Archives › Статьи

Он знает, кто я

21 ноября, 2012
Статьи

Normal.dotm
0
0
1
505
2882
Russian Ministries
24
5
3539
12.0

0
false

18 pt
18 pt
0
0

false
false
false

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0in 5.4pt 0in 5.4pt;
mso-para-margin:0in;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:»Times New Roman»;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Мы не
знаем себя. Тем более ничего не можем знать о Боге. Начиная с себя, ни на один
вопрос не ответишь.

Прежде, чем думать о Боге или Его отсутствии, искать Его или бороться с
Ним, у человека возникают вопросы о себе – кто я и для чего я живу? Ответить на
этот вопрос человек не может. Он пытается найти ответы или придумывает их, но
вся эта активность самопознания, все эти поиски себя остаются играми разума или
смутными ощущениями — без более глубинной и ощутимо надежной основы.

Да, человек начинает познавать мир с себя. Он смотрит на мир своими
глазами и читает в мире знаки, смыслы, таинственный шифр, разгадку себя. Но
своими глазами себя не увидишь. Своим умом себя не поймешь. Человек не может себя знать, он потерял
свое имя, память себя, свой настоящий образ.

Человек может узнать правду о себе не из себя, он должен спрашивать о
себе у Бога. Но до того, как спросить у Бога о себе, стоит спросить у Бога о
Боге.

Нельзя узнать себя, не узнав Бога. Но зная Бога, я знаю себя. Это очень
странный порядок. Обычно мы думаем, что надо начинать с того, чтобы разобраться
в себе, определиться с собой, продумать свою идентичность, т.е. стать
самостоятельным, научиться стоять на внутренних опорах; а уж затем можно думать
о других, о мире, о Боге.

Нам кажется, что мы способны «взять себя в руки» и решить «быть или не
быть», и кем быть. Но это игры гордого разума, самообман автономного субъекта.
Лишь Бог знает, кто я. До того, как я стану собой, я должен узнать Его. Если
нет Его, нет и меня. Без Него нет смысла, нет основы, нет глубины. Есть лишь
призраки «я» и тени «меня» (меня ли?).

Вот почему первым актом живого человека является не смелое сомнение и
не дерзкая мысль, а скромный вопрос: «Кто Ты? Расскажи мне о Себе». Вторым
вопросом может быть: «Кто я? Расскажи мне обо мне».

Евангелист Марк рассказывает две истории в подобном порядке. Когда
Христос успокаивает бушующее море, ученики в страхе спрашивают: «Кто же Он?»
(Марк 4:35-41). После этого Он встречает бесноватого и спрашивает этого
больного человека: «Как твое имя?». Бесноватый отвечает: «Меня зовут Легион,
потому что нас много» (см. Марк 5:1-20).

Христос исцеляет разорванную личность, изгоняет многочисленных бесов,
возвращает человеку достоинство. Люди изумлялись, видя чудесное преображение
личности — тот, кто вчера бродил в могилах, кричал и рвал цепи, ныне одет, в
здравом уме, и рассказывает всем о том, какую милость оказал ему Иисус.

И снова возникал тот же вопрос: «Кто же Он?». Все евангельские чудеса
связаны с этим вопросом и подводят нас к принятию истины о том, что Бог –
Господин нашей жизни, Которому покоряются морские стихии и злые духи, Который
знает нашу разорванность и исцеляет ее, изгоняет легион чужих «я» и возвращает
нам личностную целостность.

У Дитриха Бонхеффера есть поэтические строки под названием «Кто я?».

«Кто я? Этот или другой?

Как я могу быть сегодня одним, а завтра
другим?

Или я и тот и другой одновременно?…

Кто я? Они издеваются надо мной,

эти одинокие вопросы,

живущие в глуби меня.

Но кто бы я ни был, Ты знаешь меня.

О Бог мой, я Твой».

Нет меня без Него. Но если есть Он, есть и я. Он знает, кто я, даже
если я не знаю, кто я. Я не решу загадки жизни и не отвечу о себе. Не я, а Он
всего начало. Кто же Он? Вопрос о себе, вопрос философский, становится вопросом
о Боге, вопросом богословским. С этим вопросом Бог возвращается в нашу жизнь,
возвращает Себя нам, возвращает нас нам.

Бог есть, значит я существую. Он знает меня,
значит я узнаю себя

Когда оркестр не управляем

16 ноября, 2012
Статьи

Жизнь людей и жизнь оркестра, смерть Христа и гибель близких, внутренний конфликт и жестокость к окружающим, личная трагедия и публичный успех — все это складывается в диссонансную композицию вокруг личности дирижера.
«Дирижер» Павла Лунгина собрал многочисленные похвальные отзывы критиков. Хочется верить, что еще больше отзывов он вызвал в индивидуальных, не публичных, не профессиональных, но глубоко личных, экзистенциальных ситуациях, просмотрах, проживаниях.
Фильм уводит вглубь человеческой трагедии. Вначале кажется, что речь пойдет о противоречивости талантливого, но эгоцентричного человека, о сложности отношений в музыкальном коллективе. Но загадка человека, его характера и поведения, оказывается непереносимо страшной тайной, в которой есть непрощение, осуждение, убийство.
Сын, отвергнутый отцом, убивает себя, но в прощальном письме говорит о любви и прощении. Детские слова взрослого парня «Папа, прости, я больше не буду» режут сердце искренностью и непоправимостью. Прощение отца-убийцы приходит с неожиданной стороны — от мертвого неудачника, не оправдавшего надежд требовательного отца-деспота. Но способен ли отец принять это прощение?
От начала фильма становится ясно, что гармония невозможна, что разлад лишь усиливается. Солист фальшивит голосом и жизнью. Другие исполнители ломают себя как инструменты и рвут отношения как струны. Оркестр не управляем, не управляем и дирижер. И остаются лишь фоном страсти Христовы, и не дано увидеть воскресенья.
Рискну сказать о несказанном критиками. Тема отца и сына, тема межличностных отношений — тема глубоко богословская. Как ни кощунственно это звучит, но гнев зрителя против отца связан с гневом против Бога, требующего от нас жить по правилам и карающего за их нарушение. Богословский подтекст не ясен, не продуман. Возможно, авторы фильмы не рискнули на такие сложные вопросы. Но у меня они возникли. Возникло ужасающее чувство разлада не только в человеческом оркестре, но и в мировой, вселенской гармонии. Наши образы себя и отца, себя и Бога, себя и ближних искажены до неузнаваемости. Каждый винит всех. Нет ни дирижера, ни оркестра. Концерт заканчивается взрывами

О сакральном как примитивном (Вдохновляясь Элиаде)

8 ноября, 2012
Статьи

Normal
0

false
false
false

RU
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Современный человек далек от примитивности, далек от начала
истории и своих корней. Назвать современного
человека
примитивным – значит оскорбить его, вывести за границы цивилизации в
пространство доисторического, первозданного мира.

Отношение к примитивному показывает факт прогресса и его цену. Человек создал свой
мир, вторую природу, но утратил изначальную простоту, естественность отношений
с жизнью, особенно с ее сакральными измерениями.

Примитивный человек более близок к началу. Primitivus — и простой, и первый, самый ранний. Простой – значит более
естественный, правдивый, безыскусный. Первый – значит еще не испорченный, не
переделанный, не искаженный.

Примитивный человек видел, чувствовал, переживал, понимал
сакральность мира как естественность, данность. Не-примитивный, цивилизованный
человек смотрит на мир с недоверием, он заражен подозрительностью и упрямой
установкой на неприятие, отторжение сакрального.

Простым и в этом смысле естественным выглядит представление о
священном, которое есть, присутствует рядом с мирским. Сложным и неестественным
представляется взгляд на мир как светский, лишенный сакральности. В последнем
случае разум человека делает более сложную операцию с образом мира, лишает его
того, что до сознательного усилия десакрализации было само собой разумеющимся.

В христианской теологии и философии религии сложилось особое
понимание простоты как свидетельства истинности и подлинности (на этом держится онтология Ансельма, по этому принципу работает «бритва Оккама», так
выстраивается апологетика Суинберна). Идея о существовании Бога
является более простой, чем мысль о Его возможном отсутствии (если следовать в русле логики «простоты», сама мысль
о невозможности существования Бога окажется невозможной).

В первом случае мысль движется позитивным путем, принимая
очевидность существования Бога на основании других очевидностей –
гармонического устройства мира, «тонкой настройки» вселенной под человека,
соразмерности физических и нравственных законов. Во втором случае человеческий
разум начинает с не-очевидности, которую упорно выбирает как основание для
собственного проекта мирского как де-сакрализации, т.е. отрицания того
сакрального, что уже было предложено как очевидность и естественность, того изначального, что уже было.

В первом больше простой, изначальной, и в этом смысле
примитивной веры, живого благоговения, детского доверия. Во втором случае
больше философии. Не случайно Мирча Элиаде начинает свои
рассуждения о «священном и мирском» с отсылки к Рудольфу Отто, который
«прочитал Лютера и понял, что означает для верующего «живой Бог». Это не Бог
философов и не Бог Эразма, это не какая-то идея, абстрактное понятие,
простая моральная аллегория, это — страшная мощь» (Элиаде
М. Священное и мирское / Пер. с фр., предисл. и коммент. Н.К. Гарбовского. —
М.: Изд-во МГУ, 1994. — С. 15-17).

Сакральное встречает нас посреди жизни, оно присутствует в
жизни как ее основа, глубина и смысл. Оно присутствует до философского
отношения к жизни и сохраняется внутри пафоса философского отрицания.

Отсюда формулируется необходимость
такого философско-религиозного отношения к сакральному, которое не отказываясь
от наработанной культуры критического мышления, вернуло бы это самое мышление к
его же началам, к началам простым, первым, очевидным.

Надлежит осмыслить сакральное не
как помеху современному мышлению, а как его изначальное условие, «точку опоры»
для человека, стремящегося к «самостоянью». Тогда развитие культуры и
цивилизации будет строиться не на отрицании сакрального как «примитивного»
(первобытно-отсталого мышления «наивного дикаря», «религиозного человека»), но
на принятии примитивного (изначального, простого, естественного) как
сакрального.

Если угодно, сакральное – это
самое необходимое, самое простое, примитивное (!) условие мышления, культуры,
цивилизации. Забвение же сакрального угрожает антропологической катастрофой, забвением начал, забвением себя.

О сакральном как примитивном (Вдохновляясь Элиаде)

8 ноября, 2012
Статьи

Normal
0

false
false
false

RU
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Разум – Божий Дар

5 ноября, 2012
Статьи

96
800×600

Normal
0

false
false
false

RU
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:10.0pt;
font-family:»Times New Roman»;}

Современная наука гораздо скромнее мыслит о
своих возможностях. Новых фундаментальных открытий ученые ждут и боятся. Ждут,
потому что хотят понять мироустройство, разгадать тайну мира. Боятся, потому
что новое открытие может поставить под сомнение все открытия прежние. Может
оказаться, что так называемые фундаментальные законы вовсе не фундаментальны, а
за верой в науку кроется всего лишь самоуверенность ученых. Может оказаться,
что мы так ничего и не знали о мире, что мы играли в свои игры — выдвигали
гипотезы, присваивали ученые степени и раздавали премии, обожествляли науку и
прогресс. Может оказаться, что по-настоящему фундаментальные законы
несоразмерны, сверхмерны научно-техническому способу знания.

Мы мало что способны постичь собственными
усилиями в последовательном восхождении к тайне, самое важное нам открывается и
дарится. Настоящее познание возможно тогда, когда к миру обращаются с
благоговением и благодарностью, усматривая в нем творение и откровение Божье.
Без Богопризнания и Богопочитания тайны мира не открываются и человек подвержен
«научным» галлюцинациям, порождениям своего бунтующего разума.

Разум мы не создаем и не
покупаем. Мы находим его в себе, мы находим себя благодаря ему. Мы рождаемся с
удивительным чувством того, что на многое способны, что этот мир не чужой, что
нас ждут удивительные открытия, что все вокруг устроено разумно, что
сознательная жизнь внутри меня и мир вне меня связаны каким-то сверхразумным,
Божественным замыслом.

Если задуматься, что же такое разум,
то мы не найдем лучшего слова, чем назвать его даром. Это не наше изобретение и
не случайная находка. Разум связывает нас с первоисточником всего разумного, с
глубинной основой мира, более того, он связывает нас по образу и подобию с
личностью разумно все устроившего Творца.

Библейские мудрецы отрицающих
существование Бога называли безумцами (Пс. 52:2; 13:1). Признание Бога, здравый
смысл, ясный разум, ученость и мудрость связаны одной нитью. Без Бога разум
развращается (Рим. 1:28), нить рвется, свет разума меркнет. Отзвуки древней
мудрости находит в Ипатьевской летописи: «Бог, егда хочет показнити человека,
отнимает у него ум!», а после у Гоголя в «Ревизоре»: «Вот, подлинно, если Бог
хочет наказать, то отнимет прежде разум».

Разум – Божий дар, выделяющий
человека, отмечающий его высокое призвание. Дар указывает на Дарующего. Когда
человек перестает относиться ко всему как к собственности, и принимает свою
жизнь и весь мир как дар, он открывается Богу. Принимая дар, мы предчувствуем
радость встречи, мы принимаем приглашение Дарующего.

Чувствуя Божье присутствие, мы
познаем созданный Им мир, отгадываем загадки, распознаем следы. Оживленный
верой, разум больше не блуждает и не бунтует, он ведет нас своими интересными
познавательными маршрутами, рассказывая о Творце и приготовляя встречу с Ним.

Все или ничего. О христианском недовольстве

5 ноября, 2012
Статьи

Normal
0

false
false
false

RU
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Апостол
Павел пишет Тимофею ободряющие, и в то же время обременяющие ответственностью
сильные, обязывающие слова:

«Никто да не пренебрегает юностью твоею; но будь образцом для
верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте.

Доколе не приду, занимайся чтением, наставлением, учением.

Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по
пророчеству с возложением рук священства.

О сем заботься, в сем пребывай, дабы успех твой для всех был очевиден.

Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так
поступая, и себя спасешь и слушающих тебя» (1 Тим. 4:12-16).

Как
эти слова понимать? — спрашиваю я себя вот уже 24 года, с того далекого, но
памятного момента, когда я подростком посвятил себя Богу, служению, следованию
за Его призывом, за данным Им призванием.

Я
вижу здесь апологию молодости — посвященной, дерзновенной, активной в служении
Господину своей жизни. Молодость – лучшая пора жизни, это доказывать не нужно.
Брюзжащие старики, вечно недовольные молодежью, на самом деле ей завидуют. Проблема не в том,
что молодым часто не дают дорогу и не оказывают доверия. Это даже хорошо, пусть
старшие критикуют, придерживают, учат скромности. Проблема в другом – сами же
молодые люди часто так спешат стать взрослыми, солидными, авторитетными, что
упускают лучшее время, отведенное для труда, активности, всестороннего
формирования и личностного развития. Большинство раньше времени становится
взрослыми — встраивается в порядок жизни, занимая свою ячейку, но при этом
забывая свои мечты, остужая свои порывы, соглашаясь с «реальностью жизни».

Я
вижу в словах апостола Павла поощрение тем, кто еще молод, несколько наивен, но
уже определился с основной темой своей жизни, сделал ее целеустремленной и не
хочет разменивать ее на многое и второстепенное. Эти люди вносят в жизнь свою
динамику, свои пожелания или даже требования, свою энергию, свое видение.
Целеустремленные молодые люди не подстраиваются под жизнь, а меняют ее. Они еще
верят в идеалы, а потому требуют, чтобы жизнь им соответствовала.

К
большому сожалению, взрослые люди теряют веру в идеалы, и перестают к ним даже
стремиться. Мы видим умных, сильных, интересных людей, но все они не только не
соответствуют образцам, высоким стандартам, но даже не считают нужным и
возможным это соответствие.

Вместе
с молодостью из людей уходят идеалы и вера в чудо. «Вершина Фудзи — совсем не то, что думаешь о ней в детстве. Это не волшебный солнечный мир, где среди огромных стеблей травы сидят кузнечики и улыбаются улитки. На вершине Фудзи темно и холодно, одиноко и пустынно. И это
хорошо, ибо в пустоте и прохладе отдыхает душа, а тот, кому случается добраться до самого верха, невыносимо устает от дороги. И он
уже не похож на начинавшего путь… Вот так, постепенно и незаметно для себя, мы становимся взрослыми. Приходят покой и ясность — но мы платим за это нашей наивной верой в чудо». Это, как вы догадались, не из текстов апостола Павла. Это
циничный, и этом особенном смысле реалистичный, Виктор Пелевин.

Возвращаясь к посланию Павла, я вижу в его словах оправдание христианского
недовольства. Павел говорит о высочайших стандартах молодости – быть образцом
для всего христианского
сообщества. Не стоит тратить жизнь, делая дело кое-как, лишь производя
впечатление занятого и успешного лидера. Не стоит также ждать, пока тебя все
признают, пока достигнешь авторитетного статуса. Нужно дерзать и жить
по-максимуму начиная уже с сегодняшнего дня.

Не
так давно я увидел на футболке одного молодого человека слова All
or nothing. «Все или
ничего» – это поистине рыцарский девиз, достойный быть начертанным на щите.

Достигается
этот максимум постоянным трудом, терпением, тренировками. «Занимайся», «не неради», «заботься», «пребывай», «вникай» – эти слова апостола настраивают отнюдь
не на сентиментально-романтический лад, они настраивают на учебу, работу,
служение. Здесь есть своя романтика, но она активная, героическая и трудовая.

Мы
не можем быть довольны собой. У нас нет на это права. Высокие стандарты
христианского лидерства требуют от нас максимальной отдачи.

«Будь образцом» — это не дополнительное
требование к нашему христианству, это условие нашего христианства. Это не
секрет счастливой молодости, это ее условие, просто, строгое и ультимативное.
Начинаясь так, жизнь обещает быть сложной, трудовой, напряженной, но также насыщенной,
богатой, интересной.

В словах «будь образцом» — много нашей
ответственности, но еще больше доверия со стороны Призывающего нас. Это
серьезный аванс, высокая предварительная оценка, большие старты. Эти слова не
столько нагружают, сколько окрыляют и вдохновляют. Пусть наша жизнь пройдет в
высоком полете и учащенном ритме. Жизнь коротка, нужно спешить. Жизнь дорога,
нужно успеть многое. Сделать все, не упустить ничего. Быть образцом или, по
крайней мере, стремиться к этому.

Реформация как возвращение

31 октября, 2012
Статьи

96
800×600

Normal
0

false
false
false

RU
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:10.0pt;
font-family:»Times New Roman»;}

Грядущая
Реформация как возвращение к Евангелию

Тезисы
к выступлению на конференции «Реформация vs революция»

(Нижний
Новгород, 30 ноября — 1 декабря)

Реформация как обновление Церкви – не только возможность, но и
необходимость, связанная с природой Церкви, предполагающей, обязывающей к
постоянному обновлению.

Говорить нужно не столько о реформации конфессий, сколько о Реформации
как радикальном возврате к общим истокам, к духу Евангелия. Вот почему стоит
расторгнуть привычное и упрощающее сочетание протестантизма и Реформации, и
подумать не только о «европейской» или «протестантской» Реформации (стоит
подумать и о «протестантизме без Реформации», как это предлагает сделать
Дмитрий Бинцаровский), но о Реформации евангельской.

Нужно помыслить, каким должно быть христианство сегодняшнее и завтрашнее
в свете требований Евангелия; каким
может быть мир и каким станет христианство, если евангельская Реформация
случится. И затем от этого осмыслить ее практическую
возможность и проверить ее объективную необходимость в контексте современной
жизни.

Мысля возможность Реформации, мы не должны путать ее идею и ее
историческое исполнение. В исторической Реформации после высоких и прекрасных
тезисов следовала ужасная братоубийственная война, после произвола римской
курии – произвол самопровозглашенных пророков, после тирании католиков –
тирания протестантов. В идее Реформации всего этого не было, быть не могло,
быть не должно.

Идея Реформации должна быть продумана заново, лишь отчасти соотносясь с
историческим опытом (из свежих книг, которые вдохновляют на такое
переосмысление можно назвать переводы Ганса Кюнга – «Церковь» и «Христианский
вызов», Джеймса Смита «Церковь и постмодернизм», Антона Хаутепена «Бог:
открытый вопрос. Богословские перспективы современной культуры»). В первую же
очередь, нужно спросить, к какой Реформации побуждает современную Церковь само
Евангелие, его дух, его природа.

Конечно, мы не встречаем в Евангелии Церкви как оформившейся религиозной
общины, но можем найти то, что ее предваряет, ее условия, ее предназначение,
замысел ее Основателя. Христос был Учителем в круге Своих последователей, круге
дружеском и тесном. Община учеников, служащих своему Учителю и провозглашавших
наступающее Божье Царство, стала той основой, из которой должна была родиться
вселенская Церковь.

В процессе своего оформления в отдельный общественный институт Церковь
утратила многие изначальные черты. Вспомнить о них и вернуть их в церковную
жизнь – одна из задач Реформации.

Что можно увидеть в евангельской общине Христа, чего мы больше не
встречаем в истории Церкви, что тревожит современную Церковь как забытая истина
или непоправимая потеря?

Во-первых, беспокоит общинная
жизнь, ее дух, ценности, принципы, точнее, отсутствие всего этого. Забыто и
утрачено чувство причастности общему делу, общему дому, своей общине и всему
обществу. Церковь вместе с цивилизацией прошла путь от родственных связей к
отчужденности политических и экономических ролей. Так государство стало над
обществом и совпало с «первым лицом». «Государство – это я», мог заявить
Людовик XIV, опираясь на
“божественное право королей”. Не все знают, что задолго до королей подобное
возомнили епископы, спекулируя словами Киприана Карфагенского, будто “Без
епископа нет Церкви”. Так церковное (священно)начальство отождествило
себя с Церковью и выставило остальных за порог. От общинности остались лишь
слова. Если вы сомневаетесь в этом, попробуйте не согласиться с пресвитером или
священником, а епископа не смейте даже тревожить, я вам этого не советую. Очень
трудно узнать во всем этом идеал отношений, описанный Христом: «Кто хочет быть
первым, да будет всем слугой» (Матф. 20:25-27). Общинности нет, есть лишь
ностальгия по ней или стилизация под нее.

Во-вторых, утрачена простота собственной церковной жизни и ее
включенность в обычную жизнь обычных людей. Христос предупреждал желающих
следовать за ним, что не обещает никакой благоустроенной жизни, не строит
никакой собственной инфраструктуры (Матф. 8:20). Он не создавал замкнутую
общину, живущую параллельной жизнью; не основывал особое, самодостаточное
христианское общество, не пересекающейся с «большим обществом», «большой
историей». Напротив, кочевая, постоянно перемещающаяся община учеников Христа
оказывалась в центре вопросов и трудностей народа. Болезнь и смерть, налоги и
бедность, социальная несправедливость и злоупотребление властью, угнетение и
свобода, бывшие предметом заботы людей, становились предметом внимания Иисуса и
его учеников. Община, или, если угодно, «Церковь» Христа жила не своей, а
одной, общей с миром судьбой, меняя ее – исцеляя, воскрешая, деля хлеб, даруя
надежду.

Со временем Церковь настолько обросла своей структурой, что создала
параллельную миру, но прекрасно пользующуюся им, систему власти, включающая
политику, экономику, культуру, религию. Теперь все то, что есть в мире, есть и
в Церкви, только прикрытое религиозной риторикой. Вместо того, чтобы освещать и
осолять мир, христиане создали свое собственное государство, Церковь превратили
в свое, а не Божье, Царство на земле.

В этом смысле секуляризация может быть спасительной, она избавляет
Церковь от того, что ей несвойственно, что ей не принадлежит. Так что
секулярность и постсекулярность современного мира стоит приветствовать в той
части, в которой они разоблачают ложную идентичность Церкви и возвращают ее к
собственному призванию, которого лишить не может никто и которое никому не интересно
— как крест, как ноша, как труд.

Когда Церковь становится бедной, она возвращается к обычной жизни и
привносит в нее то, что ранее держала в себе. Так человек, у которого отобрали
за долги автомобиль, пересаживается в общий автобус или метро. Так
обанкротившийся вчерашний владелец большой усадьбы покупает скромную квартиру в
многоэтажном доме или «малосемейке». Быть бедным – плохо для «руководителей»
Церкви, но полезно для самой Церкви и еще более полезно для тех, кому она
должна служить и с кем наконец воссоединилась.

В-третьих, забыто Писание как вызов, адресованный, в первую очередь,
самой Церкви. Сегодня Библию читают как оправдание всем решениям, позициям и
амбициям Церкви. Но с этой книгой стоит вести себя осторожнее, в ней говорится,
что «время начаться суду с дома Божьего» (1 Петр. 4:17). А еще там говорится,
что Христос уже в первом веке христианства оказался за дверью Церкви и стучит,
прося отворить (Откр. 3:20). До тех пор, пока христиане будут открывать Библию
с наивной и прямо таки безбожной самоуверенностью, будто правильно понимают
написанное и написанное на их стороне, Автор будет оставаться за дверью, ведь
Его никто не спрашивает, зато от Его имени говорят самые абсурдные вещи.

В-четверых, предана заповедь единства и любви, оставленная Христом как
последнее, предсмертное завещание (Иоан. 13:35). Конфессиональные границы
разделяют Тело Христово, причем каждая часть хочет быть целым, каждый город
провозглашает себя государством, каждый отряд армией, каждый солдат генералом.
Все эти конфессиональные претензии на исключительность и связанная с этим
взаимные очернения, грешат не только против ближнего, но и против Христа как
Единого Главы Церкви, у Которого есть не только баптисты, но и пятидесятники,
не только православные, но и католики. А возможно, для Христа ни тех, ни
других, а есть «просто христиане».

Реформация может и должна быть открытием той настоящей духовной жизни,
которая отсутствует внутри конфессиональных разграничений, но открывается за их
пределами.

Таким образом, в в теме возможной Реформации совмещаются экклезиология,
социальная и экуменическая теологии. Разговор о будущем поместных общин, о
реформах нашей родной церковной традиции, неизбежно связывается с образом
единой вселенской Церкви, «глобальной общины», собранием мертвых, живых и еще
не рожденных; с образом мира, частью которого она призвана быть; и с образами других Церквей, в отношении с которыми наша Церковь может вновь статью частью целого, а точнее открыть это
целое в себе, открыть Церковь в церкви.

Кто кого поддержал

23 октября, 2012
Статьи

Normal
0

false
false
false

RU
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Normal
0

false
false
false

RU
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Кто кого поддержал

В народе говорят, что «каждый сходит с ума по-своему». Одни
лишаются ума в борьбе «за», другие в борьбе «против». А в сущности все это
часть одного и другого порядка. Вполне может оказаться, что злейшие критики
работают на тех, кого критикуют. Это все чудеса пиара и рекламы, или как сказал
бы Пелевин, «дискурсА и гламурА».

Вот почему нормальные, обычные,
вполне себе спокойные христиане не устраивают обе стороны – тех кто «за» и тех
кто «против».

Подлинная идентичность христиан не
строится на противостоянии тем кто «за» и стопроцентной поддержке все тех кто
«против». Они «инаковые», «другие», «не от мира сего». «За» и «против» — от
мира, а христиане не от мира, по ту сторону таких условных и скандальных «за» и
«против».

Между тем кому-то очень нравится
воевать и зарабатывать на войне. Воевать с кем угодно, по поводу и без оного. А
те, кто недостаточно твердо поддержали воюющих, кто еще не записался в
добровольцы, попадают в разряд изменников, дезертиров, скрытых врагов.

Это безумие «священной» войны
охватывает нынешнее христианство. Воюющим очень хочется втянуть в свою войну
всех, всех лишить покоя, раздуть «мировой пожар». Самарские
младофундаменталисты громят скрытых либералов в Санкт-Петербургском
христианском университете. А украинские антигомосексуалисты ищут себе врагов
среди христиан. Казалось бы, сражайтесь с теми, против кого вы, к имени кого вы
приставили «анти». Нет, этого мало, война должна быть всеобщей. И вот
появляется материал «Елена Панич, проректор ДХУ, поддержала гомосексуалистов», построенный на выдержках из
переписки на форуме. Даже из отобранных кусков переписки название статьи не
подтверждается. Но главное другое, главное – провокация.

Я прочитал всю переписку, где
защитники «традиционных христианских ценностей» ругаются и хамят, и подумал,
что и эта статья, и шум вокруг этой темы работают не на чистоту христианства, а
на скандал в пользу антихристианских сил. Более того, само участие в таких
дискуссиях, сам спор с не вполне адекватными людьми втягивает всех нас в
скандал.

И вот мой вывод: нужно выбирать темы
и круг общения, потому что жизнь коротка и на войну тратить ее не стоит. Мы не
можем остановить войну, в нее включаясь. Круг насилия, лицемерия, грязного
пиара можно разорваться лишь одним способом – выйдя из него.

Я не хочу спорить, так как «мы не
имеем такого обычая». Я не хочу доставлять радость всем тем, кто только того и
ждет, чтобы эта тема захватила наши умы. Я выхожу из этих дискуссий и тем самым
поддерживаю христианскую инаковость, радикально иную повестку дня, совершенно
иной смысл жизни.

О благодарности

21 октября, 2012
Статьи

Две мини-проповеди о благодарении

1. Благодарность предшествует дару

«За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» (1 Фес. 5:18)

Обычная логика подсказывает, что вначале нужно что-то получить, а уж потом расплываться в благодарностях. Но я подозреваю, что эта логика порочная, эгоистическая.

Искренняя благодарность должна предшествовать полученному дару. Если человек ожидает, что ему должны непременно, что обязательно кто-то что-то должен дать, скорее всего, не будет ни дара, ни благодарности. Потому что здесь действует не логика благодати, а логика манипуляции или обмена – или я сделаю так, что вы сами захотите мне дать, или вы мне дадите в обмен на данное мной.

Но если мы благодарны за все, то мы благодарны до того, как это случится, до того, как мы распознаем случившееся как прибыльное или неприбыльное, как радостное или печальное, как хорошее или плохое.

Если мы выбираем настроение благодарности, то весь мир предстает в другом свете, в свете благодатном. Тогда неприятности оборачиваются пользой, а трудности радостью.

Наша жизнь будет бедной, без даров и приобретений, если мы будет жить и ожидать чего-то в режиме эгоизма. Напротив, наша жизнь будет богатой, если мы уже признательны и благодарны за нее Богу, если мы выбрали режим благодати. Тогда начнутся чудесные превращения, и трудная жизнь обратится в благой дар.

Мы не получили много чего хорошего вовсе не потому, что этого недостаточно в природе или нам не хотят этого дать. Мы не получаем большего потому что не благодарны за то, что уже есть.

Жизнь уже благодатна, она сама по себе есть величайший дар Бога. И когда мы принимаем ее во всей сложности, но с благодарностью, она открывается всем своим богатством.

2. Не забудем поблагодарить

Благодарность – начало и конец, а то, за что благодарят, т.е. сам дар, оказывается вторичным и второстепенным. Это кажется странным для людей, которые привыкли фокусироваться на вещах. Но подаренная вещь не ценна сама по себе, она передает нам отношение человека, который ее подарил. Дар – внимание к нам, символическое послание, проявление чувств, жертва ради общения.

Большинство людей относится друг к другу в зависимости от полученного. Отношениями людей управляет логика экономики – кто, кому, что дал.

Так люди относятся и к Богу. Они оценивают свою жизнь, сумму жизненных благ, и в зависимости от собственной оценки полученного в жизни, благодарят Бога или же ругают.

Иногда они только ругают, относя на счет Бога все проблемы и недостатки, то, что недополучили. А когда в жизни получаются приобретения, они приписывают это себе, своим усилиям, талантам, заслугам.

Логике экономики противостоит логика благодати. На самом деле все, что у нас есть, дано нам свыше. Все это подарок свыше. Все это послание от Бога, напоминание о Его любви к нам, проявление внимания, заботы, нежности.

Не забудем благодарить за все, что у нас есть. Не будем присваивать себе Божью славу, называя себе звездами, героями или просто хорошими людьми. Мы есть то, что мы есть, благодаря Ему. У нас есть то, что у нас есть, благодаря Ему.

Боже, нам хотелось бы большего, прости нас за такую наглость. Но мы признательны Тебе и за то, что есть. Это очень-очень много. Так много, что не хватает ума всем этим распорядиться. Твое это все, и мы Твои. Благодарим Тебя за все. Оставляем себе наши грехи и ошибки. А Тебе отдаем всю славу и честь

Духовный материализм. Комментарии к материалу Ксении Карпенко (Корреспондент, 41)

18 октября, 2012
Статьи

В свежем номере украинского журнала Корреспондент можно найти резонансное расследование Ксении Карпенко. К статье я дал свои комментарии. Ниже мои ответы на вопросы Ксении

http://korrespondent.net/magazine

— Откуда священнослужитель получает доход? Может ли он заниматься бизнесом?

В разных христианских традициях сложились несколько различные отношения к совмещению духовной и деловой активности. В православии, например, никто не будет афишировать свое участие в бизнесе, но никто не мешает заниматься этим в серой зоне или через подставных лиц. В развитии этой традиции нельзя не заметить тревожную тенденцию к сращиванию церковного служения и бизнеса, духовной власти и власти денег, Церкви и «мирской политики». А вот протестантские священнослужители редко скрывают свой бизнес, для них это часть призвания и зримое подтверждение избранности. Но есть и общехристианская позиция: крайне желательно не смешивать церковное и деловое призвание, не соединять в одних руках духовные и материальные ресурсы.

— То есть, если у священнослужителя построен дом класса люкс – то на какие деньги он построен? На деньги состоятельных прихожан?

Даже если «люксовый» дом священнослужителя построен на частные пожертвования, это не оправдывает показную роскошь. Ведь пожертвованиями прихожан можно распорядиться с гораздо большей пользой. В бедной стране стыдно быть богатым священником. Критерии достойной жизни разнятся в зависимости от вкуса и аппетита каждого священнослужителя, но всем им следовало бы придерживаться среднего уровня доходов в стране, чтобы не выделяться богатством, не вызывать раздражение людей и упреки в адрес Церкви

— Насколько падает имидж церкви в глазах ее прихожан, когда последние видят элементы роскоши жизни церковнослужителей?

Люди не обязательно будут осуждать элементы богатства, возможно, некоторые порадуются за то, что священники не испытывают материальной нужды, выглядят современно или даже модно. Я не думаю, что общество хочет видеть Церковь бедной и жалкой, разоренной и слабой, а ее священников в рубищах и с протянутой рукой. Но при всем этом никто не будет оправдывать излишества.Церковь не утратит влияние, но будет восприниматься как все более человеческое и все менее божественное установление. Церковь сегодня рассматривается всего лишь как один из общественных институтов. Священникам доверяют больше чем политикам, но все это явления одного ряда. К большому сожалению, часто священнослужители сами же опровергают свой особенный статус и оказываются «такими же», «как все». Когда назреет революционная ситуация, сбросить могут не только политиков и олигархов, но и духовенство как часть старой системы.

-Можно ли разделять КП и МП по уровню или степени любви к материальным благам? Или здесь другое, мол неважно какой патриархат – искушение всем свойственно?

Искушения у всех людей одинаковые. Разные лишь масштабы злоупотреблений. То, что мы часто и явно видим злоупотребления высших иерархов МП, свидетельствует не о святости представителей иных традиций, а совсем о другом — о небывалом ранее разгуле церковного материализма, утрате чувства меры и реальности, самоуверенности и безнаказанности среди видных представителей «русского мира» и «русского» клира.