Отделение Церкви от государства: почему «сектанты» поддержали декрет Совнаркома?

• 27 января, 2012
• Статьи

25 января в КПИ по инициативе известного атеиста, профессора Е.К. Дулумана состоялся круглый стол, посвященный 94-летию декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Предлагаю некоторые тезисы, озвученные мной на этой встрече.

Размежевание сфер общественной жизни – специфическая интенция человека Нового времени. То, что нельзя было взять под контроль, исчислить и поставить на учет, рационализировать, подлежало ограничению, ограждению. Религии, которая с большим трудом вписывалась в мировоззрение и культуру модерна, полагалось строго отведенное место – «в пределах разума», в границах социальной и этической целесообразности.
Попытки построения общества вне религиозных оснований были связаны не просто с общественно-политической реформой или широкой дискуссией, а с революцией – насильственным и прямым действием, которым оппонентов не убеждают, а уничтожают.
Конечно же, идея отделения церкви от государства, содержится и внутри самой религии. Религия требует некоего отграничения, спецификации своих функций в тотальном политико-экономической порядке. Принцип «кесарю – кесарево, а Богу — Божье» — не принцип конфликта и войны, а принцип соседства и дополнения. Так что отделение церкви от государства, вполне приемлемо и даже желаемо для христиан, сберегающих верность своему, духовному, не политическому призванию.
Кроме того, отделения церкви от государства требовала и логика демократических преобразования, идея последовательного участия все более широких масс в жизни общества и управления им на универсальных, не дискриминационных началах. Это желание народа в совокупности его религиозных групп и течений, эта потребность верующих и неверующих в общих принципах и равных правах, стала объектом манипуляции, эксплуатации со стороны новой, вначале светской (нерелигиозной), а затем откровенно безбожной (антирелигиозной) власти.
Октябрьская революция и последующая история основанного на ее завоеваниях советского государства прекрасно иллюстрируют, как все три названных фактора (модернистская интенция на ограничение роли религии в обществе; внутрирелигиозное различение кесарева и Божьего; демократические требования равных прав для верующих и неверующих) переплетаются вокруг идеи отделения церкви от государства.
Декрет Совнаркома «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» был горячо поддержан многими религиозными группами, особенно «сектантами». Лидер союза евангельских христиан Иван Проханов отзывался о значении этого документа только одобрительно: «В соответствии с провозглашенным декретом православная церковь потеряла финансовую поддержку государства и все привилегии и монополии…Для русских религиозных групп, кроме православной церкви, отделение церкви от государства было большим достижением. Все преследования русских религиозных групп обычно начинались от священников привилегированной церкви, далее через жандармерию или секретную полицию, как действующую руку правительства. И не могло быть иначе, потому что гарантированная монополия религии, принадлежащая одной церкви и приводящая в бесправие другие религиозные группы — это само по себе было сильным гонением. Таким образом, низвержение православной церкви было значительным достижением, главной базой религиозной свободы» (из воспоминаний «В котле России»).
Примечательно, что представители другого «сектантского» объединения – союза баптистов – декларировали принцип отделения церкви от государства как один из главных баптистских принципов (его включают в «7 принципов баптизма», в таком качестве он прозвучал и на Первом всемирном съезде баптистов 1905 года). Лидер баптистов Василий Павлов видел суть этого принципа «в предоставлении церкви широчайшей автономии и полного невмешательства государства в ее дела»: «Мы, баптисты, считаем союз церкви с государством ненормальным, вредным для обеих сторон, и решительно требуем отделения церкви от государства. Наш идеал – свободная церковь в свободном государстве» (из лекции «Отделение церкви от государства»).
Радость от обретенной религиозной свободы вызывала симпатии к некоторым инициативам новой власти, но не веру в эту власть. Как солидарность с бедными не делает христиан социалистами, так и согласие с документом не делало «сектантов» союзниками советской власти.
Декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» ничуть не обеляет советскую власть «демократизмом» буквы, но, напротив, выступает компрометирующим документов в свете, точнее, в тени последующего наглого вмешательства государства в жизнь верующих и масштабных репрессий против церкви. Между документом и практикой пролегла пропасть. Любители СССР читают документы и радуются их демократизму, а у трезвых людей болит голова – так пугают хроники и цифры репрессий.
Логика власти, в русле которой принимался декрет, вела не к освобождению пространства для других, не к деидеологизации ради всех, а к уничтожению церкви (вначале православной, а потом и всех других) как конкурента в борьбе за умы и души.
«Сектанты» вначале были исполнены наивного оптимизма. Для них отделение церкви от государства спасало не столько общество от навязанной церкви, сколько церковь от государства, от очарования властью. Революционные события рассматривались внутри христианского сообщества как повод к реформам церкви, к ее освобождению от старого политического статуса.
Для сегодняшних исследователей, изучающих религию в (пост)секулярном обществе, «отделение церкви от государства» может рассматриваться как веха в процессе секуляризации. С этого места церковь больше не может пользоваться привилегиями и говорить с людьми на языке силового авторитета, подкрепленного государственной властью. Но то, что для церквей исторических виделось катастрофой, для «сектантов» было естественным – ведь их общины состояли из тех, кто в индивидуальном решении выбирал веру, а не присоединялся по крови или прописке, по решению родителей и записи в приходской книге. Для евангельских христиан и баптистов, преследуемых православием и самодержавием, свобода была исходной ценностью и условием, причем как свобода для религии, так и свобода от нее, как свобода выбрать одну церковь из многих, так и свобода не выбрать ни одну.
Такая позиция религиозных меньшинства понятна. Они не любили власть, потому что не знали ее соблазнов. Не имея собственного имущества, они симпатизировали экспроприациям. Не пользуясь ранее почти никакими правами, они были благодарны за права некоторые, пусть и временные, пусть и декларативные.
Евангельские христиане-баптисты если и были согласны с властью в основных положениях декрета, то при этом не переставали быть собой, быть верными своим принципам, поскольку отделение церкви от государства не было изобретением власти, оно было заложено внутри христианского вероучения и предполагалось логикой демократических ожиданий.
Отделение церкви от государства – условие мирного общежития разнорелигиозных и нерелигиозных людей. Но отделение церкви не должно означать полновластия государства над обществом. Известно, как много искушений испытывает «церковь при власти». Но практика, последующая за принятым декретом, продемонстрировала и другую опасность – опасность атеистической власти, уничтожившей под прикрытием документа не только политических, но и мировоззренческих оппонентов. Радость религиозных меньшинств от принятия декрета очень быстро сменилась ужасом, когда под маской законности открылся антихристов лик.

Образование по-протестантски. Двадцать лет невыученных уроков

• 26 января, 2012
• Статьи

Двадцать лет религиозной свободы стали настоящим подарком для христианского сообщества постсоветских стран. За это время христианские Церкви смогли обрасти большой и богатой инфраструктурой, но в содержательном плане изменилось не так много. Построены целые городки для сотен учебных заведений, но до сих пор нет ясности, для кого все это и с какой целью.
В протестантских учебных заведениях разница позиций ожидаемо велика – от скромных проектов «библейских школ» до утопий «христианского университета», но в целом «воз и ныне там». Это связано с тем, что сами Церкви застряли в постсоветском транзите, они вышли из СССР, но так и никуда не пришли. Поэтому резкие движения не одобряются, «как бы чего не вышло», главное – сохранить то, что есть. С таким настроением развивать образование не возможно, не только университет, но и «простой» колледж требует долгосрочных планов, решительных и последовательных шагов, постоянных инвестиций, профессионального подхода к управлению и кадровой политике.
До тех пор, пока протестантские Церкви не определятся, нужно ли им «богословие», а тем более, «liberal arts» (уже такие слова пугают многих!), они не только не будут инвестировать в образование, но станут отговаривать свою молодежь от учебы и дисциплинировать тех, кто каким-то образом, на свой страх и риск, все же выучился.
Почему нельзя было определиться с таким простым вопросом целых двадцать лет? За эти двадцать лет были получены в виде международной помощи и потрачены сотни миллионов долларов. За эти двадцать лет получили образование на Западе сотни талантливых молодых людей.
Но за эти же двадцать лет в руководстве Церкви смена не произошла. До тех пор, пока руководить Церквами будут люди, не образованные и образование не ценящие, университеты и колледжи будут бороться за выживание, вынуждено снижая уровень, а перспективная молодежь будет уходить в коррумпированные светские вузы, отдавая лучшие годы, а затем и всю жизнь банальным ценностям карьеризма и коммерции.
За двадцать лет нужно выучить простой, даже не школьный, а жизненный урок: если не выучился сам, помоги это сделать детям. Наши потомки нас оправдают и простят вынужденную недообразованность лишь в том случае, если мы поможем им подняться выше, получить по-настоящему высшее образование. И напротив, если мы продолжим воспроизводить невежество, оправдываясь тем, что и нас «никто не учил, а мы как-то проповедовали и работали», то период 1991-2011 годов рискует стать для христианского образования большим архивом компромата.

Спасти жизнь от прокола

• 24 января, 2012
• Статьи

Фильм «Прокол» (Puncture, 2011) – о смертельной опасности случайных уколов среди медперсонала, о риске заражений, о старых и новых технологиях. Но не только.
Фильм, в большей степени, о другом – о сговоре монополий, владеющих рынком, о коррупции в медицине, о всепроникающей связи бизнеса и политики.
Но и это не главное в фильме. Он говорит о борьбе грешного человека со злом, в то время как люди добропорядочные предпочитают тактично молчать или цинично зарабатывать. Этот фильм будет интересен всем тем, кто не может сидеть спокойно и хочет назвать все своим именем, кто сочувствует желанию главного героя поймать за руку, поймать на горячем богатых и респектабельных обманщиков, из-за которых страдают и умирают пациенты и медсестры.
Но вот в чем вся интрига: тот же, кто рискует назвать зло злом, носит его в себе, болен другой его разновидностью, а потому становится удобной мишенью. А кто это открывает рот? Наркоман, от которого ушла жена? Не ему говорить. А почему не ему? Потому что в глазах лицемеров он не может быть достойным судейского внимания?
Может быть, это шанс исцелиться самому, вылечиться от смерти в себе, и не только помогать другим, но и жить самому ради тех, кому ты еще можешь помочь, или ради памяти тех, кому помочь уже поздно. Но для этого надо набраться мужества и не свернуть, увидев свое страшное лицо в зеркале компромата.
Жизнь важнее прибыли, и жизнь слишком дорога, чтобы ее тратить на опасные удовольствия или облегчающее забвение. Жизнь стоит беречь от любых проколов. И еще: «иногда самый яркий свет приходит из самого темного места»…

Единство Церкви. Мнение протестанта

• 18 января, 2012
• Статьи

Для протестантов единство возможно только в Духе, разговор же о единстве организационном сразу настораживает.
Протестанты понимают, что есть более традиционные и более современные Церкви, есть общины с определенными акцентами в вероучении и практике, есть разные священнослужители, определяющие специфику церковной жизни (поговорка «каков поп, таков приход» справедлива и для протестантов).
И все это разнообразие внутри христианства выражает разницу в людях, их потребностях, уровнях, культурах. Человек обладает правом выбрать для себя Церковь, его нельзя обязать к вступлению в общину в силу рождения или «прописки».
Но при этом разнообразии возможно и единство в Духе – не в форме и не в организации.
Украинские христиане хорошо знают, что настоящее христианское единство возможно только при соприсутствии разных Церквей и разнообразии их традиций.
Когда конфессии не угрожают друг другу «воссоединением», «преодолением раскола» или «принуждением к миру», они могут «политически» успокоиться и сфокусироваться на духовной работе с прихожанами.
Если бы межконфессиональные и межцерковные напряженности не подогревались извне, в Украине христианство было бы многокрасочным, но мирным. Слава Богу, пока мир сохраняется, а в этом мире сохраняется «цветущая сложность» украинского христианства.
Единство Церкви возможно при понимании того простого факта, что Бог не отдал все дары, полномочия или «территории» в одни руки, не подчинил одному престолу.
Следовательно, христианское многообразие находит свое единство только в Нем.
И никакой богословский диалог или межконфессиональный экуменизм не приведет к общему знаменателю.
В человеческой и даже церковно-исторической части разница неистребима, общее – только в Христе, Главе Церкви.

Первая публикация: baznica.info

Почему рай не здесь и сейчас?

• 5 января, 2012
• Статьи

Человеку свойственно спешить, стараться получить все и сразу – сорвать плод с дерева познания, ускорить социальные перемены путем революции, построить царство Божье на земле.
Советский поэт Евгений Евтушенко назвал спешку «проклятьем века», но она не от века, а от человека, от его природы, рвущейся к большему, чем есть сейчас; от его опасной способности мечтать, дерзать, рисковать.
Почему бы Богу не сделать нас враз счастливыми, коль Он нас любит и желает нам блага? В этом вопросе не видно злого умысла, но явно слишком много наивности, незрелости, инфантильной безответственности.
Бог слишком уважает человека, его свободу и достоинство, чтобы сделать что-либо без его согласия, тем более, вопреки его воле. Значит, до счастья нужно дорасти, пройти сложный путь своими ногами, осмыслить свои шаги и свои поступки. Конечно, Бог готов делать подарки, но мы слишком часто злоупотребляем Его добротой и не ценим полученные дары.
Рай – это не то, что Бог приготовил в качестве неожиданного сюрприза, это то, что мы должны выбрать.
Это известная нам перспектива, в отношении к которой мы должны определиться в течение жизни.
Тот факт, что истины о рае и аде нам уже известны, открыты заранее, обязывает к личной ответственности, так что любые ссылки на «незнание» не оправдывают.
Во многом мне импонирует позиция христианского философа Ричарда Суинберна, который предлагает видеть смысл в каждом мгновении и не спешить забегать вперед: «Бог сотворил миры обоих видов – наш мир и Рай для блаженных. Последний представляет собой чудесный мир с широким набором возможных полноценных благ, однако в этом мире отсутствуют некоторые блага, наличествующие в нашем мире, в том числе благо, проистекающее из возможности отвергнуть благо» (Суинберн Р. Есть ли Бог? – М.: ББИ, 2006. — С. 99). По мнению Суинберна, если рай настанет сейчас, если исчезнут страдания и зло, «у многих из нас в таком случае просто не будет случая продемонстрировать мужество или вообще как-то проявить свою доброту» (Там же. — С. 96).
Жизнь – не просто ожидание, или проживание-прожигание, а школа, подготовка, серия судьбоносных решений, уроков свободы и выбора. Вечное блаженство определяется не произволом Бога в отношении человека, но человеческим ответом на Божье предложение жизни вечной. И на это самоопределение человеку нужна вся жизнь, никак не меньше.
Вот почему важен каждый день, каждый поступок, каждое решение – из них складывается «да» или «нет» Богу и вечной жизни с Ним.
Петр, один из близких друзей и апостолов Иисуса, всегда спешил, он первым бросался в бой, первым откликался на зов Учителя. Именно ему Христос указал на невозможность «здесь и сейчас» и перспективу «после». «Симон Петр сказал Ему: Господи! куда Ты идешь? Иисус отвечал ему: куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдешь за Мною» (Иоан.13:36).
Вместо того, чтобы мучиться вопросами о «временах и сроках», стоит спросить себя: что нужно сделать мне, в чем измениться, чего ожидает от меня Бог, как приготовить себя к вечности?
Жизнь, выстроенная в перспективе вечности, окрашивается в светлые тона и наполняет каждый миг богатым содержанием, предчувствием и предвкушением рая.

Первая публикация: журнал Решение, №35, (vcc.ru)

О Рождении Христа и гибели СССР

• 25 декабря, 2011
• Статьи

СССР умер под звуки великого христианского праздника. Ироды и кесари, все те, кто считает его гибель геополитической катастрофой, вероятно, так же панически боятся Рождества

Советский союз умер под звуки рождественского празднования. 25 декабря 1991 года, когда весь христианский мир вспоминал о Рождении Царя, президент СССР Михаил Горбачев сложил свои полномочия. Так в очередной раз проявилась мистическая связь политической и духовной истории, двух градов, двух царств. Христианство пережило еще одну империю.
Знаками тех памятных дней были невиданный духовный голод и жажда свободы. Казалось, что на таком революционном подъеме перемены к лучшему последуют немедленно, и будут бесповоротными. На короткое время Москва стала центром притяжения мировой активности, к ней были прикованы взгляды, в ней решалось будущее. Увы, движение слишком быстро выдохлось, поиск альтернатив и стремление к переменам не привели к возникновению гражданского общества и независимой от государства Церкви, к активизации культурной жизни, к смене элит, к преобразованию мировоззренческих основ.
Постсоветский народ оказался не готов платить высокую цену за полученную свободу, а тем более использовать эту свободу для тяжелого и ответственного труда. Для большинства свобода досталась от слабеющего государства, а не в результате длительной и осмысленной борьбы с ним. Очарование Западом прошло. Эйфория больших возможностей тоже. Когда пришло осознание, что «совок» не станет Европой «по щучьему веленью, по моему хотенью», что путь в цивилизацию долгий и трудный, что, лежа на печи, в лучшую жизнь не въехать; вместе с этим горьким осознанием вернулась злость к тем, кто «за бугром», проснулся пролетарский рессентимент.
Свежие данные Pew Research Center демонстрируют сдвиги в отношении к демократии и рынку за прошедшие двадцать лет: усиливающееся разочарование в преимуществах демократии и рынка, растущий спрос на сильного лидера и заботливое государство, готовность обменять личную свободу на государственную стабильность, усталость от плюрализма. Эти исследования фиксируют схожие тенденции в России, Украине и Литве. Так что это не столько след российский, сколько советский. Постсоветским синдромом отмечены и россияне-евразийцы, и литовцы-европейцы, и украинцы-многовекторники.
Рождество 2011 года напоминает о событиях года 1991 не только круглой датой, симметрией чисел, но и брожением народа, толпами на площадях, назревающей революционной ситуацией. Вновь десятки тысяч людей требуют перемен. Вновь становится очевидной внутренняя слабость имперских режимов. Вновь возникает вопрос о более достойном будущем.
Ради справедливости надо заметить, что «не могут» и «не хотят» жить по-прежнему не только Киев и Москва, но также Афины, Париж, Рим, Нью-Йорк, Лондон. Правда Рождества местным иродам не удобна. Всем стоит вспомнить, что Рождество — не только Праздник. Это радикальный вызов серости, конформизму, лжи, процветающих в официозной религиозности, продажной политике и несправедливой экономике. Это повод задуматься тем, кто в США голосует за республиканцев, а в России за сакрализованную партию власти (их оппонентам надо думать тоже). Если рожденный Христос — Царь, то все остальные самозванцы (духовные «лидеры», «благодетели»-капиталисты и «политики»-популисты).
Но в эти дни именно Москва вновь привлекает внимание всего мира. Там, где, казалось бы, народ привык молчать, где свободу заливают нефтью, где крепки традиции крепостничества, где религия освящает самодержавие и Библией запрещает свободомыслие, там возникает неожиданное движение, возмущение среды, самоорганизация гражданского общества.
Массовый протест и живой поиск справедливости возвращают народ к исторической ситуации двадцатилетней давности. Тогда коммунизм обменяли на «капитализм», а тоталитаризм на «демократию», не задавая вопросов об их духовных основах, о мировоззренческих принципах. Перефразируя Августина, можно сказать, что душа народа – христианка. И без учета ее потребностей, без ее свободы, без ее свободной веры, политические и экономические «реформы» оказываются сплошной фальшью.
Рождество – это приговор тем режимам, которые построены на угнетении народа и подавлении его свободы. Без Христа народ будет рабом чужого кесаря или «своего» Ирода.
Рождество – это также приговор современным книжникам и фарисеям, столпам официальной религиозности. Крещенная, но не просвещенная Русь, нуждается в свободной, неполитизированной Церкви. Пока Церковь и Кремль созидают «русский мир», Христос не вхож в их двери. Он вне роскошных палат, зато вместе с народом.
Похоже, что в это Свое Рождество Христос был не в храме Христа Спасителя, а на проспекте Сахарова.

В круг Его друзей

• 23 декабря, 2011
• Статьи

«Рождество» людей без Бога — не более чем пародия на праздник. Ведь праздник — не очередной повод для выходного дня и застолья, а повторение, новое переживание того, что уже произошло. Праздник — приобщение к Событию. Мы же празднуем что-угодно в привычном круге вещей, защищаясь от подлинности.
Мы все более окружены вещами, которые расскажут много о «производителях», но почти ничего — о Боге и первозданном образе мира. Вещи содержат техническую информацию, а не смысловую. В офисе среди компьютеров прочувствовать Рождество почти невозможно. Вифлеемские пастухи и даже их скот оказались ближе Богу.
«Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было младенцу в вертепе
На склоне холма.
Его согревало дыханье вола.
Домашние звери
Стояли в пещере.
Над яслями теплая дымка плыла» (Б. Пастернак)
***
В те дни вся природа ждала Мессию, чувствовала мистику происходящего. Человеческий же мир безучастно спал, как спит и теперь. Отгородившись друг от друга, люди живут без Бога и чуда. А где-то на околицах городов, на краях цивилизации происходит рождественская мистерия.
«В яслях спал на свежем сене
Тихий крошечный Христос.
Месяц, вынырнув из тени,
Гладил лен его волос…
Бык дохнул в лицо младенца
И, соломою шурша,
На упругое коленцо,
Засмотрелся, чудь дыша.
Воробьи сквозь жерди крыши
К яслям хлынули гурьбой,
А бычок, прижавшись к нише,
Одеяльце мял губой.
Пес, прокравшись к теплой ножке,
Полизал ее тайком.
Всех уютней было кошке
В яслях греть дитя бочком…» (Саша Черный)
Душа просится в такой рождественский круг. Подальше от шумных площадей и акций в супермаркетах. Подальше от цивилизации, поближе к Богу, в круг Его друзей, в Свет Его присутствия.

Рождество – праздник личный

• 22 декабря, 2011
• Статьи

Рождество – не только историческое событие. При всем желании мы не сможем побывать «в шкуре» его наблюдателей – пастухов, волхвов, Иосифа и Марии. А историческая дистанция не дает нам ни детальной информации, ни эмоциональных переживаний для его воссоздания. Нужно признаться, что мы почти ничего не знаем, что произошло в ту ночь в далекой Палестине. И все же эта ночь стала памятной и судьбоносной. Дефицит исторической информации не уменьшает значения Рождества, лишь подтверждает его духовный, глубинно-смысловой характер.
Это событие в первую очередь экзистенциальное, личностно значимое, затрагивающее внутреннюю сторону нашей жизни. Оно приносит свет, преображающий нашу внутренность, а затем изменяющий и внешний мир. Об этом светлом преображении в стихотворении «Рассвет» прекрасно сказал Борис Пастернак:
«Ты значил все в моей судьбе.
Потом пришла война, разруха,
И долго-долго о тебе
Ни слуху не было, ни духу.
И через много-много лет
Твой голос вновь меня встревожил.
Всю ночь читал я твой завет
И как от обморока ожил.
Мне к людям хочется, в толпу,
B их утреннее оживленье.
Я все готов разнесть в щепу
И всех поставить на колени.
И я по лестнице бегу,
Как будто выхожу впервые
На эти улицы в снегу
И вымершие мостовые».
Рождество – символ неожиданных, незаслуженных перемен в жизни. Ждем-ждем, все никак не дождемся перемен к лучшему. Иногда что-то делаем, но безрезультатно. А чаще всего просто депрессируем и плывем по течению.
Кажется, что все предопределено к серому существованию, полужизни-полусмерти. Но вдруг вспыхивает Звезда, и в этой вспышке жизнь обретает смысл, становится видным то, что ранее скрывалось во тьме – вся величина, серьезность, таинственность Жизни.
Если бы не сошествие Бога к нам, если бы не Воплощение, если бы не Рождение Бога в человеческом теле, человечество блуждало бы во тьме без надежды.
Рождество напоминает об этой чудесной, Божественной правде жизни – мы не оставлены, мы не одиноки, с нами Бог.
Лишь сошедший к нам, воплощенный Бог приносит перемены, сами мы на них не способны. Мы можем изменить меню праздничного стола, убранство дома, свою одежду, счет в банке, но не свою жизнь, не самих себя.
Самое большое чудо – чудо преображенной жизни, чудо надежды и смысла, когда народ, сидящий во тьме вдруг видит свет великий. И это чудо зависит не от нас, оно приходит как дар, благодать.
Мейстер Экхарт в своей проповеди «О свершении времен» говорил о «рождении Бога в душе» как о том личном событии, мистическом мгновении, в которое стянуто все время истории. Все фокусируется на человеке, в котором рождается Бог, и на Боге, Который рождается в человеке. Весь мир и вся история – лишь фон для этого чуда.
Рождество говорит не только о Боге, но и о человеке; не только о Воплощении Бога, но и об обожении человека. Это откровение Богочеловечества и это приоткрытие тайны Богочеловечества. Эта связь глубоко личная.

«Христос мог родиться хоть тысячу раз в Вифлееме, но если Он не родится в тебе, то ты погиб навечно» (Ангелус Силезиус).
В этом смысле Рождество – наш личный праздник, праздник каждого из нас.

Призвание в жизни и миссии

• 21 декабря, 2011
• Статьи

Призвание в жизни и миссии одно. В современном христианстве упраздняется деление на священническое или миссионерское призвание и обычное, «мирское», профессиональное. Можно сказать (и это говорят с «праведным» гневом ревнители максимы «каждый баптист — миссионер»), что теперь миссионеров не будет. А можно сказать иначе: миссионерами станут все. Все те, кто переживает на себе чудо измененной жизни, отвечает «да» Богу, а затем живет согласно этому «да», а иногда даже рассказывает об этом «да» и этом Боге.
Вот такие разные перспективы на тему призвания в жизни и миссии. Одна делит профессиональное призвание и призвание миссионерское, заставляя оставлять первое ради второго, жертвовать дарами ради долга. Вторая предлагает соединить все вместе, исполнять свое призвание как миссию, проживать жизнь как миссию.
Шейн Клэйборн, один из наиболее радикальных христиан нашего времени высказался о призвании так: «Слово призвание предполагает, что нас позвали и мы услышали голос Божий. Многие глубоко несчастны в своей профессии, потому что они не прислушались к голосу Бога. И многие христиане не живут полнокровной духовной жизнью по той причине, что не знают о своих дарах и своем предназначении; такие люди часто занимаются спасением душ вместо того, чтобы преображать жизнь людей и сообществ, пользуясь своими дарами и дарами окружающих. В результате у тех и у других возникает ощущение пустоты и усталости» [1].
Нам нужно не только «спасение душ», нам также хочется полноценной жизни в результате «спасения». Ведь спасение не конец, а только начало, спасают не только от жизни ненастоящей, но для жизни настоящей, подлинной, счастливой, многообещающей. И потому без призвания и связанных с ним даров никак не обойтись, полноценную жизнь не прожить.
Христианское призвание наделяет особым смыслом все «обычные», «естественные» способности человека, благословляет его ум, творчество, общественную активность. Миссия христиан – не избавление души от мира, но спасение, преображение души, а затем и преобразование окружающего мира.
Современные христиане не могут не задавать себе сложные вопросы, почему общество устроено так, что грех в нем провоцируется и поощряется, что кто-то от него умирает, а кто-то на нем наживается. «Спасение» связано с социальной и профессиональной деятельностью и тут же проявляется в ней.
Мой друг Тарас Дятлик – преподаватель и ученый-исследователь, но, как положено каждому баптисту, он обязан заниматься и «миссионерством». Размышляя об этой обязанности, он пришел к таким выводам: «Каким будет миссионерское служение евангельских христиан в первом веке третьего тысячелетия? На этот вопрос должна ответить не церковь в общем, не наш пастор (или священник), а каждый из нас, каждый, кто называет себя христианином, каждый, кто является членом поместной церкви. Наше призвание, как христиан — быть свидетелем Иисуса Христа, быть миссионером Бога в любой сфере своей личной жизни и профессиональной деятельности» [2].
Христиане не перестают говорить о «спасении» души, но теперь они понимают это спасение в тесной связи с социальной и культурной реальностью, выражают это на понятном языке своей социальной среды, показывают на своем примере последствия этого «спасения» для их личной и профессиональной жизни.
В свою очередь, людей, недоверчивых к высоким идеям и правильным идеологиям, также интересует не только внутреннее «спасение», о котором любят рассказывать христиане и которое сложно проверить, но проявления этого спасения в жизни людей. Чем отличается христиан-педагог (юрист, медик, депутат…) от своего коллеги-нехристианина? Как внутренняя трансформация личности, называемая «спасением», «встречей с Богом», «обращением», проявляется в профессиональной этике, гражданской позиции, качестве труда, атмосфере в коллективе, принятии решений?
Этот сдвиг в понимании призвания и миссии стоит зафиксировать и осмыслить. Молодые поколения христиан призваны соединить миссию и профессию в единой, нераздвоенной, естественной жизни. Это не повинность, не навязанная удручающая сверхзадача, это жизнь. А жизнь одна, и ее деление на церковную и светскую, на миссионерскую и профессиональную будет искусственным.
Итак, можно и нужно звать людей в Церковь. Но не стоит отделять ее от общества или выделять в сугубо «духовную» сферу. Вместо этих делений стоит подумать о том, как христианские истины и ценности, хорошо известные в Церкви и хранимые в ее стенах, могут проникнуть за ее пределы, выразиться в приемлемых формах для внешних людей, для всех общественных структур. Миссионеры должны и дальше звать людей в Церковь. Но лишь профессионалы смогут принести свидетельство Церкви к людям, в их семьи, аудитории, коллективы, сообщества. Лишь благословляя все многообразие призваний, Церковь может посредством их присутствовать в мире, быть с людьми, быть внутри их жизни и уже изнутри ее трансформировать.

Примечания

1. Клэйборн Ш. Путь. – М.: ЭКСМО, 2010. – С. 124-125.
2. Дятлик Т. Ошибочные взгляды христиан на миссионерское служение (http://risu.org.ua/ua/index/blog/~dyatlik/45846/)

Мужчина – первый и второй

• 13 декабря, 2011
• Статьи

«И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты?» (Быт.3:9)
«Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу
глава Христос, жене глава — муж»
(1Кор.11:3)

Первенство мужчины – вопрос сложный. Его оспаривают воинствующие феминистки. Его даже и не поднимают женоподобные геи. Но и крепкие мужики в минуты трезвости стыдливо промолчат – их первенство нечем доказывать, кроме кулаков и брани.
Говорить сегодня о первенстве мужчин, значит говорить о его ответственности за себя, за женщину, за детей – за судьбу рода, человечества, мира. Мужчина был первым создан. Бог предпочел говорить с Адамом и спрашивать с него за ошибки Евы: «Адам, где ты?».
Мужчина хочет быть первым не всегда. Там, где его мужество, его «мужчинность» встречаются с серьезным риском, он отходит в сторону и готов быть на вторых ролях.
Я хорошо помню, как на «страшном» экзамене мальчишки пропускали вперед девчат. Можно представить, что так же храбрые мужики ледникового периода пропускали вперед в пещеру женщин и детей, чтобы они разведали, не греется ли внутри лев или медведь.
Настоящий мужчина всегда должен быть первым, чтобы закрыть собой от опасности более слабых. Но даже если опасности нет, он остается первым – не для того, чтобы зайти первым в дверь, но чтобы открыть ее перед другими; не для того, чтобы первым сесть за стол, но чтобы отодвинуть стул, усадить за стол женщину и ухаживать за ней. Идти первым нужно не для того, чтобы воспользоваться благами, но чтобы послужить этими благами другим, встретить тех, кто идет следом.
Как правило, первенство мужчин проявляется в другом – они спешат с решениями, моментально раздражаются, бездумно прибегают к силе, бросают дело на половине пути, быстро устают и требуют отдыха. Напротив, в работе, выносливости, ответственности женщины часто сохраняют пальму первенства.
Пугаясь ответственности быть первым, боясь отвечать за все, мужчины смиряются с чужой, несвойственной им ролью, теряют себя. От того, что мужчина не на месте, сдвигаются и роли других. Почитая своих родителей и проявляя почет к жене, отец вызывает уважением у своих детей. Уходя на вторую роль, он заставляет жену быть первой, в чем потом ее и обвиняет. Не оказывая внимания, наставнической заботы к детям, он мельчает в своих глазах и теряет авторитет в глазах детей.
Можно ли быть первым везде – в семье, на работе, в церкви? Ответственность первенства связана с большими, иногда непосильными перегрузками. Я не встречал людей, которым одинаково хорошо удается быть первыми везде. Можно быть удачливым почти везде, но где-то придется быть неудачником. Те, кто работают круглосуточно, — врачи, бизнесмены, пастора, ученые, — знают, что приходит жертвовать семьей. Многодетные семьи знают, что кому-то приходится жертвовать творческими планами и карьерой.
Я не думаю, что можно стать первым во всем, но уверен, что можно минимизировать неудачи и проколы, можно делать усилия и развиваться в наиболее уязвимых направлениях.
Встречи, на которых обсуждаются темы лидерства, меня скорее отталкивают, чем привлекают. Хочется более правдивого разговора. В то время как на лидерских встречах мы видим улыбающиеся довольные лица и слышим сказочно позитивные истории, в нашей жизни не все так красиво. Картинка реальной жизни мужчин явно не лакирована, явно не для продажи.
Как-то мы с моим другом-пастором задумали провести форум неудачников – для тех, кто пережил крушение планов и не совпадает с идеалами. Пока реализовать этот замысел мы не осмелились, но уверен, что форум неудачников собрал бы гораздо больше участников, чем «форум лидеров» или «форум настоящих мужчин».
Честно глядя на себя в зеркало, мужчина переживает горечь и боль от собственного не-достоинства. Изменить себя к лучшему, восстановить свое достоинство «быть первым», можно лишь частично. Это почти Сизифов труд — карабкаться вверх и потом снова падать вниз, вдохновляться и разочаровываться, делать новые попытки и переживать все более глубокие депрессии.
Думаю, это делать все же надо. Надо упражнять волю, надо шевелиться, чтобы не состариться и не одряхлеть раньше времени, чтобы не скатиться в самый низ.
Но вот в чем проблема – в ненужной борьбе, бездумной храбрости. Вместо того, чтобы занимать свое место и быть первым в своем круге, мужчина склонен сражаться за чужие места и чужие первенства. Взрослея, а потом и старея, мужчина, потерявший первенство в своей семье или в своем круге, жаждет обрести его где угодно – в сражениях за красавиц, должности, богатства, славу. Подлинное же первенство мужчины достигается не в борьбе за чужое место, а верностью своему призванию, своей ответственности по отношению к ближним.
Первенство или есть или нет, его нельзя завоевать, его нужно беречь и выполнять. Первенство – не столько борьба, сколько работа, не столько привилегия, сколько ответственность. Но в этом и радость – когда идешь не один, когда ведешь за собой других, когда другим служишь.
Человек не на своем месте с тех пор, когда он отказал в первенстве Богу, когда перестал слушать Его. С тех пор все перестали слушать друг друга – муж Бога, жена мужа, дети отца. Парадоксальная истина состоит в том, что стать первым по отношению к другим людям своего круга можно лишь став вторым по отношению к Богу. Так бытовые и межличностные вопросы сходятся к вопросу о Боге. Без Него нет порядка ни в чем, ни в вопросах духовных, ни в вопросах социальных.
Признавая Бога источником порядка и власти, подчиняя ему себя и свою жизнь, мужчина занимает свое настоящее место, на котором и только на котором может быть первым.