При всем разнообразии своей истории и
географии, протестантизм обладает определенной архитектоникой, изначальными
интуициями и принципами, которые не сдерживают, а подпитывают это разнообразие.
Как это возможно? Это возможно благодаря особому отношению к Библии – как
настольному руководству для каждого верующего и непререкаемому авторитету всей
церкви. За единством и многообразием протестантизма — одна и та же Библия в
разных прочтениях и применениях.
географии, протестантизм обладает определенной архитектоникой, изначальными
интуициями и принципами, которые не сдерживают, а подпитывают это разнообразие.
Как это возможно? Это возможно благодаря особому отношению к Библии – как
настольному руководству для каждого верующего и непререкаемому авторитету всей
церкви. За единством и многообразием протестантизма — одна и та же Библия в
разных прочтениях и применениях.
Не случайно Лютер любил Августина, их
многое роднило. Подобно своему учителю, реформатор слушался голоса «Бери и
читай». Так он открыл, или переоткрыл
послания Павла с его призывом жить по вере. Так он научился работать с
первоисточником, иногда довольно произвольным образом, но всегда с личным,
вопрошающе-слушающим отношением.
многое роднило. Подобно своему учителю, реформатор слушался голоса «Бери и
читай». Так он открыл, или переоткрыл
послания Павла с его призывом жить по вере. Так он научился работать с
первоисточником, иногда довольно произвольным образом, но всегда с личным,
вопрошающе-слушающим отношением.
Можно обвинять Лютера в том, что он плохо
знал свою же католическую традицию – иначе нашел бы в ней себе нишу, и не
создавал бы новую традицию с нуля. Думаю, что это замечание не лишено
оснований: Лютер действительно традицию не очень то и чтил, он пользовался ей
избирательно. Кроме Августина он чтил мистиков – Иоханна Таулера и Майстера
Экхарта. Последние научили его все создавать с нуля, исходить из личного опыта,
искать практического христианства.
знал свою же католическую традицию – иначе нашел бы в ней себе нишу, и не
создавал бы новую традицию с нуля. Думаю, что это замечание не лишено
оснований: Лютер действительно традицию не очень то и чтил, он пользовался ей
избирательно. Кроме Августина он чтил мистиков – Иоханна Таулера и Майстера
Экхарта. Последние научили его все создавать с нуля, исходить из личного опыта,
искать практического христианства.
Лютер, как и многие реформаторски мыслящие
средневековые теологи, был убежден, что для христианской жизни во всех ее
проявлениях и потребностях вполне достаточно одного основания – Священного
Писания. Sola Scriptura –
больше чем один из пяти принципов протестантизма, это начало всего
библейско-богословского знания, его источник и направляющий ориентир.
средневековые теологи, был убежден, что для христианской жизни во всех ее
проявлениях и потребностях вполне достаточно одного основания – Священного
Писания. Sola Scriptura –
больше чем один из пяти принципов протестантизма, это начало всего
библейско-богословского знания, его источник и направляющий ориентир.
Успехи книгопечатания делали тексты
доступными. Но лишь уверенность Лютера в том, что Библия может говорить для
всех, что она может быть понятной для каждого в свою меру, что в ней
открывается Христос и христианство, сделала доступными смыслы библейского
текста. Библия стала считаться необходимой и для духовной, и для повседневной
жизни. Из ее истин нужно исходить, и с ней же нужно сверяться.
доступными. Но лишь уверенность Лютера в том, что Библия может говорить для
всех, что она может быть понятной для каждого в свою меру, что в ней
открывается Христос и христианство, сделала доступными смыслы библейского
текста. Библия стала считаться необходимой и для духовной, и для повседневной
жизни. Из ее истин нужно исходить, и с ней же нужно сверяться.
Все это вынуждало церковь быть более
сдержанной и осторожной в своих богословских заявлениях. Ведь отныне в руках у
многих рядовых христиан был источник и канон. Монополия церковных институтов и
эксклюзивные права кадровых богословов оказались под угрозой. Тот, кто читал и
разбирался, мог вступать в диспуты. И круг таких непрофессиональных богословов
все более расширялся. Нередко политики вместо дискуссий предпочитали войну, но
все же культура христианского разномыслия, основанная на независимом и непредвзятом
прочтении Писания, стала неотъемлемой частью новоевропейской истории. В этой
христианской свободе коренятся и многие свободы современного мира.
сдержанной и осторожной в своих богословских заявлениях. Ведь отныне в руках у
многих рядовых христиан был источник и канон. Монополия церковных институтов и
эксклюзивные права кадровых богословов оказались под угрозой. Тот, кто читал и
разбирался, мог вступать в диспуты. И круг таких непрофессиональных богословов
все более расширялся. Нередко политики вместо дискуссий предпочитали войну, но
все же культура христианского разномыслия, основанная на независимом и непредвзятом
прочтении Писания, стала неотъемлемой частью новоевропейской истории. В этой
христианской свободе коренятся и многие свободы современного мира.
Протестантизм как библейско-богословский
проект склонен многое, если не все, упрощать. Лютер искал простую и надежную
основу, на которой мог бы уверенно стоять и выстоять перед собственными
страхами, угрозами императора и проклятиями папы. Он вновь возвысил Писание как
необходимый и достаточный источник богословия и жизни. Похоже, он не очень
комплексовал, что не достаточно хорошо разбирается в средневековых богословских
учениях. В отличие от более разборчивого и интеллектуально тонкого Эразма
Роттердамского, Лютер искал простоты, дающей уверенность и силу. Он ее нашел.
Как и Августин, Экхарт и Таулер. Как простые рыбаки-апостолы. Тем самым он
вновь вернул нас в начало, когда Бог во Христе был доступен и близок, был видим
и слышим. Когда еще не было церкви-института, но уже была община Христа. Когда
еще не было богословия, но уже было богопознание. Когда еще не были записаны
наши слова, но Его Слово уже звучало.
проект склонен многое, если не все, упрощать. Лютер искал простую и надежную
основу, на которой мог бы уверенно стоять и выстоять перед собственными
страхами, угрозами императора и проклятиями папы. Он вновь возвысил Писание как
необходимый и достаточный источник богословия и жизни. Похоже, он не очень
комплексовал, что не достаточно хорошо разбирается в средневековых богословских
учениях. В отличие от более разборчивого и интеллектуально тонкого Эразма
Роттердамского, Лютер искал простоты, дающей уверенность и силу. Он ее нашел.
Как и Августин, Экхарт и Таулер. Как простые рыбаки-апостолы. Тем самым он
вновь вернул нас в начало, когда Бог во Христе был доступен и близок, был видим
и слышим. Когда еще не было церкви-института, но уже была община Христа. Когда
еще не было богословия, но уже было богопознание. Когда еще не были записаны
наши слова, но Его Слово уже звучало.
0
0
1
589
3358
ASR
27
7
3940
14.0
Normal
0
false
false
false
EN-US
JA
X-NONE
/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}
Возвратное движение к началу христианства
начинается с переоткрытия Писания. Оно же делает возможным такое развитие
богословия, когда мысль о Боге начинается всякий раз заново – с прочтения и
обретения Слова «здесь и сейчас» (именно так выражался Таулер), в свободе от
людских авторитетов и трепете перед Богом.
начинается с переоткрытия Писания. Оно же делает возможным такое развитие
богословия, когда мысль о Боге начинается всякий раз заново – с прочтения и
обретения Слова «здесь и сейчас» (именно так выражался Таулер), в свободе от
людских авторитетов и трепете перед Богом.
