Революция 1917 года стала судьбой, проклятием, проклятой судьбой для миллиардов людей и многих
поколений.
поколений.
И я часть этой
истории. Не осознавая, я продолжаю путь, которым шли мои предки – некоторые
соглашаясь, многие протестуя, некоторые убивая, большинство – погибая.
истории. Не осознавая, я продолжаю путь, которым шли мои предки – некоторые
соглашаясь, многие протестуя, некоторые убивая, большинство – погибая.
Мои прадеды были
убиты красными. Один за антиреволюционную деятельность, второй – за евангельскую
веру, тоже антиреволюционную.
убиты красными. Один за антиреволюционную деятельность, второй – за евангельскую
веру, тоже антиреволюционную.
До сих пор мы
живем в обществе, где смешались жертвы и палачи, стукачи и мученики. Поди
разберись. Ведь самое страшное не в том, что случилось, что с нами сделали, что
мы сделали с собой. Самое страшное – в беспамятстве.
живем в обществе, где смешались жертвы и палачи, стукачи и мученики. Поди
разберись. Ведь самое страшное не в том, что случилось, что с нами сделали, что
мы сделали с собой. Самое страшное – в беспамятстве.
Историю
разорвали. Мы не помним, что было до 1917 года, мы не знаем иной жизни, кроме
жизни в красном цвете, в кровавом тумане.
разорвали. Мы не помним, что было до 1917 года, мы не знаем иной жизни, кроме
жизни в красном цвете, в кровавом тумане.
Это моя вина и
мука – я не знаю, не помню, не чувствую истории. Нет даже фотографий. От одного
моего прадеда – лишь справка «о реабилитации жертв политических репрессий». От
другого – лишь воспоминания племянника.
мука – я не знаю, не помню, не чувствую истории. Нет даже фотографий. От одного
моего прадеда – лишь справка «о реабилитации жертв политических репрессий». От
другого – лишь воспоминания племянника.
Я очень хотел бы
увидеть их лица, узнать их историю. Лиц нет, есть лишь слова третьих лиц. Я
очень хотел бы связать эти разорванные клочки воедино. Я очень хотел бы увидеть
хоть строчку, написанную их руками, чтобы понять себя в этом, нащупать некую
нить своей истории. Если не фото, если не строчку, то хотя бы место их смерти.
увидеть их лица, узнать их историю. Лиц нет, есть лишь слова третьих лиц. Я
очень хотел бы связать эти разорванные клочки воедино. Я очень хотел бы увидеть
хоть строчку, написанную их руками, чтобы понять себя в этом, нащупать некую
нить своей истории. Если не фото, если не строчку, то хотя бы место их смерти.
Всю свою
сознательную жизнь я мучительно пытаюсь вспомнить то, чего меня лишила
революция. Я знаю, что я там, в этой разорванной, расстрелянной, заколотой
истории.
сознательную жизнь я мучительно пытаюсь вспомнить то, чего меня лишила
революция. Я знаю, что я там, в этой разорванной, расстрелянной, заколотой
истории.
Революция – это смертельная
рана, с которой мы живем. Время не лечит. Лечит покаяние. И прощение.
рана, с которой мы живем. Время не лечит. Лечит покаяние. И прощение.
Я каюсь за свои
грехи и за грехи моей семьи во всех ее поколениях. Я прощаю тех, кто
преследовал и убивал нас. Я хочу, чтобы потомки палачей получили прощение,
чтобы потомки жертв обрели мир.
грехи и за грехи моей семьи во всех ее поколениях. Я прощаю тех, кто
преследовал и убивал нас. Я хочу, чтобы потомки палачей получили прощение,
чтобы потомки жертв обрели мир.
Революция – не судьба.
Это проклятие. Без него можно и нужно жить. От него можно и нужно избавиться –
покаянием, прощением, примирением.
Это проклятие. Без него можно и нужно жить. От него можно и нужно избавиться –
покаянием, прощением, примирением.
0
0
1
285
1629
ASR
13
3
1911
14.0
Normal
0
false
false
false
EN-US
JA
X-NONE
/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt;
mso-para-margin:0cm;
mso-para-margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:12.0pt;
font-family:Cambria;
mso-ascii-font-family:Cambria;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-hansi-font-family:Cambria;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}
