Online

Archives › Статьи

Бог подаст

Бог подаст

«Бог подаст». Так говорят. Пробегая мимо просящих милостыни. Экономя свои деньги. Отвергая нуждающихся.
Слова о Боге, Который «подаст», довольно странно звучат в мире, сознательно отвернувшемся от веры. Если человек так велик и добр, что справится со всеми проблемами сам, то зачем оставлять место Богу? Если общество накормит своих голодных, то зачем подачки Бога?
«Бог подаст» — странная, но не случайная оговорка. Это невольное признание и исповедание веры.
***
Бог нужен людям, потому что сами по себе люди друг другу не нужны. «Подаст» – слово такое же чужое и редкое, как и «Бог».
Почему я должен кому-то «давать»? Это явно связано с «Богом». Но если Его нет, то подавать не нужно. На смену подачкам придет мораль сильных, способных к выживанию. Лишь редкий упрямый гуманист может повторить с серьезным выражением лица то, что Владимир Соловьев сказал с ироничной улыбкой: «Человек произошел от обезьяны, поэтому давайте любить друг друга».
Если «Бога» нет, то никто не «подаст». Добрые дела – исключения, достойные поступки редки, слова забываются. Жизнь становится безнадежной. Еще совсем недавно казалось, что люди достигли «пика гуманизма» и вправе судить Бога. Но мираж «гуманизма без Бога» рассеялся и оказалось, что люди не верят себе и другим. Заповедь тюремного мира «Не верь, не бойся, не проси» стала всеобщим принципом.
Кроме Бога не кому верить, не к кому обратиться. Без Бога – ни попросить, ни обвинить, ни пожаловаться. Может поэтому наше гуманное и цивилизованное общество упрямо обвиняет якобы отсутствующего Бога за «дефекты» мира; за то, что наш мир не кажется «лучшим из миров»; за то, что Бог кому-то чего-то не дал.
***
«Бог подаст»…. В этих словах – правда о людях и о Боге. О людях, что на них напрасно расчитывать в минуты беды; что они эгоистичны и жестоки. О Боге, что Он благ всегда и ко всем; что Ему не безразличны просьбы и нужды людей.
Такими словами люди поневоле свидетельствуют о доброте и любви Божьей, сохраняя надежду на последнее прибежище, на безотказного помощника. Бог гуманнее людей, Он настоящий гуманист.
Бог щедр и многомилостив, Он не собирает (себе), но раздает (другим). Согласно евангельским историям, Иисус поощрял простые, нехитрые, искренние просьбы людей к Богу. Молитва «Отче наш» может быть понята и как исповедание веры, и как поклонение и прославление, но также и как молитва-просьба: дай хлеба, прости грехи, сохрани от искушений и лукавого.
Проповедуя благость Божью, Иисус обращается к человечности человека, чтобы разбудить сокрытое в ней добро как дар Божий: неужели друг не поможет (хотя бы и в ночное время), неужели отец не даст пищи(хотя бы и капризному сыну)?
Молчание слушателей Иисусовых притч говорило о том, что люди соглашались с их моралью, но не спешили жить по ней. У человека есть понятие о благе, но сам человек поражен эгоизмом: он любит лишь любящих, помогает только своим, занимает лишь с перспективой возврата.
В отличие от людей, Бог не оставляет без ответа ни одну просьбу человека. Мы можем быть уверены, что Бог желает блага каждому человеку и даст просимое благо в нужное время.
Однако нужно быть готовым, что Бог может не согласиться с нашим пониманием блага. Отец не откажет в пище голодному ребенку, но не всегда будет поощрять его капризы и засыпать сладостями по первому же крику. Так и Бог – даст «Духа Святого», хотя мы просили видимого успеха и материального процветания.
Проходя мимо просящего милостыню, я несколько раз давал вместо денег хлеб или другую пищу. Очень редко просящий был рад такому даянию.
Чего мы ищем, чего просим? Бог подаст то, что окажется настоящим благом. Только у Него «всякий просящий получает» (Луки 11:9). Только Его благословение «обогащает и печали с собой не приносит» (Притчи 10:22).
И все же в словах «Бог подаст» главным словом нужно считать не «подаст», а «Бог». Нам нужно не столько просимое, сколько Он сам. Если наш мир вернется к Богу, милостыню не нужно будет давать, потому что ее никто не будет просить.

Никогда мы не будем прежними

Никогда мы не будем прежними

Сегодня мне довелось встретить многих священнослужителей из Донбасса. Немного переживал, ждал от них жалоб и упреков, что им достается за киевских собратьев. Ранее доводилось слышать фразы, что «из-за Турчинова у нас всех проблемы», «ты что-то наговоришь или напишешь, а нас всем скопом терроризируют как «националистов» и «майдановцев». Но, к моему удивлению, они никого не обвиняли, крепко жали руку… и говорили на украинском языке.
Я понял, что точка невозврата уже пройдена. К ним в церкви уже врывались отряды сепаратистов. У них уже были обыски. Им уже угрожали расправой. Многие уже пострадали.
Это трагедия. Но если она уже случилась, то пути назад нет. Он перерыт окопами, закрыт блокпостами, отрезан огнем.
Многим людям уже нечего терять. У них все забрали – мир, благополучие, личную безопасность, друзей, дом, страну.
У меня еще не забрали, но я чувствую так, будто уже забрали. А потому назад уже не вернуться.
Вы скажете мне: это ты пишешь из Киева, там спокойно. Сейчас более-менее спокойно, но зимой я прошел свою точку невозврата. И понимаю тех, кто из глубины хаоса и опасности, просит не прежней стабильности, но «нового неба и новой земли, на которых обитает правда», или хотя бы тени этого нового мира.
На 97 день Молитвенного марафона в Донецке его бессменный лидер пастор Сергей Косяк написал: “Многие устали и просто хотят мира, но так же многие не хотят того «мира», который был раньше. Где людьми двигали инстинкты обогащения, алчности и жадности. Где коррупция и беззаконие ассоциировались с теми, кто должен был представлять закон. Мы хотим мира, в котором будут руководить люди с высоким духом и высокими моральными стандартами, заботящиеся о людях и об Украине. Мы хотим перемен, и даже пусть они приходят вот таким болезненным путем”.
Кто прошел через страх, боль, шантаж, сомнения, разочарования, ужас, тьму, неизвестность — стал свободен.
Мы опустились до дна и можем от него оттолкнуться. Мы увидели, кто есть кто. Мы поняли, за что стоит бороться. Сняты маски, определены позиции. Пролилась кровь. Разрушены города. Уплачена непомерно высокая цена за лучшее будущее, за шанс все изменить. Вернуться назад – предательство по отношению к «небесным сотням» и нашим собственным детям.
Это разрыв и новый шанс. И нужно сделать все, чтобы не застрять в разрыве, в разрухе, в разломе; чтобы не поддаться обиде и мстительности.
Я не стану повторять уже сказанные слова «Никогда мы не будем братьями». Я хочу братства и хочу дружбы. Но на основаниях правды, покаяния, прощения. Время петь песню «Никогда мы не будем прежними»

Уехать от себя

Уехать от себя

Остановился возле машущей старушки. Сухонькая, совсем старенькая. Думал, денег просит. А она хочет уехать «куда-то туда».
— Куда?
Задумалась, посмотрела вдаль.
— А ты не знаешь?
— Нет. Я никогда ТАМ не был.
— Совсем никогда?
Я всмотрелся в глаза. Они были веселыми и добрыми, какие бывают только у наших бабушек.
— Не был, не знаю, извините…
— Тебе не за что извиняться, сынок…
Стояла и смотрела на меня так, будто мы давно знакомы, будто мы родные, будто она прощается с миром, с людьми, с жизнью, и хочет напоследок чуть пошалить — куда-то уехать. Уехать от своей старости, от приближающейся смерти, ускользнуть от своего разросшегося прошлого в тонкую полоску оставшейся жизни…
Набирая скорость, оглянулся. Она осталась стоять у дороги. Взрослые дети тоже не спешат возвращаться домой. Ведь дома ее ждали одиночество и смерть

Условия диалога

Условия диалога

Если успокоить эмоции и придерживаться здравого смысла, т.е. элементарной рациональности, то все стороны конфликта признают необходимость диалога.
У диалога нет альтернативы. Как и у жизни. Есть война как отсутствие диалога и смерть как отсутствие жизни. Но это не альтернатива, это ее отсутствие.
Вне диалога каждая сторона будет искать своего, сталкиваясь снова и снова с интересами другого. В диалоге открывается возможность понимания (не только себя и своего, но и другого) и основанного на таком понимании компромисса.
Отрицая необходимость диалога, мы обречены на истребление другого и на разрушение себя в столкновении с другим, т.е. на саморазрушение. Ударив другого, мы убиваем человечность в себе; плюнув в другого, плюем в себя, в образ Божий в нас, в то, что делает нас человеком.
Не только побежденный, но и победитель нуждается в диалоге, в установлении мира и восстановлении отношений. Тем более это справедливо в мире глобальных связей и всеобщей зависимости.
Мы должны говорить и слушать, точнее в обратном порядке – слушать и говорить. Если наш разговор умолкает, начинают говорить пушки. Для того, чтобы умолки пушки, люди должны вернуться к разговору.
Но даже признав необходимость диалога, мы не можем его начать, мы лишь делаем его в принципе (а не на деле) возможным. Возможность диалога всегда под вопросом. Потому что найти общее у жертвы и агрессора очень трудно. Можно призвать остановиться того, кто бьет. Но трудно остановить того, кто плачет. Легче прекратить наступление, труднее остановить цепочку кровной мести. Проходит злость, остается обида, вина, травма. Можно заключить перемирие и всю жизнь доживать без прощения.
Условия диалога – вне поля рациональности. Эти условия фундаментальны, встроены в целую нашу природу, а не только в наш разум: сострадание, правдоискательство, уважение свободы, готовность к покаянию.
Сострадание – первейшее условие диалога. До того, как мы начнем говорить на языке аргументов, нам нужно выразить сострадание – молчанием или соучастием.
Правда – тот ориентир, который выводит нас за пределы наших позиций и сближает за этими пределами, сближает вокруг высшей, Божьей правды и справедливости (правды в отношениях между людьми).
Свобода — необходимое условие отношений между разными, которые хотят отстаться разными и при этом иметь общее. При этом свобода другого испытывает мою свободу. Я свободен предложить другому диалог и мир. А он свободен отказаться. Здесь нет гарантий, есть чистая возможность – примирения и общения. Все сложно. Но вне свободы нет ничего, есть ничто, есть чистая невозможность отношений.
Покаяние – еще одно условие диалога, самое христианское из названных, самое ключевое, так как без него не возможны сострадание, правдолюбие, свобода. Как верно заметил Райнхольд Нибур, «Христианская вера должна убедить нас в том, что политические конфликты представляют собой столкновения грешников, а не праведников с грешниками. Она должна умерить стремление к самооправданию, которое неизбежно сопутствует всякому конфликту. Дух раскаяния составляет важный элемент чувства справедливости» (Нибур Р. Почему церковь не стоит на позициях пацифизма? // Христос и культура. Избранные труды Ричарда Нибура и Райнхольда Нибура. М.: Юрист, 1996. — С. 527).
С выполнения и постоянного соблюдения этих условий может начаться диалог, а в диалоге могут открыться сближающая истина Божья и мир, который «превыше всякого ума». Т.е. выполняя простейшие условия диалога, мы открываемся чуду примиряющего Божьего присутствия.
А где же во всем этом единство? Единства может и не быть. Диалог не ведет к единству, он ведет к уважению и принятию другого именно как другого. Единство – не цель, а cлегка возможное следствие. Это дар, который изредка дается тем, кто сострадает другому, ценит свободу настолько, что не продаст свою и не нарушит чужую; при этом стремится к истине, а не оправданию себя; и готов начинать с себя, прерывая покаянием круг агрессии.
Можно мечтать о даре. Но начинать нужно с простых условий, с первых шагов с нашей стороны – выразить сострадание, признать над собой высшую правду, уважить свободу «врага» и первому покаяться в развязанном насилии. Дерзнувший на это остановит серию зла. Вряд ли за это нас тут же обнимут, но и вряд ли тут же ударят. С этой неожиданной паузы начинается диалог.

Традиционные ценности?

Традиционные ценности?

Опытным кнопкодавам и Библия не мешает:(

Мораль картинки такова: «традиционные ценности» лишь прикрытие, успокоение и способ легитимации для тех, кто в принципе не хочет меняться. «Традиционалисты» изображают борьбу с геями, гадалками, абортами и курением, а тем временем голосуют двумя руками за «традиции» кнопкодавства и коррупции, хамства и беспредела… Такая «традиционная» ориентация ничем не лучше нетрадиционной, разве что привычнее

Явление жука-оленя

Явление жука-оленя

Чудеса вокруг

Вчера вечером стоял у ночного окошка аптеки. Тянулась очередь. Атаковали комары. Все нервничали, спешили домой. Вдруг рядом прошумел кто-то крупный. Его сбили рукой. На земле лежал жук — большой, красивый, волшебного цвета. Почти никто на него внимания не обратил. Нагнулся стоящий впереди меня деловой тип с портфелем. Раздавит, мелькнула неприятная мысль. Но парень бережно поднял жука и показал мне. «Жук-олень. Из Красной книги». И счастливо улыбнулся, будто встретил что-то дорогое-дорогое, дороже наших кошельков и телефонов. Я не улыбнулся, но тоже пережил что-то особенное. Встреча с жуком напомнила о чуде жизни, ее тайне, красивой и доброй…
«Жаль, что комары еще не в Красной книге», — проворчали сзади

Не лучше ли замолчать?

Не лучше ли замолчать?

Ругают и обвиняют за поднятые вопросы — об отношениях между российскими и украинскими христианами, о советских проклятиях, о пресмыкательстве перед сильными мира, о вранье против Украины. Говорят: ты разжигаешь конфликт, подливаешь масла в огонь, а надо петь о мире во всем мире и братстве народов… Надо улыбаться, обниматься, веселиться. Всех любить — головорезов, насильников, провокаторов, лжецов, заказчиков войны.
Не могу. Так сразу не могу. Сперва нужно назвать все своими именами, а уж потом обнимать и прощать. Иначе — за что прощать? Сперва нужно назвать ложью заверения российского агитпропа, что вторжения нет, что у нас «внутренние противоречия» и «бЕндеровская власть». А потом можно любить — как лжецов, именно как лжецов. Сперва головореза-сепаратиста нужно изолировать в камеру, а затем говорить с ним и дружить — как с заключенным, именно как с заключенным. И возможно прощать — как виновного, именно как виновного.
От вопросов не уйти. И они не мешают любить в каждом человека, идти навстречу, прощать. А молчать — значит одобрять своим безразличием или своим лжесмирением эскалацию лжи и зла. Ведь молчанием и видимостью правды зло и прикрывается. А назвать его злом — лишить силы. Так что молчать нельзя. Говорите, друзья, говорите

Отречение

Отречение

30 мая на XXXIV Съезде Российского союза евангельских христиан-баптистов были приняты два важных документа, призванных прояснить позицию российских баптистов в отношении украинских событий и лояльности собственному президенту.
Документы еще не обнародованы, но есть аудиозапись:
http://www.youtube.com/watch?v=31uB02sRovk

Первой была зачитана и утверждена «Резолюция 34-го съезда РСЕХБ по ситуации в братской Украине».
Перед ее оглашением, пастор Эдуард Генрих сделал предупреждение: «Это проект, если вы это утвердите, то должны будете защищать эту позицию». После оглашения царствовала тишина, вопросов и замечаний не оказалось. Это значит, что все делегаты съезда отныне были повязаны своим согласием и были обязаны «защищать» эту позицию. Так запачкали не только отдельных руководителей, но и весь РСЕХБ. Резолюция по Украине стала публичным отречением от своих украинских братьев, которые представлены в новой власти и которые вместе с Всеукраинским советом церквей и религиозных организаций однозначно признали новую власть легитимной и осудили российскую агрессию (http://www.irs.in.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=1371%3A1&catid=34%3Aua&Itemid=61&lang=ru).
Верность своему президенту оказалась важнее верности своим братьям по вере. Отречение от своих братьев – цена, которую российские верующие легко уплатили за лояльность российской власти.
Вот цитаты из резолюции: «Съезд выражает глубокую обеспокоенность… Соболезнования родственникам всех погибших в ходе внутреннего противостояния»; «Евангельские христиане-баптисты на протяжении всей своей истории придерживались наставления Господа и Спасителя Иисуса Христа: «Блаженны миротворцы»; «Мы подтверждаем свою приверженность библейскому учению, которое не приемлет насильственного свержения законной власти, национализма и разрешения социально-политических противоречий с помощью оружия. «С мятежниками не сообщайся» (Притчи 24:21)».
Итак, наши российские братья все списали на «внутренние противоречия», будто не было «зеленых человечков», кадыровцев и кубанских казаков, не было аннексии Крыма, угроз и шантажа. То, что видит весь мир, россияне не видят в упор. Они верят своему телевизору больше, чем своим братьям и Украины. Они верят государственной пропаганде больше, чем Совету безопасности ООН.
Они обвиняют украинцев, в том числе и украинских баптистов, в «насильственном свержении законной власти» и «национализме». Какой законной власти? Убийцы и вора Януковича, который сбежал в Россию? В каком национализме нас обвиняют? Украина всегда было местом встречи разных народов и культур, все пользовались нашим гостеприимством и дружелюбием. Сотни украинских миссионеров служили и служат в России. И до сих пор никакого национализма не наблюдалось. Зато теперь российские баптисты, не задумываясь, повторяют слова государственной пропаганды.

Резолюция была принята, когда представитель украинского союза баптистов Игорь Бандура отбыл в Киев. Интересно, что бы отразилось на его лице, когда он услышал бы эти предательские слова?

После оглашения резолюции Эдуард Генрих продолжил: «Вы знаете, что события, происходящие в Украине, находят определенный резонанс и в нашей стране, и мы подумали, что наша задача должна быть… и обратиться к нашему президенту от имени вас, делегатов съезда… и в это обращении мы хотим подтвердить приверженность нашу библейским ценностям, чтобы нас заодно не пытались.., ну как-то дискредитировать».

Иными словами, перед составителями обращения (и резолюции) была поставлена простая задача – отмежеваться от украинских баптистов и уверить российскую власть в полной лояльности.
Далее – цитаты из второго документа, «Обращения к Президенту России»:
«Уважаемый Владимир Владимирович, выражаем Вам искреннюю признательность за Ваш труд на посту президента на благо нашей Родины… Мы особенно благодарны Вам за поддержку традиционных духовных нравственных ценностей, к которым относится институт семьи и брака… Мы подтверждаем свою принципиальную лояльность по отношению к государственной власти, основанную на неизменных словах Библии «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога» (Рим. 13:1)
Мы ценим Ваш вклад в укрепление гражданского мира в российском обществе. Просим Вас и далее прилагать усилия в борьбе с проявлением ксенофобии и сохранении межконфессионального мира. Хотим выразить Вам особенную признательность за высокую оценку деятельности наших церквей, служители которых были удостоены государственных наград».
Президента, оставившего свою супругу, называют защитником традиционных ценностей. Агрессора – миротворцем. И все это скрепляют библейскими цитатами. Верх цинизма и богословской безграмотности. И все это происходит в Санкт-Петербурге, давнем центре евангельского пробуждения. Граф Корф и полковник Пашков, высланные за свою веру из России, вряд ли смогли бы признать в делегатах съезда евангельских верующих…
Но понять можно. Иногда ведь не остается иного способа доказать лояльность власти, как только отречься от веры и своих братьев по вере. Так неоднократно было в истории ВСЕХБ. Теперь эту традицию и эти «традиционные ценности» отстаивает РСЕХБ. От украинских баптистов-мятежников уже отмежевались. От «секулярного» Запада тоже. Осталось малое – сменить имя баптистов и воссоединиться с главными традиционалистами из РПЦ, чтобы у власти вопросов больше не возникало…

Report on Research in the Keston Archive (Baylor University, TX)

Report on Research in the Keston Archive (Baylor University, TX)

I had the honor of doing research in the Keston Archive while I was at Baylor University from April 19th to May 17th, 2014. My interest in documents from the Soviet era was productive in responding to the practical needs of developing post-Soviet missiology and social theology for Evangelical churches.

But observing the tendencies in the lives of post-Soviet evangelical churches, it was hard to get rid of the feeling that the mistakes of unlearned lessons from the Soviet past were hindering full-scale development and decisive change. There is still a lack of balanced social teaching in missiology, which is fraught with unprincipled dissimulation or stubborn isolationism. There is still a lack of brotherly ties between the successors of the All-Union of Evangelical Christians – Baptists (AUECB) and Union of Churches of Evangelical Christians – Baptists (UCECB). History is still used as a tool for self-defense and leveling accusations against others.

Leaving questions of historical truth and justice to others, I believe that a wider perspective on the relationship between the AUECB and the UCECB would be both justified and useful as a dialectic for different church models. In a certain sense they were truly a single brotherhood, in different formats. Documents from that era convey a sense of unity, the pain of separation, efforts at dialogue, and an understanding of the incompatibility of approaches, and speculation regarding their complementarity.

I am thankful to the leadership of the Keston Institute for the opportunity to once again immerse myself in original sources and release some of them into academic circulation, but most importantly – for the opportunity to touch the past, to partially experience history, and partially decode its paper trail. The Keston Archive is a unique collection of materials on the lives and survival of the church in Soviet society. A majority of the documents and publications are united, it seems to me, by one theme – a dialectic of dominant and subdominant, official and oppositional, government and catacomb forms of religion, adaptational and reformational processes in Soviet society. In an article that I will write based on my research in the Keston archives, I intend to show demonstrate dialectic using the example of Baptist churches. I planned to find in the documents various models of missions and missiology, but such data is buried in the mass of douments on repression and a fight for survival of churches. Therefore the topic of missions is secondary, written into the general plan of church ministry – adaptational, in the case of the AUECB, and defensive, in the case of UCECB.

Today’s look to the past for models of churches and survival strategies cannot be considered merely an expression of curiosity. Totalitarianism was not totally cut off, but has rather found new means of expression. As before, Evangelical churches experience pressure from the government and the state-approved church. Some days they choose accommodation, fitting in, and a policy of compromise, while other days conflict, division, and war with the world. Studying the history of division and unsuccessful dialogue between various evangelical movements can provide a good basis for working on fixing mistakes and renewing relations. I discovered two interesting documents: “A Call to Christian Ecumenists, 1972” (USSR/Bap 22) and “Brotherly suggestions from leaders of independent Baptist churches to fellow workers in Baptist unions, 17 October, 1988 (Kuksenko Y.F., Shaptala M.T., Shumeiko F.A.)” (SU/Bap 22). One of them was prepared in the back rooms of the AUECB, while the other by leaders of the formerly “separate” independent churches. It is noteworthy that both for various reasons and in various circumstances came to the same conclusion about the complementary nature of dominant and subdominant forms of religion and suggested new formats of unity – not in a single structure, but in a single missionary and socio-theological vision.

These documents are worthy of attention and discussion by church leaders. Unfortunately, the development of church unions after the fall of the Soviet Union did not follow a path of demarginalization, culture building, theological analysis, and historical evaluation, but instead it followed a path of qualitative and political competition, further divergence one from another and adaptation to an up-and-down market and immature democracy (as before, some conform, fitting into the new order while others are driven into even further isolation).

I am grateful to the Keston Institute for gathering these materials and for affording me the opportunity to work with them. Your careful and responsible treatment of history helps researchers and those who read these texts (experts, church leaders, politicians, journalists, teachers) to remember and gradually evaluate it.

As I wrote in the archive’s guest book, working with these documents not only helps illustrate working hypotheses, but also formulates a whole picture of that epoch, and gives a living feeling of that time, its questions and events.

Some documents – letters of children of Christian parents to their mothers – I showed to my own children, to help them remember the price paid by believers in the Soviet Union for their faith: arests, fines, firings, and discrimination against children in school. This was experienced by my own parents and to some degree by my brothers and sisters. Now this history has been archived, and it is the task of some to store it and others to make it known and instructive.

My hope is that the collection will continue to grow, and to include documents of the post-Soviet period as well, to allow, through documents, comparison of Soviet and post-Soviet religion and history.

Ленин против Христа

Ленин против Христа

Ленин против Христа

Пастору запретили молиться. Обещали расстрелять. Уничтожили молитвенную палатку, аппаратуру, литературу, баннеры. Надо бы спрятаться на время… А он взял и пошел к террористам в самое логово, чтобы сказать, что не может не молиться. Его избивали несколько часов. Но на следующее утро он снова вел межцерковную молитву.
Кулаки, сапоги, дубины, плеть, а может и пуля. Это ждет каждого сектанта. Сектантам не привыкать. Бог терпел и нам велел. Но как после этого не сказать про «империю зла»? Бить священника может только одержимый человек. Тем более такого мирного и достойного. Тем более плетью.
Били пастора Сергея Косяка, организатора молитвенного марафона в Донецке, а старались сделать больно Христу. Две тысячи лет назад так же избивали нашего Спасителя.
Эти совпадения наводят на далеко идущие мысли об одержимости боевиков и их хозяев, о сознательном покушении на Христа и на тех, в ком еще живет Его дух…
Ленин стоит в центре Донецка как символ советизма и богоборчества. Но есть в этом городе могучая кучка бесстрашных христиан, помолимся о них…
Ради них будет спасение, будет победа