

Мы живем в удивительное время, когда в поисках церковного и миссионерского обновления нам стоит смотреть не только вперед, но и оглядываться назад; не только мечтать, но и знать историю; не только думать и писать самим, но также учиться у других. Я удивляюсь, как много Божьих даров были, есть и будут доступны нам в любую эпоху. Сергей Викторович – один из таких даров. Он соединяет собой разные сферы служения, духовные и интеллектуальные традиции, и даже целые эпохи. В своих размышлениях о миссии в сфере образования, культуры, религиозной свободы и радикальных форм свидетельства миру, он высветил и наметил основные пути развития постсоветской миссиологии. Он оставил в наследие молодым поколениям целую библиотеку своих текстов и продолжает ее пополнять. Но самое главное, он оставил нам добрый пример того, как в одной личности могут сочетаться самые разные направления и формы служения. Он не только описал, но и показал собой, как образование может быть больше чем образованием, как образование может быть миссией. Он ценил, уважал, защищал свободу — свою и чужую. Его творчество стало настоящим культурным феноменом, выходящим далеко за рамки евангельской среды. Его образ и образец жизни стал добрым примером радикальной посвященности и верности. И это самая главная форма миссии, которая не может быть не актуальной в любое время, — миссия личного свидетельства и примера. В образовании и культуре, в защите свободы и радикальном свидетельстве роль личности всегда будет на первом плане. Наше время должно стать не столько временем радикальных идей или текстов, сколько временем радикалов — образованных и культурных, свободных и творческих, верующих и верных. 

 

 

Библиография

 

1.    Санников, С.В., “Богословское образование как миссия церкви в постсоветском обществе” в Богословие в евангелизме. Доклады богословского форума, 57-79. Запорожье: Пилигрим, 2007.

2.   Санников, С.В., “История и анализ баптистских принципов в свете категории свободы совести” в 400-летие баптизма и принцип свободы совести. Сборник докладов, 77-89. Одесса, 2010.

3.   Санников, С.В. Популярная история христианства. 20 веков в пути. Киев: Саммит-Книга, 2011.

4.   Санников, С.В., редактор. Фундамент. Курс начального богословия. Одесса, 2006. 

5.    Санников, С.В., редактор. Менно Симонс и анабаптисты. Штайнхаген:Samenkorn, 2012.

 

Если хочешь остаться свободным, дай свободу ближнему своему

• 30 сентября, 2020
• Статьи

 

  

Когда нам угрожает рабство, самое время подумать о том, как мы относились или продолжаем относиться к нашим ближним. Да, я не ошибся, нам нужно подумать не о врагах, которые неумолимо приближаются, но о тех ближних, отношения с которыми остаются в нашей власти.

Пророк Иеремия проливает свет на простые, но не для всех очевидные причины грядущей национальной катастрофы – разделение в народе, несправедливость, вероломство и жестокость против своих братьев по крови и вере.

Желая укрепить единство в народе перед лицом внешней опасности, царь Седекия договорился с народом, чтобы все рабы и рабыни, евреи и еврейки были отпущены на свободу. Но уже вскоре все вернулось на круги своя. Народ слишком привык к рабству и совсем отвык от свободы. После этого падение Иерусалима стало неизбежным – не потому, что Бог сменил милость на гнев и не потому, что царь Вавилонский был сильнее, но потому что народ сам отказался от свободы.    

«Царь Седекия заключил завет со всем народом, бывшим в Иерусалиме, чтобы объявить свободу, чтобы каждый отпустил на волю раба своего и рабу свою, Еврея и Евреянку, чтобы никто из них не держал в рабстве Иудея, брата своего. И послушались все князья и весь народ, которые вступили в завет, чтобы отпустить каждому раба своего и каждому рабу свою на волю, чтобы не держать их впредь в рабах, — и послушались и отпустили; но после того, раздумавши, стали брать назад рабов и рабынь, которых отпустили на волю, и принудили их быть рабами и рабынями» (Иер. 34:8-11).

Такое вероломное и жестокое отношение к своим же братьям вызвало справедливый гнев Господа: 

«Я заключил завет с отцами вашими, когда вывел их из земли Египетской, из дома рабства, и сказал: ‘в конце седьмого года отпускайте каждый брата своего, Еврея, который продал себя тебе; пусть он работает тебе шесть лет, а потом отпусти его от себя на волю’; но отцы ваши не послушали Меня и не приклонили уха своего. Вы ныне обратились и поступили справедливо пред очами Моими, объявив каждый свободу ближнему своему, и заключили предо Мною завет в доме, над которым наречено имя Мое; но потом раздумали и обесславили имя Мое, и возвратили к себе каждый раба своего и каждый рабу свою, которых отпустили на волю, куда душе их угодно, и принуждаете их быть у вас рабами и рабынями. Посему так говорит Господь: вы не послушались Меня в том, чтобы каждый объявил свободу брату своему и ближнему своему; за то вот Я, говорит Господь, объявляю вам свободу подвергнуться мечу, моровой язве и голоду, и отдам вас на озлобление во все царства земли (13-17).

Рабство было двойным грехом – против ближних и против Бога. Эта отвратительная практика была нарушением и общественного договора, и завета с Богом. 

Народ, который своих же ближних превратил в рабов, не мог остаться свободным, но стал рабом более сильных империй. Отвергнув закон Божий, люди лишились свободы – сперва свободы других, дальних и ближних, а потом и свободы всех.

Даже видя приближающиеся полчища врагов, богатые и власть имущие не спешили отпустить своих рабов. Уже вскоре они все вместе отправились в плен, чтобы в далекой земле служить царю Вавилонскому. Вчерашние рабы и рабовладельцы шагали вместе, связанные одной цепью, одной судьбой, одной бедой.

Я вполне допускаю, что по милости Божьей Вавилонский плен мог быть отменен, если бы народ в Иерусалиме проявил милость к своим должникам и рабам. 

То, как мы относимся к ближним, прямо определяет нашу собственную судьбу. 

Мы не поймем, насколько отвратителен грех рабства перед Богом, пока сами не станем рабами и не переживем на себе ту боль, что причиняли другим. 

Если мы отпустим своих рабов и обновим завет с Богом, мы можем избежать плена и радоваться нашей общей свободе, Богом данной свободе для бедных и богатых, сильных и слабых, ближних и дальних. Но даже если мы не сможем избежать беды, мы встретим ее вместе, как свободные люди, как братья, как дети одного Отца. Только тот, кто отпустил рабов, сможет прожить и умереть свободным.

Каких плодов Бог ожидает от нас?

• 28 сентября, 2020
• Статьи

 

 

Праздник Жатвы сочетает в себе два важных мотива – мотив благодарности за Божью щедрость и мотив приготовления к суду Божьему и нашему отчету перед ним. 

Как мы знаем, «Жатва есть кончина века» (Матф. 13:39). 

То есть радость при виде плодов земли должна вызывать в нас переживание о нашей жизни – что приносим мы Господу? 

Приносим ли мы то, что радует Его? 

А что Его радует? Чего Он ожидает от нас? Я буду говорить об этом, об ожиданиях Божьих относительно нашей жизни и ее плодов.

Но пока хочу подчеркнуть важность этого вопроса, прочитав историю из жизни пророка Иоанна, прозванного Крестителем.

 

«Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, сказал им: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?

Сотворите же достойный плод покаяния и не думайте говорить в себе: «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму. Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Матф. 3:7-10).

 

Что я вижу в этом тексте? Я вижу людей, подобных себе и нашим современникам; людей, которые хотят избежать будущего суда Божьего. Встретиться с Богом они не хотят, изменить свою жизнь не хотят, стать настоящими детьми Авраама не хотят. Все, что им нужно – избежать гнева и суда. Причем они хотят отделаться легким испугом, заплатить минимальную цену. 

Они хотят креститься без покаяния. Они хотят получить спасение без всякой внутренней перемены. Они хотят жить как жили, но вдобавок получить билет на небо, место в раю. Хотят подешевле и полегче, но при этом все и сразу.

Такое отношение вызывает справедливый гнев у Иоанна Крестителя. Он называет их змеиным отродьем и призывает доказать, подтвердить свое покаяние соответствующими делами, то есть плодами новой жизни. 

Я думаю, что эта фраза Иоанна «Сотворите достойный плод» может быть применима ко всем нам, религиозным людям, христианским «фарисеям и саддукеям». 

Мы не должны обманываться, что сможем жить как жили и при этом избежать Божьего суда. Иоанн напоминаем одну простую истину: если продолжать так, как раньше, то есть без плодов, то дерево нашей жизни будет срублено и брошено в огонь. 

И это предупреждение о скором отчете за бесплодную жизнь относится не только к вопросу нашего спасения. Оно касается и самого содержания нашей жизни:

«Ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2 Кор. 5:10).

Итак, если мы воспринимаем предупреждение Иоанна всерьез, то давайте проверим, есть ли в нашей жизни плоды, желанные Богу и радующие Его, свидетельствующие всем о нашей новой жизни в Боге. 

Я вижу три группы плодов, которых Бог ожидает от нас, которые будут естественным результатом нашего посвящения Ему.   

Во-первых, мы должны принести плод нашего полного посвящения Богу 

Господь предлагает нам стать Его учениками. Но для этого нужно оставить все и последовать за ним. Так было в жизни первых учеников: 

 

«Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним» (Матф. 4:19-20).

 

Так может быть и с нами. Приглашение остается в силе. Но как мы на него реагируем?

Стали ли мы Его учениками? 

Я спрашиваю не о том, помолились ли мы молитвой покаяния для прощения грехов и обретения места в раю. Я спрашиваю о том, отдали мы себя Богу полностью, вручили ли Ему свою жизнь со всеми ее проблемами и достижениями, способностями и мечтами.

Плод полного посвящения – первый из плодов. Без пребывания в Боге мы не сможем принести Ему ничего, потому что это не мы производим плоды, это Он производит их в нас и через нас:

 

«Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают. Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам. Тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода и будете Моими учениками» (Иоан. 15:2-8).

 

Нужно «пребывать», то есть покоиться, быть частью, принадлежать Богу. Но дальше мы читаем, что нужно также «идти». Господь хочет, чтобы мы шли, не останавливаясь, и приносили еще больше плода: 

 

«Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал» (Иоан. 15:16).

 

Здесь начинаются новые плоды. Здесь наш первый плод посвящения дает нам способность приносить новые плоды в виде активного служения. 

Посвятив Богу себя, мы должны с радостью исполнять все, что Он повелел нам, приносить плоды служения и соучастия в Его миссии.

Второй важный плод – это наше служение, но не просто как еще одна активность наряду с другими, как образ жизни, вся жизнь как служение.

«Быть учениками» и «приносить много плода» — две стороны одной медали. Быть и приносить, быть чтобы приносить. В этом прославляется Отец – в том, что мы Его ученики и ведем себя как Его ученики.   

Давайте спросим себя: приняв от Господа спасение, стали ли мы Его учениками, начали ли мы приносить плоды, узнали ли мы радость делиться, отдавать и служить?

Мне очень хотелось, чтобы мы узнали это счастье быть полезным для Христа и Его Царства. Так мы можем обрести двойное счастье – счастье быть спасенным и счастье соучаствовать в спасении мира, счастье принадлежать Богу и счастье трудиться вместе с Ним.  

Но и это еще не все. Господь не просто избавляет нас и доверяет соучастие в Его миссии, в Его вселенском плане. Он хочет сделать нас подобными Себе. 

Так что Он ожидает от нас и третьего плода – преображения в Его образ, уподобления Ему. 

Полное посвящение, углубляющееся познание Бога и растущее служение Ему должны производить в нас плоды нашего внутреннего преображения в образ Божий, изменения нашего характера и самой нашей природы («обожения»).

Меняя мир, меняемся ли мы сами? 

Спеша научить других, показываем ли успехи в своей учебе как прилежные ученики Христа? 

Апостол Иаков просит не спешить «делаться учителями», поскольку «все мы много согрешаем» (Иак. 3:1,2). Прежде чем стать учителями нужно стать хорошими учениками, проверить свое сердце и поведение, согласовать их между собою, чтобы приносить мирный плод праведности: 

 

«Не может, братия мои, смоковница приносить маслины или виноградная лоза смоквы. Также и один источник не может изливать соленую и сладкую воду. Мудр ли и разумен кто из вас, докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью.Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская, ибо где зависть и сварливость, там неустройство и всё худое. Но мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна. Плод же правды в мире сеется у тех, которые хранят мир» (Иак. 3:12-18). 

 

Если нас разрывают внутренние противоречия, а наши семьи и общины ссоры и конфликты, это признак незрелости, признак того, что мы застряли в переходе от ветхой жизни к новой. Признаком новой жизни будет гармония между тем, как мы верим и как мы живем, как учимся и как учим.   

 

Апостол Павел также подчеркивает этот контраст между ветхой жизнь, исполненной плодами греха, и новой жизнью, исполненной плодами праведности, чтобы призвать христиан полностью отдать, предоставить себя в «рабы Богу» на «дела святые», то есть на полную переделку: 

 

«Как предавали вы члены ваши в рабы нечистоте и беззаконию на дела беззаконные, так ныне представьте члены ваши в рабы праведности на дела святые. Ибо, когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности. Какой же плод вы имели тогда? Такие дела, каких ныне сами стыдитесь, потому что конец их – смерть. Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная» (Рим. 6:19-22).

 

Этот контраст помогает нам понять, в чем заключается та перемена, которую Господь хочет видеть в нас. Если раньше мы приносили плоды греха, теперь должны приносить плоды святости. 

В других посланиях апостол использует иные пары – тьма-свет, плоть-дух, чтобы акцентировать переход к новой жизни во Христе. 

 

«Вы были некогда тьма, а теперь – свет в Господе: поступайте, как чада света, потому что плод Духа состоит во всякой благости, праведности и истине» (Еф. 5:8-9). 

 

«Дела плоти известны… Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5:19, 22-23).

 

Здесь мы видим, что ожидаемые плоды – это не наша внешняя активность, но внутреннее преобразование, личностная настройка на новую жизнь в Духе. 

Исходя из своего опыта, я знаю, что этим плодам мы уделяем гораздо меньше времени, чем нашим делам церковным или миссионерским. И напрасно. 

Мы не успеем сделать все, что хотелось бы сделать. Наших возможностей не хватит, чтобы помочь всем нуждающимся, накормить всех голодных, дойти до каждого края земли, спеть все хорошие песни и послушать все хорошие проповеди. 

И я дерзну сказать, что это не должно нас сильно беспокоить. Господь управляет миром и сделает все нужное с нами или без нас.

Но вот что должно нас беспокоить – насколько мы меняемся, насколько новая жизнь в Боге охватывает каждое измерение нашей жизни и личности. Чувствуем ли мы в себе эту новую жизнь, которая растет изнутри и приносит плоды? 

Давайте зададим себе три важных вопроса. 

Произошла ли во мне самая важная жизненная перемена, связанная с моим полным посвящением себя Богу в ученики? 

Продолжаю ли я расти и приносить плод в служении Ему? 

Становлюсь ли я более похожим на Него, преображаюсь ли в Его образ, радую ли Его добрыми плодами нового мышления, характера, поведения? 

Давайте сегодня скажем Богу: я подтверждаю и обновлю свое посвящение Тебе, я хочу расти в служении и радовать Тебя добрыми делами, но еще больше я хочу быть похожим на Тебя.  

Это тот триединый плод, который Бог хочет видеть в нашей жизни. 

 

 

Великое и недоступное

• 25 сентября, 2020
• Статьи

Один из самых запоминающихся библейских стихов мы находим в 33 главе книге пророка Иеремии: 

«воззови ко Мне – и Я отвечу тебе, покажу тебе великое и недоступное, чего ты не знаешь» (Иер. 33:3).

В детстве мы рассказывали стихотворение:

«Номер телефона, друг мой, помни ты:

Книга Иеремии, тридцать три, стих 3».

Смысл всего этого представлялся простым: Бог отвечает на наши молитвенные просьбы неожиданно щедрыми благословениями. 

Для детей в СССР «великим и недоступным» было все, от сладостей до игрушек, о большем не знали и не мечтали. 

Но что было «великим и недоступным» для Иеремии?

Вот контекст, в котором он слышит это сильное слово Господне: 

«И было слово Господне к Иеремии вторично, когда он еще содержался во дворе стражи: Так говорит Господь, Который сотворил [землю], Господь, Который устроил и утвердил ее, —Господь имя Ему: воззови ко Мне – и Я отвечу тебе, покажу тебе великое и недоступное, чего ты не знаешь (1-3).

Пророк сидит в тюрьме. Иерусалим вот-вот будет захвачен войском царя Вавилонского. Все очень плохо, просто безнадежно.

И вдруг пророк слышит приглашение Божье: «воззови – и увидишь великое и недоступное».

Это говорит Творец мира, Который вершит историю и определяет будущее. Он знает и видит все то, что мы пока еще не видим, во что трудно поверить. 

Господь говорит эти слова в последний момент истории Иудейского царства, когда впереди – падение, разрушение, смерть, унижение, плен. 

И вдруг возникает совершенно светлая картина будущего, того мирного будущего, которое кажется «великим и недоступным» изнутри осажденного города:

«Так говорит Господь: на этом месте, о котором вы говорите: ‘оно пусто, без людей и без скота’, —в городах Иудейских и на улицах Иерусалима, которые пусты, без людей, без жителей, без скота, опять будет слышен голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты, голос говорящих: ‘славьте Господа Саваофа, ибо благ Господь, ибо вовек милость Его’, и голос приносящих жертву благодарения в доме Господнем; ибо Я возвращу плененных сей земли в прежнее состояние, говорит Господь» (10-11).

Это «великое и недоступное» было неизвестно никому, в том числе пророку. Такое нельзя даже представить. Реальность скорой погибели лишает наше воображение всякой силы. Страх парализует. Кажется, что наш народ погиб навсегда, что из плена никто не вернется, что руины никогда больше не оживут. 

Но Господь хочет показать нам эту картину как свидетельство Своей верности, любви и милости. 

То, что для нас представляется «великим и недоступным», для Него – естественный порядок мира, который был задуман изначально и который будет восстановлен.

По-настоящему великим и недоступным для нашего понимания можно назвать даже не грядущее восстановление Израиля после многолетнего плена, но то, что стоит за всей этой историей – удивительную верность и благость Господа к нам, непокорным и блудным детям. 

Подобно тому, как день сменяет ночь, Божья милость восстанавливает нас после наших грехов и отступлений, падений и пленений: 

^«И было слово Господне к Иеремии: так говорит Господь: если можете разрушить завет Мой о дне и завет Мой о ночи, чтобы день и ночь не приходили в свое время, то может быть разрушен и завет Мой с рабом Моим Давидом, так что не будет у него сына, царствующего на престоле его, и также с левитами-священниками, служителями Моими (19-21).

 

Что же великое и недоступное Господь хочет показать Своим пророкам, когда они оказываются в темнице и осаде, когда их осаждают враги, когда их ожидает плен?

 

Во-первых, Господь показывает картину будущего восстановления, напоминая, что плен будет временным, а Его Царство – вечным. 

Во-вторых, во всей этой истории падения и восстановления Он показывает нам Себя, Свой чудесный характер, безмерную любовь и нерушимую верность. 

В-третьих, Он хочет показать нам, что Его завет с нами неизменен как неизменны законы Его творения. 

 

«Великое и недоступное» — прекрасная картина мира, которая должна пленить наше воображение сценами мирного царства, силой всепрощающей Божьей любви и нерушимостью Его завета с нами.  Не зная, не видя этого, нельзя пережить тюрьму и плен, годы странствий и ожидания. 

Church in the Forest: How Are Anti-Missionary Laws Influencing the Evangelical Church in Russia?

• 25 сентября, 2020
• Статьи

Even though the religious freedom situation in Russia is already challenging the traditional and therefore ineffective political correctness of international rights organizations and western governments, few of them acknowledge that the continuing limitation of freedom is affecting the actual life and missionary practice of local evangelical churches. 

Today churches unwillingly appear in the center of attention of officials and security services as the main spiritual extremists and terrorists. 

As is well known, in July 2016, the president of Russia signed a package of “antiterrorist laws” that became known by their coauthor name as the Yarovaya Laws. 

In practice the so-called anti-terrorist laws turned out to be anti-missionary and even anti-church laws. 

Instead of a war on terror, the state unfurled a very real war against religious freedom.

It is remarkable that even during a pandemic there have been numerous instances of limiting the religious freedom of evangelical believers, mostly fines for distributing spiritual literature and bans on conducting worship services.[1] The fact that the state is so active in its attempts to control the activity of evangelical communities even in the midst of more global problems shows plenty about the priorities of state policies.

Recently in the news about religious freedom in Russia, an interesting headline caught my attention, “Vladimir Ryakhovsky Agreed with the Mayor of Novorossiysk About Solving the Problem of Evangelists Conducting Services in the Forest.”[2] The news appeared on September 10 on the official site of the Russian President’s Council on the Development of Civil Society and Human Rights.

Immediately I thought of two things. It was strange to see a Baptist church in the woods as the result of all the heroic efforts of the president of Russia and his Council on the Development of Civil Society and Human Rights. It was even stranger to hear that is necessary to “agree” on the implementation of constitutional rights of freedom of conscience and assembly.

I learned from the news that “believers turned to a human rights defender because in July 2019, the judicial authorities sealed the living room of a residence where a church of evangelical Baptists conducted a worship service. A ban on the owner and other persons using the yard and the residence for religious purposes was imposed by a court decision. As a result, the congregation was completely deprived of a place for worship and forced to conduct worship services in the forest during the summer of 2020.[3]

Thanks to Vladimir Ryakhovsky’s personal intervention, the congregation gained the hope that it could restore worship services in its church building. In order to understand the seriousness of the situation, one should know that Mr. Ryakhovsky is a prominent Russian attorney, a member of the presidium of the President of the Russian Federation’s Council on Development of Civil Society and Human Rights, and co-chairman of the Slavic Center for Law and Justice. His brother Sergei Ryakhovsky heads the very large union of Pentecostals of Russia and even so is considered quite loyal to the Kremlin.

It seems that even such a highly-placed intercessor is unable to defend local churches. The role of the Council regarding “human rights” is more and more becoming a façade, leading to an illusion of freedom and even hiding its absence. At the same time, anti-missionary limitations are becoming a part of a consistent government policy directed against the most active religious congregations that are not controlled by the government.

Forum 18 announced that before it went to the forest, the Novorossiysk congregation was subjected to systematic pressure by the security organs.[4] Its pastor Yurii Kornienko was fined for conducting a worship service in a private home owned by a church member. Although there were only Baptists at the service and although the pastor himself had permission to conduct missionary activity, the ban on using the building was imposed by the Novorossiysk administration. Thus, a small Baptist congregation lost the right to gather in a building and was forced to transfer to the forest.

This event is part of a general problem in which the state does not allow believers to exercise even minimal rights to a designated place for assembly, forcing them into a semi-legal space and clandestine existence. Evangelical believers assemble in private homes not because they do not want to build separate church buildings (“cultic facilities”). Rather, they are not allowed to do this by the state itself, which then punishes them for this. Thus, the state deliberately creates the conditions under which no place for congregations remains in the legal space of social life and then forces them to break up into clandestine small groups or to gather in the forest.

This is a well-known story for local evangelical believers who still continue from the times of furious Soviet anti-religious campaigns when all churches were closed and when believers went underground and gathered secretly in private homes or in remote unpopulated places. Little has changed since then. Although in the first years after the collapse of the USSR, the state closed its eyes to the “self-willed-ness” of the evangelical churches and tolerated their missionary activity, in the last twenty years it transitioned to active countermeasures against further growth and church activity. Even so all this time, the Orthodox Church was allowed full government support and built luxurious religious buildings in the very best locations.

Today we see a shocking contrast between the golden cupolas of the Orthodox Church and the humble congregations of evangelical believers in the forest. These contrasts speak volumes. First, that in distinction from the Soviet practice of fighting against religion as such, the current Russian authorities are quite discriminatory in their attitudes toward religion. They maintain a course of state support for one confession and of marginalizing the others. That which can be controlled winds up in a golden cage. That which opposes control winds up behind prison bars, or in the forest.

Regrettably, many Western experts on religious freedom are inclined to follow the lead of Russian propaganda and to equate the Christian revival in Russia with the expansion of the official Orthodox Church. They are simply deceived by the results of surveys in which the majority of Russian confidently declare their adherence to Orthodoxy. Even more, they are deceived by the beauty of the Orthodox churches. Therefore, instead of solidarity with evangelical believers in defense of their freedom, the experts advise reconciling with the reality of Orthodoxy and the pro-Putin consensus and to accept the rules of the game, which are written in the Kremlin. But there is another path, a narrow path of faith in God and one’s conscience, which leads to the forest, and for some to prison.

I recall my childhood experience of being a part of the underground evangelical community. I committed my life to God in such a church, which we called Church in the Forest. Then we gathered in worship services in deserted places far from the cities and walked many miles to worship God freely in lap of wild nature. There were harsh crackdowns on congregations and frequent fines and searches of homes. But my parents were prepared for this; and we, the children of Christian parents, were proud of their courage and valued our freedom to believe in God and to be faithful to him. Sometimes the church can remain the church only in the forest.

That which occurs today in Russia is not Christian revival but determined state support of Orthodoxy and discrimination against all other confessions. But knowing the history of the evangelical church, including the history of my family which included not a few martyrs and prisoners, I can confidently say that the result of the state’s anti-missionary campaign will be not the cessation of the churches’ missionary activity and the isolation of believers but the general mobilization of the church and the creative search for new forms of service. Having been deprived of buildings, the church does not cease to gather; but it finds its place even in the woods and in prison. The difficulties for the evangelical church created by the anti-missionary laws aid its growth and its active mission much more than gifts or temporary concessions or privileges by the government. The church in the woods is an excellent illustration of the faithfulness to God and its mission. The persecutors of the church never did and never will understand that this history of faithfulness never frightens believers but strengthens their faith and motivates them to a more sacrificial mission.