«Лица людей – лица икон.

Каждый свечою своей озарен»

 Александр Солодовников

У своїй проповіді «Віра Божа у людину» митрополит Антоній пов’язує віру
Божу з вірою людською, Його ініціативу з нашою відповідальністю: «Для всієї
світобудови Він є Нареченим, і кожна людська душа є ніби нареченою. І він
вільно кличе до буття кожного з нас, ніби вірячи в те, що ми справдимо Його
сподівання», тому «Кожен із нас є освяченою іконою – зраненою, понівеченою, але
кожен залишається і святинею, і образом Божим. І завдання нашого життя – вдивлятися
у все, що в цій іконі вціліло, і цю ікону відновити, ніби реставрувати»; саме
така віра Бога в людину, увага до Божого образу в людині може бути єдиним
достойним місіонерським мотивом: «До мене приходить багато людей, і проблема
людини, великою мірою, не в тому, що вона не вірить у Бога, а в тому, що вона
не вірить у себе. І якщо тільки вдається передати їй те, що я, підсліпуватий,
нечулий, тупий, недуховний, можу, незважаючи на все це, бачити в ній образ
Божий, що я можу вірити в неї, то це може зіграти вирішальну роль. Тільки скажи
їй про віру – не про віру в Бога, а про віру в людину, вона може стрепенутися,
вона може ожити» [2, 136-153].

Restoring faith… in humanity

Christian humanism that came after
Anthony of Sourozh and Henri Nouwen

The 20th century presented us with
a number of theologians-humanists who went beyond Orthodoxy.  All the more important it is to turn to the
works of rather Orthodox representatives of Christian humanism such as
Metropolitan Anthony of Sourozh and Catholic priest and professor Henri Nouwen.
Evangelical simplicity of their ideas is complemented by a strong humanistic
call: “God believes in man” (Anthony of Sourozh) and “our deepest truth is that
we are the Beloved”. This combination of gospel and humanism becomes an
important revelation after which, and in the light of which, a “theology of
man” is seen differently, that is, positively. Christian humanism inevitably
has to become theological, i.e. theologically noncontradictory and
theologically inspiring after everything Anthony of Sourozh and Henri Nouwen
said. It has to be fed and directed by theology yet it also has to permeate
theology or, speaking in evangelical language, “to leaven” it with its
intuitions, feelings and revelations. They address the theology of man not in
the manner of hypotheses but in the manner of confession and proclamation, preaching
and mission.

Christian humanism after Anthony
de Sourozh and Henri Nouwen has acquired popular, orthodox and fundamental
nature. The first means unprecedented coverage; the second means “residency” in
“big” church and theological tradition; and the last means that it’s meaningful
not for religious people but for a person as such, and also for the sciences
that study it as well as for the world picture in which they can exist.

Содом был
уничтожен Богом и ушел на дно Содомского моря. Но этот мертвый город снова и
снова поднимался со дна, проявляя себя в других эпохах.

Книга Судей (гл.
19-20) повествует о страшном случае, который показал всю глубину нравственного
падения народа. Развращенность Израильтян довольно быстро достигла уровня тех
проклятых народов, которых Бог изгнал из земли обетованной.

Они посягали на
гостей, любили оргии и насилие. Никто не чувствовал себя в безопасности – ни на
улицах, ни в укрепленных домах.

Гива Вениаминова
стала новым Содомом.

Наложницу левита
жестоко изнасиловали и убили. Едва спасшийся левит «разрезал ее по членам ее на
двенадцать частей и послал во все пределы Израилевы», так что все могли узнать
о новом Содоме, и «Всякий, видевший это, говорил: не бывало и не видано было
подобного сему от дня исшествия сынов Израилевых из земли Египетской до сего
дня. Обратите внимание на это, посоветуйтесь и скажите» (Суд. 19:30).

Продолжение этой
истории еще более кровавое. Все сыны Израилевы пошли войной против своих
братьев, чтобы отмстить и восстановить справедливость. В результате погибли
десятки тысяч воинов. А колено Вениаминово почти исчезло.

При всем ужасе в
этой истории есть позитивный момент: другие колена собрались «пред Господа»,
осудили «гнусное дело» и наказали злодеев.

Сегодня все хуже
– весь мир стал Содомом, кроме Бога жаловаться некому.

Так совпадает,
что с разных сторон слышу сетования на недостатки больших церквей. Люди устают
от шоу и стремятся в небольшие общины, где можно чувствовать живую
причастность, внимание к себе и свою нужность другим.

Что все это
значит? Конец мега-церкви?  И да, и нет.

Да, это конец
мега-церкви как того негласного идеала, на который все ровнялись. По отношению
к которому испытывали зависть и неполноценность.

Нет, это не конец
мега-церкви, потому что большие церкви были и будут, и в больших числах ничего
плохого нет.

Все это часть
более общего запроса на возрождение настоящей общинности. Когда ты можешь не
только хлопать и подпевать, отдавать свою деньги и говорить «аминь».

Понятно, что этой общинности может не быть и в маленькой церквушке, где все друг друга знают и
все друг от друга устали. Бывает такое, что чем меньше людей, тем больше между
ними расстояние.

Поэтому искать
нужно церкви не малой или большой, но живой своей общинной жизнью.

В чем можно
увидеть «живую жизнь» общины?

В многообразии
даров и призваний, когда все –сослужители, когда всеобщее священноство стало
ежедневной практикой.

В скромности
рукоположенных служителей, которые красны не своими титулами, но достойным
исполнением возложенных обязанностей.

В атмосфере
приветливости, принятии других, культуре разномыслия, многообразии стилей и
подходов.

В свободном
проявлении человеческих эмоций, когда никто не стеснен чужими взглядами и может
быть собой в молитве или прославлении, в скорби и радости.

В изобилии улыбок
и смеха, а в случае беды – в сострадании и солидарности в слезах и плаче.

В том, что никто
не должен скучать, никто не должен чувствовать себя лишним, никто не должен
бояться и озираться по сторонам.

В свободной
литургике, где программа может быть всегда изменена.

В чуткости к
голосу Духа, который может проговорить через любого человека в любой момент….

Этот ряд можно
продолжать долго. Мы хотим этого всегда, мы видим это так редко.

И здесь главный
вопрос: что нам нужно изменить в своей церкви, чтобы вернуть ей живую
общинность, в которой будет место каждому, в которой будет место Духу? Если
мега-церковь ищет ответы на этот вопрос, у нее есть будущее.

Мы не перестаем
удивляться, как легко церковь и ее священники продаются власть и деньги имущим.
Иногда в целях самооправдания ссылаются на общественное мнение, на глас народа.
Иногда – на «откровения» и «пророчества». Чаще всего – молчат, а на вопрос отвечают
матом или просто дают по зубам.

Книгу Судей (глава
17) рассказывает похожую историю. Некто Миха имел немало серебра, а потому
решил заиметь на это серебро и святыни, и священника.

За всем этим
серебром кроется целый детектив о краже, проклятии, обмане, интриге. Сын украл
у матери, потом вернул. А та, на радостях, посвятила свое найденное богатство
на изваяния. И все это со ссылками на Господа. Ведь даже когда люди поклоняются
идолам, то ссылаются на Господа. На пустоту не ссылаются.

Спасенные
сокровища пошли на переплавку. Из них вышли вполне сносные святыни. А тут и
беглый левит подыскался, согласился за плату священнодействовать.

Так в частном
доме устроили «дом Божий».  И все были
счастливы и довольны. А сам Миха говорил так: «Теперь я уверен, что Господь
благоволит ко мне».

Вскоре святыни и
священника забрали более сильные соседи – сыны Дановы. Миха гневался и
обижался, а священник радовался – служить целому племени было куда солиднее и
прибыльнее.

Эта малая история
– часть большой истории смутного времени, когда не было царя и когда не слушали
Бога.

Рукотворные
святыни и продажные священники – дурные знаки, знаки внутренней порчи и духовного
упадка, неминуемых поражений и наказаний.

Иногда наше поражение готовит нас к самой большой победе.

Книга Судей Израилевых (глава 16) рассказывает о поражении Самсона. Хотя
его падение свершилось раньше – он оказался беззащитным перед женщинами и даже
умудрился потерять свою жену. 

Но эта же глава повествует о последней победе Самсона. После посрамления и
перед смертью, между поражением и гибелью он смог сделать больше, чем в годы
своих многих-многих славных побед.

Победы и поражения Самсона были связаны с его назорейством. Он берег свои
волосы – и побеждал. Он открыл свой секрет женщине – и остался без волос, и
без силы.

“Господь отступил от него.  Филистимляне взяли его и
выкололи ему глаза, привели его в Газу и оковали его двумя медными цепями, и он
молол в доме узников”.

Казалось бы, это конец. Господь отступил, силы исчезла, глаза
выкололи, достоинство потеряно.

Но Господь отступил не на совсем, сила ушла не навсегда.

“Между тем волосы на голове его начали расти, где они были
острижены”.

Во всех унижениях и мучениях волосы росли, сила прибывала,
Господь возвращался.

И последний подвиг Самсона был связан именно с обращением к
Господу:

“И воззвал Самсон к Господу и сказал: Господи Боже! вспомни меня
и укрепи меня только теперь, о Боже! чтобы мне в один раз отмстить
Филистимлянам за два глаза мои. И сдвинул Самсон с места два средних столба, на
которых утвержден был дом, упершись в них, в один правою рукою своею, а в
другой левою. И сказал Самсон: умри, душа моя, с Филистимлянами! И уперся всею
силою, и обрушился дом на владельцев и на весь народ, бывший в нем. И было
умерших, которых умертвил [Самсон] при смерти своей, более, нежели сколько
умертвил он в жизни своей”.

Даже если нам кажется, что все потеряно – достоинство, вера,
сила, — Господь не ставит на нас крест, не списывает нас. Если мы воззовем к
нему: “Господи Боже! Вспомни меня”, Он даст нам восстановление и победу.

После восстановления мы можем сделать больше, чем до падения. 
В
этом смысл истории Самсона, в этом наша надежда, в этом милость Божья

Вчерашний
разговор с другом вызвал из памяти интересный образ – образ разбитой
вазы. В детстве это был не образ, это был предмет. Сейчас стал образом –
образом разбитой жизни, личных падений, трещин, осколков. Но также –
восстановления и продолжения.

В далеком детстве,
в родительском доме, в зале на столе стояла не очень приметная ваза. Часто во
время наших игр под столом, вокруг стола или даже на столе, она падала и
разбивалась. Иногда мы разбегались, иногда пытались ее склеить. Даже если
склеить удавалось, новые трещины выдавали нас. Но ваза стояла и служила. Тогда
это была просто ваза. Никакой философии. Простая интуиция: вещи ломаются, мы
совершаем ошибки, но жизнь должна склеиваться и продолжаться.

Да, только сейчас
вспомнил еще одно: мы читали рассказ с таким же названием – «Разбитая ваза». Не
помню, о чем он был. Но образ тот же, значит – не случайный.

Правда жизни в
том, что мы все разбиты и сломаны. И живем с трещинами. Но вазу можно склеить.
Нам придется доживать со шрамами, они будет напоминать о прошлом, может даже
болеть.

Но мы снова и
снова должны склеивать себя, должны возвращаться на место – на столе, в зале.
Чтобы кто-то мог поставить цветы.

Моменты жизни
дискретны. Каждый миг все начинается заново. Бог собирает нас вновь и вновь. Он
плачет о наших трещинах и шрамах, но любит старые родные вещи, потому они, то
есть мы, для Него – единственные.

Мы зовем Бога тогда, когда не можем обойтись без Него. Но разве мы можем
прожить без Него хотя бы день, хотя бы миг? Разве можем мы проснуться без Него,
разве можем без Него уснуть?

Разве каждый вопрос, каждая ситуация, каждое переживание – не повод
обратиться к Богу, сказать или спеть Ему?

Интересно, как это делали раньше. Время читать псалмы.

Псалмы – удивительный жанр.
Это и песня, и молитва, и исповедание веры. Здесь есть обращаются и к себе, и к
Богу, и к людям. Здесь и проповедь, и удивление, и сомнения.

Псалом рождается из глубины
человеческих переживаний, из попыток осмыслить происходящее, увидеть глазами
веры. Где Бог во всем этом? С этого вопроса начинается каждый псалом.

Этим вопросом задаемся все
мы, особенно сегодня, когда торжествуют тщета и ложь, когда трудно бодрствовать
и еще труднее уснуть.

Недавно я читал псалом 4 и
увидел его в новом свете, в свете одной простой проблемы, в свете бессонницы.

В последнее время я стал
плохо спать, приходится пить таблетки. Но покой не приходил. Отдыха не было.

А тут читаю слова Давида:
“Размыслите на в сердцах ваших на ложах ваших, и утишитесь… Спокойно ложусь я и
сплю”.

Эти удивительные слова –
часть псалма, поэтому его стоит прочитать полностью.

1 Начальнику хора. На струнных орудиях. Псалом Давида.

2 Когда я взываю, услышь меня, Боже правды моей! В тесноте Ты давал мне
простор. Помилуй меня и услышь молитву мою.

3 Сыны мужей! доколе слава моя будет в поругании? доколе будете любить
суету и искать лжи?

4 Знайте, что Господь отделил для Себя святаго Своего; Господь слышит,
когда я призываю Его.

5 Гневаясь, не согрешайте: размыслите в сердцах ваших на ложах ваших, и
утишитесь;

6 приносите жертвы правды и уповайте на Господа.

7 Многие говорят: «кто покажет нам благо?» Яви нам свет лица
Твоего, Господи!

8 Ты исполнил сердце мое веселием с того времени, как у них хлеб и вино
умножились.

9 Спокойно ложусь я и сплю, ибо Ты, Господи, един даешь мне жить в
безопасности.

Почему люди спят плохо?
Потому что любят суету и неправду.

А Бог Давида – “Бог правды”.

Люди крутятся “как белки в
колесе”, теснят друг друга, конкурируют и сражаются, съедают и топчут друг
друга.

А Бог Давида дает “в
тесноте” – “простор”.

Люди никого не спрашивают и никого
не слушают.

А Давид обращается к Богу: “Помилуй
и услышь”.

Он тих, он слушает.

А потому уверен и спокоен, он «знает»: «Господь слышит, когда я призываю
Его».

Отсюда совет Давида нам: «Размыслите и утишитесь», «Принесите жертвы правды
и уповайте на Господа».

Надо успокоиться, принять правду и положиться на Бога.

Тогда Он «покажет благо», «явит нам свет», «исполнит сердце веселием»

Тогда я могу «спокойно ложиться и спать», тогда я могу «жить в
безопасности»

Об этом Давид говорит и в других псалмах.

“Ложусь
я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня” (Пс.
3:6).

«Напрасно вы рано встаете, поздно просиживаете, едите хлеб печали, тогда
как возлюбленному Своему Он дает сон» (Псалтирь 126:2).

Даже
если в жизни есть переживания и ночи проходят в молитвах и плаче (“Утомлен я
воздыханиями моими: каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель
мою” (Пс. 6:7), утром приходит ответ, обновляются силы: “Господи! рано услышь
голос мой, — рано предстану пред Тобою, и буду ожидать” (Пс. 5:4).

Раньше
я думал, что забот будет меньше, или я научусь их решать, а потому спать буду
спокойно.

Раньше
я думал, что опасность минует, и настанет покой.

Сегодня
я в этом не уверен. Зато уверен в другом: я могу спать спокойно среди ужасов
ночи, я могу есть трапезу на виду у моих врагов.

Не потому что все хорошо,
надежно, безопасно. А потому что я в руках Бога.

Он
дает мне сон.

Когда
меня мучает головная боль и бессонница, я знаю, что мне делать; я знаю, к кому
обращаться.

Олександр Турчинов – известный украинский политик, прошедший
интересный путь от комсомольского активиста до президента, от
атеиста-пропагандиста до баптистского проповедника. Он вошел в большую политику
как один из лидеров оппозиционной партии «Батькивщина». После Майдана-2004
возглавил Службу безопасности Украины, а после Майдана-2014 стал и.о.
президента страны. При этом он член
баптистской общины и проповедник.

В качестве проповедника Турчинов вполне вписывается в
местную баптистскую гомилетическую традицию. Его манеру проповедования можно
назвать довольно скромной, хотя эмоциональной. Проповедь строится на простой
идее и акцентирует практическое применение в личной жизни. Проповедник не
привлекает внимания к своей персоне, не выделяется ни одеждой, ни риторикой.
При этом он не стесняется говорить о своей вере открыто, не прячет своего
волнения и не подстраивается под аудиторию. Все это делает его не только
церковным проповедником, но и медийной фигурой, настоящим медийным миссионером.

Политическая карьера Турчинова знаменательна именно этой
устойчивой и последовательной связью с личной верой и традицией религиозного
меньшинства. Его уверенная самоидентификация с баптистской церковью приносит
ему немало проблем, но при этом создает популярность, делает особенным и
узнаваемым среди прочих политиков. Вера Турчинова – не только часть его имиджа
как политика, но нечто гораздо большее – основа его идентичности. В том числе
идентичности негативной – как “кровавого пастора”.

Эта история негатива относительно баптистов достаточно
давняя. Баптисты в СССР и постсоветском обществе воспринимались как
разновидность сект, опасных и для доминирующей православной традиции, и для
государственного порядка. Они были опасны своей инаковостью, но не более.
Советские и постсоветские баптисты отличались своей пиетистской духовностью и
отстраненным отношением к политике. Называть баптистских пасторов “кровавыми”
не решалась даже советская пропаганда. Словосочетание “кровавый пастор” –
хороший пример того, как пропаганда создает врагов из сочетания несовместимого,
как вольно и произвольно она обходится с фактическим материалом.

Стоит акцентировать разницу в том, как изображают Турчинова
в российском и украинском медиапространстве. Украинские медиа видят в сочетании
патриотизма и баптизма нечто интересное (я бы сказал, несколько экзотичное) и
перспективное, в то время как российские видят это сочетание недопустимым и
опасным. Это связано с более фундаментальными вопросами – как воспринимается
многообразие религиозное и политическое, а также многообразие отношений между
религиозным и политическим. Если в Украине этот плюрализм процветает, то в
России он заглушается. И медиа непосредственно в этом участвуют.

Медийный образ Турчинова отражает более широкие рамки общественного
и медийного восприятия религии в постсоветском политическом пространстве.

Украинские медиа настойчиво интересовались его баптистскими
взглядами и их возможным влиянием на политику. Его стигматизировали как
сектанта, но не считали опасным. Российские и пророссийские медиа считали этот
случай не столько интересным, сколько опасным.

История «кровавого пастора» — не столько о религии и
политике, сколько о тех их образах, которые производятся пропагандой; а также о
тех отличиях, которые демонстрируют российское и украинское общества в
отношении пропаганды. Прокремлевские медиа не воспринимают пропаганду как
профессиональную и общественно-политическую проблему, они склонны не столько
отрицать ее, сколько оправдывать как ‘alternative facts.’ Так или иначе, если
факты преподносятся как единственно альтернативные, это выдает пропагандисткий
характер информационной политики. Украинские медиа не идеализируют Турчнова, но
оставляют место для разных образов и разных интерпретаций. Плюрализм на стороне
реальности, схематизм – на стороне пропаганды. И сам Турчинов – живое выражение
украинского религиозного и политического плюрализма.  

Напомню, что в Украине 2017 год проходит под знаком
Реформации. И вряд ли стоит считать случайностью, что политик и проповедник Турчинов
стал одним из инициаторов и главных спикеров большого проекта R500,
посвященного пятисотлетнему юбилею. Лозунг проекта —  «Реформации сердца к Реформации страны» —
вполне отражает взгляды «пастора». А личная и медийная история вполне
вписывается в парадигму Реформации. Здесь два Майдана находят свое духовное
обоснование и продолжение. Здесь политическое призвание и христианская вера
находят свое примирение и применение.

 


Отмечая юбилей

Протестанты начали
этот год с
мыслью о Реформации. Самая
большая протестантская церковь в стране — баптистская. Лидер баптистов Валерий
Антонюк возглавляет оргкомитет R500. Соответствующие комитеты работают в каждой
области, реализуя большую программу событий и проектов. Издаются книги, проводятся
конференции. Но главное то, что едва ли не впервые протестанты объединились в
одно движение и тем самым нашли свое место в этой большой истории, вписали себя
в историю Реформации. Они говорят так: от реформации сердца — к реформации
страны. Так что юбилей Реформации стал тем событием, которое позволило
протестантам выйти из церковного пространства в пространство
общественно-политическое.

Итак, 2017 год проходит под знаком
большого юбилея Реформации. Как мы его отмечаем?

Отмечать нужно так, чтобы что-то менялось. Юбилей – шанс
остановиться, задуматься,  измениться.
Т.е. прервать движение по инерции. Соотнестись с той самой точкой, которая дает
опору и открывает перспективу.

Здесь хочу сказать о трех возможностях.

Проверить себя

Первая возможность – возможность проверить себя. Юбилей
напоминает нам о большой богословской работе, которая была проделана
реформаторами. Они читали Библию так, чтобы увидеть себя и свое богословие в ее
свете, чтобы подвергнуть себя вопросу о своей вере и заново осмыслить себя.
Обращение к богословскому наследию Реформации дает нам вдохновляющий
пример того, как радикально нужно мыслить и верить, как радикально нужно читать
Библию.

Сказать себе “Только Писание” – очень ответственное исповедание,
которое не останется без последствий. Ведь Писание толкует нас, мы отдаем себя
ему, мы проверяемся им. Заявление “Только Христос” еще более ответственное. Где
мы и где Он, где Он в нас? Проверяя себя, вопросы можно продолжить, обостряя, углубляя
богословскую рефлексию свой идентичности 

и ее евангельских оснований.

Понять свое место

Вторая возможность — возможность понять своё место — куда мы
пришли, куда должны вернуться, чтобы затем продолжить путь. Что есть в
Реформации? Есть ощущение своей эпохи как эпохи сумасшедших перемен. Есть
страсть по евангельской простоте и аутентичности. Есть пророческий взгляд в
будущее. Где мы сейчас, где быди, где должны быть?

Напомнить о себе

Третья возможность — возможность напомнить о себе. Не о том, что
мы единственные и лучшие. Но о том, что мы продолжаем большую традицию, находим
себя ее частью, ощущаем преемственность и завет предков. О том, что готовы служить своей стране и вселенской Церкви. 

Сегодня украинские наследники европейской Реформации отмечают
юбилей целым рядом событий (от музейных выставок до научных конференций),
медийных и миссионерских проектов, церковных и общественных инициатив. Это
уникальный шанс вписать себя в историю Украины, ее духовных и культурных
традиций. Но нельзя забывать о том, что напомнить о себе – не главное. Главное
увидеть себя, проверить себя, понять себя, свою историю, миссию и перспективу.
Поэтому юбилей Реформации это прежде всего событие внутреннее, событие церковное.

Рожденный быть
грустным (Born to be blue, 2015) — не из легких.

Этот фильм не
расскажет нового. История знакома. История Чета Бейкера – одна из тысяч
подобных.

Талант.
Зависимость. Любовь.

Игра. Борьба.
Смерть.

Нужен ли
наркотик, чтобы лучше чувствовать?

Чувствовать что?

Пустоту?

«- Я думал, тебе
нужна карьера

— Мне нужна
обратно моя жизнь. Я хочу играть.

— Если ты поешь
языком ангелов, но без любви, то это лишь пустой звон.

— Что это значит?!!

— Я не хочу,
чтобы ты был пуст… Тебе выбирать».

Его спасала
любовь. Его убивала зависимость. От героина?

Зависимость от
себя.

Можно так любить
свой талант, любить себя, что этим себя убивать. Потому что даже любовь близких
людей, даже биение сердца ребенка, приносятся в жертву таланту, своему таланту.

Если мы ценим
музыку больше любви, то мы способны лишь на музыку пустоты, на музыку себя.

Никто не рожден
быть грустным.

Грусть это другое
имя самолюбия, нежного, ранимого, безнадежного.

Пустой звук
блестящей трубы, которая поет сама для себя.