Online

Archives › Статьи

Отцы и дети, золото и медь

Отцы и дети, золото и медь
Царство Соломона
было «золотым». «Из серебра ничего не было, потому что серебро во дни Соломона
считалось ни за то» (3 Царств 10:21).
Царство его сына
Ровоама было «медным». Царь Египетский «взял сокровища дома Господня и сокровища
дома царского. Все взял; взял и все золотые щиты, которые сделал Соломон. И
сделал царь Ровоам вместо них медные щиты» (14:26-27).
То, что отцу
дарили и несли, у сына забирали и выносили.
Отец строил и
собирал, сын рушил и разорял.
Даже медные щиты
теперь были большим богатством. Их выдавали телохранителям только на случай
выхода царя, а затем вновь прятали (14:28).
Зато в другом
Ровоам преуспел, он «поступал хуже всех». 
При нем «раздражали Его более всего того, что сделали отцы их своими
грехами» (14:22).
И все же Ровоам
был сыном своего отца, который пусть и меньше, но грешил. Ведь это сам Соломон
взял в жены Нааму Аммонитянку. Ведь это сам отец направил сына на кривой путь,
вослед иных богов.

0
0
1
166
949
ASR
7
2
1113
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Золото
превращается в медь совсем не вдруг. Упадок, войны, отступления – это
результаты наших действий и решений, грехи отцов, завещанные детям.

Привет из Вавилона

Привет из Вавилона

В своей первом
послании апостол Петр увещевает радоваться и верно служить среди испытаний.
Ведь эти страдания «совсем ненадолго» (1 Петра 1:6), «совсем недолго» (5:10). И
близок «День, когда явит себя Иисус Христос» (1:7), чтобы «разделить Свою
вечную Славу» с верными.
Можно жить, если
терпеть недолго. Можно жить, если сосредоточиться на будущем, на «Дне» и
«славе».
Но Бог действует
и сегодня, в той самой реальности трудностей и преследований. В конце послания
звучит странный привет «из Вавилона»: 

«Приветствует вас избранная, подобно вам,
церковь в Вавилоне» (5:13).

В переводе
РБО-2015 еще загадочнее: «Передает вам привет сестра в Вавилоне, как и вы,
избранная Богом». Английские переводы говорят без домыслов о «той, которая из
Вавилона».
Так или иначе, у
Бога были верные в Вавилоне, и они передают оттуда привет. 
Вавилон в Новом
завете – это Рим, столица новой империи, еще более сильной и страшной, чем Вавилон
исторический. 
Еще больше гонений, еще больше идолопоклонства.
Но у Бога есть
Свои люди в самом центре этой империи. Этот привет должен был звучать особенно
ободряюще. Вера проникает всюду и заквашивает имперские столицы изнутри.
У нас везде есть «свои
люди», свои сестры и братья. И Бог являет славу уже сегодня через их верное
служение. 

Привет от избранных Вавилона – это призыв молиться за тех, кто живет
и свидетельствует в самом центре мира, на «вершине» власти, среди богатства,
насилия, идолопоклонства.

user
0
0
2013-05-24T09:51:00Z
2013-05-28T06:08:00Z
1
222
1266
ASR
10
2
1486
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Бог действует
везде, это Его мир, и даже Вавилон (Рим, Вашингтон, Москва, Пекин…) – Его город.

Кто может запретить?

Кто может запретить?
Религиозные люди так много знают о Боге, что
ограничивают Его. Им кажется, что Бог должен действовать в строгом соответствии
с их представлениями и никак иначе. Как пишет мой друг Александр Жибрик, наш
Бог – “под арестом”. Это мы посадили Его под арест собственных амбиций,
интересов, знаний, опыта, страхов. Мы боимся Бога, Который больше нас, поэтому
предпочитаем представлять Его по собственному образу и подобию, «присваивать».
Слава Богу, Он не гневлив, Он долготерпелив. Он не спорит с
нами и не разоблачает нас. Он просто и тихо действует, и Своими действиями
открывает нам истину, освобождая нас от собственных домыслов.
В этом смысле удивительно читать Деяния Апостолов,
открывая в этой книге деяния Бога, которые формировали апостолов и приглашали
их к участию в чудесной миссии Бога.
Так апостол Петр с изумлением открывает в Боге
Израиля Бога всех народов. И такой Бог призывает Петра к соучастию в этой безграничной миссии. Петр соглашается, идет, проповедует. Но оказывается, что на людей действует не апостольская проповедь, действует Дух
Святой — как бы перебивая незавершенную проповедь. Мы еще продолжаем говорить, сами до конца не понимая, куда все это
ведет, но Бог уже действует, меняя нас вместе с нашими слушателями:  

“Когда Петр еще продолжал эту речь, Дух
Святый сошел на всех, слушавших слово. И верующие из обрезанных, пришедшие с
Петром, изумились, что дар Святаго Духа излился и на язычников, ибо слышали их
говорящих языками и величающих Бога. Тогда Петр сказал: кто может запретить
креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святаго Духа? И велел им
креститься во имя Иисуса Христа” (
Деяния 10:44-48).

Петр задает риторический вопрос: кто может запретить? 
Я повторяю его себе. 
Кто может запретить, если Дух Святой действует, пусть и
неожиданным для нас образом?
Не должны ли мы сегодня меньше учить и больше внимать
тому, что говорит и делает Дух?
Не должны ли мы сегодня меньше
запрещать и контролировать, подозревать и допрашивать, надзирать и наказывать? 

Не должны ли
мы довериться Духу, удивляясь Его щедрости и радуясь Его безграничной доброте?
Не стоит ли нам применить к
себе мудрый совет Гамалиила: 

Оставьте их; ибо если это предприятие и это дело – от человеков,
то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; [берегитесь],
чтобы вам не оказаться и богопротивниками”
 (Деян. 5: 38–39)?

0
0
1
355
2030
ASR
16
4
2381
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}


Кто может запретить Духу действовать в неожиданных
местах? Кто может запретить Богу быть добрым к неверующим и инаковерующим? Кто
может запретить нам быть такими же щедрыми и добрыми — ко всем людям и на
всяком месте?

Раздвоения церкви и веры

Раздвоения церкви и веры
Кремлевские антихристы
показывают зубы. Рвут на части гражданское протестное движение. Но не забывают
и про потенциальных религиозных «протестантов», даже если те прячут голову в
песок. Сперва взялись за Свидетелей Иеговы. А вот теперь пришла очередь
баптистов. Пока еще не тех, что в законе, а тех, что не хотят регистрироваться.
Под удар попали общины Международного совета церквей ЕХБ, пережившие все
преследования советской власти и не боящиеся власти постсоветской.
Вслед за ограничениями
миссионерской активности, проверками и разгонами детских лагерей, посыпались
угрозы в адрес молитвенных домов.   
Братья по вере из РСЕХБ
промолчали. Недосуг – год Реформации, череда празднеств, комитеты, советы, конференции.
Очевидно, что за малым
исключением лидеры РСЕХБ продолжают линию ВСЕХБ. На одного Юрия Сипко – тысячи
молчальников и лизоблюдов.
“Такой
фашизм даже комментировать невозможно. СССР пал, ибо вёл войну против святых.
Российская власть вступила на тропу войны со святыми. Горько то, что платить за
это зло придется всем Россиянам. Бог поругаем не бывает”, — написал
в Фейсбуке (где ему еще писать и с какой
кафедры говорить?!)
Юрий Кириллович.
Ему дали
отпор защитники царя и отечества: “
А почему эта организация
не зарегестрированая?”; “Христос никогда не учил нас обходить законы
государства, в котором мы проживаем”;
 “В церковной истории были донатисты. Они читая
в евангелии, что гонимые будут блаженны, СПЕЦИАЛЬНО ПРОВОЦИРОВАЛИ власти на
преследования. На мой взгляд, сц ехб повторяет их ошибку”. И еще: “
Никто никого не гонит и
не запрещает проповедовать!!! Это правда!!! Зафиксируйте своё легальное
положение в местном минюсте, правильно оформите землю и дом и
проповедуйте….На сегодня, даже в рамках закона РФ, у нас в стране большая
религиозная свобода” (цитирую всех в авторской редакции)

И т.д. и т.п.
Ну вы поняли: у нас свобода, несвобода – не у нас. Нас не
гонят, значит все хорошо. А те, кого гонят, виноваты сами. Просто так бы не
гнали.
При этом на кухнях
говорят другое. При этом на душе у всех тревожно. Но на публике обсуждать все
это нельзя. 

Многие российские братья признаются, что давно договорились не
обговаривать политику своего президента-царя. Причем самые запретные темы –
война против Украины и свобода в любых ее аспектах.
Эта раздвоенность
поражает не только ум, но и совесть. Не только гражданскую позицию, но и веру.
Не только государство, но и семью. Не только общество, но и церковь.
Своя, специфичная
раздвоенность поражает и тех самых незарегистрированных баптистов (МСЦЕХБ). Они
никогда не обращались в защиту других. Отдел заступничества работал только для своих.
Пока чекисты их не трогали, они власть даже любили, гордились Россией,
«встающей с колен»; и сильным заботливым президентом. 
Но как только коснулось
их самих – тут же письмо президенту «как гаранту конституционных прав». Если
они молчали раньше, если не вступались за других, то кто их будет защищать
сейчас, когда становится жарко и когда каждый сам за себя? Где они были все эти
семнадцать лет, за которые конституцию растоптали в грязь, превратили в пустую
бумажку?
В конце своего обращения
к президенту верующие о законах и свободах больше не  вспоминают. Они бьют челом
царю: «Не теряем надежды, что правда, здравомыслие и законность восторжествуют.
Этому будет способствовать Ваше прямое вмешательство, господин Президент». 

Вот
так: нет конституции, есть лишь «гарант», и только «прямое вмешательство».
Подскажите, как это называется?
Торжествует не «правда,
здравомыслие и законность». Торжествует раздвоенность.
Сможет ли церковь ее
преодолеть? Сможет ли исповедовать господство Иисуса Христа так, чтобы не уйти
в крайности приспособленчества и сектантства?

0
0
1
652
3723
ASR
31
8
4367
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Сможем ли мы, каждый из
нас, верующих, вернуть целостность, внутреннюю согласованность личности? Нужно
вернуть себе цельность. Чтобы, заботясь о ближних, вступаться и за других.
Чтобы увидеть мир шире и выше церковного забора. Чтобы понять, что в этой
«войне со святыми» мы не можем спастись в одиночку, но только все вместе; что
враг захватит столько домов и семей, земли и свободы, сколько мы ему позволим;
что остановить это наступление на свободу совести и веры можно и нужно именно
сейчас – назвав все своими именами, проявив солидарность, протянув руку помощи.

Новалис против Лютера

Новалис против Лютера
Новалис против Лютера
Есть юбилеи, после которых
молодым уже не называют. В этом году протестантизм отметил пятисотлетие. Много
ли это?
Мы все еще моложе
православных – на те же пятьсот лет. И намного моложе католиков. Мы все еще
молодые, если сравнивать с другими.
Но уже не настолько молодые,
чтобы быть наивными относительно возраста.
И все же мы привыкли
называть протестантизм молодым. И прощать ему грехи и болезни молодости –
безответственность, гиперкритицизм, максимализм, бросание в крайности.
Другой взгляд мы встречаем у
Новалиса. Молодость для него – не позднее начало, а начало первое. Поэтому
молодым был католицизм. «Это была первая любовь, любовь, почившая вечным сном
под давлением деляческой жизни, любовь, память о которой, вытесненная
своекорыстными заботами, и узы которой впоследствии во всеуслышанье
объявлявшиеся обманом и грезой и осуждавшиеся позднейшим опытом,— любовь, которая
навсегда была перечеркнута большей частью европейцев», писал Новалис в своем
знаменитом эссе «Христианство, или Европа».
Для него католицизм – первая
любовь, вечная молодость. А протестантизм – власть мертвой буквы и делячества,
попытка «приспособить историю к домашней, бюргерской нравственно-семейной
обстановке», «заключить религию в государственные границы», «подорвать
религиозное космополитическое чувство».
Реформация знаменует собой
умирание исторического христианства, разрыв с живой традицией, «Поэтому история
протестантизма не обнаруживает перед нами величественных явлений сверхземного;
только его начало блистает мимолетным огнем неба, но вскоре после этого
заметным становится иссушение святого чувства; светское взяло вверх,
художественное чутье разделяет страдания, но редко, там и сям вспыхивает
чистое, вечное пламя жизни и уподобляет себе маленькую общину. Пламя гаснет, и
община распадается и уносится течением».
Протестантизм разрушил
основу, в том числе основу себя. Обратив свою критику против католической
традиции, он создал роковой прецедент: «Первоначальная ненависть к католической
вере постепенно перешла в ненависть к Библии, к христианской вере и, наконец, к
религии вообще». Критика другой традиции – частный случай критики традиции как
таковой, рано или поздно она обернется против нас, придет наш черед.
Протестантизм хотел
отмежеваться от старого христианства, но теперь и он сам не молод. Возможно ли
обновление?
Может ли еще не совсем
старый (но уже совсем не молодой) протестантизм обновиться?
Новалис признает, что  когда-то обновление не удалось даже
«молодому» католицизму. «Безграничная косность легла тяжким бременем на
погрязшей в самонадеянности корпорации духовенства. Корпорация застыла в
чувстве своего авторитета и инертности, в то время как миряне постепенно
отнимали у нее опыт и ученость и сделали громадные шаги на пути просвещения.
Забыв свой собственный долг быть первыми среди людей по духу, пониманию и
просвещению, клир предался низменным вожделениям; пошлость и низость его образа
мышления стали еще отвратительнее, ибо оттенялись профессией и одеянием. Так
постепенно пали уважение и доверие, столпы земного и небесного царства и тем
самым была уничтожена эта корпорация и действительное господство Рима
прекратилось задолго до мощного восстания».
Потому протестантизм и
возник – как реакция на безответность основной традиции. Но сегодня вопросы
обращены уже к нему самому, к традиции обновленной, реформированной.
«Не должен ли протестантизм,
наконец, прекратить свое существование и уступить место новой, более стойкой
церкви? Другие части света ждут умиротворения и воскресения Европы, чтобы
присоединиться к ней и стать сочленами небесной империи. Не должно ли в Европе
вновь возникнуть множество поистине святых душ, не должны ли все подлинно родственные
религии испытывать полное томление, чтобы увидеть небо на Земле и вместе
возликовать в священном хоре?», — вопрошал Новалис .
Здесь речь идет не о замене
протестантизма новым католицизмом. Ведь основной проблемой протестантизма
является именно то, что он представлял себя заменой. И эту ошибку не стоит
повторять вновь.
Речь о другом – о
возвращении к целостности вселенской церкви, живой в единстве и мнообразии
традиций. «Христианство вновь должно стать живым и действенным и вновь создать
для себя зримую церковь, невзирая на границы стран, церковь, которая принимает
в свое лоно все души, томящиеся по сверхземному, и которая охотно становится
посредницей между старым и новым миром».

0
0
1
691
3943
ASR
32
9
4625
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Это эсхатологическое видение
может принимать форму исторической критики. Но может быть источником
вдохновения и надежды. Ругая Лютера, Новалис напоминает ему и всем нам о
настоящей цели, о незаконченном пути.

Дать ответ

Дать ответ
Апостол Петр
призывает нас быть готовыми к отчету перед миром.


«Будьте всегда
готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с
кротостью и благоговением» (1 Петра 3:15).

В переводе
РБО-2015 более понятнее: «Будьте всегда готовы дать ответ любому, кто спросит
вас, на чем основана та надежда, что живет в вас; только отвечайте кротко и
уважительно».
Не перед Богом (к
слову, я не уверен, что мы можем быть готовы к отчету перед Богом, да Он и не
требует от нас этого, ведь ни один отчет не будет успешным, ни одна защита не
сработает, ни один аргумент не убедит; Богу мы дадим отчет, но вряд ли можем к
этому подготовиться). Но перед каждым, перед всяким, перед любым.
Дать ответ
враждебному миру. Так, чтобы не вызывать лишнюю агрессию.
Дать ответ
высокомерным интеллектуальным совопросникам. Так, чтобы не компрометировать
Евангелие излишней горячностью и самоуверенностью.
Здесь важна не
только готовность к отчету, но и сам способ отчета, наша поза, наша мимика,
наша риторика, наше настроение, наше отношение ко «всяким».
Петр советует
отвечать «кротко и уважительно» («благоговейно»).
Нам хотелось бы
закричать на весь мир о своей вере. Нам хотелось бы заткнуть рот безбожникам и
богохульникам. Нам хотелось бы свести счеты с обидчиками и гонителями.

0
0
1
198
1134
ASR
9
2
1330
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Нет, не так.
Кротко и уважительно.

«Золотой век» Соломона

«Золотой век» Соломона
http://ieshua.org/zolotoj-vek-solomona.htm



Твердое начало

До последних дней
Давида его сын Соломон остается в тени. Он никак не проявляет своих амбиций. За
него переживают другие — мать Вирсавия, пророк Нафан, священник Садок,
военачальник Ванея. Они напоминают царю о клятве передать трон Соломону. Лишь
тогда Давид начинает действовать: по его приказу Соломона садят на царского
мула, везут к Гиону и помазывают в царя над Израилем (3 Цар. 1:33-34,38-39).
Соломон не ищет
царства, царство находит его.
Но как только рог
елея выливается на его голову, Соломон тут же меняется.  С этого момента мы видим другого Соломона. Он
действует быстро и решительно, но при этом рассудительно.
Это превращение
незаметного персонажа в основного героя само по себе удивительно. Это
показывает, что Соломон был мудр всегда – даже до своей знаменитой
молитвы-просьбы о мудрости.
Он ждал нужного
времени и никак не торопил событий.  Но
он все замечал и оценивал.
Он запомнил и
выполнил каждое слово своего отца. Он не спешил с выводами, но и не медлил с
выполнением уже принятых решений.
В самом начале он
милует Адонию, но предупреждает: «Если найдется в нем лукавство, то умрет»
(1:52).
Он не хочет
ничьей смерти, но также не хочет оставить зло безнаказанным. Этому он учился у
отца – милости, терпению, справедливости.
И теперь, после
смерти Давида, Соломон готов расплатиться с теми, кого отец миловал до поры до
времени – с коварным Иоавом и злоречивым Семеем.
Соломон дает всем
еще один шанс, но лишь один, последний.
Адония продолжает
интриги и за это умирает.
Иоав участвует в
этих же интригах, но наказание находит его даже в скинии.
Семей нарушает
«подписку о невыезде», и наказывается мечом.
Благодаря своей
решительности Соломон сделал царство «очень твердым» (2:12). Он быстро расплачивается
по счетам отца и открывает новую страницу.
Мудрый выбор
Несмотря на то,
что царствование Соломона было «очень твердо» и народ ему «весьма радовался»,
несмотря на выгодный династический брак с фараоном и внутриполитическую
стабильность, царь помнил о главном завещании отца – «хранить завет Господа,
ходить путями Его… чтобы быть благоразумным» (3 Царств 2:3).
Соломон и сам
«возлюбил Господа» (3 Царств 3:3). Он не только хранил верность отцу, «ходя по
уставу Давида». Он хотел знать Бога, в которого отец верил, завет с Которым обещал
царство потомкам Давида навеки.
Интересно, что
главная встреча Соломона с Богом происходит во сне. Но разговор был вполне
предметный и запоминающийся. Бог готов выполнить просьбу. Но разве не есть это
испытанием? Разве просить Бога о чем-то не означает выразить свое сокровенное,
назвать себя и Его правильными словами, поставить себя в определенное положение
перед Ним, занять нужное место? Соломон проходит испытание достойно.
Он представляется
Богу «малым отроком, который не знает ни выхода, ни входа» («я молод, неумел и
несведущ», РБО-2015), а также трижды называется «рабом Господним» (3:7,8,9).
Не вспоминая о
своих успехах, Соломон признается, что не знает, как управлять народом и просит
Божьей помощи в этом: «Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ
Твой и различать, что добро и что зло; ибо кто может управлять этим
многочисленным народом Твоим?» (3:9).
Обычно цари
думают, что управлять умеют – иначе они не были бы царями. Они мечтают о другом
– о долгой жизни, победах и богатствах. Богу было благоугодно, что Соломон не
просил об этом, что молодой царь просил разума – признавая тем самым свою
неразумность без Бога, признавая Бога настоящим Царем.
Мудрое начало
Соломона непременно принесет ему успех. Он станет знаменитым на все века как
могущественный и богатый, непобедимый и славный. Но прежде всего как мудрый.
Мудрость Соломона
начиналась с обращения к Богу как Царю. Будет мудр всяк тот, кто называет себя
рабом Бога, кто говорит: «Ты поставил раба Твоего», и «без Тебя не знаю как».
Иногда лидеры
рождаются во сне.
Как песок морской
Царство Соломона
было не только  твердым и мудрым. Оно
было мирным и счастливым. Сын Вирсавии чтил отца, но помнил об Урии Хеттеянине.
Если рождение Соломона было связано с войной и несчастьем, несправедливостью и
предательством, то жизнь Соломона должна была искупить это прошлое – ради отца
и матери, ради лучшего будущего для всего народа, уставшего от дворцовых интриг
и бесконечных войн.
«Был у него мир
со всеми окрестными странами. И жили Иуда и Израиль спокойно, каждый под
виноградником своим» (3 Царств 4:24-25).
В конюшнях
отдыхали сорок тысяч коней для колесниц и еще двенадцать для конницы. И все же
царство расширялось не войной. Секрет был в другом: «Дал Соломону Бог мудрость
и весьма великий разум, и обширный ум, как песок на берегу моря. И была
мудрость Соломона выше мудрости всех сынов востока и всей мудрости Египтян»
(4:29-30). Вот где сила.
Не в силах
передать изобилие тех дней, хронист прибегает к образному выражению: «как песок
морской»,  говорит он о мудрости царя. Но
теми же словами — о жизни народа: «Иуда и Израиль, многочисленные как песок у
моря, ели, пили и веселились» (4:20).
Одно и то же
выражение. При избытке мудрости появляется достаток и в казне, все начинает
процветать. Достается и простому люду. По крайней мере, людей не гонят на войну
и не забирают последнее на нужды обороны.
Границы
расширяются, богатство умножается, соседи уважают, даже издалека посмотреть и подружиться
приходят. При этом царь не забывает изрекать притчи и сочинять песни. В этом,
судя по всему, он также превзошел отца Давида – одних песен придумал «тысячу и
пять».
Если всего так
много «как песку морского», то зачем считать? Но у царя учтены каждый конь,
каждая овца, каждая песня, каждый человек.
Даже когда к нему
приходят блудницы спорить о младенце, он терпеливо разбирает это дело,
восстанавливая справедливость, возвращая сына настоящей матери.
Настоящей матерью
будет та, который готова отдать своего сына другой, лишь бы сохранить его
жизнь, лишь бы ему было хорошо. Настоящим царем будет тот, кто служит общему
благу. «Я» и «мое» должны быть на последнем месте. Его логика удивляет народ
настолько, что «услышал весь Израиль о суде, как рассудил царь; и стали бояться
царя, ибо увидели, что мудрость Божия в нем» (3:28).
«Как песок
морской». Так может жить всякий народ, боящийся Бога, ищущий Его мудрости. Увы,
для Израиля это благоденствие длилось недолго. Оно было лишь тенью того
счастья, которое мы все еще ожидаем в Божьем Царстве. 
Вспоминая дни
Соломона, мы думаем не о прошлом, но о будущем, мы говорим Царству Бога:
«гряди!».
Храм Господу
Как только
Соломон укрепил царство, обеспечил мир и «покой отовсюду» (так что «не стало
противника, и не стало более препон» (3 Царств 5:4), «начал он строить храм
Господу» (6:1).
Давид задумал,
Соломон не забыл отцовского желания, выполнил задуманное.  В обоих случаях это было связано с особым
чувством благодарности Богу за дарованные покой и процветание.
Давид подумал о
храме именно тогда, когда «жил в доме своем и Господь успокоил его от всех
окрестных врагов» (2 Царств 7:1). Он посчитал, что если царь живет в «доме
кедровом», то несправедливо ковчегу Божьему находиться «под шатром».
Бог не возражал
против такого дара, хотя напомнил царю, что «не жил в доме.., но переходил в
шатре и скинии» и не просил себе «кедрового дома», но был с Давидом «везде» (2
Царств 7:6-7,9).
Царь очень хотел
иметь рядом с домом своим — дом Божий, постоянство Божьего присутствия, символ
Божьей силы и личного покровительства.
Но Бог был и
будет «везде». Он взял Давида «от овец», хранил его в злоключениях, сделал
могущественным царем. Но также наказывал его и обличал. Бога нельзя закрыть в
храме, нельзя сделать придворным и удобным.
Бог не
отказывается от наших храмов, принимает наши подарки, но остается свободным,
суверенным и верховным. Он Царь царей. 
Когда Соломон на
четвертый год своего царствования начал строить храм, Бог напомнил ему об
условии, без которого храм останется пустым: «Вот, ты строишь храм; если ты
будешь ходить по уставам Моим, и поступать по определениям Моим, и соблюдать
все заповеди Мои, поступая по ним, то Я исполню на тебе слово Мое, которое Я
сказал Давиду, отцу твоему, и буду жить среди сынов Израилевых, и не оставлю
народа Моего, Израиля» (3 Царств 6:12).
Храм без Бога –
всего лишь камни и дерево. Бог живет среди нас тогда, когда вы верны Ему. Если
мы не соблюдаем заповеди и отступаем от Бога, то никакие стены не смогут
удержать Его присутствия. Никто, даже царь Соломон, не мог и не сможет
управлять Богом.
Храм без Бога –
самое ненужное здание в городе, самая пустая трата денег, самый страшный символ
неверия и неверности.
Но если мы верим
и верны Богу, то Он живет прямо среди нас – и в храме из камней, и в наших
простых домах, и в наших сокрушенных сердцах.
 Дом Богу и
свой дом
Соломон очень
старался угодить Богу. Он отдавал Богу лучшее – как это оценивалось в древнем
мире, как он сам понимал.
«Весь храм он
обложил золотом, весь храм до конца, и весь жертвенник» (3 Царств 6:21).
Храм – это уже не
скиния. Здесь изобилует золото. В скинии был жертвенник из дерева,
принадлежности к нему – из меди. Теперь все золотое. Да и дерево иное – не
ситтим, а роскошный кедр. И вместо Веселиила – Хирам из Тира.
Указания о скинии
давал Сам Бог самому Моисею. План храма придумал царь. Мудрейший, но всего лишь
царь.
Храм он строил
старательно – семь лет. «А свой дом Соломон строил тринадцать лет» (3 Царств
7:1). Размеры храма были внушительнее, чем размеры скинии, но размеры царского
дома – еще больше.
Тот, Кто сотворил
вселенную, довольствовался простой скинией. Храм больше, но теснее.
То, как мы
обустраиваем свое пространство, многое говорит о нашей вере. Вот Твой дом,
Боже. Вот – мой. Отдельно – дочери фараоновой. Каждому свое. Но разве мой дом –
не Его? Помещая Бога в храм, мы забираем у Него все остальное, мы царствуем вне
храма. Как бы ни были чисты и достойны наши намерения, это не Божий замысел,
это не Божественный порядок.
Бог не будет жить
в золотой клетке или любом другом отдельном месте. Он хочет жить вместе с нами,
Он хочет обитать в нас.
Храм без храма
Религия – не
только о поклонении Богу, но также о бесконечных попытках присвоения Бога,
использования в своих, человеческих нуждах.
Религиозные места
выделяются для того, чтобы определить и ограничить зоны священного.
Царь Соломон при
всей своей мудрости следовал этой логике.
Всевышний, верный
Своему завету с Давидом, показывал Свое присутствие в облаке. Облако – не вещь.
Его не присвоить и не закрыть в храме. Но Соломон продолжал гнуть свою линию:
храм – это жилище Бога, место для Его пребывания вовеки.
Священники не
могут стоять, явление славы Господней ломает порядок службы, но царь стоит на
своем.
«И не могли
священники стоять на служении по причине облака, ибо слава Господня наполнила
храм Господень. Тогда сказал Соломон: Господь сказал, что Он благоволит обитать
во мгле; я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе вовеки» (3
Царств 8:11-13).
Соломон знал
историю, помнил о временах Моисея, когда слава Божья наполняла скинию, но при
этом ориентировался на модели соседей, посматривал на Египет и Тир.
У Моисей было
иначе. Храм не стоял на месте. У Бога не было места, у Бога был путь, и Бог вел
скинию и народ за Собой. «И покрыло облако скинию собрания, и слава Господня
наполнила скинию; и не мог Моисей войти в скинию собрания, потому что осеняло
ее облако, и слава Господня наполняла скинию. Когда поднималось облако от
скинии, тогда отправлялись в путь сыны Израилевы во все путешествие свое; если
же не поднималось облако, то и они не отправлялись в путь» (Исход 40:34-37).
Видение Иоанна
Богослова приоткрывает удивительное будущее, в котором храма не будет. «Храма
же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель – храм его, и Агнец» (Откр.
21:22).
В этом же мире мы
все еще ищем те редкие места, где можно переживать славу Божью. Но слова Христа
звучат все громче – как пророчество и вызов: «Час наступает, когда будете
поклоняться Отцу не на этой горе и не в Иерусалиме… Бог есть Дух» (Иоан.
4:21,24).
Место встречи
Соломон хочет
чувствовать Бога рядом, вблизи. Он хочет быть уверенным и спокойным. Поэтому
храм Богу и царский дворец строятся рядом.
При всей мудрости
Соломона, мы не видим в нем той богатой внутренней жизни, которой отличался
Давид. Соломон не поет песни, он изрекает притчи. Он много знает и понимает, но
не так много чувствует.
Соломон не умеет
молиться, как его отец, в пустынях и пещерах. Ему нужен храм – особое место,
через которое можно поддерживать связь с Богом.
Он понимает, что
настоящее место Бога – «на небесах», но просит Его «быть на связи», посещать
храм, слышать и видеть молящихся в нем.
В день открытия
храма Соломон молится предельно откровенно: «Поистине, Богу ли жить на земле?
Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил; Но
призри на молитву раба Твоего… Да будут очи Твои отверсты на храм сей день и
ночь… Услышь моление раба Твоего и народа Твоего, Израиля, когда они будут
молиться на месте сем; услышь на месте обитания Твоего, на небесах, услышь и
помилуй» (3 Царств, 8:27-30).
Царь просит Бога
снизойти к нашей человеческой слабости. Нам нужны особые места для встречи с
Богом. Мы утратили способность общаться с Ним постоянно, чувствовать Его живое
присутствие в каждую минуту и на каждом месте.
Храм создает
атмосферу для такой встречи, вводит нас в общение. Так было для Соломона и его
многих последующих поколений.
Но с годами храм
как место встречи с Богом превращался в памятник о прошлом, о великих царях и
их встречах с Богом.
То же самое
произошло и с христианской церковью. В лучшем случае здесь встречаются люди. Но
встречи с Богом случаются все реже.
Где наше место
встречи? Можем ли мы так искать Бога, чтобы встречать Его и в храме, и в
пещере, и на работе, и дома, и на войне, и в благоденствии?
Щедрость Соломона
При Соломоне
хорошо жилось всем – не только народу Израильскому, но даже чужестранцам.
Отношения ценились. Заключились соглашения, соблюдался мир, процветала
торговля.
Но Соломон пошел
еще дальше. В своем обращении к Богу при посвящении храма он молится о «всех
народах земли», чтобы они узнали имя Божье и были услышаны в своих молитвах.
Я не знаю другого
царя, который был бы щедр настолько, чтобы ходатайствовать перед Богом за
иноплеменников.
«Если и
иноплеменник, который не от Твоего народа, Израиля, придет из земли далекой
ради имени Твоего… и помолится у храма сего, услышь с неба, с места обитания
Твоего, и сделай все, о чем будет взывать к Тебе иноплеменник, чтобы все народы
знали имя Твое» (3 Царств 8:41-43).
Соломон
пророчески говорит о том, что этот храм и этот народ – часть большей картины
Божьей работы в этом мире, охватывающей все народы земли.
Если это не наш
храм, а Божий, то возле него каждый может найти себе место, каждый может
обращаться к Всевышнему и быть услышанным.
Не каждый
израильтянин вмещал такую щедрость. Соломон щедр потому что щедр Бог, и зная
характер Бога, Соломон не может «национализировать» храм, открыть его для своих
и закрыть для всех прочих.
Соломон помнит об
Урии Хеттеянине, о трагедии, что разбила сердце его материи Вирсавии. Он связан
личными и политическими связями с многими государствами и народами. Он мыслит
глобально. При нем Израиль становится центром мира, а центром Израиля
становится храм.
Соломон хочет,
чтобы все народы узнали Бога доброго, благословляющего, щедрого. 
А каков наш Бог?
Насколько Он щедр? Настолько мы щедры в своих молитвах и доброте к другим? Если
мы верим в щедрого Бога, то и сами должны быть щедры.
Господь с нами, как был с отцами
Соломон был
мудрее своего отца Давида. Но при этом он понимал, Кто дал ему эту мудрость,
кому он обязан. Он помнил, что все его благословения проистекают из завета
между Давидом и Всевышним.
Он хорошо понимал
уникальную близость отношения своего отца с Богом. И поэтому в мудрости своей
не гордился, но еще больше искал милости Божьей, искал близости Божьей.
В день открытия
храма Соломон обращается к народу со словами благословения: «Да будет с нами
Господь, Бог наш, как был Он с отцами нашими, да не оставит нас, да не покинет
нас, наклоняя к Себе сердце наше, чтобы мы ходили по всем путям Его и соблюдали
заповеди Его, и уставы Его, и законы Его, которые Он заповедал отцам нашим» (3
Царств 8:57-58).
В этих словах
царь отдает дань уважения отцам и заверяет народ в том, что будет верным их
завету. Но главное здесь – не историческая преемственность, но верность Богу и
верность Божья.
Только Господь
может обеспечить преемственность, только Он может «наклонить к Себе сердце
наше», чтобы мы хранили верность Ему и завету отцов.
Слова Соломона
погружают нас в историю, заставляют вспоминать и помнить, исповедоваться и
очищаться, каяться и восстанавливаться. Линия должна продолжаться – от отцов к
детям. Но что это за линия? Это не генеалогия семьи и народа. Это генеалогия
веры. Без веры нет ни династии, ни народа, ни царства.
«Да будет с нами
Господь, Бог наш, как был Он с отцами нашими!».
Явился Господь во второй раз
Соломон
действовал уверенно, делал все, что «желал сделать», потому что верил в завет
Бога с отцом Давидом, а также видел благословения на себе. Все, что обещал Бог
при первом явлении Соломону в Гаваоне, Он выполнил – дал «сердце мудрое», а с
ним «богатство и славу».
Казалось бы,
теперь Бог не нужен. Пусть обеспечивает все, оставаясь в стороне, не смущая
царя и народ. Пусть обитает в храме и не вмешивается в дела земные.
Но совсем
неожиданно Бог является вновь.
«После того, как
Соломон кончил строение храма Господня, и дома царского, и все, что Соломон,
желал сделать, явился Соломону Господь во второй раз» (3 Царств 9:1-2).
Господь
подтверждает завет, но напоминает об условии – «ходить в чистоте сердца и в
правоте, хранить уставы и законы Божьи» (9:4). Иначе Бог «истребит Израиль с
лица земли», а «храм отвергнет», так что «Израиль станет притчею и посмешищем
для всех народов», в о храме «проходящий мимо ужаснется и свистнет» (9:7-8).
Я представляю как
испугался царь. Он думал, что все под его контролем, но вдруг слышит грозные
слова. Он только что достроил храм, а Бог готов его отвергнуть. Он прославился
среди царей земли, но его царство может рухнуть в один миг.
Он понял, что его
дети могут «оставить Господа». Он испугался
этого кошмара.
А еще он понял, что
при всей своей мудрости его сердце также не принадлежит Господу вполне. Бог
указал Соломону на то, что он упорно не хотел видеть – склонность к измене,
сползание в грех. 
Как бы высоко мы
не сидели, сколь бы много богатств и мудрости не собрали, нам всегда угрожает
падение. Господь является для того, чтобы утвердить нас в послушании и
предупредить об опасности. Слушаем ли мы Его предупреждения так же хорошо, как
столько дорогие нам слова о защите и щедрых дарах?
Соломон проснулся
в собственном дворце, вокруг были верные слуги, солнце прогнало ночные тени.
Предупреждение Божьи казалось всего лишь страшным сном.
Господь поставил тебя
Успехи Соломона
сделали его полубогом в глазах царей.
«Царь Соломон
превосходил всех царей земли богатством и мудростью. И все цари на земле искали
видеть Соломона» (3 Царств 10:23-24).
Но если все эти
цари приходили послушать и посмотреть, то царица Савская пришла «испытать его
загадками».
Гостья осталась
довольной. И вот ее вывод, который звучал и как признание избранности, и как
предупреждение:
«Да будет
благословен Господь, Бог твой, Который благоволил посадить тебя на престол
Израилев!» Господь, по вечной любви Своей к Израилю, поставил тебя царем,
творить суд и правду» (10:9).
Очень важно, что
Соломон показал ей не только свой дом, угощения стола, «стройность» своих
рабов, но и храм. Так царица поняла источник его мудрости и богатства.
Чужестранка благословляет Бога Израиля и говорит очень верные слова, которые
Соломону стоило слушать более внимательно: «Господь поставил тебя».
Что значит
«Господь поставил тебя?».
Это значит, что
ты ответственен перед Господом за суд и правду.
Это значит, что
ты должен заботиться о пище для стола обычных людей, не только о яствах для
собственного.
Это значит, что
все богатства, которые потекли рекой, и даже мудрость, известная всему миру, не
тебе принадлежат.
То, что Господь
поставил меня, дает мне уверенность и силу, но также внушает благоговейный
страх поступить неправильно перед Царем царей.
Если Бог
поставил, Он же может и снять, Он же с меня спросит за любимый народ Израиля,
за суд и правду.
Я помню одного
начальника, который любил вычитывать в Библии слова о подчинении властям. Он
вызывал подчиненных и поучал их Библией «бояться царя» и «повиноваться
директору», потому что власти поставлены Богом. Он держался за свое кресло до
последнего, но был низвергнут с позором.
Каждому царю –
свой срок. На каждом посту мы до поры. Господь поставил, Господь снимет,
Господь спросит.
Безумная старость
Соломона
У Соломона было мудрое начало. Но последние дни были
наполнены безумием. Возможно, его голова работала так же хорошо, как и раньше.
Но вот сердце, сердце уклонилось к иным богам, богам многочисленных
чужестранных жен и наложниц.
”Во время старости Соломона жены его склонили сердце его к иным
богам, и сердце его не было вполне предано Господу” (3 Царств 11:4).
Беда пришла изнутри, отступление созрело в сердце. И
мудрость не спасла.
Тот самый Соломон, который построил храм Господу, “стал
служить Астарте… и Милхому… построил капище Хамосу… и Молоху…”.
Интересно, что хронист сравнивает Соломона с Давидом и
отмечает: “сердце не было вполне предано Господу, Богу своему, как сердце
Давида, отца его” (11:4), “не вполне последовал Господу, как Давид, отец его”
(11:6).
Не кажется ли нам это сравнение странным? Ведь Давид грешил
не меньше, убивал налево и направо, забирал чужих жен. Но дело не в этом. Его
сердце, как оказывается, было предано Господу и следовало за Ним. Поэтому он
пел псалмы, а не писал притчи . Поэтому он каялся, а не учил других.
Известный реформатский богослов Джеймс Смирт в своей
последней книге “Ты – то, что ты любишь” (“You are what you love”), оспаривает
декартову мысль, согласно которой Я сводится к мысли, будто человек – банк или
банка идей. Напротив, “Быть человеком означает желать царства – некоего
царства… Мои желания определяют меня”.
Это значит, что главные процессы разворачиваются не в
голове, а в сердце.
Сердце Соломона уклонилось. Он хотел и искал царства, в
котором будет еще больше золота и еще больше жен. Он позволил своим желаниям
увести его далеко от Бога, к ложным богам и храмам.
К чему склоняется наше сердце? Как мы представляем желаемое
“царство”?  Что мы любим на самом деле?
Конец «золотого века»
Золотой век
Израиля длился недолго. Давид построил царство, Соломон укрепил и расширил. Но
на пике своего могущества Соломон теряет почти все. Тысяча жен и наложниц, море
золота, опьянение славой погубили царя и царство.
Бог, Который дал
ему мудрость, силу и славу, выносит свой приговор: «За то, что так у тебя
делается, и ты не сохранил завета Моего и уставов Моих, которые Я заповедал
тебе, Я отторгну от тебя царство и отдам рабу твоему» (3 Царств 11:11).
И тут же из
ниоткуда появляются враги – Адер из Идумеи и Разон из Дамаска. Они мстят за
гибель своих царств и за успех Соломонова царства.
Но самое страшное
приходит изнутри. Иеровоам, «раб Соломонов, поднял руку на царя». Бунтарей было
много всегда. Но в этот раз восстать против царя призывает пророк Божий.
Пророк Ахия
говорит не от себя: «Возьми себе десять частей, ибо так говорит Господь, Бог
Израилев: вот, Я исторгаю царство из руки Соломоновой и даю тебе десять колен»
(31).
Бог дает шанс
даже мятежнику Иеровоаму: «Если будешь ходить путями Моими…, устрою тебе дом
твердый, как Я устроил Давиду» (38). Раньше он дал все шансы Соломону,
предупреждал, напоминал. Теперь он призывает «мужественного» раба.
Некогда мудрый
Соломон в конце жизни делает новые и новые глупости. Он не слушает Бога и
пытается сохранить власть любой ценой. Трон шатается, и единственным способом
укрепить его кажется насилие. Поэтому «Соломон хотел умертвить Иеровоама» (40),
но тот укрывается в том самом Египте, откуда родом Соломонова прекрасная жена.
Даже союзники теперь против. Царство рушится на глазах. И от окончательного
падения Соломона спасает лишь смерть.
Бог остается
верным и спасает Соломона от посрамления. Бог продолжает Свою линию через
Давида и Соломона, наказывая и милуя, наставляя и обличая их потомков. Мы –
часть этой длинной истории. И мы все еще ждем того Царства, которому не будет
конца.

0
0
1
3639
20743
ASR
172
48
24334
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Тот случай, когда лучше умереть

Тот случай, когда лучше умереть
Бог дает шанс
всем, возвышает даже из самых простых и ничтожных людей. Для Него не так важно
происхождение, сколько верность завету.
Бог дал шанс
Иеровоаму, «возвысил его из простого народа и поставил вождем, и отторг царство
от дома Давидова», но продолжает сравнивать этого самоуверенного грешника с
кающимся грешником Давидом: 

«Ты не таков, как раб мой Давид… ты поступал хуже
всех, которые были прежде тебя, и пошел, и сделал себе иных богов и истуканов,
чтобы раздражить Меня, Меня же отбросил назад» (3 Царств 14:7-9).

Иеровоам окружил
себя идолами и сам себе поставил священников, чтобы не слышать голос Бога и Его
пророков. Но когда заболел ребенок, он вспомнил о настоящем Боге и послал жену
к уже постаревшему и ослепшему пророку Ахии.
Когда-то этот
пророк возвестил Иеровоаму царство, может у него и теперь найдется добрая
весть?
Но слепой пророк
видит глазами Бога («вот, идет жена Иеровоама спросить тебя о сыне своем, ибо
он болен… она придет переодетая») и передает лишь слова Божьи («так и так
говори ей»), без жалости и лести.
Как только царица
приоткрыла дверь, она услышала приговор: 

«Войди, жена Иеровоама; для чего было
тебе переодеваться? Я грозный посланник к тебе». 

От таких слов можно было
упасть замертво.
Ахия предрек
позорную гибель всего дома царского, и даже более дальнюю перспективу –
пленение и рассеяние Израиля. 

«Вымету дом Иеровоамов, как выметают сор… Кто
умрет у Иеровоама в городе, того съедят псы, а кто умрет на поле, того склюют
птицы… И поразит Господь Израильтян, и развеет их за реку, за то, что они
сделали у себя идолов» (10-11, 15).

Лучше всего будет
Авии, больному сыну царя. Он умрет, но его оплачут все Израильтяне и похоронят…
«так как в нем нашлось нечто доброе пред Богом» (13).

0
0
1
294
1679
ASR
13
3
1970
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Иногда лучше
умереть, чтобы не заразиться общим безумием, отцовским идолопоклонством, чтобы
не видеть позора и гибели своего народа, чтобы сохранить душу чистой, а имя
добрым. Бог избавил Авию от худшего.

Революция и судьба

Революция и судьба

Революция 1917 года стала судьбой, проклятием, проклятой судьбой для миллиардов людей и многих
поколений.
И я часть этой
истории. Не осознавая, я продолжаю путь, которым шли мои предки – некоторые
соглашаясь, многие протестуя, некоторые убивая, большинство – погибая.
Мои прадеды были
убиты красными. Один за антиреволюционную деятельность, второй – за евангельскую
веру, тоже антиреволюционную.
До сих пор мы
живем в обществе, где смешались жертвы и палачи, стукачи и мученики. Поди
разберись. Ведь самое страшное не в том, что случилось, что с нами сделали, что
мы сделали с собой. Самое страшное – в беспамятстве.
Историю
разорвали. Мы не помним, что было до 1917 года, мы не знаем иной жизни, кроме
жизни в красном цвете, в кровавом тумане. 
Это моя вина и
мука – я не знаю, не помню, не чувствую истории. Нет даже фотографий. От одного
моего прадеда – лишь справка «о реабилитации жертв политических репрессий». От
другого – лишь воспоминания племянника.
Я очень хотел бы
увидеть их лица, узнать их историю. Лиц нет, есть лишь слова третьих лиц. Я
очень хотел бы связать эти разорванные клочки воедино. Я очень хотел бы увидеть
хоть строчку, написанную их руками, чтобы понять себя в этом, нащупать некую
нить своей истории. Если не фото, если не строчку, то хотя бы место их смерти.
Всю свою
сознательную жизнь я мучительно пытаюсь вспомнить то, чего меня лишила
революция. Я знаю, что я там, в этой разорванной, расстрелянной, заколотой
истории.
Революция – это смертельная
рана, с которой мы живем. Время не лечит. Лечит покаяние. И прощение.  
Я каюсь за свои
грехи и за грехи моей семьи во всех ее поколениях. Я прощаю тех, кто
преследовал и убивал нас. Я хочу, чтобы потомки палачей получили прощение,
чтобы потомки жертв обрели мир.
Революция – не судьба.
Это проклятие. Без него можно и нужно жить. От него можно и нужно избавиться –
покаянием, прощением, примирением.

0
0
1
285
1629
ASR
13
3
1911
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Кривава революція. Про мого прадіда Романа

Кривава революція. Про  мого прадіда  Романа
Революція знищила пам’ять про життя минуле, дореволюційне. Я дуже мало знаю про своїх прадідів. Ось — частина тієї втраченої історії, записана розповідь мого дядька Миколи Марковича
Пивовара про загибель мого прадіда Романа. Другого мого прадіда, Івана, також стратять — розстріляють у 1937 році, але то вже інша історія.
  

Дід  мій, 
Пивовар  Роман  Іванович, 
жив  у  селі 
Чайківка  на  вулиці з 
поетичною назвою  — Зарічка. Зі  своєю дружиною,  моєю 
бабою  Ганною  Миронівною 
  дівоцтві  Мальчик), 
вони  мали  п’ятеро дітей: старший – Семен — 1910  року 
народження, за  ним  Марко — 
мій  батько – 1912  року, тоді 
йшли  Степан — 1915, Федір -1917
і  найменша  сестра 
Ксеня – 1918  року. Жили  брати 
дружно,  крім  роботи 
на землі  займались  торгівлею 
(купували  у  селян 
худобу,  свиней  і  т. і.  і 
возили  в Радомишль  на 
ярмарок,  там  продавали, 
щось  купували  і 
знову  продавали).  Могли наловити  в 
ставку  віз  раків 
і  завезти  їх 
на  ярмарок. Але  головним 
їхнім  ділом  були 
земля  і  робота 
на  ній.  Вдачі 
обоє  були доброї  та 
веселої.  Були  охочими 
як  до  роботи 
так  і  до 
пісні  та  до 
танцю,  ніколи  не бешкетували  і 
не  мали  ворогів.
  Та  розповісти 
я  хочу  про 
трагічну  долю  двох 
братів.
  Десь  у 
великих  містах  прогриміла 
революція,  почалась  громадянська 
війна,    світ навколо  почав 
ділитися  на  червоних 
та  білих,  зелених 
та  жовто-блакитних  і 
ще  на якихось  і 
докотився  цей  поділ 
до  поліського  села 
з  красивою  назвою 
Чайківка.  Поряд з  Чайківкою 
є  село  Горбулів. 
Село  велике —  в 
ньому  була    церква, 
католицький костьол,  а  по 
четвергах  в  цьому 
селі  був  ярмарок. 
Ярмарок  може  не 
такий  як Сорочинський,  але 
також  знаменитий.    Я 
пам’ятаю  як  щосереди , під  вечір, 
йшов,  або їхав  возами 
люд  з  ближніх 
і  далеких  сіл 
і  міст  по 
нашій  вулиці,  що 
вела  до Горбульова,  просився 
на  ночліг,  а 
вранці,  ще  за темно, 
підіймався  і  спішив 
чим  раніш попасти  на 
ярмарок.  Коли  вже 
були  автомашини,  то 
всю  ніч  чувся 
гуркіт  моторів;  то їхали 
ярмаркувати  люди  майже 
з  усієї  України 
та  сусідньої  Білорусі. Люди, які проживали  в 
наших  краях  і 
приїздили  та  приходили 
на  ярмарок   були 
різних національностей  і  віросповідань.    Тут були 
українці,  поляки,  росіяни, 
білоруси,  євреї, молдавани  та 
інші  і,  відповідно, 
всі  вони  були 
чи  православними,  чи 
католиками,  чи іудеями,  чи 
ще  якоїсь  татарської 
віри,  але  всі 
мирно  вживались,  мирно 
торгували  і товаришували  між 
собою,  не  зважаючи 
на  різну  національність  і 
віру.
  А  в 
четвер,  після  полудня, 
ішов  уже  зворотній 
потік  людей  та 
машин.  Повертались  з ярмарку. 
   Назва  села 
Горбулів  пішла  від 
двох  високих  горбів на 
околиці  села, ( чи  може 
село було  біля  цих 
горбів).  Ці  горби 
було  видно  на 
нашій  місцевості  з 
далека  і  милували око всім , хто  їх 
бачив. Один  горб  був 
вищий,  а  другий 
нижчий.
Вищий  горб  звався 
Дівич-гора.  Моя  баба 
Уляна  розповіла  мені 
легенду  про  цю 
гору.   Давно,  ще 
за  козацьких  часів, 
жив  в  якихось 
краях,  а  може 
і  в  наших, 
дуже красивий  і  славний 
козак.  Любив  він 
дівчину,  а  вона 
його.  Та  козацька 
доля —  не сидіти  дома. 
І  в  бою 
чи  з  турками, 
чи  з  ляхами  
загинув  козак.  Любляча 
дівчина знайшла  де  його 
поховали  і  почала 
носити  в  подолі 
землю  на  його 
могилу.  Але  козак був 
такий  славний,  що 
не  одна  вона 
тільки  його  любила — 
прийшло  багато  дівчат і 
всі носили  землю  на 
його  могилу  і 
на  могилу  його 
побратима.  І  стала 
могила  як  гора, 
і називатись  стала  Дівич-горою.
  Нема  уже 
того  ярмарку.
  Нема  уже 
тієї  гори.
  До  революції 
проживав у  Горбильові  церковний 
дяк  Соколовський.  Було 
у  нього  три сини: 
Василь,  Дмитро,  Олександр 
та  дочка  Маруся. 
Батько  всім  дітям 
дав  освіту,  всіх вивів 
в  люди:  старший 
Василь  пішов  по 
духовній  лінії,  середній 
Дмитро  став учителем,  найменший 
син  Олександр  став 
військовим.  Він  закінчив 
гімназію,  почалась перша  світова 
війна  і  він, 
закінчивши  військове  училище, 
попав  на  фронт.     
   Лютнева  революція…    
   Українська  народна 
республіка…
    Січові  стрільці…
   Боротьба  за 
незалежну  Україну  під 
проводом  Симона  Петлюри, 
де  Олександр  стає полковником  і, нарешті, 
він  опиняється  у 
своєму  рідному   селі. 
Тут  він  проголосив незалежну  від 
більшовиків  народну  республіку, 
до  якої  входили 
кілька  навколишніх  сіл.
   У  Радомишлі 
стояла  армія  самого 
Котовського,   а  в 
Горбульові  військо  дядьків 
з навколишніх  сіл полковника  Соколовського,  а 
Чайківка  була  між 
ними.  Наїздили  в Чайківку 
то  одні  то  другі, 
ставили  гармати   і 
стріляли:  котовці  по 
Горбульову  а соколовці  по 
Радомишлю,  а  також 
мобілізовували  до  свого 
війська  нове  поповнення. Котовський  вважав, 
що  Чайківка  є 
форпостом  Соколовського.
   Мій  дід 
Роман  зі  своїм 
братом  Устимом  ні 
за  перших  ні 
за  других  воювати 
не хотіли:  обидва  були 
годувальниками  своїх  родин, 
мали  малих  дітей, 
та  й  не 
знали  де та  справжня 
правда,  за  яку 
потрібно  воювати.  Вони 
ховались  і  від 
котовців  і  від соколовців.  Під 
час  одного  з 
нальотів  котовців  вони 
ховались  в  невеличкому березовому  лісочку, 
що  ріс  не 
далеко  від  села. 
В  цей  день, 
побачивши  військо
Котовського,  що  входило 
в  село  зі 
сторони  села  Пилиповичів, 
багато  чоловіків кинулись  тікати 
у  протилежний  бік, 
до  лісу,  який 
зветься  Криваль  (там 
багато  кривих, нахилених,  чомусь 
тільки  в  одну 
сторону  дерев).  Але 
котовці  наперед  поставили 
там кулеметну  засаду  і 
багато  наших  односельців 
загинуло  від  їхніх 
куль.  Дід  же  з
братом  туди  не 
кинулись,  а  пересиділи 
цей  наліт  в 
ближніх  кущах,  що  
недалеко  від села.  Дочекавшись 
вечора  вони  пішли 
додому,  думаючи,  що 
котовців  в  селі 
уже нема,  бо  ті 
завжди  на  ніч 
покидали  село  і  повертались  до 
Радомишля.  Та  цього 
разу було  не  так: 
їх  перестріли  дозорні 
Котовського.  Не  стали 
з’ясовувати  хто  є 
хто,  а зв’язали  руки, 
приторочили  до  сідел вірьовками  і 
погнали  в  Радомишль, 
б’ючи  і обзиваючи  соколовськими 
шпигунами.  Привели  до 
свого  штабу,  передали 
в  ЧК.
   Під  час 
допиту  в  кабінет 
начальника  ЧК  зайшов 
наш  односелець  Платон 
Крезуб, який  був  одним 
з  більшовицьких  керівників 
району,  побачив  їх  і  вигукнув:
         Роман!  Устим! 
За  що,  і 
хто  вас  заарештував!
Він  добре  знав 
братів,  знав,  що 
вони  ніколи  ні 
з  ким  і 
ні  проти  кого 
не  воювали,  а були 
мирними   селянами.  Вони 
розповіли  йому  та 
начальнику  ЧК  про 
все,  що сталось.  Платон 
їм  повірив  і 
поручився  за  них 
перед  чекістом.  Хоча 
той  приймав поруку  з 
неохотою  (большевистская  бдительность),  та 
все  ж  відпустив 
їх.  Платон привів  братів 
до  себе,  напоїв 
чаєм,  запропонував  перепочити, 
а  тоді  вже 
йти  до  свого села. 
Та  вже  був 
ранок, відпочивати  було  ніколи, 
вдома  чекала  та 
хвилювалась  рідня: в  одного 
і  в  другого 
дочкам  було  по 
півроку,  тому  вирішили 
йти  додому  негайно. Вийшли,  попрощались 
і  пішли.  Дійшли 
до  останніх  будинків, 
скоро  буде  єврейське кладовище.  Раптом 
окрик:
         Смотри,  это 
те  вчерашние  соколовцы, 
они  сбежали  из 
ЧК.  Стой  стрелять 
буду!
Це  був той  рудий 
котовець,  котрий  вязав 
їм  руки,  прив’язував 
до  коня  та 
здав  до ЧК,  а 
з  ним  ще 
троє  котовців.  Роман 
з  Устимом  були 
приголомшені:  почали гарячково  говорити, 
що  їх  відпустили, 
що  вони  ніякі 
не  соколовці  просили 
щоб  їм повірили.
  Не  верь 
им!  Сбежали  они 
из  ЧК,  не 
могли  их  так 
быстро  отпустить,  в 
расход  их!
 Очі  котовця 
налились  „революційною  ненавистю”, 
він  вихопив  револьвера 
і  розстріляв обох.
  Пройшло  два 
дні,  як  Роман 
з  Устимом  пішли 
з  дому  і 
не  повернулись.  Серед загиблих  під 
лісом  їх  не 
було.  Обшукали  скрізь 
де  могли  вони 
бути    не 
знайшли.
Хтось  сказав  що 
котовці  впіймали  двох 
якихось  чоловіків  і 
погнали  до  Радомишля. Так  це 
не  могли  бути 
ні  Роман  а 
ні  Устим,  вони 
ж  не  соколовці.  
Під  вечір  третього дня 
прийшла  до  баби 
Ганни  якась  жінка 
і  сказала,  що 
в  Радомишлі  два 
дні  лежали під  тином 
двоє  убитих  чоловіків 
і  хтось  з 
місцевих  жителів  впізнав 
в  них  Романа і Устима  Чайківки, 
що  часто  приїздили 
до  Радомишля  на 
ярмарок.
Обидві  дружини  полишивши 
дітей  запрягли  коня,  сіли  на 
воза  і  поїхали.
Забитих  уже  прибрали 
з  місця  розстрілу 
і  вкинули  до 
загальної  могили,  в 
котрій повинні  були  закопати 
тих,  хто  загинув, 
чи  був  розстріляний 
та  невпізнаний.  Тіла почали 
розкладатись,  розпухли,  впізнати 
вже  нікого  не 
можна  було. Єдина  прикмета, 
по якій  можна  було 
впізнати  діда,  була 
сережка  у  вусі, 
ознака  козацького  роду. Друга прикмета   
в  нашому  роду 
є  родова  відмітка – скручені  подагрою і 
переплетені  великий і  другий 
пальці  на  ногах. 
Такі  пальці  були 
у  діда  Романа 
та  у  його 
брата  Устима,  по цих 
пальцях  і  по 
рваному  вусі  впізнали 
їх.
  На  похорони 
зійшлося  все  село. 
Поховали  їх  не 
на  сільському  кладовищі, 
а  на церковному  цвинтарі, 
там,  де  ховали 
людей  знатних,  таких, 
що  заслуговували  на повагу 
громади  та,  як 
говорила  моя  двоюрідна 
баба  Оксана,  сестра 
баби  Ганни, „воїнів убієнних  наглою 
смертію”.
 На  той 
час  Семену  було 
9  років.
  Марку  було 
7  років.
  Степану  було 
4  роки.
  Федору  було 
2  роки.
  Ксенії  було 
півроку.
  Через  рік 
Семен впаде  з  високої 
груші,  яка  росла 
у  нас  біля 
хліва  і  через 
декілька днів  помре. Старшим  у 
сім’ї  залишиться  Марко, 
— мій  батько.
  Попереду у  нього 
буде  тяжке  сирітське 
дитинство,  виховання  та 
навчання  старших братів,  голодомор, колективізація,  війна, 
полон,  визволення, і  все 
наступне  життя.
  Настали такі часи,
коли правда про трагедію братів Пивоварів мусила була або забутись, або
змалюватись у іншому вигляді. Коли батьки загинули, діти були ще малими і не
розуміли хто ж і за що забив їхніх батьків. А комуністична пропаганда зробила
їх жертвами соколовщини. Росли діти, онуки і нам говорили, але при цьому
ховаючи очі, що дід Роман з братом загинули від руки соколовців. Я запитував у
баби Оксани, чому ж жертви контрреволюції були захоронені біля церкви, а вона
відповідала, відвівши очі, що так потрібно. Діти росли і виховувались активними
комсомольцями і комуністами.
P.S.  Пройде  сорок 
років.  Федір,  офіцер 
радянської  армії,  учасник 
війни,  служив  в білоруському  місті 
Бобруйськ   військкомом.  Мав 
своє  коло  друзів 
та  знайомих,  куди входили 
перші  особи  міста 
та  району:  секретар 
райкому,  голова  райвиконкому, прокурор,  суддя, 
редактор  місцевої  газети 
і  інші,  як 
тоді  говорили  „номенклатурні одиниці”.  Поза 
службою  та  роботою 
вони  дружили  сім’ями, 
відмічали  св’ята,  дні народження  і  т.
і. .  На 
одній  з  таких 
вечірок  хазяїн  дому 
познайомив  Федора  зі 
своїм батьком.  В  розмові 
Федір  розповів  про 
себе,  звідкіля  він 
родом.  У  співбесідника засяяли  очі 
і  він  розповів, 
що  в  громадянську 
війну  воював  на 
житомирщині,  брав участь  у 
розгромі  „банди”  Соколовського,  що 
він  був  у 
Радомишлі  і  навіть 
в  Чайківці, яка  запам’яталась 
йому  тим,  що 
дозор,  командиром,  якого 
він  був,   впіймав 
там  двох соколовців,  заарканив 
їх,  притяг  до 
Радомишля  і  здав 
в  ЧК.  Наступного 
ранку  він,  з кількома 
бійцями.  патрулював  на 
околиці  міста  і 
побачив  двох  підозрілих 
чоловіків,  що спіхом  йшли 
зі  сторони  міста. 
Котовці  їх  затримали 
і  впізнали  в 
них  вчорашніх соколовців,  які 
якимось  чином  втекли 
з  ЧК.  Соколовці 
намагались  втекти.  Час 
був грізний,  розбиратись  було 
ніколи  і  він 
обох  їх розстріляв.
  Федір не задумався,
хто б це міг бути: чи хтось з його односельців, чи може це були люди з
сусіднього села, чи дійсно соколовці.

0
0
1
1874
10683
ASR
89
25
12532
14.0

Normal
0

false
false
false

EN-US
JA
X-NONE

/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

  Ішов 1962 чи 1963
рік. Федь, як завжди, приїздив хоч на декілька днів у відпустку до рідних. На
той час він проживав у Ризі. Часи були уже не сталінські, була Хрущовська
відлига. Зайшов до нас наш сусід, що жив від нас через одну хату, Василь
Іващенко, запитав чи нема  у нас Федя,
(всі називали його Федьом). Я сказав, що зараз нема, кудись пішов. Дід Василь
сказав: “ Коли прийде, нехай зайде до мене,я хочу розповісти  йому про йог батька і твого діда”. І розповів
йому дід Василь, який у молодості товаришував з моїм дідом те, про що я написав
вище. Федь згадав, що зустрічався у Бобруйську з тим рудим котовцем, який
застрелив його батька.