Навстречу будущему. Евангельские церкви в мире завтрашнего дня
В мире глобальных перемен церковь не может не меняться, если желает быть понятной и авторитетной. Вместе с тем основные принципы должны оставаться неизменными. если церковь желает оставаться собой, верной своему призванию. Что сохранить, а что изменить — насущные вопросы для традиционных евангельских церквей. Помимо внутрицерковных факторов политика, экономика, культура также влияют на формы служения. Какой будет церковь ближайшего будущего с учетом всех этих процессов? Осмысление этого вопроса позволит не только выявить главные тенденции, но и попытаться изменить их. Ведь мы должны не только принимать реальность как она есть, но и менять ее, не соглашаться с ней, противостоять ей. В наше время церковь должна вспомнить о своей пророческой функции – не только узнавать о переменах и обсуждать их задним числом, но и предвещать будущее, предупреждать его.
Вот лишь некоторые из многочисленных вызовов, звучание которых слышно уже сегодня, а завтра превратится в вой сирены или в тревожные шумы падений и разрушений: количественное уменьшение евангельских церквей; «старение» традиционных общин и перетекание молодежи в новые церкви; кризис привычных представлений о миссии; неэффективность моделей «прямого» евангелизма; некомпетентность руководства; отсутствие целостного богословского учения; отчужденность от культуры и науки; разочарование в идеалах христианского образования.
Все эти очевидные трудности можно сгруппировать в три категории: демографический кризис (общественный фактор), кризис богословской парадигмы (мировоззренческий фактор), кризис руководства (человеческий фактор). О демографии скажем несколько подробнее, так как она определяет фон, на котором становятся понятными и другие, не материальные, не количественные реалии.
Демографические проблемы можно считать объективными, поскольку они определены предысторией; вместе с тем они не являются роковыми и поддаются управлению, если их и нельзя решить в ближайшей перспективе, то можно постепенно выправить, выровнять, оптимизировать показатели. Я сомневаюсь, что христианам стоит много знать о причинах бурного развития нехристианских религий (хотя это интересные исследования, но они мало говорят о нас самих), но уверен, что стоит задаваться о причинах своего упадка. Вот лишь несколько из них – кризис традиционной многодетной семьи, высокий уровень миграции населения, конфликт молодых и старших поколений, старение и вымирание традиционных «христианских» стран.
Одна из причин стагнации церковного развития – институализация христианства, затвердение веры в религиозных формах. Христианство становится религией христиан, точно так же как буддизм – религией буддистов. В таком случае каждому – свое, а любая попытка свидетельства на чужом поле или чужой канонической территории расценивается как прозелитизм. Но не стоит забывать о том, что Христос пришел для всех людей, и его весть не была обращена лишь к последователям иудейской традиции. Христианский универсализм остается малореализованной перспективой, глобализация открывает для него новые возможности, но сами христиане предпочитают оставаться по внутреннюю сторону конфессиональных границ, лишая себя влияния на другие религии и культуры.
Не все так хорошо и внутри традиции. Закрытая система, не сообщающаяся с внешним миром, обречена на упадок. Если церковь ориентируется на внутренние интересы, а не на участие в проблемной жизни общества, то рано или поздно теряет связь с реальностью и становится номинальной, «символической». В ней все вроде бы привыкли к священным символам, но что за ними стоит и к чему это обязывает никто не знает. Печально красивые, но пустые католические храмы, православные соборы, лютеранские кирхи – хорошие символы, лишенные связи с реальной жизнью людей.
Последнее время достаточно много говорилось о различении «belong» и «believe». Это несовпадение, которое евангельские церкви замечали в церквях исторических, оказалось симптоматичным для всех церквей. Номинальное христианство – не внешняя, а внутренняя опасность для каждой общины и каждого христианина. Родиться в христианской семье не означает быть христианином. Можно быть баптистом в четвертом поколении, но христианином – лишь в первом, поскольку мое христианство начинается не с кого-то, а именно с меня.
Сказанное ни в коем случае не означает отрицания важной роли традиционной христианской семьи в преемственности поколений для церкви и служения, но обращает внимание на личный фактор, которым в традиционных семьях и общинах, которые из таких семей состоят, долгое время пренебрегали. Личный фактор в общинной жизни обостряется с развитием индивидуализма в истории цивилизации. Хорошо или плохо, но это свершившийся факт – эмансипация индивида от сковывающих и обязывающих традиций. Единственный способ сохранить и развить церковную традицию – пропустить ее через сознание личности, поставить ее в непосредственное отношение к индивиду, позволить творчески развить, преобразить ее в соответствии с личными вопросами и глобальными вызовами. Ведь на то традиция и нужна, чтобы быть надежной опорой личности в момент кризиса, задавать ориентиры в малознакомом мире, поддерживать чувство общности с теми, кто был до тебя и будет после.
Еще одна важная проблема – диспропорция между старыми и новыми верующими. В традиционных евангельских церквах она принимает нетипичную форму – старых больше, чем новых, в то время как в современных общинах все как раз наоборот. Да и задачи могут ставиться разные – традиционные церкви озабочены (или должны быть озабочены) проблемой детей верующих родителей (ДВР), воспитания, воцерковления и ревоцерковления потомственных христиан; современные же церкви обращаются прямо к обществу, без оглядки на традиции и проблемы предыдущих поколений. Исходя из соотношения старых и новых, акцент делается либо на работе с новыми (под них подстраиваются формы служения, язык и тематика проповеди), либо на служении устоявшемуся кругу давних прихожан. Но здесь легко можно запутаться в привычных, но уже пустых понятиях «верующий» и «неверующий», поскольку для многих традиционных верующих вновь нужна проповедь простого Евангелия, нужен душевный разговор о малознакомой Благодати, нужно на пальцах показывать лишь по наслышке знакомые духовные истины. Если традиционные церкви не вернутся в общий круг «просто христиан», не откажутся от своего особого статуса, они превратятся в замкнутые сообщества, лишенные притока новых людей и занятые внутренними интересами.
Помимо очевидных демографических проблем евангельские христиане переживают беспрецедентный кризис своих богословских оснований. До сих пор мы мало утруждали себя наукоемкими рефлексиями по поводу своего мировоззрения и придумали удобную для самих себя, оправдывающую недостатки ума «деятельностную парадигму». Главное – действовать активнее, не сомневаясь в целях. Миссионерские конференции сводились к тому, чтобы ободрить, вдохновить, «зажечь факел». Увы, этого явно недостаточно. В условиях кризиса парадигмы нельзя добиться результата, действуя по-прежнему, пусть даже с большей отдачей и больше времени. Кризис обнаруживает не только недостаток воли и сил, но и неадекватность методов, методологии, подходов, концепций, всего того, что объединяется словом парадигма. Прежняя парадигма оказывается устаревшей, хотя в случае с христианами бывшего СССР можно сказать больше того – пока еще не было (и до сих пор нет) сознательно принятой парадигмы жизни и служения, внятного богословия миссии, как и любого другого богословия.
Полагаю, что были все возможности для создания собственных богословских центров на базе семинарий и колледжей, открывшихся в начале 90-х. Но к 2000 г. градус едва начавшихся богословских дискуссий заметно снизился. Это совпало с началом стабилизации общественной жизни в постсоветских странах, «консервативного отката». Да и церковь после бурного десятилетия инноваций нуждалась в восстановлении внутреннего равновесия. Маятник качнулся обратно – напуганные скоровыпеченными богословами служители церквей отказались от заказа на богословие, угрожавшее привычному положению дел. «Контролировать» (любимое слово и любимая функция многих пасторов) образованных реформаторов оказалось трудно, а вести с ними отеческий, но внимательный диалог было недосуг. Неготовность церквей к дискуссиям и реформам поставила крест на богословском образовании. В это время все вдруг заговорили, что никому богословие не нужно, а нужны лишь практики-миссионеры. Мой робкий вопрос «Как без продуманной миссиологии может быть успешной миссия?» расценивался как «недуховный» и остается неотвеченным до сих пор. Впрочем, дело не только в самом вопросе, а и в тех, кому его можно было бы задать – в руководстве церквей, миссий, христианских школ.
К сожалению, третье тысячелетие христианства начинается заметным обмельчанием духовных лидеров, которые обнаруживают свою неспособность к верному видению и предвидению, нетривиальным решениям, творческим подходам. Вероятно, и эта проблема церквей связана с общим ходом истории, в которой на первом место выдвигается низовая культура масс и рушится представление о высокой культуре лидерства. Духовный авторитет церкви и ее служителей как никогда низок и для новых поколений прихожан-вопрошателей, и для придирчивого постсекулярного общества. По названию и по должности никто уже не верит и не принимает, но руководители церквей по привычке ожидают от людей должного почтения и послушания. Они не замечают, что институты как модель организации общества уступают место неиерархическим, органическим, сетевым формам. А здесь главное не администратор, управляющий, директор, а учитель, креативщик, модератор. Конечно, хорошему менеджменту нам нужно еще учиться и еще раз учиться, учиться самым настоящим образом. Но завтрашний день требует от нас уже несколько иного – вспомнить об учении, наставничестве, духовной опеке и воспитании. Мы же все еще смотрим на пастора церкви как на директора. Вероятно, стоит пересмотреть даже сами названия – «пресвитер» (а не «пастор») лучше соответствует тому, что требуется от руководителя церкви Богом и людьми.
Все громче слышны голоса о новой реформации, необходимой для евангельских церквей. Убежден, что реформ не нужно бояться. Постоянное духовное обновление, возрождение, оживление внутренне присущи церкви, заложены в ее природе. Реформация начнется с лидеров, которых призовет Бог, с посвященных, мужественных и открытых сердец. Для реформ нужна новая парадигма христианской жизни и служения, которая не будет придумана лучшими богословами, но будет открыта им свыше. Конечно, ее осмысление потребует всестороннего развития интеллектуальных талантов церкви, поэтому богословие заслуженно вернет себе почет в христианском и секулярном обществе. Евангелие будет выражено на понятном для современников языке и станет универсальной спасающей вестью для номинальных христиан и убежденных нехристиан, для богатых и бедных, интеллектуалов и малограмотных. Мы не знаем, когда настанет этот завтрашний день великого пробуждения, но должны всеми силами приближать его. У нас есть обетование, что он будет до того, как настанет «день Господень — великий и страшный». Церковь не должна смиряться с внутренним кризисом и демографической статистикой. Ее задача не ждать конца истории, а выполнить свою роль в истории.