Online

Archives › Статьи

Христианство и философия: «бывают странные сближенья». О книге Юрия Черноморца «Византийский неоплатонизм от Дионисия Ареопагита до Геннадия Схолария» (Киев: ДУХ І ЛІТЕРА, 2011)

Выход в свет книги Юрия Черноморца – вполне самостоятельное культурное и научное событие. Вместе с тем здесь стоит видеть большее – книга выразила захваченность автора и потенциальных читателей темой вековечных отношений религии и философии как разных, но родственных способов отношения к миру, его понимания и объяснения.
Кажется, что у теологии и философии раздельные пути, и это так, но в разных пространствах, в зависимости от состава и плотности интеллектуально-духовной среды, эти дискурсы могут сближаться и удаляться. Как же найти слова о Боге без мудрости владения ими? И какая мудрость может быть без Бога?
Вне философского поля теологическая мысль теряется, тонет в догадках о невиданном и несказанном, в священном незнании лишь ожесточаются споры. В отсутствии теологической перспективы философия перестает длиться, сжимается в себя и обращается в противоположность.
А бывает, что теология становится философией, и динамика Богопознания и Богомыслия сменяется совершенством интеллектуальных форм, внутренне пустых, но тем более внешне красивых.
Канонизация определенного способа богословствования и философствования лишь вредит. История потому и длится, что вне канона, рядом, в соседстве, возникала новая дерзкая мысль или сохранялась отвергнутая ранее традиция.
Для непривыкших сомневаться и задавать вопросы, вникать и проверять, христианство и христианская теология представляются чем-то статичным, гладким, цельно-простым. И тогда, например, встреча с протестантским разнообразием вызывает удивление и праведный гнев: почему у католиков и православных так все просто и понятно, и церковь единая, и традиция нерушимая, а у сектантов так много всего, что неуютно становится? Чего не хватает вольнодумцам, зачем эти бесконечные реформации и теологии родительного падежа?
Для обитателей канонической территории РПЦ картина христианства еще более упрощается: христианство это православие образца РПЦ, есть где-то рядом католики, отношение к которым боязно-уважительно-враждебное благодаря их многочисленности, авторитетности и древности; а за порогом всякие-разные протестанты, назвать которых христианами можно лишь в приступе благодушия.
Внимательный взгляд на историю церкви и ее теологии опровергает подобный схематизм. Уже во время апостолов наблюдается реальное многообразие, конфликт теологий внутри церкви, соседство малых традиций внутри одной большой. Затем все только усложняется.
Цветущая сложность истории теологии впечатляет по мере приближения. К внутренним дискуссиям добавляются разные взгляды на отношения теологии с философией и культурой. Всегда и везде можно было найти еретиков, отступления от канона, заимствования и влияния. Православие если и традиция, то большая, внутри которой всегда шла борьба традиций малых, и бедой оказывалось прекращение дискуссий, запрет на разномыслия жизнь убивал.
Для средневековой теологии, априори всеохватывающей и самодостаточной, философия выступала странной соседкой, внешним раздражителем, манифестацией иного – более свободного, раскованного и рискованного способа мыслить Бога в сближении с миром, в нераздельно-неслиянности, в преодолении метафизической раздвоенности.
Удивляет то, как часто обращение к философии, взгляд в сторону, приводил к теологическим поворотам и настоящим перестройкам сложившихся систем, казавшихся изнутри совершенными.
После книги Юрия Черноморца православная теология в ее отношениях с философией не поддается обобщениям, а избавляется от них. Это «освобождение теологии» от удобного, но далекого от правды схематизма, можно только приветствовать, если бы не опасность дальнейших шагов, к которым зовет начатый экскурс. Если драматичные сближения теологии и философии не заслоняют собой Божий Промысел о единой Церкви и Традиции; если Платон и Аристотель оставались желанными собеседниками для церковных теологов без ущерба для догматической истины; если в истории всего было так много, что канон не выделяется, а складывается из всего этого; то не сделать ли следующий шаг – в сторону? Не пригласить ли к диалогу другие Церкви, другие теологии, другие типы теолого-философских синтезов, восстанавливая их историю и логику отношений в масштабах «большой традиции»? Сравнивая внутри, отчего не посмотреть рядом? Не все можно найти в Византии, но все по-особому ценное, что можно там найти, будет интересно для всех, покажется близким и даже типичным для западного мира с его собственным опытом теолого-философских дискуссий. Не откроется ли новая перспектива теологии в этом сближении традиций Востока и Запада?

http://zn.ua/articles/82922

Второй Евангельский Собор: новая повестка дня для Церквей и общества

Второй Евангельский Собор: новая повестка дня для Церквей и общества

На фотографиях — Михаил Дубровский, Александр Неклесса, Дмитрий Лавров, Сергей Градировский, Иван Русин, Федор Райчинец, Александр Кузнецов, Сергей Ряховский, Алексей Горбачев

Евангельский Собор – событие знаменательное, но для общественности тихое и малоприметное. Отчасти это объясняется господством привычной практики больших и важных съездов, на фоне которых встречи более скромные по формату, но и более содержательные идейно, остаются без внимания. Но главная причина тишины вокруг собора в другом – инициаторы и участники сознательно отстранились от конфессиональной политики и религиозной рекламы, сосредоточившись на внутренней работе над собой, своей идентичностью, над вопросами злободневными, острыми, но не публичными и громкими.
Второй Собор проходил в Подмосковье, с 5 по 9 июня 2011 г. Более ста пасторов, теологов, миссионеров, христианских интеллектуалов собрались в столь узком круге для обстоятельного и откровенного разговора о будущем евангельского движения в России. Подбор участников удивлял пестротой, но при этом скрытой неслучайностью. Собор был в полной мере репрезентативным – он отражал наличное состояние дел в евангельских Церквях, но также открытость к переменам и живой поиск своего призвания в большой истории страны и мира.
Примечательно, что идея Евангельского Собора родилась не на верху, не в руководстве Церквей, а в круге молодых священнослужителей-интеллектуалов. На стыке Церкви, науки, образования, миссии, на неуловимой, но почти всегда реальной, границе между клиром и миром, сформировалось сообщество, понимающее важность и даже неотложность реформ в церкви и обществе в целом.
Через подобные инициативные группы, стихийно формирующиеся сообщества «реформаторов», евангельские Церкви предлагают свою повестку для нынешней России. Церкви в лице их молодых служителей и околоцерковной христианской интеллигенции заявляют о готовности играть активную роль в масштабных и глубинных трансформациях окружающего мира.
Вокруг Собора собирается тот самый коллективный субъект, который сможет представлять большую евангельскую общину России. Впервые евангельские церкви, разделенные конфессиональными перегородками, социальными и культурными границами, ощутили свою субъектность, причастность к общему делу.
Представители разных евангельских церквей объединились для интеллектуальной работы над ключевыми вопросами своей идентичности. И это объединение стало возможным не по решению руководства, а изнутри церковной жизни, из горизонтальных связей между разными общинами, из обмена идеями и опытом, из созревшей низовой инициативы.
Ключевыми словами соборных дискуссий стали история, инаковость, будущее. Важное место в программе занимало осмысление истории Церкви и мира, своего места в ней, своего дара и призвания. Соседствуя с другими традициями, евангельское движение призвано сохранять свою инаковость, не сливаясь с наличным порядком, но служа своей особостью. Отдельная группа занималась выработкой позиции по отношению к идеям так званого «русского мира», построенного на связи языка, культуры, истории и религии. Для большинства идеологов «русского мира» православие и русский язык являются общими и обязательными скрепами, но для евангельских христиан не менее очевидны другие принципы: культурный и конфессиональный плюрализм, свобода идентификации, гетерогенность культурного и культового пространства. Мосты общения между народами, пережившими трагедию советского эксперимента, связанными языком и опытом совместной жизни, нужно строить таким образом, чтобы в полученном пространстве общения каждый субъект мог сбыться, а не забыться, найтись, а не потеряться, послужить другому, а не использовать соседа. Так что в поисках общности и в открытости к дружбе народов и культур, евангельские христиане сознательно отстраняются от политики, и сдвигают дискуссию о «русском мире» в сторону духовной культуры.
Как и следовало ожидать, предельное внимание вызвала тема будущего — анализ возможных образов будущего и выбор того образа, при котором миссия евангельских церквей может реализоваться наиболее полным образом. Биотехнологии, виртуальная реальность, конфликт религий, противоречия глобализма, новая структура цивилизации, смена мыслительных парадигм – в этом контексте Церкви искали свое место и свою стратегию выживание и служения.
Заметной особенностью Собора стало участие в его работе известных ученых-методологов, философов, культурологов – Александра Неклессы, Олега Генисаретского, Дмитрия Бурлаки, Сергея Градировского, Сергея Переслегина.
Использование различных методологий и ролевых игр позволило проблематизировать многие исторические и богословские очевидности, проиграть и прочувствовать моменты выбора идентичности. В этом году темой игры стали догматические дискуссии эпохи Никейского собора. Тринитарное богословие, отношения Церкви и государства, Христа и кесаря, вера и политика – эти соотношения пришлось переопределять в живом режиме, без пауз и отвлечений. Многоэпизодная игра, растянувшаяся на целый день, дала не только погружение в историю, но и опыт принятий решений, исторически значимых для Церкви вчера и сегодня.
Собор предложил программу событий и проектов навстречу юбилею Реформации, который весь мир будет встречать в 2017 г. Пятьсот лет назад Лютер выступил с тезисами, обновившими христианство и мир, продлившими жизнь европейской цивилизации на столетия, придавшие созидательный творческий импульс культуре, экономике, политике. Очевидно, что за прошедшие столетия христианский мир, равно как и связанная с ним евроантлантическия цивилизация, постарел и растратил духовный потенциал. Христианство стоит на пороге новой реформации. В духовном обновлении нуждаются и постсоветские страны, евангельское движение которых еще только выходит на порог своей истории. Неспроста предсоборные тезисы были объединены концептом «перманентной реформации», т.е. постоянного процесса внутренних преобразований, делающих Церковь сильной и актуальной в транзитном мире.
Собор не привязан к исключительно российской специфике, речь идет о наиболее принципиальных и общезначимых вопросах евангельской идентичности. Следующий Евангельский Собор, возможно, пройдет в Киеве, где будет обсуждаться тема единства и многообразия евангельского движения.
В отличие от первых исторических соборов, Евангельский Собор не принес готовых формул и решений, напротив, проблематизировал наивную уверенность в конфессиональной исключительности и полноте, активизировал богословский поиск и диалог между разными и в силу своей разности взаимодополняющими евангельскими церковными традициями.

Христианское мировоззрение и психология

Христианское мировоззрение и психология

Современное христианство ищет целостности. Ищет науки, не отвергающей Бога. Ищет веры, не отвергающей науки.
Для многих «христиан традиции» психология стала враждебной наукой. Ее нельзя понять, исходя из «пещерного христианства»; но сама она позволяет понять многое, в том числе то, чего «наше христианство» боится и даже не пытается объяснить. Так психология становится конкурентом, который смело берется за темные вопросы душевно-духовной жизни, психо-физиологической связи, тайны личности и смысла жизни. В советское время такие дерзкие науки называли «продажными девками империализма», т.к. они предлагали свои соблазнительные методы, заметно превосходящие объяснительный потенциал научного атеизма и его производных теорий. Подобным образом сегодня институт церкви защищает свою монополию на духовные и мировоззренческий авторитет, очерняя конкурентов.
Можно многое сказать о недостатках и церкви-монополиста, и психологии-конкурента (который тоже часто стремится стать монополистом), разжигая их вражду. Но для созидания и взаимной пользы предпочтительней будет разговор о совместимости, интеграции, синтезе. Говорить нужно о синтезе особого рода – не всего со всем, а христианской мировоззренческой основы и научной методики, «духовности» и «техники». Наука здесь не противостоит и не опровергает, а скорее проясняет, подтверждает, конкретизирует то, что уже известно на уровне мировоззренческого априори.
Объясняя веру, наука не изменяет истине, объективности, нейтральности, не искажает факты, но пытается посмотреть на них глазами верующего. Одни и те же предметы одинаково добросовестно можно видеть с верой или с неверием, так что они дадут разные картины мира. Но та, в которой будет место Богу, объясняет гораздо больше, чем та, где Бога нет.
Вместо того, чтобы доказывать невозможность «науки без Бога», лучше обосновывать и демонстрировать большие возможности «науки с Богом». «Наука с Богом» настолько проще и лучше объясняет феномен человека, что есть все основания считать ее базовой, нормативной картиной мира.
Можно сколько угодно разоблачать «безбожную науку», но гораздо важнее показать совместимость чистой, объективной науки с основами христианского мировоззрения.
Совместимость основывается на том непреложном факте творения, который не отменяется никаким своеволием человека и самым радикальным изменением его природы. Человек сотворен, он взаимно определяется и поясняется в отношениях с Богом. С одной стороны, в человеке всегда остается образ Божий, след, часть от настоящего, оригинального, поэтому человек – символ, икона, книга Божья, содержащая истину о Боге в материальных, плотских измерениях, а особенно в душевно-духовных. Так что изучать человека надо внимательно и благоговейно, наука о человеке есть подступ к целостной богословской антропологии. Начиная с человека, можно познавать Бога.
С другой стороны, никто там много не скажется нам о человеке, как Бог. Мысль о Боге, теология поясняет науку о человеке, антропологию, психологию. Эти два начала поясняют друг друга, начинать можно и от человека, и от Бога, но в любом случае надо иметь ввиду присутствие второго начала, тайну их связи.
Совместимость христианского мировоззрения и психологии не исключает конфликты. Конфликты добавляют динамики и фактом своего постоянного присутствия напоминают о вечном несовпадении человека с самим собой, точнее с замыслом Божьим о нем.
Конфликтность определена выпадением человека из картины мира, как ее задумывал Бог. Человек пытался самоопределиться – определить себя вне связи с Богом. Грехопадение зафиксировало момент, в котором желание большего, стремление к зрелости и самостоятельности, знанию о себе и управлению тайной, перешло в зависимость от низших начал, утрату свободы, заземленность, забытие. С тех пор человек определяется посредством низших, материальных факторов, безуспешно пытаясь понять себя через «принцип естественного отбора», «стремление к власти» или «способ существования белковых тел».
Психология, в которой нет места Богу, «научным образом» повторяет скитания падшего человека – пытается объяснить высшее, сверхприродное в человеке посредством законов низшего, естественно-природного, или даже гипер-природного (доведенного до обостренной животности) порядка.
В «психологии без Бога» человек – вещь, всего лишь «Я». Психология в собственной перспективе никуда не ведет, поясняет себя собой же.
Психология в теологической перспективе добавляет к человеческому в человеке то, что делает человека человеком, но не рождается внутри.
Бенедикт XVI часто повторяет, что вера – это событие, дойти до тайны изнутри себя же невозможно. Вера, как и цельное знание, приходит извне. Это то, что приключается, происходит. Нельзя высидеть, придумать, докопаться. Здесь мистерия события, встречи, Бого-человеческих отношений. Понтифик-теолог не сказал нового, лишь выразил своими словами то, о чем весь прошлый век говорили философы в рамках «другологии», феноменологии общения. Здесь пример конгениальности, когерентности, совместимости.
Человек – не вещь. Он не объект, а участник и даже наблюдатель. Его характеризуют отношения и общение. Законы внутреннего мира, законы души, не объясняются своими основаниями. Тайна личности проясняется в общении с Творцом и Дальним Собеседником.
Индивидуация, психологизация, редукция человека как целостности таит свои опасности, растворяет его в стихиях эротических, бессознательных, танатических настолько, что лицо становится неразличимым, а после исчезает и вовсе, как орган без надобности. Нельзя упускать из вида онтологический, социальный, этический и рационально-когнитивный планы личности. Человек – нечто большее, чем «Я». Истина о человеке открывается по ту сторону индивидуализма и коллективизма, психологизма и социологизаторства.
Психология начинает с индивидуальной души, но на этом не останавливается. Человек не одинок, он окликнут, позван, приглашен. Единичный человек мало что найдет в себе, гораздо больше скажут социальные и метафизические связи, поясняющие его место в картине Целого.
Обращенность к «человеку целостному» объединяет гуманистически настроенную науку и теологию. Нет ничего более интересного для человека, чем он сам. Но и нет ничего более трагичного, чем «научная» фрагментация человеческого образа, его внутренняя разорванность или внешняя зависимость. Без антропологии в теологической перспективе, без идеи цельного, аутентичного, узнаваемого «образа Божьего», человек разбирается, растаскивается отдельными научными дисциплинами в пределы их компетенции. После раздельного анализа собрать обратно человека не могут, так как для «сборки» нужно иметь изначальное представление о целостном образе, общем виде, картине мира.
Та же академическая психология работает иначе, как только допускается существование Бога и личностная связь человека с Ним. Нет специфически христианской науки, как нет специфично христианского разума. В одном и том же инструментарии все меняет презумпция Бога, Его присутствие/отсутствие. Есть «наука присутствия» и есть «наука отсутствия», в последнем случае вместо центра зияет метафизический провал, который ничем не заполнить, вокруг пустоты все разрушается и исчезает.
Наука и разум как ее орган могут реализовать свой объяснительный потенциал лишь в свете идеи Бога, Его присутствия в мире и связи с человеком. С опором на идею Бога наука достигает максимума своей компетенции. Присутствие Бога активирует научный разум.
«Бог есть», эта презумпция не унижает потуги человеческой науки; наоборот, придает ей перспективу. В соотнесении с христианским мировоззрением психология не уничтожается, вера науку не разрушает, а строит – обосновывает, углубляет, возвышает, соединяет. С идеей Бога психология становится собой, дополняется самым важным, обретает смысловой центр, основной объяснительный принцип, метафизическую основу.
Для современной науки присутствие Бога (или следы Его присутствия) в мире вызывает споров не меньше, чем ранее, но объясняет все больше. В будущем конфликты веры и науки не исчезнут, но совместимость станет очевиднее. Вопросительный потенциал науки будет возрастать, но присутствие Бога позволит состояться диалогу, будем с Кем спорить, и о Ком говорить друг с другом.
В конце концов, личностная тематизация дискуссий о человеке возможна лишь из глубинной интуиции Личности, личностной персоосновы мира. Личностная перспектива психологии, как и науки в целом, возможна в диалоге с личностно ориентированной теологией.
Совместимость личности и Личности, науки и человеке и науки о Боге – очевидная и тайная, непрозрачная и неустранимая основа основ бытия. На ней стоим.

www.religion.in.ua

Про «українське християнство»

Про «українське християнство»

Що таке «українське християнство»? Це те же саме християнство, що існує в Європі чи Америці, Азії чи Африці; що існувало за часів патристики чи схоластики, Реформації чи модернізму. Універсальне, вселенське, соборне, єдине в своїй історії та своїй вірності Христу, християнство служить кожному народу, забарвлюючись у неповторні відтінки, створюючи впізнавані культурні форми, своєрідні соціальні інституції, відповідні до національних запитів.
«Українське християнство» – це не християнство sui generis, це те ж саме християнство, яке служить всім, а в даному випадку служить українському народові. В даному сенсі києво- чи україно-центризм — не релігійно-політична противага Москві чи Ватикану, а зорієнтованість на служіння в епіцентрі життя власного народу.
Сам концепт «українського християнства», для кого на щастя, а для кого на жаль, позбавлений есенціалізму. Не існує магічного рецепту українськості. Не можна уявити таємничу субстанцію, з якої виникає «українське християнство». На жаль, бо без неї складніше – жоден володар тайн, пророк нації, першоієрарх Церкви не знає секрети «українського християнства» і не може створити на основі своїх знань єдину помісну Церкву. На щастя, бо без необхідної та таємничої субстанції проект «українського християнства» залишається відкритим, як те, що ми створюємо разом, а не знаходимо в когось у готовому вигляді.
Є два способи обговорення ідеї «українського християнства» – історико-теологічний та актуально-, або сучасно-теологічний. Історико-теологічний підхід пропонує реконструкцію вже існуючої традиції, і цікавий для тих, хто там (в історії) вже є, або може довести право на місце в ній. Водночас власне історична аргументація власної приналежності до традиції Володимирова хрещення, виглядає дещо дивно навіть для православних та греко-католиків, яких у 988 році ще не було, адже ще не відбулась Велика Схізма 1054 року, тим паче не було унії.
Відома теза Патріарха УГКЦ Любомира (Гузара) про єдність православ’я та греко-католиків на основі архетипічної дати Хрещення Русі є слабкою в своїй хроно-історичній частині, і сильною в частині мета-історичній, в тому сенсі, що апелює до спільної історії Церкви і народу, до християнської відповідальності за долю народів Київської Русі та їх нащадків.
Сильною частиною теза про спільність історії і єдність українських Церков відноситься радше до другого – актуально-теологічного підходу. Адже традиція не зафіксована в якійсь даті, а відкрита до формування чи до продовження. Погляд з сучасності вимагає не стільки історичного пошуку забутої традиції, скільки створення цієї традиції волею та силами відкритих до співпраці Церков. Тоді обговорюватимуться не стільки деталі минувшини, скільки принципи та умови єднання та спільного служіння різних гілок різноманітного «українського християнства».
Ідентичність «українського християнства» є відкритою, це вже не голос землі та крові, землі та віри, а свідомий вибір особи й суспільства, спільноти й культури. Не може бути «православного народу», як не може бути «протестантської етики» чи культури. Все це лише ідеальні, а не реальні типи. В реальності ж є український народ і українська культура, всередині яких є місце різним типам етики, традиціям культури і особливостям конфесій.
У світі, де відмінності тільки збільшуються, умовою мирного життя є усвідомлення себе частиною більшого. Традиції різних церков, які служать українському народові, співвідносяться між собою не як частина і ціле, а як різні частини одного цілого.
Глобалізм вимусив передивитись «націоналізм» церкви, держави, економіки й культури. Національна специфіка не зникає, але включається в більш загальні порядки, в яких відбувається усвідомлення себе як частини більшого. Так християнство саморефлексує не тільки як плюральність національних чи конфесійних традицій, але й як єдиний суб’єкт, як глобальне, світове християнство. Те, що спостерігається у макромасштабі, узгоджується з процесами на рівні національному – «українське християнство» починає ідентифікуватись як цілокупний, колективний суб’єкт.
Ця колективна ідентичність українського християнства формується на різних рівнях. Президент таки зустрінувся з Всеукраїнською радою церков і релігійних організацій, що, як сподіваюсь, дало йому й владі в цілому відчуття єдності та сили українського християнства. У ВРЦіО за одним столом сидять католики й православні, греко-католики й протестанти, а рішення приймаються консенсусом. Але це лише політико-дипломатичний вимір, який має доповнюватись робочими групами, радниками, уповноваженими представниками, комісіями. Ієрархи Церков мають зустрічатись не тільки за столом в урочистій атмосфері. Між конфесіями мають постійно тривати теологічні дискусії, а всередині йти конфесійна реідентифікація як малих традицій, складових більшої традиції.
Сьогодні багато можна чути про діалог Церков та традицій, але не всім відомо, що є типи і режими діалогу, в яких спільність не цінується і не досягається. Діалог «Я та інший» може багато чому навчити, але не подарує єдності. Від «Я і він» можна згодом сягнути рівня «Я і ти», але в діалозі частин, кожна з яких вважає себе цілим, не можливий гіпостазис «Ми» як колективного суб’єкта. Українські церкви навчились бути собою, але їм досі маловідома «мужність бути частиною», описана протестантом Тілліхом (якого мало читають — і наші православні, і наші протестанти).
Спільна історична спадщина включає не тільки три православні Церкви і греко-католиків, але також протестантів і католиків. Інклюзивність історична доповнюється спільністю у сучасному, сучасно-орієнтованому служінні українському народові. Кожна Церква може мріяти про патріархат, але всім в одному патріархаті буде тісно. Є інші категорії – спільноти, сім’ї, братства, духовної єдності, де є місце кожному, де можливий вихід за вузькоконфесійні рамки.
Омріяна єдність «українського християнства» вимагає визнання всіх конфесій частинами цілого. Звісно, це буде єдність не церковно-правова, а духовна, родинна; євхаристійна спільнота, а не релігійний інститут. В такому випадку «розкол», тобто роздільне існування різних частин колишнього та майбутнього цілого, не буде сприйматись як трагедія, але як природна плюральність конфесійних проявів єдиної великої традиції.

Не сходить бы с пути

Не сходить бы с пути

«Вот снова год прошел, и грустно мне, что мало сделал я, Господь, Тебе». Эту старую христианскую песню я вспоминаю все чаще, почти при каждой вехе, знаменательной дате. Чем старше, тем чаще оцениваю сделанное дело, пройденный путь. Все больше позади, все меньше остается, дороже каждый миг и каждая деталь.
Вроде было всего много, но что в остатке? Что-то делал, но что сделал такого, что не устареет, не сотрется в памяти, не обесценится? О себе заботился постоянно, для себя делал что-то каждый день. А что сделал в плане призвания, миссии, отведенной мне Богом?
Меня называют либералом, и пусть будет так. Кем меня называет Бог – куда важнее. Как «либерала по-человечески», меня мало беспокоят вопросы кальвинизма и арминианства, принципы баптизма, апологетика против иеговизма или мормонизма, постмодернизма или фундаментализма. Все это останется на земле и никому кроме нас не интересно.
Я не очень переживаю о том, что скажу Богу в оправдание своих человеческих слабостей и ошибок.
Чего действительно боюсь – не сделать того важного, ради чего я жил. Ведь если сделал, то многое прощается.
Как приятно сродное дело, как радует сердце добровольная отдача. Как хочется все отдать, все сделать, всех одарить. Трудиться охотно, а не по необходимости. Устать от работы, а не от безделия и бессмыслицы. Верить, что смысл и дело твоей жизни не пропадут, не умрут.
Бог меня окликает в моей потерянности, к делу зовет. Сердце слышит призыв Божий, разум говорит Ему «да», и душа вырывается из суеты и душного эгоизма, выходит на новую дорогу, на свежий воздух, на простор.
Хорошо быть в пути. Люблю дорогу. Хотя всегда подстерегают опасные повороты и обычная лень. Я не раз был их добычей.
И все же приятно быть нужным и торопить себя к новым делам. Свой очередной День рождения я встречу по дороге в Днепропетровске, где меня ждут на конференции психологов-христиан. Не сходить бы с пути, умереть бы в дороге… Но что это я? Смерть не догонит тех, кто спешит, кто продолжает путь, не смотря по сторонам, не отвлекаясь, не останавливаясь, не засыпая. В пути умереть нельзя, только во сне или на остановке

К 21 мая. И на каждый день

К 21 мая. И на каждый день

Миру предсказывают скорый конец, совсем скорый. Американский проповедник Гарольд Кемпинг, президент сети радиостанций Family Radio, назвал точную дату — 21 мая 2011 года.
Для многих людей конец света действительно настанет 21 мая. Многие тысячи по всему миру покинут этот мир, умерев от старости, голода, болезней, войн, несчастных случаев.
Каждый день для кого-то становится концом света. Не нужно быть пророком, чтобы говорить о таких вещах с убежденностью и высокой достоверностью.
В богословии этим занимается личная эсхатология, к сожалению, недооцененная до сих пор. Вычисляя всеобщий конец света, ожидая и страшась его, люди один за другим неожиданно умирают.
Ожидаемый конец света наступает неожиданно, потому что приходит как мой конец (моей жизни), моя встреча с вечностью, мой уход из мира – без мировых потрясений, всеобщих сборов и торжественной обстановки.
Мир обречен, его жизнь «искусственно» поддерживается Богом ради людей. Жизнь продлевается каждый день. И каждый день она может прерваться.
Каждый день будущее мира взвешивается в руках Бога, каждый день может стать последним, каждый день конец должен наступить, но отменяется, откладывается из милости и долготерпения к нам.
Мир живет в режиме ожидания, когда в силу чрезвычайных обстоятельств судья задерживается возле дверей, но может войти в любой момент.
С привычным для нас видимым порядком вещей, «миром» все ясно, ему пришел конец. Это нужно знать, но ожидать, или ускорять конец мира бессмысленно. Гораздо важнее подумать о себе и других людях, с которыми не все ясно, судьба которых еще решается.

Євангельські протестанти і державна церква: ідейні та соціальні (о)позиції

Розчарування в демократії, європесимізм, «крах мультикультуралізму», криза західної християнської традиції відновлюють інтерес до візантійсько-московських моделей державно-церковних відносин. За «нульові» роки нового тисячоліття РПЦ послідовно відроджувалась як державна церква в Росії, з постійно зростаючими претензіями на всю «канонічну територію», включно з Україною. Де факто їй вдалося нав’язати суспільству й державі своє уявлення про місце і роль церкви в державі, про ставлення до інших церков і традицій. Єдине, що реально опирається легітимації Московського Патріархату як державної церкви України, це наявність більше ніж однієї церкви, історично сформований конфесійний плюралізм, а також принципова, нонконформістська позиція нетитульних і нетитулованих церков України. Це стосується не тільки таких «історичних» та впливових конфесій як УПЦ (КП), або УГКЦ, але й протестантських церков, на яких донедавна зовсім не зважали в державно-церковних проектах.
Теологія та історія євангельських церков в Україні визначили національний тип протестантизму в якості релігійної й соціальної меншості. Драматична історія коригувала часом надто позитивну теологію, відштовхуючи протестантів на маргінеси соціуму і провокуючи «теологію страждання», контркультури, опозиції антихристовому союзу хреста й корони, офіційної релігії та державної влади. Відповідно сформована теологія шукала для церкви дозволену соціальну позицію, окрему нішу, тихе місце на узбіччі суспільного життя.
Ідея євангельського протестантизму як бідної, народної церкви, неформальної спільноти людей, об’єднаних силою власного вільного та свідомого вибору, вступає у протиріччя з ідеєю державної церкви як узагальнюючого історичного та духовно-культурного порядку. Маємо два різних способи ставлення до віри – особистий та корпоративний; в першому ідентифікація з релігійною традицією відбувається через рішення, акт волі, в другому індивід привласнюється церквою фактом свого походження (землі та крові), рішенням політиків («чия влада, того й віра») чи батьків. Конфлікт названих образів віри загострюється в соціальній площині, коли одні вимагають реалізації конституційних прав на особистий вибір (починаючи з внутрішньої, первинної свободи совісті, і далі – в соціальній позиції), а інші — прав на духовну спільність, стабільність об’єднуючих зв’язків, захист традиції, освяченого часом та досвідом соціально-релігійного порядку.
У провіденційній історії випадковостям немає місця, отже маргінальний статус євангельських протестантів як неофіційної, недержавної, неполітичної, простонародної церкви, є історично виправданим, і реалізує одну з можливостей загальноцерковного розвитку, репрезентує одну з ліній строкатої історії Вселенської Церкви.
Інша справа, що починаючи волею Провидіння з тісної соціальної ніші, протестанти не були провіденційно ж приречені там залишатись. У 2003 р., працюючи в Братстві незалежних церков ЄХБ України, я з колегами створив газету «Україна євангельська», пропонуючи в ній соціальну та культурну перспективу для колишніх нереєстрованих, автономних баптистських громад. Проте наразився на критику зсередини – більшість ветеранів євангельського руху, пройшовши тюрми та переслідування, свідомо відмовились від соціалізації в демократичній Україні, адже бути «євангельським» для них значило бути в бідності та опозиції, християнської ж візії для країни та народу вони не мали, тож Україна для них апріорно бути євангельською не могла.
Історія обумовила специфічні акценти в теології. Остання нині мала б звільнитись не тільки від змісту історії — радянського досвіду компромісів з владою (чи з місцем в суспільному житті, яка влада відводила церкві), але й від історії як такої, від домінування історії в структурі власної ідентичності.
Теологія та історія євангельської церкви в Україні, звільнені від паралізуючого досвіду минулого, взяті в їх актуальних вимірах, відкривають перспективу, дозволяють бачити протестантів впливовими учасниками державно-конфесійних відносин, суб’єктами в партнерстві з державою та бізнесом, помітними акторами громадянського суспільства.
Проте, багато залежить й від політика державної влади. Тією мірою, якою держава захищатиме конституційні цінності релігійної свободи, вона зможе активізувати соціальний потенціал євангельських церков, залучити їх до партнерства разом з іншими церквами. Вивищення ж якоїсь однієї конфесії маргіналізує інших, є сигналом не стільки «для когось», скільки «проти всіх» інших; що підтверджує антидержавницькі інтуїції, соціально-песимістичні настрої, ще не забуті побоювання.
Толерування конфесійної плюральності дозволяє кожній з українських церков називатись й бути державною, тобто жити за законами держави й на користь її народу. Курс на державну церкву є дискримінаційним по відношенню до церков, провокує інтеріоризацію їх активності, згортання соціально значимої діяльності. Досвід царських та радянських репресій показує, що євангельські церкви навчились виживати за будь-яких умов, але для суспільства й держави їх вільне та повноцінне життя значно корисніше, аніж виживання на маргінесах.
Множинність церков та їх рівноправні відносини з державою є позитивним фактом добросусідства, прикладом для конфліктуючих політичних, культурних, релігійних (о)позицій. Втручання держави у внутрішні християнські дискусії, політизація релігійного життя, будуть завжди неприйнятними для протестантської спільноти України. Реалізація проекту державної церкви поставить євангельські церкви в ідейну й соціальну опозицію до влади, спровокує «внутрішню еміграцію», а також міжконфесійне розмежування з позиціями привілейованої державної церкви.

Христианство в сети

Христианство в сети

В Тамбове в рамках проекта «Христианин нашего времени» прошла молодежная конференция «Сетевое окружение» (Церковь ЕХБ «Истина», 7 мая 2011)

В канун праздника победы сотни «христиан нашего времени» собрались в Тамбове, чтобы вместе говорить о том, как выжить в окружении сетевом, как остаться христианином в условиях глобальной информационной цивилизации.
В мире глобальных коммуникаций выйти из окружения большинству вряд ли удастся, поэтому стоит осмотреться в поисках новых возможностей для христианской апологии и активного свидетельства внутри сети. К этим выводам, не сговариваясь, призывали все выступающие, среди которых были замечены Андрей Гурский, Павел Бегичев, Геннадий Лихих, Михаил Неволин, Татьяна Белоусова, Константин Тетерятников, Анна Степанчук, Михаил Черенков. Музыкальные группы «Мост-Х» (Смоленск) и «Дающий мечту» (Орел) добавили эмоций и позитива в общий настрой.
Для тамбовской церкви евангельских христиан-баптистов подобная конференция символична и эпохальна. Община, история которой ведет отсчет от 1882 года, принимает новые вызовы времени, не остается в прошлом, привлекает молодежь, использует новые технологии.
Конференции «Христианин нашего времени» проходят в городах центральной России с 2008 года. Эта совместная инициатива Ассоциации «Духовное возрождение» и Научно-библейского центр «Апологет» вызывает живой интерес не только у молодежи, но также у старших пресвитеров, которые заботятся о подрастающих поколениях. Христиане нашего времени есть повсюду, важно лишь поддержать их смелые инициативы, молодую веру и новые, свежие формы ее выражения. После Курска, Воронежа, Орла и Смоленска, вписаться в историю движения успел Тамбов. И на этом проект «Христианин нашего времени» не заканчивается. Организаторы рекомендуют следить за анонсами, и на всякий случай ждать гостей: «Если вы не были с нами в Тамбове, скоро мы придем к вам!».
Инициативы молодых христиан, активных и актуальных для своего времени, становятся заметным явлением в жизни евангельских церквей. Их волнуют темы призвания в современном мире, образы настоящего, живого христианства в связи с обществом, сетью человеческих отношений. Будущие поколения лидеров для служения в церкви и различных «сетях» – и забота, и надежда христианской России.

Евангельские церкви в Украине 1991-2011 гг.: потерянная свобода, нереализованные возможности

Если оценить сделанное евангельскими церквями за годы независимости Украины, то минувшее двадцатилетие может быть названо эпохой потерянных возможностей.
Я не смею сказать, что ничего не было сделано, или было сделано мало. Но была возможность сделать куда больше. Возможности, которыми не воспользовались, значительно превосходят все сделанное. А то, что не было использовано, уже пропало, ныне бесполезно, как сокрытый талант в евангельской притче.
Что сделано? Что можно было сделать? Это два ключевых вопроса для оценки служения церквей в Украине. Разрывая эти вопросы, можно поддаться головокружению от успехов или же другой крайности – гиперкритицизму.
Как и что оценивать? По чем судить? Хотелось бы видеть аналитические статьи, книги, концепции, программы, социологические исследования, сборники статистики. Всего этого нет. Есть церкви и их лидеры, или даже наоборот – лидеры и «их» церкви. «Маємо те, що маємо» — говорят в Украине, есть то, что есть.
Конечно же, интересует в первую очередь качественное измерение, анализ состояния украинского протестантизма, но такая оценка весьма затруднительна. Проводятся экспертные опросы, анкетирование лидеров, но их репрезентативность (способность отображать общую ситуацию) под сомнением – ответы респондентов мало дают, не проясняют ни реальное положение дел, ни понимание хотя бы вопросов, самого предмета исследования. Можно спрашивать сколько угодно у пасторов об их социальной позиции, и потом радоваться их прогрессивности. Если не одно «но» — лидеры отвечают не задумываясь, говорят то, что нужно для политики, что хотят от них слышать, что выгодно озвучивать или хотя бы молча демонстрировать. К большому сожалению, интервью даже первых лиц церквей не отражают реалии жизни церквей и общества, это ни к чему не обязывающая риторика, причем не лучшего качества.
Во время президентства Виктора Ющенко в руководстве основных евангельских союзов находились лидеры из Западной Украины. Для своего времени лидеры прогрессивные. Они пришли на первые позиции на волне антиавторитарных настроений, сменили лидеров советской закалки. Однако предложить взамен ясную и содержательную программу не смогли. Больше того, их влияние стало таять, как будто параллельно с властью украинского президента-демократа. Общество, привыкшее к централизации, сильному начальству, ручному управлению, демократов не принимало, что аукнулось регионализацией, сепаратизмом консервативных областеначальников, призывами вернуться к временам Кучмы, а то и старого-доброго Советского союза. В истории Украины бывало так, что принимая важные решения или просто благодушествуя в столичных кабинетах, власть не управляла страной уже за околицей Киева. Что-то подобное происходило последние годы и в отношениях руководства союзов с их региональными объединениями.
Итак, объективного и откровенного разговора с лидерами церквей добиться сложно. Нужно ловить такую возможность в доверительных частных беседах, но даже потом полученные цитаты использовать проблематично – все это могут опровергнуть или заявить, что «не так поняли». Приходится обращаться к цифрам.
Всеукраинский союз объединений евангельских христиан-баптистов считается крупнейшим в Европе, о чем его лидеры любят постоянно напоминать. Поскольку социологически выверенных исследований руководство церквей не одобряет, численность оценивается на глаз, или по дерзновению. Так один из областных епископов на замечание, что в списках есть уже умершие, ответил, что «для Бога все живы». Оптимисты из руководства ВСО ЕХБ называют цифры в 130-150 тысяч членов церквей. Хочется верить, что это так. Но проверить трудно, учитывая упорное нежелание церквей обратиться от желаемого к действительному.
Согласно данным Госкомитета Украины по делам национальностей и религий, в котором регистрируются церкви, наиболее активно баптистский союз развивался в 1990-2000 гг., когда число общин выросло на 91%. Эти же данные приводит и официальное издание ВСО ЕХБ за 1999 г.: «число общин за годы независимости выросло в два раза» .
Итак, рост общин за первое десятилетие независимости впечатляет – почти сто процентов. А дальше начинается интересное – с 2000 г. по 2010 г. союз прирос на треть, но если в первые пять лет (2000-2005 гг.) рост составил 26%, то во вторую пятилетку (2005-2010 гг.) – лишь 4,7%. Т.е. в последние пять лет, когда при власти в Украине находилась демократическая коалиция и были реализованы все мыслимые свободы, церкви были наименее активны в служении.
Для сравнения, второй крупнейший протестантский союз Украины – Всеукраинский союз церквей христиан веры евангельской пятидесятников (ВСЦ ХВЕП) демонстрирует подобную динамику (почти 80% роста за 1990-2000 гг. и лишь 42% за 2000-2010 гг.).
Статистика не показывает реальную численность общин, но при желании ее можно легко выяснить, как это делают православные священники – измерять количество прихожан каждый раз несколько служб подряд, а затем поделить сумму на количество служб, что даст среднюю цифру прихожан церкви. Почему этого не сделать? Неужели правдивая картина никому не нужна? Выходит, что так. Есть вещи, которые всерьез принимать не хочется — может быть, это временный спад, и если продолжать делать, не обращая внимания на трудности, они решатся сами собой и спад сменится ростом.
Что же можно увидеть сегодня почти в каждой поместной церкви? Пустые места. Растут лишь новые общины, миссионерски ориентированные и «открытые», т.е. настроенные на окружающее общество, а не на свою традицию или внутрикорпоративные интересы.
Последние годы среди евангельских церквей Украины активно развивалось движение «За здоровую церковь». Его верными участниками стали именно миссионерские церкви, в то время как «большие» союзы (это звучит странно, но это самоназвание) сделали все, чтобы скомпрометировать лидеров этого движения и запретить «своим» церквям участие в нем. Самым обидным оказалось название – «если кто-то призывает нас к здоровью, значит, он считает нас больными», посыпались возмущения старших пресвитеров. Даже говорить о проблемах никто не захотел. В настоящее время движение «За здоровую церковь» объединяет лишь немногих энтузиастов и считается проектом почти еретическим, раскольническим.
Подобным образом относятся и к молодежным инициативам, которые представляются угрозой для сложившихся структур. Ведь если «обязательные» областные молодежные конгрессы собирают десятки, то самоорганизация молодежи выливается в тысячные встречи, яркие идеи, активное и новаторское служение. Впрочем, перейдя порог стигматизации, сдав экзамен на выживание, молодежь крепнет и начинает верить в свои силы. Так молодежное движение Discovery, начавшись три года назад в Киеве, сегодня проникает в регионы и становится альтернативой формальным «молодежкам», несмотря на упорное неприятие со стороны высокого руководства. Так что с молодежью все выглядит оптимистично – лидеры растут и зреют, создают новые церкви, обновляют формат уже действующих служений. Хотя хотелось бы, чтобы эта поросль пробивалась не рядом с традиционными церквами, а внутри их, служила им, продолжала их.
Неоднозначны показатели в сфере образования и СМИ. Число учебных заведений за последние десять лет осталось прежним, а периодических изданий даже уменьшилось . Но это не повод для успокоения, так как за фасадом цифр скрывается пустота студенческих аудиторий и замороженные издательские проекты (большинство СМИ выходят без периодичности, в свободном режиме – как будут деньги или юбилей).
Растраченные шансы измеряются не столько в возможных финансовых и духовных инвестициях, числе церквей и паствы, сколько в плане идейном – потух энтузиазм, убита инициатива, разочарованы перспективные лидеры, скомпрометирована идея развития.
Итак, двадцать лет невиданной свободы стали неожиданным подарком свыше. То, о чем мечтали, о чем молились, не были готовы принять и использовать. Украинским церквам так и не удалось воспользоваться уникальной религиозной свободой. Пик свободы пришелся на время внутреннего спада. Пик возможностей совпал с пиком внутреннего кризиса — усталости от малоуспешных миссионерских усилий, дезориентации в глобальных процессах, растерянности от запустения в отстроенных церквях.
Это хорошо известный феномен истории евангельских церквей в бывшем СССР – при борьбе за выживание наблюдается максимальная консолидация людей, идей и сил, а во время перемирия вдруг наступает деморализация. Все это связано с психологией человека, который не может работать или бодриться постоянно, которому нужен отдых, восстановление, обновление. Но не только с психологией – а с отсутствием опережающего плана, долгосрочного видения, стратегии развития.
В декабре 2010 г. президент Украины Виктор Янукович своим указом ликвидировал Государственный комитет Украины по делами национальностей и религий. Протестанты утратили свое представительство и влияние в государственно-конфессиональных отношениях. Президент ни разу не встретился с Всеукраинским советом церквей и религиозных организаций, и демонстративно благодетельствовал избранной, почти государственной, конфессии.
Эти и многие другие события стали сигналами о сворачивании религиозной свободы в Украине. Заканчивается эпоха великих возможностей, подаренных Богом, и великих упущений, допущенных церковью.
Цена потерянной свободы невероятно велика. Трудно переоценить то, что нельзя вернуть. Уже прожито уникальное время, отпущенное лишь однажды. Священнослужители-протестанты все чаще задаются безответными вопросами: «Прежде чем просить в молитвах еще раз что-то подобное, надо очень хорошо подумать – не довольно ли для нас благодати, сможем ли ответственно распорядиться выпрошенным, не прогневаем ли Бога очередными ошибками?».

Опубликовано в газете «Утренняя звезда» (2011, №1)

P.S. Когда статья уже ушла в печать, появилась информация о готовящейся встрече Президента Украины с членами Всеукраинского совета церквей и религиозных организаций. 21 апреля такая встреча состоялась, но прошла в декларативном и одностороннем режиме. Предпасхальные дни напомнили православному Президенту о его важной роли в религиозной жизни страны. Президент наконец соблаговолил встретиться с иерархами неблагодатных и неканонических церквей, но выслушивать их не стал. К тому же оказалось, что со стороны предстоятелей острых вопросов и откровенных слов никто не приготовил. Все слушали гаранта Конституции, подобострастно благодарили за встречу. Председательствующий в Совете епископ-протестант был предельно дипломатичен и столь же предельно оптимистичен: «Прежде всего, хочу поблагодарить Вас, господин Президент, за эту встречу, и выразить надежду, что она станет началом новой вехи в развитии диалога между властью и конфессиями в Украине. Украинское государство уже много лет имеет четкую позицию в этом вопросе, оказывая содействие межконфессиональному диалогу между верующими различных вероисповеданий. Убежден, что сегодняшняя встреча станет хорошим примером для других европейских государств, а также даст толчок дальнейшему развитию государственно-конфессиональных отношений на национальном и местном уровнях» . Разговор так и не состоялся. Епископ прав, открывается новая страница в истории религиозной свободы постсоветских стран. Но то, что она открывается решениями власти, без открытого обсуждения и без учета пожеланий церквей, внушает серьезную тревогу.

Конгресс ВСЕХ в Москве: старые конфликты и новые возможности

Конгресс ВСЕХ в Москве: старые конфликты и новые возможности

В Москве завершился Второй конгресс Всероссийского содружества евангельских христиан (ВСЕХ), проходивший 26-28 апреля. Конгресс собрал около 700 пасторов, теологов, проповедников, миссионеров из среды самых разных евангельских церквей России и других бывших советских республик.
Со времени первого конгресса (2009 г.) ВСЕХ стал зонтичным объединением не только для церквей, входящих в содружество, но и для общин других союзов; стал общей площадкой для общения, партнерства, выработки евангельской идентичности.
Как известно, ВСЕХ возник на почве конфликта с традиционными баптистскими церквами (РС ЕХБ), до недавнего времени считавшихся полноправными и главными преемниками евангельского движения второй половина XIX – начала XX вв. Начавшись как политический проект, в попытках легитимации ВСЕХ апеллировал к наследию Ивана Проханова, представляясь продолжателем этой прерванной исторической линии.
Независимо от оценок политической составляющей проекта ВСЕХ (явная конкуренция с РС ЕХБ, личные амбиции лидеров, провластная и урапатриотическая риторика, специфичная социальная позиция, сочетающая антизападничество, евразийство, русское мессианство с политически и экономическим активизмом), ему удалось предложить новую форму объединения для евангельских церквей.
Спрос на эту форму рос последние десять лет, с тех пор, когда традиционные евангельские союзы вступили в стадию застоя, когда привычные формы перестали соответствовать изменившимся социальным обстоятельствам и динамике церковного роста.
Независимо от воли организаторов, ВСЕХ объективно отвечает запросам на необременительную форму сотрудничества, децентрализованную модель взаимоотношений между родственными евангельскими церквами. Так что помимо старых конфликтов между баптистами и евангельскими христианами, традиционализмом и социал-активизмом, узким конфессионализмом и широким межцерковным объединяющим альянсом, идея ВСЕХ несет в себе новые возможности для диалога и партнерства союзов и церквей, когда никто не перестает быть собой, но все ощущают себя частью чего-то большего.
Российское движение евангельских христиан становится альтернативой традиционным союзам евангельских христиан-баптистов. Отличия очевидны — в структуре (сетевое взаимодействие без централизации), в межцерковном охвате (в рамках ВСЕХ возможно как общение разных союзов, так и отдельных поместных церквей, не покидающих своих объединений), в социальной позиции (активная контекстуализация в современных российских условиях), в теологии (преодоление традиционных внутрицерковных, малоактуальных споров).
В силу известной одиозности лидеров ВСЕХ, конгресс бойкотировался баптистскими церквами. Но неучастие официальных лиц РС ЕХБ не означает, что событие прошло без внимания соседей. За ходом конгресса и развитием ВСЕХ пристально наблюдают многие церкви и христианские организации.
Останется ли ВСЕХ амбициозным проектом отдельных лиц, используют ли его в политических целях, или возобладает здравомыслие и стремление к христианскому единству?
Идеи и лица конгресса подтверждали соседство и противоборство всех этих возможностей. Появление ВСЕХ открывает большие возможности для оживления евангельского движения в России. Будем надеться, что старые конфликты, личные амбиции и политические интриги лидеров не перечеркнут добрые начинания, благие пожелания, искреннюю веру большинства участников конгресса.